***
Проснувшись, Яги какое-то время полежал неподвижно. За парусиновым пологом уже начинался очередной рабочий день на тропе – было слышно, как путешественники колют дрова, гремят ведрами и таскают первые партии груза. Мужчина уставился в потолок, вспоминая события вчерашнего дня. «Гран Торино, – все еще не мог поверить он. – Здесь, на пути в Доусон!» Чувство, будто ему снова двадцать, сейчас же вернулось и наполнило сердце радостью. И смущением. «Променял бы я настоящее за возможность вернуться туда, в Сьерру-Неваду, в семидесятом году?» – подумал Яги. Повернувшись на бок, он наткнулся взглядом на спальный мешок Мидории. Сел, сминая свое одеяло. В его жизни многое произошло, и юношеские мечты позабылись, уступив место каждодневным заботам. Но глядя на мягкое, спокойное лицо приемного сына, он тут же отмел все сожаления о несбыточном. «Вернуться, и никогда не встретить их?» – переспросил себя Яги и твердо покачал головой. День, когда он познакомился с Инко и Мидорией, навсегда остался в его памяти одним из самых любимых, самых драгоценных воспоминаний. «Вернуться, и не увидеть, как мужает парнишка?» – Яги сжал губы и вдруг улыбнулся широкой, свободной улыбкой. Он любил их. Всегда любил. Ценил, как собственное сердце, эту сломанную, неполную семью, живую, как помятый подсолнух – живую, несмотря на все передряги и трудности, и тянущуюся к солнцу, пусть лепестки и надорваны. Его мальчик – самый смелый, упрямый, хороший сын на земле. Яги знал, как Мидория им восхищается. Так было с самого-самого начала. Наверное, парень лелеял этот образ всю жизнь. Даже когда еще не знал Тошинори. Образ отца – того, кого у него никогда не было. О ком он слышал лишь в кратких упоминаниях, и даже имени точно не помнил. Когда они встретились... Яги спрятал слезы за пальцами. Когда они встретились, Мидория так посмотрел на него... Будто сразу признал. Будто ждал именно его. Будто Яги уже был для него героем. Он любил Инко. В их отношениях никогда не было ничего из того, что мужчина видел между сыном и Ураракой. Ни волшебства, заставляющего сердце изо всех сил колотиться в груди. Ни долгих взглядов, ни румянца, ни смущенных объятий. Не было этих порывов, и слез, и метаний. Он никогда не чувствовал себя так, как, должно быть, чувствовал себя юный Мидория. В его жизни не было прекрасной, любимой, чудесной принцессы. Нет, Яги никогда не любил так, никогда не влюблялся, как влюбились друг в друга подростки. Инко была другой. Когда они только встретились, он видел лишь одинокую, сломленную, но не сдавшуюся женщину. Она растила ребенка совершенно одна. Она была красивой когда-то, изящной, как на японской картине. Но Яги встретил ее на десять лет позже. Когда в ней не осталось ничего от нее прошлой, ничего от полной энергии, удивительной молодой матери. Инко отдала себя заботе о сыне. Переживания сильно сказались на ней, телесно и духовно. Она срывалась в рыдания, стоило только заикнуться о безопасности Изуку. Она жила его мечтами и стремлениями, она чувствовала его одиночество, и надеялась только, что ее сын будет счастлив. Яги еле уговорил ее отпустить парня на Юкон. «Он вернется другим», – обещал ей мужчина. «Этого я и боюсь. Как я узнаю своего сына?» И тогда он ответил: «Ты узнаешь, клянусь. Просто... увидишь, как он сияет». Инко тогда разрыдалась, но он не стал успокаивать ее, как делал обычно – кладя руки на плечи и прижимаясь лбом ко лбу. Иногда следовало дать волю слезам. Прожить горе. Так Яги отправился с Изуку в их путешествие. А Инко осталась ждать дома. Мужчина вздохнул. Да, у него в жизни никогда не было ничего, что напоминало бы ему романтическую историю. Они с Инко были другими. Мальчику нужен был отец, а женщине – поддержка. И Яги стал этой поддержкой, и видел в глазах Изуку восхищение... В глазах Инко же – простую человеческую благодарность, которая бывает, когда вытаскиваешь пострадавшего из-под завала. Или выносишь из горящего дома. Или протягиваешь руку утопающему. Да, ее страдания были другого рода, это были страдания сердца и разума. И Яги любил ее, эту благодарную женщину – где-то в самой глубине души, никогда не вынося чувств на поверхность, не облекая в слова. Ему было достаточно видеть улыбку на ее лице и знать, что она чувствует что-то похожее. Тихо радуется, когда он приходит в дом. Долго молчит, когда провожает. «Вот ты-то мальчику идеи и подаешь, вместе с примером для подражания! – сказал ему вчера Гран Торино, замахнувшись палочкой. – А он мучается теперь, пытаясь спасти одну девушку, когда ему явно дорога совсем другая! Все из-за тебя, Тошинори, дуб ты этакий!» Яги закрыл глаза. Да, он недосмотрел, совершил ошибку. И не одну – как можно было подвергать жизнь подростков опасности? «Какое счастье, что все обошлось, – подумал мужчина. – И как хорошо, что мы встретили тебя, Гран Торино!» Теперь, надеялся он, Мидория перестанет метаться. Найдет то, что ищет. Прекрасную романтическую историю. Слезы задрожали в глазах Яги. Он не заслуживал этого чуда – быть принятым в чужую семью, быть принятым, как свой, сделаться родным, и получить место в сердце женщины и ребенка. А теперь, надеялся он, замирая, ему предстоит увидеть еще одно чудо. Увидеть, как его сын... «Приемный сын», – подумал Яги и улыбнулся: для него давно уже, да наверное, с самого начала, не было разницы. Так вот, увидеть, как его сын находит свою половинку. И теперь уже ему, Тошинори, как своему, как родному, предстоит стать свидетелем пополнения семьи милой невестой. Урарака была бы прекрасной невестой для Изуку. Яги опустил голову. Каких-то три года – и, возможно, ему представится честь быть рядом с сыном на его свадьбе! Увидеть молодого мужчину и его чудесную возлюбленную. Улыбнуться им обоим... «Мальчик мой, – подумал Яги. – Пожалуйста, не упусти своего счастья!» Он не знал, что творилось на душе у Мидории, но верил, что юноша будет искренен, честен – в первую очередь с самим собой. «Я знаю, у тебя все получится!» – В этом не могло быть сомнений. Мужчина расправил плечи. Нужно было вставать и приниматься за работу, начинать новый день на тропе. Впереди должны были ждать трудности и испытания. Но и еще кое-что Яги знал твердо: свою семью он не променяет. Ни на что.***
Мидория, наверное, был единственным, на кого не нашло этим утром задумчивое, мягкое настроение. Парнишка так напереживался за последние дни, что теперь просто не мог больше размышлять, подобно Яги и Урараке, о таких вещах, как мечты и судьба. Разговор с Гран Торино глубоко запал ему в душу, и Мидория был счастлив оставить пока все, как понял тогда, во время беседы. Не бередить больше чувств. Просто... жить, совершать ошибки, учиться на них – но не метаться. Едва протерев глаза, юноша оделся, свернул в рулон спальный мешок и выбрался из палатки. Финнеганский лагерь встретил его ослепительным, согревающим сердце светом солнца сквозь кроны деревьев. Шуршали подсыхающие к осени листья. То тут, то нам на землю падали шишки – все из-за легкого ветра, напоенного запахами прелой земли и сосновой коры. Изуку потянулся, расправляя плечи. Все тело гудело от непрерывных нагрузок, требуя отдыха. Парень улыбнулся. Сегодняшний день обещал быть менее суровым, чем предыдущие. Все, что потребуется сделать до вечера – так это перетащить весь груз на другой берег. Не на целую милю и, к счастью, не на полторы. Всего лишь около сотни футов через бурлящую, но, как уже было известно, мелкую реку. «Большую часть времени, наверное, будем сушиться», – подумал Мидория. Воспоминания о самом первом дне на Аляске накатили на него холодной волной. Юноша представил себя на берегу залива. Штанины, мокрые по колено, и хлюпающие ботинки – тогда ему с Ганмой приходилось выталкивать груженую лодку на песок... От костра донесся аромат чего-то необычного – вроде жареной крупы, показалось Мидории. «Справимся, и все будет отлично!» – подбодрил себя юноша и отправился умываться. Вернувшись через несколько минут освеженным, с горящими от холодной воды щеками, он присел у огня и смущенно покосился на шурующую у сковородки Урараку. Девушка бросила на него короткий взгляд и тут же сказала: – С добрым утром, Деку-кун! – Привет, – глухо отозвался Мидория. – А что ты готовишь? Пахнет... удивительно. Теперь юноша действительно различал среди запаха жарящейся крупы что-то сладкое, домашнее, почти что компотное. – Это сюрприз! – улыбнулась ему Урарака. – Ну, и я сама не знаю, как это назвать. Сейчас увидишь! – А где сэр? – Яги-сан? Похоже, что опять разговаривает с... Его ведь зовут Гран Торино? Мидория кивнул. Он уже понял, что Яги совершенно по-особому относился к старому другу и наставнику. Возможно... даже побаивался его? «Неужели сэр кого-то способен бояться?» – Поверить в это было сложновато. Но одно было ясно наверняка – приемный отец Изуку восхищался Торино. Прислушивался к нему. И искал совета так же, как и юноша ранее. – Готово! – воскликнула Урарака. – Вот, теперь можешь смотреть, Деку-кун! Тарелка, которую она протянула Мидории, была заполнена небольшими хрустящими шариками, в которых можно было узнать ту самую жареную крупу. – Осторожней только, не обожгись, – попросила девушка. Улыбнувшись, Изуку надкусил один из сухих, отдающих золотистым, солнечным жаром комочков, и его глаза расширились. Внутри оказался сушеный абрикос – вот только он был мягким и сладким, как будто из компота! – Урарака-чан, – губы Мидории дрогнули и растянулись в счастливой улыбке. – Что это? Откуда? – Тебе понравилось? – Девушка засияла от счастья. – Это... я же говорю, даже не знаю, как и назвать! Сушеные фрукты у вас в упаковке лежали. Но сами по себе они противные, их нужно размачивать! Что я и сделала... И зажарила их с сахаром, в комочках крупы! – Это... вкусно, – промямлил Изуку. На сердце у него стало тепло и уютно, как дома. – Ешь скорее, пока не остыли. Но не обжигайся! – Урарака замахала руками, но как-то по-дружески, с улыбкой на лице. – Вот видишь, я опять непоследовательная! Так просто действительно лучше – пока они горячие. Кушай, а я не буду тебе надоедать, хорошо? – Ты мне не надоедаешь, – шепнул Мидория. Девушка посмотрела на него, милая и красивая, как персик – и сжала кулачки в благодарности. – Тогда можно, я посижу с тобой рядом? Мы могли бы завтракать вместе... если ты не против! Ты же не против? Мидория покачал головой. Так спокойно, хорошо и мирно ему еще никогда не было. Парнишка вспомнил, как струсил и сбежал от Урараки вчера. Тогда ему было так неловко... Ведь тогда он впервые общался с ней без внутреннего блока, без предустановки, осуждающей, пресекающей на корню все мысли о том, что она ему симпатична. Мидория знал: теперь все будет совсем по-другому, и от неловкости в отношениях нелегко будет избавиться. Теперь ему есть, что терять. Есть, где ошибаться. Потому что это – сердечное дело. Потому что он влюблен. Потому что хочет полюбить. – Урарака-чан, я совсем не против. Конечно, давай завтракать вместе, – улыбнулся он девушке.