Снежный пепел

      Всё те же две секунды.              Перед синими глазами, которые всё никак не могли сфокусироваться хоть на чём-то, возник выбор: либо остаться цепным псом Царицы и обезвредить несчастную троицу «рыцарей», либо поклясться в вере его Спасительнице, ползая у неё в ногах. Что же выбрать? Чайлд перевёл взгляд с Синьоры на Люмин: та обнажила свой меч.       Что же выбрать?       Синьора взмахнула поднятой ладонью, и трава на кладбище покрылась инеем. Остальные Фатуи чуть сгорбились в предвкушении боя.       Азарт липкими щупальцами сжал израненное сердце и уже взял борозды правления над телом, как вдруг Чайлд запротестовал. Его пробило мелкой дрожью, пальцы сжались со всей силы, а на лбу выступил пот. Его сжирала тяга к битвам: ведь вон, обнажи свои лезвия — и начнётся веселье! Но парень не пошевелился. Что-то не давало поддаться безумию и разгромить близстоящие могилы. Одиннадцатый судорожно сглотнул и принял решение.       «Обратного пути не будет, ты же знаешь?» — голос в голове предупреждающе всклокотал, перебив чужой разговор.       Чайлд знал. Чертовски как знал и всё же решился. Выбор душил, стиснув глотку, не позволив сделать и маленького глотка воздуха. От Чайлда требовалось решение, и он его принял.       «Не за что извиняться!» — голос опьянял не хуже Азарта; осталось только сделать шаг и примкнуть к той или иной стороне. Окончательно.       Чайлд преодолел расстояние в семь шагов и коснулся чужого плеча.       — Прости, Птичка, — парень не смел оторвать взгляд от каре-золотых глаз и мысленно рвал на себе волосы. — Тут не о чем было думать.       Было! Ему было о чём думать! Он же только что сомневался в правильности своих действий! Пару секунд назад неуверенно шагнул в сторону Фатуи, ссутулившись. Буквально вырыл себе могилу, а ведь никто даже и цветочка не принесёт, не говоря уже о пышном прощании. Он был одинок — таким и умрёт. Семья даже не узнает о его смерти: документы сфальсифицируют, и окажется, что Чайлд находится в продолжительной командировке… Или что-то в этом роде — парень ещё не придумал наиболее правдоподобный вариант.       — Тогда… — Синьора чуть прильнула к коллеге-Предвестнику и, схватив за подбородок, заставила того посмотреть вниз. — Нам следует разобраться с ними.       Чайлд опешил. Женщина наклонила его лицо ещё ниже и прошептала в самое ухо:       — Докажи, что запросто можешь избавиться от всех привязанностей, и никто не узнает о твоём маленьком секрете.       Точно. Он сам виновен в том, что позволил увидеть себя нуждающимся в ком-то, и чем сейчас бессовестно воспользовались. Восьмая Предвестница не так проста, как казалось изначально, и эта оплошность змеёй обвила грудную клетку, сдавив рёбра.       Он уже сделал выбор, и ничего больше не оставалось, кроме как пойти на поводу, скрипя от злости зубами.Чайлд зол на самого себя, что не смог поступить иначе: а ведь мог сейчас сжимать в объятиях Люмин и вдыхать аромат её волос. Мог бы. Но…       Дилюк сделал выпад, замахнувшись мечом — остальные Фатуи вмиг оказались перед Синьорой, прикрыв её собой. Белёсые точки звёзд ярко освещали небо и лицо каждого человека (не забывайте и о существе по имени Паймон!), а большая молочная луна следила за каждым их шагом.       — В атаку! — Паймон вскрикнула, и Люмин бросилась на помощь Полуночному герою.       Чайлд немедля оказался подле неё, закрыв обзор разгорающейся битвы. Парень в последний раз посмотрел на Люмин взглядом, полным щенячьей надежды, затем прикрыл веки и опустил красную маску, закрыв лицо. Холодный металл словно прирос к коже, а маленькие прорези для глаз позволили хладнокровно натянуть тетиву лука, прицеливаясь. Заряженной атакой он пустил стрелу точно в цель, но Люмин сначала отскочила в сторону, потом подставила стальное лезвие меча под остриё второй стрелы и под конец отбила атаку ветряным потоком. Да и Чайлд не то чтобы пытался её убить: скорее, припугнуть. Захотел бы — давно бы уже воплотил это в реальность.       Ла Синьора атаковала снежным вихрем, который направлялся прямо на Дилюка, но тот опалил пространство огнём, развеяв остатки вихря в стороны. Люмин отвлеклась на мгновение, и этого было достаточно, чтобы парень в два прыжка оказался непозволительно близко и схватил за руку, повалив на землю.       — Ты! — девушка распахнула в страхе глаза, боясь пошевелиться из-за прижатого к горлу собственного меча, очутившимся в руке противника.       — Я…       Чайлд рвано выдохнул. Его видение обретало плоть: Люмин взглянула так же, как и тогда на его постели, а золотисто-карие глаза неестественно заблестели в свете полной луны.       — Жалкий Предвестник! — яростно выкрикнула.       И он полностью согласен. Поэтому лишь сильнее прижал лезвие к тонкой коже шеи. Осталось лишь провести в сторону, окропляя землю рубиновой кровью, и следом он пустит свою, багрово-чернильную, такую же жалкую, как и его душа.       — А-я-кс… — Люмин не успела договорить: мужская рука накрыла девичьи губы, не позволив даже промычать.       «Она знает моё имя! Откуда?!» — голос в голове всклокотал, метнувшись из стороны в сторону, и врезался в черепную коробку.       Аякс. Аякс. АЯКС.       Пришлось с силой зажмурить глаза, до зелёных мушек под веками. Он сжал лезвие второй рукой, предварительно опустив с губ ладонь и разрезав кожу вместе с перчаткой. Кровь тонкой струйкой потекла по острию, крупными каплями стекая по оголённому хрупкому плечу.       — НЕ СМЕЙ! — Чайлд на грани. — Не смей! Не смей! Н-Нес…       Он в полной мере ощутил, каково это — захлёбываться слезами. Слёзы обжигали раскрасневшиеся щёки и скатывались к подбородку. Часть из них попадала в рот, отравляя язык и ломая зубы. Он чувствовал, что задыхается. Перед глазами сплошная пелена, и Люмин выглядела блеклым пятном, замерев на месте. Чайлд уже не видел утихающую борьбу. Его слёзы отпечатывались на девичьих щеках, как в тот дождливый день, когда не было сил сдвинуться с места и найти какой-никакой навес, а дождь всё лил и лил, заливая юношеское лицо.       Всего одно мгновение. До разума доносились голоса, но он не ответил. Глаз уловил движение и отблеск меча, но парень лишь усмехнулся сквозь слёзы и проронил:       — Я убью тебя!       Бах! Чайлда отбросило в сторону. Он прокатился по влажной траве и впечатался в надгробную плиту. Дилюк так и не успел нанести удар: Предвестника отбросило крио-атакой.       — Уходим!       Восьмая с остальными членами Фатуи оказались рядом, готовые в случае чего отразить любой выпад мондштадтских щенков. Чайлд уткнулся носом в землю, не в состоянии взять себя в руки и подняться.       — Я! Сказала! Уходим!       Ла Синьора схватила парня за ворот пиджака, и они исчезли прежде, чем прибыла помощь рыцарей Ордо Фавониус.       Одна секунда.              Чайлду было до дури как хорошо. Он купался в лучах славы и вкушал мондштадтское вино около площади Ли Юэ. Миллелиты спокойно проходили мимо, не решаясь заговорить, ведь он — Фатуи, один из приближённых самого Крио Архонта с дипломатической неприкосновенностью. Вёл себя непринуждённо до поры до времени, ведь у него всё ещё было задание (с него-то всё и началось). Поэтому парень не спеша прогуливался, выслеживая определённого человека. Или не совсем человека? Вот только ему помешали: огромное нечто камнем рухнуло вниз, спровоцировав людской вопль. Шло ли всё по плану? Он не дал точного ответа. Стражники Ли Юэ молниеносно рванули к центральной площади, перекрыв все выходы.       — Тц! Значит, не сегодня, — парень было развернулся, как вновь раздавшиеся крики призвали действовать.       — Ловите преступника!       Чайлд заметил лишь белое пятно, что успело скрыться. Чутьё хищника подсказало: вот оно! Нужно лишь достичь жертву первым и прокусить шею (не буквально. Хотя, может, и буквально, кто его знает?). И парень рванул что есть мочи следом, спрыгнув вниз, чуть замедлил, петляя в переулке, каждый раз натыкаясь на каменную стену. И зачем только в этом городишке перекрывать всевозможные пути?.. В голове звучало лишь раздражающее «тик-так». И вот, наконец-то, последний рывок…       — Бежать некуда! — мужчина в форме угрожающе наставил лезвие меча на девушку.       Люмин схватилась за собственный меч, готовясь к битве с миллелитами, как вдруг:       — Осторожно, не двигайся.       Прежде неизвестный для девушки голос заставил замереть в удивлении, ожидая следующего шага.Водяные стрелы пронеслись над головой, выбив оружие из рук охраны Ли Юэ, и следом за ними показался парень. Чайлд приземлился на одну ногу, преобразовал нелюбимый лук в любимые лезвия и спустя пять секунд обезвредил обескураженных миллелитов.       «Хм, получается, у меня ушло по секунде на каждого?» — Тарталья неосознанно провёл анализ своих действий, не слишком-то радуясь результату — ведь можно было справиться и быстрее.       Сверху послышались шаги и голоса приближающейся подмоги, поэтому Чайлд решил поспешить.       — За мной!       И, как самый ответственный мужчина, на всей скорости рванул вперёд, оставляя даму (сердца) позади. А что дама? Побежала следом за только что спасшим её незнакомцем.       Примерно так и произошло их знакомство.       Настоящее.       Он снова видит её, и на этот раз посреди Золотой палаты в Ли Юэ. Чайлд расплывается в мимолётной улыбке, чуть наклоняя голову вбок, ведь стоит протянуть руку — и она — его. Поэтому парень ступает нарочито тихо, боясь спугнуть птичку, и с каждым шагом всё шире раскрывает золотую клетку. Чайлд представляет, как её хрупкие крылышки бьются о прутья, не в силах разломать, как она не может улететь — да даже дать какой-либо отпор. Люмин будет его. Надо лишь протянуть руку.       — Какой приятный сюрприз! — голос неестественно искажается, ещё чуть-чуть — и перейдёт на писк. — Какими судьбами, Люмин?       Чайлд безбожно соврёт, если скажет, что не волнуется прямо здесь и сейчас. Сердце готово выпрыгнуть из груди, отдавая неритмичное «ту-дум». Хотелось вновь заломить пальцы до боли. Хрусть! Ох, нет, это не сломанные пальцы — всего лишь израненное сердце. Пустяки. Парню не впервой залатывать себя — и сейчас справится.       — Как ты здесь оказался? — девушка поворачивается на голос и делает шаг назад, неосознанно желая увеличить дистанцию между ними.       — По той же причине, что и вы. Чтобы заполучить Сердце Бога!       Чайлд придаёт лицу бесстрастность, но глубоко в душе ведёт отсчёт, желая как можно скорее дойти до нуля. Тело давно готово к решающему прыжку, стоит лишь преодолеть мучительный путь от десяти. В голове фейерверком взрываются голоса, и каждый перекрикивает предыдущий.       — Паймон всегда-всегда знала, что тебе нельзя доверять! Ты жестокий, ужасный и жал…       — Мы это уже проходили, — Чайлд отмахивается, не давая договорить.       Хочется перейти к сладкому, а именно — к сражению с Люмин.       — Что ж, раз вы не собираетесь отступать по-хорошему, то мне не остаётся ничего более… — парень трансформирует свой лук, медленно натягивая тетиву. — Не бойся, я не собираюсь тебя убивать.       И каждый понимает эту фразу по-своему. Чайлд только что подтвердил самому себе значимость Люмин в его жизни, а также то, что насчёт Паймон он ничегошеньки не сказал. Девушка же, напротив, заострила внимание на словах, стараясь найти подвох. Вот только отказывается смотреть в саму суть: он — Чайлд — предупредил искренне, просто поставил перед фактом, что не желает её окончательного падения. И их взаимоотношения путаются с новой силой, подобно клубку старой пряжи. А что думает на их счёт Паймон? Никому нет дела, потому что… Собственно, почему?       — Боишься меня?       Чайлд вновь приближается, опасно сокращая дистанцию между ними. Люмин позволяет телу забиться в мелкой дрожи: она до сих пор помнит тяжесть чужого тела и прижатое к горлу лезвие. Страх сковывает в стальные тиски, дышать вновь становится трудно, и хочется лишь одного: оказаться подле брата и продолжить путешествовать по другим мирам, позабыв о этом; забыть о бессовестных Ордо Фавониус, которые манипулируют ею как марионеткой; выкинуть из памяти косые взгляды мирных жителей, ведь она здесь чужая, пришелец из другого мира, и тут ей нет места. Мысли о потерянном брате вызывают слёзы, но Люмин терпит, потому что сейчас не время. Сейчас главное — не показаться слабой. Ни себе, ни ему.       — Что такое, Путешественница? Неужто вспомнила о своём братце?       Чайлд делает решающий ход: распаляет девушку. Он заставляет её вылить все негативные эмоции, пусть и таким жестоким методом. Если Люмин не желает подпускать его к себе, Чайлд сам сделает всё, чтобы тогда приблизилась она.       И оказывается прав: Люмин кидает взгляд исподлобья и, схватив за рукоять меч, оказывается достаточно близко, чтобы снести тому голову с плеч. Парень молниеносно падает вниз, успевая сделать подсечку, и Люмин бьётся грудью о холодный пол. Выдыхает рвано, кривясь от болезненного ощущения, и старается как можно быстрее встать. Чайлд же послушно ждёт, чуть склоняя голову набок, и с недовольным прищуром наблюдает. Бесспорно, он любит сражения и старается не пропускать ни один подвернувшийся случай, но сейчас… Что-то мешает отдаться на съедение всепоглощающему Азарту, что-то не даёт оттянуть до упора тетиву и спустить все имеющиеся стрелы в запасе, что-то… Он детально оглядывает девушку с ног до головы и не хочет признаваться самому себе. Может, в ту самую ночь Чайлд и признал необъятную нужду в Люмин — той самой с огромными золотистыми глазами и светлыми волосами, — но не сейчас. Он забирает вырвавшиеся тогда слова обратно, и ему хочется — до зуда в ладонях как хочется — покончить со всем этим. Но не получается, и это выводит из себя. Стискивает до скрипа зубы и старается выровнять дыхание. Не выходит.       Чайлд вновь возвышается над ней — Люмин, — и это раздражает. Девушка сжимает меч сильнее и пытается успокоиться. Она не может толком объяснить, почему так легко вышла из себя, но его слова определённо ранили девичье сердце. Да как он вообще смеет?! Притворялся милым и заботливым, проводил почти всё свободное время с ней, втирался в доверие, а оказалось? Ложь. Она стекала с его рта, подобно кровавой пене с пасти бешенного пса. Таких уже не спасти, таким только стрелу в лоб пустить и покончить со всеми проблемами. Но Люмин не может, не может быть такой же безжалостной, не может поступить не по совести, подобно Ордо Фавониусу, или действовать во «благо», как организация Цисин, имея свои корыстные цели. Этот мир был не таким радужным и светлым, каким казался на первый взгляд. Окружающие её вещи вмиг потеряли все краски, становясь одним безжизненным серым месивом. Значит ли это, что и Люмин окажется подобным зверем? Означает ли это потерю самой себя, брата и их прошлой жизни? ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ, БАРБАТОС ТЕБЯ ДЕРИ?!       Они уже давно перестали следить за развернувшейся битвой, каждый действовал на автомате, отдавая контроль рефлексам. Стрелы с удивительной скоростью летят прямо на Люмин и она, на удивление, все их отбивает. Вот только каждый отскок стального наконечника стрелы от острия меча порождает НЕЧТО в голове. И это «нечто» пугает не хуже ночных кошмаров. Перед карими глазами — непонятная пелена с жуткими картинками, сменяющимися одна за другой. Люмин видит бегущего по руинам Итэра, жадно следит за каждым его неосторожным шагом и почти вскрикивает, когда тот спотыкается, прокатываясь по обожжённым плитам.       Металлический звон!       Брат раздирает руки в кровь, не в силах бороться с жаром, опаляющим щёки. Огонь совсем близко. Итэр вновь бежит, боясь оглянуться назад, но резко останавливается, в ужасе распахнув такие же золотистые глаза. Ноги подкашиваются, и он падает вниз. Некогда ровные земли оказываются разбросаны, словно высыпанный в нетерпении паззл. Всё вокруг объято огнём, и он везде: пожирает каменные сооружения, прожжённую до дыр траву. А вместо озёр — чистейшие лавовые источники, что бурлят и искрятся. Некогда голубое небо покрыто мраком, смогом и… До боли знакомыми кубами, не имеющими ни начала, ни конца. Страх опоясывает всё тело, заставляя ноги прирасти к земле. И…       Видения резко пропадают, возвращая в реальность. Черепная коробка раскалывается от полученной информации, с трудом её переваривая. Люмин решает покончить со всем сразу, поэтому бросается вперёд, и их лезвия со звоном соприкасаются.       — Знал бы, что тема о брате так тебя заведёт, ух, — Чайлд прижимается своим лбом к её и надавливает водяным лезвием сильнее, заставляя заискриться сталь, — то говорил бы о нём чаще.       Люмин сводит в недовольстве брови, смотрит с неприязнью и, о Святой Барбатос, цыкает. Она не в силах отвернуться или отдалиться. От взгляда не ускользает вдруг переменившееся выражение лица парня, лихорадочно забегавшие синие глаза и вздымающиеся плечи. Тарталья подаётся вперёд — так, чтобы их носы соприкоснулись. Ещё одно движение, и…       Девушка резко ослабляет хватку, позволяя мечу со звоном удариться о пол, и толкает со всей силы тело напротив. Чайлд от удивления не успевает среагировать и оказывается прижат с двух сторон: внизу — холодящий спину пол, а сверху придавливает Люмин.       — Что? Не жди от меня извинений, — попытка вернуть контроль над собой с треском проваливается.       — Ты был так уверен в своей силе, но кто из нас сейчас сверху? — девушка крепкой хваткой держит мужскую руку, так, что водяное лезвие оказывается в паре сантиметров от подрагивающего кадыка.       Чайлд осекается на полуслове, впивается взглядом в расползающиеся в ухмылке губы и не может оторваться. Прямо сейчас Люмин впервые в открытую насмехается над ним, Одиннадцатым Предвестником, подданным её Величества Царицы. Над тем, кто с четырнадцати лет не убирает клинков из рук, что по локоть в крови. Вздор!       Тц.       Горячо. Мора, находящаяся в Золотой палате, словно поглощает весь свежий воздух и раскаляется. Чайлд улыбается в ответ, показывая белую кромку зубов, и откидывает голову назад, подставляя открытую шею под своё же лезвие.       — Давай же, — он всё же не может отвести взгляд. — Не медли.       Они все знают, что Люмин не хватит смелости перерезать ему глотку. И не так важно, жалость это или нечто другое.       — Люмин! Он не стоит этого! — Паймон наконец находит в себе силы вмешаться.       — Ещё раз… — девушка задыхается и никак не может понять причину, но цедит сквозь сжатые зубы, — ...с твоего поганого рта вырвутся слова о моём брате, и я… Я…       — Тише, милая, — Чайлд медленно протягивает руку и касается цветков лилий в светлых волосах.       Люмин и Паймон замирают от неожиданности. Летающая помощница хотела было вонзиться своими зубками в мужскую ладонь, чтобы предотвратить всё, что бы этот Предвестник ни затевал, но вместо этого видит мягкое касание длинных пальцев и падает на пол, не в силах больше парить в воздухе. Что происходит между этими двумя?       После секундного замешательства Люмин берёт над своим телом контроль: сжимает чужую руку сильнее и медленно опускает вниз. Тарталья с трудом сдерживает истеричный смех, дрожит всем телом, и голубое лезвие даёт сбой вместе с ним. Водяной поток дребезжит, окропляя мелкими каплями лица и одежду, и вот-вот рассечёт тонкую кожу шеи.       — Не думал, что мы так похожи, Птичка.       — Люмин!       Остриё всё же царапает кожу, пуская тонкую струйку крови. Золотисто-карие глаза впиваются в рубиновые капли, и перед взором вновь всё плывёт.       Кап.       Люмин не понимает, где реальность, а где — иллюзия. Вот она стоит на главной площади Мондштадта, над головами сотен людей пролетает разъярённый Двалин, и вдруг девушка оказывается в объятиях Эмбер.       — Ты как? Не поранилась? — Эмбер сцепляет руки на плечах и не отводит взгляд.       Люмин хотела было кивнуть, как вдруг вместо неё это делает Итэр. На какое-то мгновение образ Путешественницы испаряется, и её место занимает братец. Он кивает, и длинная коса забавно дёргается.       Его место вновь занимает Люмин…       Кап.       Перед глазами яркими красками проносятся воспоминания минувших дней, вот только владелица этих воспоминаний заменялась на кое-кого другого. Вот стоит Люмин. Нет, здесь уже Итэр. Люмин идёт по песочному пляжу, и с каждым шагом её тело меняется на мужское, принадлежащее брату, и вновь становится её собственным. Словно некий сбой в матрице, где выходец из другого мира не может определиться, кем ему быть. Словно этот мир не собирается держать у себя двоих, но не может заменить одного на другого. Ощущение, что покладистый Итэр нужнее, нежели она — Люмин — прочно оседает в голове.       Слёзы скатываются по щекам и останавливаются на линии челюсти. Как так? Ведь она из кожи вон лезет, чтобы угодить всем! Даже самым яростным хиличурлам! И чтобы что? Чтобы этот мир так просто заменил её?       Чайлд не может понять, что довело его Птичку до слёз: он, испытанный стресс или тяжёлая ноша на плечах. И не придумывает ничего лучше, кроме как приподняться на локтях, занимая положение сидя, а позже — прикоснуться ладонями к мокрым от слёз щёкам. Люмин возвращается в реальность, её взгляд фокусируется, и она видит перед собой мужские губы, уголки которых мягко приподняты. Чайлд смотрит на неё слишком нежно, отчётливо ощущая, как она тает прямо в его руках. Ещё чуть-чуть — и испарится, не оставляя ни следа от своего присутствия. Поэтому чуть сильнее сжимает побледневшие щёки, приближается и опаляет дыханием сжатые губы. Он сделает всё и немного больше, лишь бы Люмин осталась здесь. А ещё лучше — рядом с ним.       Поцелуй выходит скомканным. Его губы лишь неуклюже прикасаются к её, и Чайлд не знает, что делать дальше. Опыта как такового у него нет, а желание затуманивает рассудок, да и липкая кровь, размазанная по горлу, понемногу отвлекает. Синие и золотисто-карие глаза встречаются, отчего парень едва заметно вздрагивает, прикрывает веки, и, о Барбатос, проходится кончиком языка по сухим девичьим губам. Шестерёнки в голове закрутились с новой силой, а сердце вновь забарахлило, когда Люмин что-то для себя осознала. Подалась навстречу, крепко цепляясь пальцами за серый пиджак. Чуть приоткрыла рот и рвано выдохнула, пытаясь собраться с мыслями. Пол приятно холодит ноги, а ластящийся Чайлд заставляет сердце идти ходуном, подобно метроному: «туда-сюда». Люмин совсем забыла о шокированной помощнице, позволила себе обхватить ладонями юношеские щёки и вмиг ощутила исходивший от них жар. Забавно.       Парень чуть привстаёт и прижимается ещё ближе, упираясь руками в холодную плитку. В голове — лишь шум бушующего моря, а тело напряжено до предела: в венах плещется расплавленное железо, живот приятно стягивает, и сердце готово выпрыгнуть из груди, бешено отбивая ритм. Нравится. Эти чувства. Вкус чужих губ. И собственная слабость. Холодные пальчики очерчивают линию скул и движутся вверх, чтобы зарыться в рыжих волосах. Вот только неосторожно касаются металлической маски, прикреплённой у виска, и всё волшебство момента пропадает. Черепная коробка вмиг взрывается, а посторонние голоса вновь начинают истошно кричать. Глаз Порчи начинает неимоверно жжечь, прожигая в этот раз до самых костей.       — Аргх! — Чайлд отталкивает от себя девушку и падает набок, утыкаясь лбом в пол в попытке унять жар.       Он кричит. Громко и устрашающе, надрывая голосовые связки. Хочется вскрыть себе череп, дабы хоть как-то унять неимоверную боль. Дрожащие пальцы с силой оттягивают волосы на загривке, пытаясь акцентировать внимание на другом, но это не помогает. Тело сводит судорогами, и Чайлд вправду думает, что сейчас умрёт. Вот так просто — без боя и разрывающих плоть ножен. Хотя, может?..       — Чайлд? — Люмин в страхе приближается и касается дрожащего тела. — Что с тобой?! А…       Глаза наливаются кровью, стоит ему услышать последнюю букву. Она снова хочет поиграть? Ох, он может это устроить!       Глаз Порчи пульсирует и словно захватывает власть над телом — иначе Чайлд не может объяснить, почему оно его не слушается. Чайлд (зачеркнуть! Зачеркнуть! Это не он! Не он, не он, не он!) приподнимается на дрожащих руках, задыхается в истерическом смехе с примесью боли и окутывает себя водяным куполом. Он не в силах подчинить своё же тело — настолько жалок сейчас. Из носа брызжет кровь, окрашивая губы и подбородок в рубиновый. Нечто страшное вырывается на волю, и голод его велик.       Люмин отползает как можно дальше и пытается! Пытается найти глазами свой меч. Паймон подлетает, хватает за белый рукав и тянет со всей силы, желая помочь. Вот только поздно уже.       — Знаешь, — парень откашливается от крови во рту и поворачивает голову в сторону девушки, — я совсем не понимаю, что же он нашёл в тебе?       — К-кто? — страх парализует тело, и дрожь пробивает с новой силой.       — Аякс, — словно не понимая, отвечает Он. — Ха! У него много имён: Чайлд, Тарталья, Одиннадцатый Предвестник, Наглец или же Нескончаемый кошелёк. Что тебе больше по душе, а, Путешественница?       — Что? Я не по…       — Святая Царица! До чего же ты глупа, Путешественница! Ты уже успела меня утомить… Может, займёмся чем-то поинтереснее?       Чайлд (а Чайлд ли это?) встаёт, чуть покачиваясь из стороны в сторону, и зачёсывает пятернёй рыжие волосы. Серый костюм окрасился в чернильно-чёрный, и аура вокруг парня сгустилась.       Липкий и всепоглощающий страх обвивает тело, подобно змее, и с каждым вдохом лишь стягивает сильнее, сжимая лёгкие. Уши закладывает, и Люмин словно попадает в прострацию: не слышит ни крика Паймон, ни жуткого смеха, что срывается с мужских губ. В висках нещадно пульсирует, а перед глазами — сплошная рябь из зелёных мушек. К горлу подкатывает внезапная тошнота, заставляя согнуться пополам.       «Что же ты такое…» — мысли путаются и исчезают, пустота заполняет тело, ломая морально.       — Так ты ответишь мне? — Нечто подходит, и его пальцы с силой сжимают подбородок, заставляя посмотреть наверх. — Стоишь ли ты его страданий? Хах.       Чайлд присаживается, и их глаза оказываются на одном уровне. Люмин упрямо отталкивает чужую руку и глядит на парня с вызовом.       — Интересно, — хриплый смех окутывает Золотую палату, а синие глаза опасно сужаются. — Мне нравится.       — А ну убери руки прочь, ты, наглая рыжая морд… — Паймон шлёпает по мужскому плечу, и взгляд у неё серьёзный.       Парень скрипит зубами, и в одно мгновение отшвыривает летающую мелочь от себя. Паймон, явно не ожидавшая такого удара, отлетает до самой стены, с силой ударяясь, и оседает на пол. Люмин смотрит на всё словно в замедленной съёмке, гнев овладевает ею, пытаясь вырваться наружу. Успевает вытянуть руку и ветряным потоком откинуть парня на пару метров. Чайлд пытается пальцами зацепиться за что-либо, но рука лишь скользит по гладкому полу. Предвестник глухо стонет сквозь крепко сжатые зубы и поднимается. Люмин находит взглядом меч и, запинаясь, бежит в его сторону.       Вжух!       Водяная стрела впивается наконечником в пол в паре сантиметров от чужих ног. Девушка резко останавливается, с трудом удерживая равновесие, и тут же бежит вправо. Стрелы одна за другой по пятам преследуют её, а страх встаёт комом в горле, не позволяя набрать воздуха в горящие лёгкие. Но Люмин успевает! Сжимает мёртвой хваткой пальцы на рукояти меча и вновь отскакивает от стрелы в сторону. Адреналин наполняет тело мощью, позволяя использовать силу по максимуму. Люмин бежит настолько быстро, насколько это возможно, подпрыгивает и благодаря ветряным потокам зависает в воздухе. Бежит — нет, парит — по невидимой лестнице, поднимаясь всё выше и выше, и, оказываясь ровно над парнем, падает вниз, раскручиваясь. Она становится самым настоящим вихрем, скрываясь в бледно-зелёном потоке ветра, и лишь блеск стального лезвия рябит в глазах. Но Чайлд не собирается отступать, лишь оттягивает тетиву до упора и отпускает, позволяя стреле со свистом взлететь. Люмин понимает, что не успеет увернуться на такой скорости, поэтому слегка меняет положение тела, отчего ветряной вихрь исчезает. Стрела всё же царапает щёку, но девушка со всей силы вбивает меч в пол, из-за чего тот идёт трещинами, а звуковой волной соперника отбрасывает в сторону.       — Игры рано или поздно кончаются, Птичка, — Чайлд всё же устоял на ногах, закрывая лицо маской Фатуи. — Я сломаю тебя, но — так уж и быть — не убью. Прими это в качестве подарка от меня и Аякса… А то он дрожит, бедняга, от страха за тебя, и готов проткнуть мне — точнее, себе — сердце. Какой же слабак!       — Не смей! — Люмин взрывается от злости и, оказавшись достаточно близко, взмахивает мечом. — Ты падёшь от моей руки! Я не позволю тебе никого погубить!..       Чайлд устрашающе хохочет, а уголки губ расплываются в усмешке. Он наклоняет голову вбок, и в узких прорезях для глаз мелькает нечто, заставляющее Люмин поперхнуться воздухом и с трудом устоять на ногах. Ощущение, словно сама Тьма поглощает каждый сантиметр её дрожащего тела, сдавливает забившее в два раза сильнее сердце.       — Аякс, тебе весело? — Он спрашивает пустоту, чему-то улыбается и разминает шею. — Ему хочется прекратить это сумасшествие, и я согласен, что пора покончить со всем… Но я решаю начать с тебя.       Люмин не успевает ответить хоть что-нибудь: воздух вокруг дрожит, и плохое предчувствие опаляет грудную клетку. Парень откидывает руки в стороны, и происходит нечто из ряда вон выходящее: Чайлд облачается в тёмную броню, увеличивается в размерах и меняется до неузнаваемости.       — Ну что ж, — активировав форму духа, Предвестник смело ступает к девушке, — продержишься хотя бы десять секунд?

Naughty Boy — No One's Here To Sleep (feat. Bastille)

      — Ха-ах… Ах-х, — Люмин устало падает, впитывая щекой холод от пола.       Нескончаемая дрожь берёт контроль над телом, не позволяя даже вытянуть руку.       Она смогла. Веки устало опускаются и слипаются настолько, что становится почти невозможно их открыть. Липкий пот стекает с разгорячённой кожи — невыносимо жарко.       — Люмин, Люмин, — Паймон нервно мельтешит над светлой макушкой. — Ты смогла… Люм?       — Да-а.       Девушка протягивает гласную, громко выдыхая, и лёгкие неимоверно жжёт от изнуряющей битвы. До уха доносится протяжный стон с тихим рычанием: Чайлд начинает приходить в себя.       — Не могу, не могу, не могу… — парень перекатывается набок и поджимает к груди длинные ноги.       Неприятное чувство завладевает сердцем, сжимая его всё сильнее, но Люмин находит в себе силы подняться. Подходит неслышно и присаживается рядом.       — Ча… — Люмин осекается и пытается вспомнить его настоящее имя. — Аякс?       Новое имя слегка щекочет кончик языка, стоит ему сорваться с губ. Девушка пробует его на вкус, перекатывая по нёбу, — необычно. Ей хочется прикоснуться к взлохмаченным волосам, успокаивающе перебрать мягкие пряди, лишь бы гнетущая атмосфера испарилась. Но Чайлд вздрагивает, стоит чуть дрожащей руке лечь на рыжую макушку.       — Люм, — парень повторяет вновь и вновь, словно заевшую мантру в попытке получить просветление, — Люм, Люм, Люм…       Он прижимается лбом к чужим коленям, и горькие слёзы вновь брызжут из глаз. Чайлд чувствует себя разбитым на сотни тысяч осколков, и все они терзают тонкую кожу ладоней, впиваясь как можно глубже. Не может собрать волю в кулак, не может открыть синие глаза и не может очистить отравленное сердце.       Не может, не может… Не может.       В голове лишь туман сплошной боли — он дурманит и отравляет, заставляя бесконтрольно содрогаться в конвульсиях. Слёзы вновь душат, и разъедающее чувство собственной никчёмности подстегает кричать навзрыд, трясущимися руками раздирать сухую глотку.       Они находятся в таком положении неизвестно сколько, и вот уже показалось, что приступ прошёл, как раскалённые нервные окончания вновь натянулись и отдали электрическим зарядом. Мужское тело вновь рухнуло вниз, а вырвавшийся крик впитался в каменную плитку Золотой палаты. Люмин чувствует странный импульс, но она не в состоянии найти источник.       — Оно вторит одно и тоже, — парень судорожно сглатывает вязкую слюну, но горло так и остаётся сухим, — что стоит оставить все надежды и мечты.       Люмин хватает лишь на то, чтобы непонятно промычать: сил на слова почти не осталось.       — Это Глаз… — Чайлд зажимает руками уши и скулит, — Порчи. Я… Аргх… Оно не…       — Тише… — она не знает, что делать, а руки лихорадочно гладят рыжие волосы.       — Люмин, тут что-то не так.       И девушка согласна с обеспокоенной Паймон: воздух сгущается, и дышать становится тяжелее. Тёмная энергия вновь искрит, обдаёт неимоверным жаром, и голова становится совсем ватной. Мысли крутятся вокруг некоего Глаза Порчи, вот только где он? Одеревенелыми руками скользит по серому пиджаку, оглаживая трясущиеся плечи, напряжённую спину, и доходит до поясницы.       «Всё не то!» — слова заедают и повторяются вновь и вновь.       Что-то наконец прощупывается под плотной тканью — Люмин концентрируется и накапливает всю силу в ладони. Нужно сделать то же, что и с Двалином: очистить поток негативной силы.       Золотую палату озаряет сначала тёмно-синее, затем — белое свечение, и дышать становится легче. Чайлд подскакивает — так, словно проснулся от кошмара посреди ночи, — с губ срывается рваное дыхание, а синие глаза впиваются в золотисто-карие. Люмин поднимает взгляд, и когда их глаза встречаются, двоих обдаёт током. В сердце что-то болезненно колет, словно они только что потеряли нечто важное. Они же не могли потерять самих себя, верно?       Ответа нет.       — Лю-Люмин!       Чайлд приходит в себя первым, прижимается как можно ближе и дотрагивается холодными пальцами до раны на виске.       — Пресвятая Царица! — парень говорит неразборчиво, а на лице застыло беспокойство. — У тебя всё в крови!       И правда. Только сейчас девушка почувствовала, насколько сильно пульсирует затылок, и неприятное жжение у раны. Чайлд пытается вытереть кровь ладонями, но лишь размазывает её по лицу. Вздыхает и зарывается пальцами в свои волосы, пытаясь унять мелкую дрожь — передние пряди окрашиваются в алый.       — Всё в по… Рядке.       Люмин запинается на середине слова: в груди снова что-то кольнуло, а взгляд на секунду остекленел. Перед глазами — вновь проекция будущего? Прошлого? А может, и вовсе настоящего? Вновь видится Итэр,       Он бежит, с трудом поддерживая сбившееся дыхание. Мокрая от дождя трава скользит под босыми ногами, и лишь холодная луна освещает ночной лес. Ветви деревьев терзают тонкую кожу и путаются в длинных волосах, словно нарочно замедляя парня. Золотисто-карие глаза испуганно оглядываются по сторонам в поисках выхода и находят его: за густыми кронами деревьев виднеется поле. В ступни впивается волчий крюк, и капли крови окропляют траву. Страх сжимает в тиски, сердце отдаёт бешенный ритм, а в голове крутится лишь один вопрос: «Куда?».       Истерзанными пальцами раздвигает последние зловещие ветви, и глазам предстаёт лишь бескрайнее небесное полотно, украшенное белёсыми точками-звёздами, и массивные горы. Итэр позволяет себе на мгновение остановиться, дабы перевести дыхание и решиться…       Позади раздаётся птичий крик, и десятки ворон разлетаются в разные стороны. Высокие кроны деревьев качает из стороны в сторону, земля вмиг задрожала; времени не остаётся, братец испуганно падает и пытается отползти как можно дальше. НЕЧТО приближается, и тьма заполняет каждый сантиметр вокруг.       Место страха занимает ужас: от него штормит тело, пустеет голова и накаляется каждый нерв. Итэр не видит абсолютно ничего.Кромешная тьма ослепляет, но зато позволяет расслышать каждый шорох и собственное дыхание. Ему страшно…       Тело обдаёт резкой болью — Оно ударило, и парень отлетает, а позже — и вовсе скатывается со склона, отбивая торчащими камнями свои рёбра.       И перед потерей сознания понимает, что это НЕЧТО лишь игралось с ним, ведь полноценный удар с лёгкостью пробил бы ему лёгкое.       Люмин возвращается в реальность (жаль только, не в свою) и чувствует, как Чайлд пытается стереть кровь с её лица рукавом собственного пиджака. Он что-то шепчет себе под нос, но зрение отказывается фокусироваться.       — Эта форма духа, она… — парень и вправду чувствует себя немного лучше, — … поэтому так опасна.       Каким бы странным это ни казалось, но Паймон, изначально твердившая об опасной ауре Предвестника, сейчас относительно спокойно сидит на его плече, лишь косо поглядывает на него время от времени исподлобья. Летающая помощница ловит взгляд карих глаз и лишь слабо кивает, словно прочитав чужие мысли.       А точно ли Люмин вернулась в ту реальность, в которую её изначально забросило?       Девушка перехватывает мужскую руку в попытке остановить её, и Чайлд «берёт Барбатоса за косы» (кота за яйца, если быть точнее): поднимает свой взгляд, но тут же склоняет голову.       — Путешественница, — чуть ёрзает на месте и склоняется перед ней на одно колено. — Для начала хочу извиниться за всю боль, что я причинил тебе…       Воспалённый мозг не может в полной мере понять, чего от него хотят. Что он там говорит?       — Я прошу прощения за всё, что успел сделать в твою сторону… И слова — да, они тоже относятся. То, — Чайлду тяжело говорить, но он чувствует спадающий груз отчаяния и боли, поэтому продолжает, — что я сказал за Храмом в Мондштадте… Что убью те… Кхм, и прочие вещи не относятся к тебе от слова «совсем». Эти слова были адресованы мне и тому, что было в далёком прошлом…       Эта атмосфера и слова очень похожи на исповедь, поэтому Люмин не в силах прервать его быструю речь. Но чем больше Чайлд говорил, тем сильнее чувствовалась пустота внутри. Рука готова была безвольно упасть, если бы парень не сжимал её так крепко. С каждым слетающим с искусанных губ словом карие глаза становятся все безжизненнее: что-то сломалось в ней, а Чайлд, к сожалению, не продавец детских игрушек, чтобы починить свою девочку.       Бездна-бездна-БЕЗДНА.       Среди десятка слов, произнесённых бархатным и чуть хрипловатым голосом, в голову вбивается лишь шесть букв.       «Бе-е-е-з-з-дна», — елейный шёпот тянет, эхом разносясь по черепной коробке.       Вновь болезненные картинки (чьи?) всплывают в сознании. Пора уже отрубить гниющую руку, пока инфекция не расползлась по всему телу.       Люмин переводит взгляд каре-золотых глаз, и душу гложет лишь одно: где-то там, далеко-далеко, её брат в опасности. Сердце сжимается в тиски, а в голове мелькает внезапная мысль:       «Может, позволим?» — слова соблазнительно скользят по затылку, перекатываются к центру лба и сплетаются в снежный ком.       У девушки нет поддержки: расклеенных по всему Тейвату объявлений недостаточно, а помощи ждать неоткуда. Так может Чайлд ей поможет?..       — Я присягаю тебе на верность, моя путеводная звезда, — Чайлд прижимается лбом к обмякшей в его хватке ладони.       Он так легко сменил сторону, а ведь совсем недавно этот шаг казался невозможным. С Предвестниками и Царицей Чайлд разберётся немногим позже, но в безотлагательном порядке наведается в ту самую бездну, куда он попал в свои четырнадцать с небольшим лет. Сожжёт дотла своё прошлое, а снежный пепел развеется мондштадтским ветром.       Может ли Люмин позволить себе вот так открыто использовать стоящего перед ней на одном колене парня?       — Всё, что пожелаешь… Я брошу весь мир к твоим ногам, — прижимается сухими губами к выступающим костяшкам на ладони. — Только скажи…       Сможет. Не вправе отказать, особенно когда Итэр неизвестно где. Люмин кажется, что собственная кожа обрастает хитиновым панцирем, а слизистую разъедает стекающий с клыков яд. Она готова пойти на всё, лишь бы вернуть себе родную кровь, и преданный пёс ей не помешает.       — Да?..       Отвечает неуверенно лишь на автомате, а внутри вновь что-то ломается. Бросает моральные устои в выдуманную печь — гори всё адским пламенем!       — Ох! — Чайлд покрывает мимолётными поцелуями пальцы, тонкое запястье, поднимаясь до самого локтя. — Не посмею подвести.       Какой вопрос недавно промелькнул? «Они же не могли потерять самих себя, верно?» Нужен ли ещё ответ, или всё стало понятно? Смогли.       Остаток: ноль секунд.       Чайлд припадает губами к тыльной стороне ладони напоследок, и Люмин прикрывает веки. Сквозь подрагивающие ресницы видит рыжую макушку и обескураженную Паймон — та не смеет выдавить из себя ни звука, лишь переводит взгляд чёрных глаз от одного к другому.       И никто не замечает растянутый на мужских губах звериный оскал…