***
Утром Эмз Блэк проснулась рано, даже очень; однако встать в кровати было сложно, так как в постели валялся Поко, чьи веснушки выглядели до смеха невинно на плечах и спине, одеяло обвивало его ногу, подобно лиане, на обнажённое тело упала тонкая золотистая линия света, струящегося из окна; одна его рука обнимала её за талию, а нога легла на её бёдра, от чего девушка поморщилась и сбросила его конечности с себя. Наконец-таки, поднявшись, девушка поспешила забежать в ванную, но даже там её преследовал запах Мастрано — пряный, отдающий чем-то сладковатым, цитрусовым; он заставлял её чувствовать себя неуютно и не в своей тарелке, от чего вся чистка зубов и нанесение макияжа проходили в неком напряжении, когда вы пытаетесь обмануть себя самого в том, что вам всё равно на нервно дрожащие руки и стучащие зубы. После этого — кофе и круассан на завтрак, укрытый одеялом на постели Поко, она постаралась уложить тёмно-пурпурные волосы так, чтобы не было видно утреннего беспорядка — Эмз надела новенький фиолетовый костюм (подарок Мортиса) и туфли в тон, также взяла с собой чёрную сумку из натуральной кожи; вот теперь она выглядела спокойной и собранной, настоящей леди, крутящейся в грязных, но хорошо обеспеченных кругах. Именно такой она и предстала перед Нитой, открывшей ей дверь. Оби были удивлены тем, кого увидели. Отвратительный запах лака вдарил в нос Ните. — В шесть часов утра, Во имя Господа Бога! Вот это рань. Эмз, ловко обойдя ее, вошла в дом Булла. — Понимаю, однако мне нужно забрать кое-какие вещи. — Какие ещё вещи? — Неловко почесывая затылок, поинтересовалась Нита. Блэк сочувственно — однако эта мимика не скрывает лёгкой неприязни — поглядела на нее своими хитрыми глазами. Решив не глумиться над этим бедным ребёнком, она миролюбиво сказала: — Кольт сказал мне заехать за бумагами, которые оставил у Булла. Как-никак у них общий бизнес. Нита внимательно поглядела на пришедшую и подумала, что стоит воевать за свои позиции. Булл обещал ей свадьбу и хорошо обеспечиваемое будущее. Девушка перешла в наступление: — Вы с ним трахались, Дорогуша, это мне известно. Что же тебе ещё надо? Булл ушёл, надолго. Я тут хозяйка, пока что, проси, что хочешь, и дам. В её голосе звучала тайная угроза, желание мести за те слова, озвученные в пабе, на втором этаже, и Эмз поняла, что Нита слышала всё, что она произнесла в тот день Кольту, даже не задумавшись о том, что дочь Барли могла подняться наверх, чтобы прибраться, помыть пол, например; вся её воинственная поза и поджатый рот говорили о том, что подобных грубостей она в свою сторону не потерпит. Блэк смерила девушку, стоящую напротив себя, взглядом с головы до ног, взвешивая свои шансы, если вдруг начнётся драка; Нита была с огромным животом, в одной пижаме, состоящей из огромной футболки и необъятных штанов, руки у неё были через чур нежными, словно без костей. Однако Эмз в драках не уступуала мужчинам, что являлась её достоинством и гордостью, так как в их круге подобное оценивают выше ума или ловкости; не набил кому-то морду? Идиот и слабак. Но сейчас было понятно, что Бакстер злее и способна хорошенько оттаскать соперницу за волосы, если захочет. Раньше ей приходилось следить за медведями в местном зоопарке, поэтому кому-кому, но явно не ей боятся высокой и худой девушки. Именно потому пришедшая решила сменить тактику подхода к беременной девочке; она посмотрела ей в глаза и, постаравшись, чтобы голос ее звучал как можно нежнее и искреннее, произнесла: – Успокойся, Нита. Булл тот ещё подонок, любящий пользоваться всеми, на кого только встаёт. Он имел нас обеих, поэтому, можно сказать, мы в одной лодке. Не знаю, как ты, но, когда Кольт сюда придёт, я не хочу попасть под горячую руку, поэтому давай-ка я быстренько возьму нужные мне бумаги. Налей нам лучше по чашечке чая, Дорогуша. Нита кивнула, изображая согласие, которого от неё ждали, и последовала на плохо убранную кухню, от чего незванная гостья поморщилась: в воздухе витал запах испорченной стряпни, мочи и чего-то ещё, кажется, алкоголя. Даже у Барли пахло получше, не смотря на вечные пьянки. Бакстер заварила чай, разлила его по чашкам с непонятными китайскими узорами и поставили возле каждой из них, на блюдце, ужасно дорогие шоколадные конфеты — любимые сласти Ниты. И Эмз это знала. Она тем временем достала сигарету и прикурила от серебряной зажигалки. Ногти у нее были длинные, накрашенные нежно-сиреневым цветом; макияж на её лице был лёгким и искусно сделанным, высокие каблуки и новая одежда заставляли её выглядеть шикарно. Полюбовавшись и прической Блэк, и ее нарядом, Нита поняла, что в ней привлекало и Булла, и Поко, однако это расстроило её ещё больше, так как она осознала, что, по сравнению с племянницей Мортиса, всегда будет запасным вариантом; запасной девушкой, запасной матерью, запасной работницей. Запасным ребёнком. Однако сейчас козырь в рукаве держала именно Нита Бакстер. — Что-ж, пошли: ты покапаешься в вещах Булла и найдёшь, что тебе нужно, а я займусь уборкой.***
На Шелли был лёгкий халат бледно-фиолетового цвета, купленный ей Кольтом в тот день, когда они отмечали его день рождения в одном из ресторанов Столкса, куда они ехали вместе, дабы отдохнуть; они замечательно провели время и старались не думать о том, что им придётся делать вид, что они ненавидят друг друга на глазах у жителей Бравлстара. Чувствовала она себя в нём превосходно, а выглядела еще лучше, особенно, с ещё мокрыми от душа волосами, когда одежда просвечивает тело; мягкие локоны свисали чуть ли не до талии, кое-где выглядывали тёмные корни, а рана под глазом, которую она обычно прятала под пластырем, была очень заметна. Идущий прямой линией шрам, длиной в три сантиметра, на нём давным-давно зажили швы, однако это было памятью о том, что невозможно забыть даже спустя век. Шелли и не собиралась забывать своё прошлое. Оно было для неё чем-то вроде чека или полученного купона, который остался до лучших времен, дабы потом его использовали, спустя несколько лет; прошлое всегда размахивает своими тонкими прозрачными крылышками над головами людей, чтобы те не забывали об истине. Правда у всех своя, но истина находится только у победителя, коим Шелли не являлась, к своему сожалению. — Эй, будешь завтракать? — Смит заглянула в свою спальню, где лежал Кольт, чьи волосы забавно топорщились в разные стороны. Следы от подушки алели на одной из щёк, пока он лежал на другой. — Коли? Девушка кинула в него плюшевым зайчиком, старым подарком детства. — А?! Что ещё, Пайпер?... — Сонно пробормотал парень и скрылся под одеялом, накрыв себя им. Шелли застыла, не зная, как на подобное стоит реагировать в сложившейся ситуации; Кольт позвал преступницу-убийцу-Милблорд, которая хладнокровно выполняла всё, лишь бы облегчить свою жизнь. Эта блондинистая сучка была его слабостью, ахиллесовой пятой, способной уничтожить и его жизнь, и его бизнес; однако даже сейчас он считает, что это лишь сон, готовый разрушиться в одно мгновение, словно не было столовой, Катрины, всего этого ужина, не было самой Шелли, вбежавшей в тот момент, когда он собирался сказать нечто торжественное и важное. Может, он собирался сделать Пайпер предложение? Как может внешность женщины — достаточно красивая — делать мужчину, причём умного, таким безрассудным, готовым потерять всё? Как может он заставить ее обо всем забыть? Шелли невольно подумала, что было бы неплохо, если Пайпер сама наложит на себя руки, она знала, что подобное вполне возможно в их тюрьме, так как особой безопасности заключённым не обеспечивают; также знала, что если посмотрит в эти ярко-зеленые глаза еще раз, то вряд-ли сможет сопротивляться его обаянию и вновь примит его, даже с широкой улыбкой на лице. Но именно этого ей делать не стоит. Проснувшись, Кольт не обнаружил Шелли в её же доме.***
За два часа Эмз перерыла весь дом, побросав вещи и мебель в разные стороны, настолько силен был её гнев из-за того, что записи, нужные ей и Кольту, не нашлись, да и не собирались, как можно было решить, исследовав все комнаты. Нита следила за ней и её действиями, попивая чай и поедая печенье за печеньем; с уборкой она справилась уже через полчаса, не решившись войти в кабинет Булла, дверь в который всё равно была заперта. Блэк была готова избить беременную девочку, видя, как на этом смуглом лице расплывается ухмылка, показывающая чуть жёлтоватые зубы, которым явно требовалась больше ухода; сама Эмз не могла представить себя в подобном виде — в обычном поношенном халате, без какой-либо косметики, в старых тапках и таких же носках, с месячной щетиной на ногах и огромным животом, свисающим чуть ли не до колен. Она обожала следить за собой и своим внешним видом, особенно, когда дядя Мортис ей что-то дарит; жаль, что дядя не может подарить ей спасение, так как, если эти чёртовы бумаги так и не найдутся, Мистер Картер явно не будет рад тому, что нужные ему документы валяются непонятно где, и решит избавиться от такой обузы, как Эмз. Нита Бакстер не сдержала усмешки: — Нашла то, что нужно, дружок? Эмз пригладила свои волосы, придав им ещё больший беспорядок. — Ничего. Совсем ничего... Нита снисходительно улыбнулась, прищурив свои бирюзово-зеленые глаза. Точь-в-точь — хитрая кошка. — Так и знала, что ты ищешь прошлый день! Булл не настолько дурак, чтобы оставлять важные вещи в своём доме, пока его самого нет. Помнится, он говорил — «Всех проверяй, никому не доверяй». Теперь-то мне понятно, что это значит. Блэк кинула на девушку взгляд с нежностью кинжала. — Если ты мне лжешь, Дорогуша, я узнаю об этом первой, и тогда ты пожалеешь, что связалась со мной. Если кто-то ведёт себя, как охуевшая сука, я обращаюсь с ним, как с охуевшей сукой. Я выгрызу зубами твое ебанное сердце, отрежу сиськи, а этого ублюдка в твоём животе продам на органы. Нита равнодушно пожала плечами. В душе же она сходила с ума. – Как я могу тебе что-то подсказать, если сама знаю не больше? Эмз устало потерла глаза, и макияж слегка размазался. Бакстер заметила, что под глазами у неё выглядывают ужасные синяки, без тонального крема. — Послушай меня сюда, Нитуль. Я верю тебе, потому что ты абсолютно тупая курица, готовая вешаться хоть на урода, если он пообещает тебе великолепное будущее. Однако Булл не такой дурак и уж точно не доверил бы тебе столь важные бумаги. Если же ты сейчас мне лжёшь, то запомни одну простую истину — ты об этом пожалеешь. Это не пустая угроза, Дорогуша. Речь идет о больших деньгах и жертвах, нашей банде нужно их поскорее получить, чтобы обойтись без второго. Ты меня поняла? Кольт и его команда потребуют свою долю, а я свою. — Разве ты с Кольтом не за одно?... — Хах! Блэки всегда сами по себе, моя дорогая. К тому же, Роза Кокс собирается взять на себя доки, так как у неё появился.. М.. Заказчик. Запомни это и пусть мои слова останутся в твоей миленькой головке. Нита кивнула, глаза её стали серьёзнее. — Ты и Кольт могут на меня положиться.***
Пэм Бруер светилась своим счастьем, от чего прохожие улыбались в ответ, облученные этой радостью. Ее любимица Пенни — конечно, любимчиков быть не должно, но так уж получилось, что остальные девочки заставляли её горестно вздыхать — наконец-таки, улыбалась, смеялась и даже старалась выглядеть ещё лучше, чем обычно; новенькие джинсы и майка сочетаются с крашенными розовыми волосами и яркими тенями на глазах. Джеки всегда отличалась лёгким и весёлым характером, готовая всегда разбавить диалог неуместными шутками или комментариями во время просмотра фильма, вроде таких замечаний, как — «Идиот, ну, куда ты прешь?» или «Как такая курица вообще дожила до своего возраста?». Зато у Пен имелось отличное чувство юмора, и она это знала, частенько пользуясь им, чтобы очаровать кого-либо; она умела понимать и рассказывать хорошую шутку, такой уж ей повезло родиться, в отличии от своих сестёр. Правда, за последнее время она растеряла эти качества, стала бояться каких-либо резких звуков, считала, что все пытаются её напугать или насмехаются над ней, от чего она могла быть даже агрессивной. Удивительно, но, после ареста Пайпер Де Ла Прим Милблорд-Мартин, Пенни успокоилась, вернувшись к прежнему «я»; невольно Пэм вспомнила, что с Лиззи Милблорд были хорошими подругами раньше, часто Пен оставалась даже ночевать у неё. Касательно самой Пэм — жизнь её складывалась, вроде бы, весьма хорошо, нормальный заработок, помощник в виде робота Нани, Джейк, чаще всего пропадающий на работе, дети лучшие и у учёбе, и в социуме — по крайней мере, так ей казалось раньше. Сейчас же она поняла, что всё, что было создано её зрением, является лишь иллюзией, зрительным обманом; да, и всё в их городе стало иным, словно глаза у половины жителей, наконец-то, раскрылись, стали заметны их ошибки, прошлое, недостатки. Даже её муж, Джейк Бруер, ее школьный дружок и первая не безответная любовь, с которым она сошлась практически сразу после школы, в последнее время стал казаться совсем другим, будто внешняя оболочка стала скрывать совершенно другого человека. Он стал грубо обращаться с ней, придирался к тому, как она одевается, держится, собирает волосы, готовит и просто смеётся – в общем-то, ко всему. Пэм уже перевалило за тридцать пять, и у нее появилось неприятное чувство, что скоро её спокойная и равномерная жизнь может пошатнуться; во всём этом она почему-то винила свою дочь, Джесси, так как та стала доставлять своим родственникам через чур много проблем, начиная от наркотиков и заканчивая тем, что у нее появился странный парень, Брок Уотсон, прослывший в их городе бабником и моральным уродом. Она готовилась к тому, что придётся услышать худшее — просто готовилась, ничего не предпринимала. Прогуливаясь по переулку, который полнился дешёвыми магазинами и новыми кафешками, Пэм держала Джеки за руку, как маленькую девочку; два хвостика добавляли её дочери какой-то невинности, в раннем утре сгущалось дыхание людей, небо выглядело пасмурно-голубым, облака на нём лениво перемещались туда-сюда, вырисовываясь в какую-то чепуху, понятную лишь детям. Рядом гуляли люди, ещё одетые в куртки, так как погода вела себя безумно капризно — то холодно, то жарко, то снег выпадет, то дождь пойдёт, короче, ничего нельзя было предугадать, прямо, как с президентом их страны, Мистером Пигом. В общем-то, президент неплох, однако воспитатель и отец из него явно хреновый — отправить свою девятнадцатилетнюю дочь, Макс, в их город! Какой позор! – Привет, Пэм, старуха, давно не встречались! Как делишки? Этот голос принадлежал давней знакомой Пэм — Крис, потолстевшей блондинке, с бесцветными кудрями, стоящей под руку с малышкой лет десяти на вид, с миленьким курносым личиком и живыми голубыми глазами. – Пойдем выпьем чайку у меня в гостях, а потом будем болтать о той чепухе и о том, как ты ухлестывала за молодчиком, Буллом Коннором. Джеки высунула язык меж своих слегка посиневших губ. Курносая девочка улыбнулась ей в ответ.***
Эмз Блэк вышла из дома и закрыла за собой дверь с громким стуком, от чего штукатурка посыпалась на пол, который некоторое время назад мыла Нита. У ушедшей в глазах стояли слёзы — Мортис и Кольт сдерут с неё по несколько шкур, когда узнают, что она натворила. Её гнев был настолько сильным, эта сука Бакстер её разозлила, причём сильно; ещё в детстве Эмз была замкнутым ребёнком, который мог напасть, если почувствует опасность: пинают тебя — терпи, пинают твоих родителей — заставь этих мразей страдать, как подзаборных собак. Её мать умерла, родив дочь, а отец канул в Лету, стоило ему узнать о беременности — Мортис даже не знал его, так как сестра не рассказывала ему про свои любовные приключения; дядя взял её воспитание на себя, поднявшись практически с нуля, до этого он подрабатывал разными способами: пел песни на улице, работал барменом и официантом, устроился уборщиком и сторожом кладбища. Эмз росла с мыслью, что нужна лишь ему. Со временем это мнение изменилось — появились такие волшебные штуки, как социальные сети, где можно было найти, похожих чем-то на себя, людей. Ради их комментариев, добрых слов и подарков, можно было жить, считая себя нужной. Теперь всё пойдёт крахом. Она сама всё разрушила. Нита в ужасе смотрела на лужу тёмно-красного цвета, где валался непонятный ей объект, выпуклый, размером с щенка. Как потом сообщили в больнице — это был её ребёнок.***
Её отец лежал в постели, от чего несло отвратительно — перегар, пот, вонь изо рта; Пайпер сдерживала тошноту с огромной силой, понимая, что получит вдвойне, если пол и кровать будут испорчены её облегчением. Практически два часа лежащий рядом человек терзал её, заставляя делать то, что ей совсем не хотелось; соски болели, влагалище было подобно страшной картине, на внутренней стороне бёдер огромное количество шрамов, как и на всём остальном теле, куда он наносил удар за ударом. Когда же он всё-таки стал храпеть, Пайпер — она могла бы задушить его руками или подушкой, могла бы сделать хоть что-то, лишь бы больше не испытывать этой боли — попыталась выбраться из постели, наполовину окровавленной и помятой, однако руки отца, лежащие на ней, безумно тяжёлые и жёсткие, не позволили даже пошевелиться, удерживая рядом. Лежа рядом с отцом, пока за окном виднелась оранжевая полоска солнца, Пайпер размышляла на тему, не покидающую её и по сей день, заставляющую кровь бежать, подобно горному ручью. Как он может вытворять со мной такое? Со своей кровью и плотью?***
Кольт был пьян и зол. Когда он был в таком состоянии, Пайпер старалась сделать вид, что спит, лёжа в постели; если же она до этого чем-то занималась, то старалась придать своему голосу веселья, однако сегодня этот номер не прошёл на «ура!». Её волосы были растрепанными, лицо слегка опухло от его ударов. — Господи, Мартин, ты выглядишь не лучше дешёвой шлюхи. Она посмотрела ему в глаза, и он со всей силы ударил её по лицу, не выдержав зрительного контакта. Удар был таким громким, что перекрыл её душираздерающие всхлипы; только не снова! Почему любой мужчина, почувствовав себя сильным, начинает вести себя с ней, как со свиньёй? Подойдя к девушке, Кольт толкнул ее на пол, от чего она ударилась виском об комод; кожа оторвалась, и теперь на купленный ей коврик капала кровь, удивительно алая. Дёрнув её за ногу, парень опустился рядом на колени, послышался звук упавшей прыжки ремня, и Пайпер вновь попыталась стукнуть его ногой, однако её грубо приложили головой об пол, от чего сознание стало мутным. Потом она почувствовала, как он вошёл в неё, и немой крик застрял в горле, две крупные слезы скатились по щекам, одна из них попала в, раненную кулаком Кольта, губу и аккуратно скользнула в рот, от чего девушка почувствовала солоноватый вкус. Она могла закрыть глаза, но не уши, и слова его смешались со словами её отца из прошлого. — На кого ты похожа! Кто ещё, кроме меня, обратил бы на тебя внимание? Кто дал бы тебе всё?.. Ты чёртова сука, смотришь на меня, как на дерьмо! Она запомнит эту ночь. Ей было стыдно, что она забеременела, скорее всего, именно в тот день.***
Стук в дверь прервал чаепитие Джесси, во время которого она скучающе ползла пальцем по старой столешнице, где пылилась стеклянная ваза с веткой каких-то ягод, ярко-красных и чёрных-причерных, круглых, как шарики попрыгунчики; отец был на работе, мать ушла с Джеки и Пенни прогуляться, а она осталась дома, как виноватый перед кем-то ребёнок! — впрочем так и было. Обозлившись ещё и на человека, которому вздумалось постучать именно сейчас, она, подумав, что это кто-то из соседей, со своими льстивыми улыбками, вскочила и уже заготовила пламенную речь, полную матюков. Однако вместо соседки, с какими-то пирогом или дешёвым подарком, или же соседа, с похотливым взглядом, изучающим её фигуру: на пороге стоял Брок Уотсон. У Джесси громко и быстро застучало сердце, из-за чего она испугалась, что пришедший может даже услышать подобное, находясь очень близко: так близко, что она чувствовала его запах безумно отчётливо, кажется, у него новый шампунь, может быть, с морским бризом? Неважно. Сейчас ей казалось, словно сильный ветер ударил ей в лицо с силой Геркулеса, а всё тело почему-то стало наливаться свинцовой тяжестью; последний раз она виделась со своим парнем в тот день, когда её забрала мать, и это было настоящей лажой. Так опозориться перед ним! Теперь же она была счастлива видеть его, особенно таким спокойным и красивым, с этой любезной, очаровательной улыбкой, открывающей белоснежные зубы, которые резко контрастировали с его тёмной кожей, цвета горького шоколада; у него перекатывались весьма заметные мускулы, и Джесс почувствовала уже давно знакомое возбуждение, при одном только взгляде на него. На ней было платье выше колен, с обнажёнными плечами и длинными рукавами, жёлтого цвета, ноги обуты в тапочки-собачки, в тон наряду; рыжие волосы лежали на её хрупких плечах, она выглядела мило, и Брок это заметил. Она обрадовалась его комплименту. Сам же он, наоборот, был одет достаточно небрежно и скудно, без каких-либо ненужных мелочей – в общем-то, как обычно. На губах продолжала играть та самая улыбка, предназначенная лишь для неё, как казалось Джесси. — Счастливого утречка, детка. Как думаешь, лучше мне уйти или зайти? Мне всё равно. Девушка широко раскрыла дверь, и он вошел в дом; за дверью опять же находилась собака, заскулившая от того, что её ударили по морде этой чёртовой дверью. Незванный гость погладил её за одним ушком и потрепал по пушистому лбу. Джесси же он сунул ей в руки небольшую коробочку, и та улыбнулась ему в ответ. — Это для меня? Он ухмыльнулся: — Неа. Для твоей мамы. Увидев, как у нее вытянулось лицо, он приобнял её за талию. – Успокойся, малышка. Конечно же, для тебя. Улыбаясь, он прошел за ней в кухню, чисто убранную, где мебель была с иголочки новой; плита последней модели вместе с такой же микроволновкой, барная стойка из светлого дерева, чисто отполированного, Брок сел за шестиместный стол, где уже покоилась чашка с чаем и тарелка каких-то шоколадных конфет. Джесси стала готовить чай, поставила воду кипятиться и заметила, что у нее дрожат руки, с ярко-голубыми ногтями и двумя колечками – одним игрушечным и настоящим, с изумрудом в золотой оправе, потускневшей со временем. Перестав рассматривать свои пальцы, она посмотрела пришедшему в лицо, не сдержав тяжёлого вздоха; для неё Уотсон был настоящим красавцем, она видела в нём всё, что хотела, как и многое девицы, Джесс часто представляла свой идеал мужчины, и Брок соответствал ему. Эти чёрные, чуть кудрявые волосы, которые он подстриг, великолепно сочетались с его цветом кожи, чёрного-причерного. Тонкие губы и складка вокруг рта были настолько желанными, что Джесси хотелось целовать его до потери сознания, она делала это уже не один раз, поэтому могла легко вспомнить, какие у него мягкие и умелые губы, ласково целующие её в разные части тела. К тому же, сейчас в его суровых глазах играли блики и озорные искорки. Тем временем, Брок прижал ее к себе и поцеловал в висок, а после в губы. Его язык шарил у неё во рту, затронул нёбо, и Джесс оттолкнула парня, так как этот поцелуй её напряг. — Выпьем чаю? — Конечно. Джесс поднялась на дрожащие ноги и стала наливать чай по кружкам. Одну она протянула Уотсону. — Как твоя сестричка, Пен? — Нормально. Всё та же заноза в заднице. Правда, я беспокоюсь за её отношения с другими. Лиззи была её другом, а теперь она закрылась, после её смерти... — А Нита? Разве они не подруги? Они даже вечером поздно гуляют. — А тебе откуда знать? — Знаешь, одну поговорку? Мне её недавно рассказал иностранный друг — «Меньше знаешь, крепче спишь»! Не спрашивай то, что может тебя расстроить, малышка, это может закончиться плохо.***
Эль-Примо Экспозито вошёл в дом и почувствовал приятную дрожь по телу — всё здесь пахло Шелли, он специально купил те же духи, те же апельсины и мандарины, которые она покупала в известном магазине «Бинто», к тому же, у него был её шарф, зимний, цвета марсала; обстановка тоже служила неким портретом мисс Смит, на столе из тёмного дерева стоит ваза для фруктов, где валяется гроздь винограда и несколько простых эдемских яблок, сверкающих спелым соком и бликами. Обои бежевого цвета, линолеум светло-серый, на нём пушистый коричневый ковёр, достаточно дорогой, но такой он видел у Шелли, поэтому и купил себе такой же; диван молочного цвета, с огромным количеством мягких подушек сиреневого цвета, плед в клетку, небрежно кинутый на кресло такого же цвета, как диван, прозрачный кофейный столик служит подставкой для книг. Шторы скрывали помещение, будучи задернутыми, дабы скрыть его озабоченность Шелли Смит — на всех стенах были либо её фотографии, либо её портреты. Иногда он боялся своей одержимости, считая, что действительно переходит все доступные и недоступные границы; однако ничего не мог сделать, продолжая следить и помогать своей даме сердца. Он сел в кресло, в котором любил вспоминать о их знакомстве. Удивительно, но тогда Шелли уже была замужем — она явилась на день рождение общего друга их отцов с мужчиной, сжимающем её локоть с выразительной аккуратностью и нежностью, а на пальцах обоих блестели золотым блеском обручальные кольца, украшенные какими-то драгоценными камнями. Это Эль-Примо не напугало, вообще никак, вечер был слишком спокойным, вино лилось рекой, улыбка Шелли действовала не хуже алкоголя, поэтому он не счёл этого мужика особой угрозой; к тому времени, он уже справился с ожирением и выглядел отлично, особенно в чёрном костюме и белоснежной рубашке. Практически сразу он понял, что всё между ними — это просто ошибка судьбы, шутка рока; они явно не подходят друг другу ни характером, ни заработком, ни внешним видом. Муж Шелли был тощим, высоким и светловолосым человеком, не любящим эксперименты во внешности, из-за чего отнёсся к желанию жены поменять цвет волос с лёгким пренебрежением, из-за чего она потом дулась на него, всё же покрасив волосы в яркий оттенок фиолетового и обновив свой гардероб, добавив туда режущие глаза цвета; Альберт Джонсон молчал, игнорировал, но разводиться из-за мелкого конфликта не хотел, к несчастью Эль-Примо. Пришлось придумывать новый план по разрушению семьи той, что нравилась ему до безумия и ревности. На удивление, подружиться с Альбертом было легко, очень просто и быстро, после чего Экспозито узнал, что этот мерзавец смел скучать в браке, будучи женатым на одной из самых интересных женщин мира; и на самой красивой, доброй, умной и нежной. Эль-Примо был шокирован и зол на новоиспеченного «друга». Но он смог найти в этом плюс и несколько раз заметил, как-бы невзначай, что подруга Шелли, Кэрол, вообще-то смотрит на Альберта, как на бога любви и красоты, ничего не стоило подчёркивать это несколько раз во время их встреч, делать комментарии касательно улыбок и внешнего вида симпатичной брюнетки, да и мужу Шелли было достаточно сложно не слушать своего приятеля. Наверное, он продержалась бы дольше, если бы одним прекрасным солнечным днём, Эль-Примо не соблазнил пьяную Кэрол, а после не притащил в постель Альберта, где он спал с Шелли. Тот оценил сюрприз, полученный им от друга, а вот Миссис Джонсон, застав мужа в их постели с другой женщиной, была настолько разбита, что на некоторое время ушла с работы, сменила фамилию и практически ушла в запой, посчитав, что сама виновата в сложившейся ситуации. Экспозито поддерживал её всё это время, не чувствуя каких-либо угрызений совести или мерзости к самой себе. К тому же, Альберт и Кэрол поженились и теперь у них даже ребёнок, так что какие возмущения? Пусть лучше скажут ему спасибо за помощь.***
Роза проснулась в середине дня, в своей постели, вся потная; постель была мокрой, на ней красовались лиловые цветы, одеяло упало с неё на пол и теперь на нём лежала Мия, разметав свои приятно пахнущие волосы; девочка жила у них уже целый месяц, питалась вкусной и полезной едой, одевалась в качественные вещи, играла с настоящими куклами «Барби», короче — была счастлива, так как раньше с ней так никто не обращался, ни приёмные родители, ни воспитатели в приюте, от чего благородность к Розе возросла до предела, однако последняя из-за этого ненавидела себя ещё сильнее с каждым днём; она понимала, что врёт ребёнку, такому невинному и наивному, который верит ей больше, чем самому себе. В белой ночнушке, с умиротворенным личиком, она выглядела, как ангелочек; Розмари погладила её по голове, чувствуя, внезапный порыв нежности, девочка такая хорошая, а она собирается использовать её в грязном бизнесе. Но не это было причиной её пробуждения, ей приснился кошмар, где она видела Питера, живого, но умирающего прямо перед ней, будто в замедленной съёмке. Это было ужасно и страшно. По лицу ее теперь текли слёзы, солёные и крупные, падающие на подушку, такую же мокрую, как и остальная постель; казалось, что всё тело внезапно онемело, будто она находилась в неосознанном сне. Как же больно, чувство, словно она находится в холодной агонии, страдания смешались друг с другом, воспоминания бежали по струнам души и заставляли дрожать и тяжело дышать; перед глазами были образы разных знакомых, умерших и тех, кто может скоро умереть, например, мама, Джун Кокс, Питер Стаклинд, его мать, Сара... Розмари не могла спать дальше, из-за чего поднялась, предварительно подоткнув одеялко Мие; руке потянулась к сигарете с марихуаной, лежащей на подоконнике. Девушка закурила, задумчиво глядя на то, как люди бродили повсюду, туда-сюда; у всех них было достойное будущее, не то что у неё, дочери проститутки. Как печально и реалистично.***
Рико Далстон сидел за столом, наблюдая за тем, как Пайпер тихо рыдает в уголке своей камеры, от чего её золотистые волосы касались пола, пыль поднялась в воздух. Теперь она не была похожа на ту Пайпер Мартин, красавицу их города, сестру его Лиззи. Она изменилась со временем. Однако это нормально. Меняется всё, как и мы. Конец Первой Части.