Хвостатый

      Кап-кап.       Полностью ожившую Наташу отпускают домой уже вечером. Страйк расходится по домам утром, потирая уставшие от недосыпа и количества процедур лица. Они проходят по коридору мимо палаты Баки, и Стив видит улыбки. Это помогает ему поверить, что всё будет хорошо.       Кап-кап.       Стив поднимает голову от книги, в которой всё равно за последние три часа не прочитал ни строчки, и смотрит на бледное лицо с убранными за уши волосами. Баки не приходит в себя, хотя его показатели уже пару дней как пришли в норму.       Кап-кап.       Постоянные щелчки капельницы раздражают, но Стив специально попросил заменить новомодную тоненькую трубку на конструкцию старого формата. Врач, как ни странно, не стал возражать. Теперь можно просто закрыть глаза и слушать, как Баки получает жизнь, медленно, по капле, но получает.       Кап-кап.       Промывание желудка не выявило проблем. Как и анализ крови. У Баки нет температуры, три укола избавили его от расстройства желудка и возможных проблем.       Кап-кап.       -Что ты тут расселся? — возмущается Тони. — Всё равно помочь не сможешь, хоть сам отлежись! — У Тони вокруг глаз тоже синюшные круги, по правилам перед вылетом Фьюри приказал «вакцинировать» и его. По прилёту он почувствовал резкое недомогание и, испугавшись какой-нибудь «тропической лихорадки», отослал Пеппер прочь, в полностью дезинфицированные коридоры медицинского центра. — Правда, Роджерс, терзаниями делу не поможешь!       Кап-кап.       Доктор Беннер — среднего роста человек с лохматой головой и странной паникой в глазах — говорит о возможном «распространении токсина на клетки мозга» и каждое слово в этой фразе словно бьёт Стива по башке. «Ты не справился» — слышит он между строк извиняющейся за упавшую салфетку медсестры. «Ты бросил его одного, хотя обещал всегда быть рядом» — будто бы шипит Пеппер и её глаза на секунду становятся жёлтыми, с вытянутыми нитками зрачков.       -Мы сделаем всё возможное, чтобы помочь ему, — говорит Беннер и Стив слышит только «Мы в состоянии ему помочь, в отличие от тебя».       Кап-кап.       Врач берёт кровь. Врач берёт кровь. Врач берёт кровь.       -Зачем столько и так часто? — спрашивает Стив.       Врач отводит глаза.       Кап-кап.       Способность трезво мыслить покидает его на пятый день. Стив слышит в коридорах голос Тони, бросает вперёд и припирает гения к стене, шипя, что, если ему сейчас же не расскажут, в чём дело, точно начнёт убивать и первой жертвой станет некто с фамилией «Старк». Пеппер бросается сзади и её руки удивительно сильные.       Но всё равно недостаточно.       Стив разжимает ладони только чувствую впившиеся в шею сзади тонкие клыки. «Змея» — шепчет он и теряет сознание. Больше Тони лично не приходит, лишь изредка звонит по телефону.       Кап-кап.       Кап-кап…       ***       Иногда Стиву кажется, что у Баки чуть подрагивают веки. Врачи утверждают, что всё в порядке и надо просто дождаться, пока пациент придёт в себя. Стиву после таких дней снится пробуждение любовника, с объятиями и радостным приветствием, или иное — с кровавой рвотой и болезненными стонами. Он подрывается и жмёт спросонок на кнопку вызова персонала. Сбежавшиеся за три минуты врачи не имеют ответов насчёт его личного диагноза, но однозначно сходятся только в том, что три недели жить в чужой больничной палате вредно для здоровья.       Ему советуют уйти. Он звонит Тони. Их переводят в крутую палату на верхнем этаже здания, где есть душ и небольшой диван. А ещё из окон нового убежища видно брошенный джет, отвести который на базу просто некому. Вечером, когда внешнее освещение красиво обрамляет его голубыми огоньками, у Стива появляется куча времени на то, чтобы предаваться моральным терзаниям и представлять одиноко страдающего в крохотной рубке Баки. В такие дни «пробуждение» снится гарантированно.       Врачи проявляют своё недовольство всё громче, но пока терпят. Благодаря чутким ушам, Стив узнаёт, что особо строптивых Тони лично оставил без премии на год вперёд. Теперь ему ещё и стыдно за своё агрессивное поведение.       -Не переживай, всё в норме, — смеётся в ответ на извинения в трубку Тони. — На твоём месте я бы тоже бросился сворачивать шеи.       -Спасибо. Рад, что ты способен на понимание и искреннее сочувствие.       -Нет, это мне Пеппер объяснила, — судя по возне на том конце провода, Пеппер прямо сейчас негласно участвует в разговоре. — Надеюсь, ты на неё не сильно обижен за тот укус.       -Всё в норме.       Место укуса до сих пор иногда чешется. Но Тони и так это знает. Ровно как и болит повреждённая шея самого миллиардера. Что отлично известно Стиву. Но они оба предпочитают говорить «в норме» вместо проявления своих реальных чувств…       ***       Баки открывает глаза в полночь. Весь день бродивший по этажу до кофейного автомата и обратно Стив просыпается сразу, словно почуяв изменение запаха. И, видя взгляд любовника, первым делом тыкает пальцем в кнопку вызова персонала. Но нигде ничего не звенит: видимо, умаявшиеся без конца бегать туда-сюда врачи нашли весьма радикальный способ отделаться от приставучего пациента.       Не важно.       Ничто уже не представляет важности теперь, когда ясно, что Баки пришёл в себя. Стив с замиранием сердца смотрит, как тот чуть приподнимается на локтях и, сонно хлопая глазами, спрашивает в пустоту:       -Стив?       Палата слишком большая, Стив забыл закрыть жалюзи, так что свет ночного города наверняка слепит неприспособленные для темноты собачьи глаза. Поэтому он поднимается с дивана и медленно выходит на свет, прежде чем ответить.       -Я здесь, — это выходит значительно более хрипло, чем должно было. Приходится прочистить горло и попробовать снова. — Как ты?       -Я знал, что ты будешь рядом, когда я проснусь, — вместо ответа говорит Баки и откидывается обратно на подушки, растягивая губы в улыбке. — Запри дверь и иди сюда, обними меня, я соскучился… Ну же, Стиви, неужели снова хочешь оставить меня страдать в одиночестве?       И Стив подчиняется. Они ложатся рядом на слишком широкую и для одного человека больничную койку, сплетаются руками и ногами, снова изучают лица друг друга глазами и губами. В какой-то момент становится невыносимо нужно рассказать, как было страшно и тяжело ждать пробуждения без малейшего шанса на то, что это действительно случится.       И Стив рассказывает, хотя голос подводит его, проседая на гласных и отчего-то хрипя в особо слезливых местах. Ему стыдно и противно от самого себя, но глаза любовника смотрят так внимательно, словно тот пытается заглянуть под кожу.       -Хватит, — наконец, не выдерживает Баки, но вместо ожидаемого «противно слушать» притягивает к себе, обвивая руками за плечи, давая уткнуться в пахнущую лекарствам и шерстью шею. — Ты был хорошим мальчиком, Стив Роджерс, ты всё правильно сделал.       -Нет, — бормочет Стив. — Я бросил тебя ради другого зверя. Мне жаль, что пришлось заставить тебя через это пройти. Наташа была отравлена, она меньше и слабее, она — женщина. Мне нужно было ей помочь. Я подумал, что ты, как и я, спокойно перенесёшь это, что мы посмеёмся над нелепой попыткой отравления и поедем домой на такси, что будем обниматься и… — он на секунду замолкая, чувствуя, как любовник мелко дрожит. — Я был полным дураком. Прости меня, Бак. Правда прости.       -Да, ты был полным дураком, — кивает Баки. — Я люблю тебя.       И внезапно оказывается, что сплетаться языками намного интересней, чем предаваться самокопанию. Стив отдаётся этому занятию с тем же жаром, с каким его любовник раньше отдавался ему. Он вылизывает чужой рот, подбородок, широким языком лижет шею и хрупкую на вид ключицу. Осознание себя как «Я» растворяется, теперь есть только «Мы», и от этого одновременно сладко и страшно.       -Я люблю тебя, — шепчет Стив, не в силах удержать слова внутри.       -У нас нет смазки, — отвечает ему любовник. — Мы не сможем…       -Плевать, и без этого хорошо.       Думать о сексе в такой момент кажется не просто неприличным — воистину непристойным. И Стив старается не думать о том, как, добравшись домой, уткнёт Баки носом в матрас и будет драть, одной рукой держа его сзади за шею, а второй — за хвост, натягивая на себя. Или даже на кухне, опрокинув на столешницу…       -У тебя всегда такое глупое лицо, когда думаешь о сексе, — хихикает любовник и звонко целует в лоб. — Я выгляжу лучше.       -И не надейся…       ***       Собравшиеся в стадо из двадцати голов врачи осматривают Баки настолько тщательно, словно собираются завтра сдать его на мясо. Но это даёт возможность сбегать в ближайшую аптеку, пока любовнику методично проверяют зубы и глаза. Стив пользуется ею и, только ворвавшись обратно и услышав повисшую на «их» этаже тишину, понимает, насколько глупо было снова уноситься в туман, бросив Баки одного. Остаётся надеяться лишь на то, что причина будет достаточно весомой и в чужих глазах тоже.       -Ты меня бросил! — вместо приветствия заявляет завернувшийся в непонятно откуда взявшееся одеяло по самые ноздри Баки. — Снова!       -Мне нужно было срочно отлучиться, чтобы… решить одну проблему, — Стив стаскивает куртку, рубашку и, только принявшись за ремень, поднимает голову на замершего любовника. — Раздевайся.       -Нет.       -Что? — возможно, вопрос звучит слишком агрессивно, потому что Баки наклоняет голову и, смотря снизу вверх, рычит. — Что такое? Мне казалось, ты хочешь…       -Они вставили мне какую-то хрень, она была холодная, а потом почему-то ударила током, — жалобно извещает любовник. — А тебя не было рядом, чтобы их остановить. Как и всегда, когда ты нужен!       -Ох, Бак, прости… Но это ведь медицинская процедура и её в любом случае нельзя было бы избеж…       -Они забрались ко мне в задницу. В задницу!       -Что? Но зач…       -Потому что «надо проверить, не пострадал ли кишечник»! Видите ли, без этого им не до конца ясно, что я полностью здоров! Можно подумать, нельзя было обойтись… — наконец, Баки замечает улыбку своего любовника и вмиг находит причину для нового витка раздражения. — Это всё ты! Ты мог бы их остановить, но вместо этого…       -То есть, у тебя растянута задница?       -Это — единственное, что тебя волнует?       -Ты меня хочешь?       -Вот только не начинай…       Стив смотрит на него в упор, не давай соскочить с темы. У него в кармане банка смазки, ради которой пришлось почти десять минут краснеть в аптеке, а в голове — только непотребные мысли. В основном о том, что Баки сейчас чувствует свою растянутую задницу и наверняка не может отделаться от воспоминаний о слишком интенсивном сексе и вытекающей смеси из смазки и спермы.       -Знаешь, если тебя действительно так волнует то, что тебе запихнули что-то в задницу… — медленно произносит Стив, не спеша одеваться, — То я мог бы поместить туда же свою «палочку» и смазать тебя изнутри каким-нибудь кремом от раздражения.       Баки надувается в ответ на столь откровенную пошлость, но ничего не отвечает. Наоборот, медленно перебирает пальцами по одеялу и осторожно уточняет:       -А мне будет просто хорошо или очень хорошо?       -Очень-очень хорошо, — говорит Стив и расстёгивает ремень, позволяя штанам скатиться по ногам на пол. Баки прослеживает взглядом весь и путь и возвращается к члену, который почти целиком просматривается через тонкую ткань трусов. — Правда, если ты согласен немножко потерпеть.       -Ммм?       -В первый момент может быть… слишком хорошо, чтобы перенести это без звука, — Баки смотрит, голодно и жадно, как Стив подцепляет большими пальцами резинку трусов и, словно играясь, проводит под ней сначала в разные стороны, а потом — обратно к середине, чуть обнажая набухшую от возбуждения головку члена. — Если согласен на процедуру, то откинь одеяло в ноги, ложись на спину и раздвинь колени так сильно, как только сможешь.       -Только я хочу тебя предупредить, что медикаменты этого времени действуют на меня… странно, — Баки опускает глаза и, чуть помедлив, задирает одеяло, демонстрируя не проявляющий никакого внимания к происходящему безобразию член. — Это… это всё от лекарств, я бы хотел, но… Такое уже было, когда нас только разморозили, помнишь?       О, Стив помнит, хотя ни за что в жизни не согласился бы пережить подобное снова. Первые недели после пробуждения он бродил вокруг любовника с членом наперевес, пока тот, словно в насмешку, не интересовался интимными вопросами. Врачи утверждали, что «организм зооморфа просто сложнее перенёс процесс заморозки», напирали на «необходимость дополнительных исследований» и «строгом ограничении в плане сексуальной близости». Причём половина из них укоризненно косилась на злого как сто тысяч чертей знаменитого Капитана, а остальные — подозрительно смотрели уже на самого Баки, который цеплялся за руку «хозяина» с ужасом в глазах. Тогда они уехали домой, наплевав на все правила и постановления, и уже там, торопливо подготовившись, трахались как сумасшедшие, вгрызаясь друг в друга зубами и пальцами. И, даже без стояка, его любовник насаживался на член с прежней неудержимой жадностью. Это был… «интересный опыт», как научил говорить «консультант по толерантному общению». Однако повторить такое…       -Но я всё равно хочу тебя… — тянет Баки и в его голосе проскакивают вопросительные нотки, будто он сомневается в том, что желанен. — Ты ведь… ты ведь не бросишь меня из-за этого, правда?       -Ну разумеется я никуда не уйду, — смотря на выглядящего потерянным любовника, говорит Стив. Он сбрасывает трусы и забирается в постель, натягивает на них обоих одеяло, обнимает молчащего брюнета и, погладив его шёлковое ухо, осторожно в него дует. Зооморф морщится, отводит глаза и тянется за лаской. — Я люблю тебя, — Стив знает, что это сработает вместо любых успокаивающих слов и уговоров. И правда: Баки моментально размякает в руках, утыкается в шею и горячо выдыхает в кожу. — Давай в это раз не будем торопиться, ладно? Тебе нужно восстановиться после отравления, а секс… это же просто секс.       -Как это «просто секс»? — рычит тот и прикусывает за горло, игриво и совершенно безболезненно, но у Стива всё равно встают дыбом волосы на всём теле. — А как же «акт возвышенной любви», о которой ты вечно твердил в сороковые, когда решался-таки несмело дотронуться до меня в темноте своей крохотной спальни?       -Я не об этом… Любовь — она состоит не только из секса, это… это смесь дружбы, нежности, уважения, доверия, секса и ещё множества разных вещей, каждая из которых не может в одиночестве быть любовью. Секс — не единственный вид любви, понимаешь?       -Нет. И понимать не хочу. Если ты не хочешь меня, значит — не любишь. Всё. Других вариантов нет.       -Бак…       -Ты ведь в курсе, что в семействе собачьих отсутствие секса считается концом отношений?       -Это намёк?       -Скорее угроза, — он бродящих по телу горячих рук Стива ведёт, но он старательно сдерживается, не желая навредить. — Хочу тебя. Здесь и сейчас. Дай мне почувствовать глубину твоих чувств, силу твоего желания и взаимность. Неужели это настолько сложно?       -Бак, ты же знаешь…       -Это не будет насилием, если я согласен. Ведь так? Правда же, Стив? — Баки прижимается сильнее, от него пахнет домом и медикаментами, а встопорщившиеся уши мягко щекочут подбородок. Стив целует любовника в лоб, мягко — как дальнего, но нежно любимого родственника, и неумолимо, словно громко говоря «нет». Тот сникает, но через секунду снова целует в шею, в плечо, в уголок губы и снова в шею. — Тогда я могу хотя бы… потрогать тебя?       -Конечно. Почему нет?       -Ты возбуждён, а я так давно не оказывался близко, особенно — без одежды. Я же могу… — его рука скатывается вниз, под одеяло, прямо к изнывающему от одиночества члену. — Немного тебя погладить?       -Всё, что захочешь, — шепчет Стив и целует его, на сей раз — в кончик мелькающего перед глазами уха, набирая полный рот шерсти и весело отплёвываясь. — Главное — чтобы тебе было комфортно. Даже, если мне придётся терпеть.       Терпеть не приходится. Словно почуяв его желания, Баки гладит, мягко скользя острыми когтями по коже, зализывая крохотные быстро закрывающиеся полоски. Прижимается к груди, тяжело дыша и потираясь всем телом. Спускается вниз, захватывая член и позволяя толкаться бёдрами вперёд. Пропускает в горло, не сопротивляясь, когда чужие пальцы собираются в кулак в волосах, покорно позволяя трахнуть себя в рот. И всё время смотрит-смотрит-смотрит, следя за реакцией мечущегося по матрасу любовника с голодом и ожиданием…