Даня выезжает заранее и не берёт автомобиль — они же собрались бухать — но попадает в пробку и опаздывает на несколько минут. Чёрт. Зайдя в кафе, он видит, что Егор уже сидит и смотрит недовольным взглядом, а на столе стоит закуска к пиву и два наполненных стакана по ноль пять.
— Я думал, раз ты пригласил, то не заставишь меня ждать, — роняет он небрежно, встаёт навстречу Дане и словно нехотя протягивает руку для рукопожатия.
— Я думал, ты немного опоздаешь, как порядочная девушка, — хихикает он, принимая протянутую ладонь. Егор сжимает её чуть ли не до хруста в ответ на эти дерзкие слова. Даня не уступает.
Глаза в глаза. Дуэль взглядов.
Рука Егора крепкая, горячая. Она прожигает кожу, разогревает кровь, впрыскивая в вены ударные дозы адреналина.
Даня впервые видит Егора настолько близко. Он вообще впервые видит его вживую и тем более касается. В реале он совсем не такой охуенный, как на телеэкране — он, сука, ещё лучше, хотя Даня был готов поклясться, что такое невозможно.
Егор не только обалденно выглядит, он пахнет просто умопомрачительно. У Дани мысли разбегаются, он прилагает множество усилий, чтобы не выпадать из диалога. О чём они там говорили?
— Ты позвал меня, чтобы в край разосраться? — спокойно уточняет Егор, и только ходящие желваки выдают его недовольство и раздражение. Он не ведётся на провокации, и Дане это нравится, но блин. Ему так хочется вывести Егора на эмоции. Тот строго глядит раскосыми глазами, и Даня залипает, пропуская ход.
— Данила, мне эти шутки неприятны, — продолжает Егор. — Если ты не заметил, я мужчина, и чтобы это доказать тебе, я заплачу сегодня сам за нас обоих.
— С чего бы это вдруг? — вскидывается Даня. — Что это за аттракцион невероятной щедрости? — На это он точно не рассчитывал!
— Могу себе позволить. — Егор лаконичен, логичен и абсолютно, до бесячести спокоен.
— А мне это, по-твоему, не по карману, так? — заводится Даня. Хотел вывести Егора из себя, а в итоге сам теряет контроль. — Я, получается, обсос и нищеброд? И не могу себе позволить угостить… приятеля?
— Какой ты мне приятель, — зло выплёвывает Егор. — Приятели не называют меня пидором на всю страну и не стебут пластмассовостью образа.
Даня ловит эмоции Егора, как росу в засушливый день. К нему возвращается упущенная было уверенность, и он делает шаг назад:
— Егор, давай и правда не будем ссориться? Мы ведь с тобой взрослые люди, — он поднимает ладони в примирительном жесте. — И я тебя на самом деле очень уважаю. Ты классный парень и певец. Ты очень нравишься мне, честно, — говорит Даня, улыбаясь в усы и уповая непонятно на что.
Егор продолжает сидеть с кислой миной, но его взгляд теплеет.
— И именно поэтому ты про меня наплёл, что я пластмассовый? Ненастоящий? Так вот он я настоящий, смотри! Я, если что, перед тобой сейчас не притворяюсь.
Егор откидывается на диванчик, и Даня смотрит, как он разбрасывает по сторонам украшенные затейливыми узорами руки. Он пытается казаться расслабленным, но Даня видит, что он напряжён, ему не кажется… Глядя на то, как пульсирует жилка на шее, как мечут молнии внимательные глаза, Даня делает окончательный выбор между «довести» и «помириться» в пользу последнего.
— Я вижу, да. Я верю тебе, Егор. Мне кажется, я знаю, какой ты на самом деле. И ты гораздо лучше, чем тот отшлифованный идеальный образ, который ты пытаешься продать народу. Ты классный! Просто будь собой, — заканчивает Даня речь, в его представлении так похожую на тост, и поднимает свой стакан навстречу Криду.
Он уверен, что после этого пассажа дальнейший разговор пойдёт как по маслу и, возможно, перетечёт совсем в иное русло. Но тишина в ответ затягивается, Даня поднимает глаза на Егора и видит, что тот сидит чернее грозовой тучи. Во взгляде так много ненависти, что на секунду хочется спрятаться под стол.
Егор упирает руки по обе стороны от своей тарелки и шипит зловеще:
— Откуда тебе знать, какой я? Да что тебе вообще известно обо мне, Данила-как-тебя-Продольный, кем ты себя вообразил? Думаешь, посмотрел со мной пару видосов — и всё, волен казнить и миловать и вешать ярлыки?! — голос всё громче с каждым словом.
Даня смотрел отнюдь не два видоса, даже обидно. Он засмотрел до дыр все интервью Егора за много лет и знает о нём чуть более, чем дохуя. Но осчастливить этим фактом он не торопится: что-то подсказывает ему, что вопрос был риторический и Егор не ждёт ответа. Даня молчит.
— А может, мне вообще насрать на твоё мнение с высокой башни, об этом ты не думал?! — выкрикивают ему прямо в лицо, так что аж слюни долетают.
Демонстративно вытираясь, Даня делает над собой неимоверное усилие и говорит спокойно, вопреки бьющемуся сердцу:
— Нет, Булавкин, я так не думаю. Ведь то, что ты сейчас продемонстрировал, — всё что угодно, — но не равнодушие. Не удивлюсь, если ты сохнешь по мне,
принцесса, — заканчивает Даня, охуевая от собственной наглости и выдержки, которая не позволяет голосу дрожать, и задорно подмигивает.
Он ожидает бури, и она случается.
— Не смей, слышишь?! — ревёт Егор. — Никогда не смей меня так называть! — затем срывается с места, в секунду огибает стол и приближается вплотную. Его ноздри раздуты, как у разъярённого быка, он красный и неотразимый в своём гневе. Дане кажется, что его сейчас ударят — не то чтобы он не заслужил, но этого не происходит. Егор хватает его за грудки и встряхивает. Загипнотизированный опасной близостью, Даня замирает, не шевелится и только чувствует, как выжигает его внутренности огонь в глазах напротив.
— Я мужик, понял меня? Отвечай, ты. Меня. Понял?! — шипит Егор прямо в губы и, исчерпав словесные аргументы, хватает его за запястье и крепко прижимает кисть к своему паху.
Там крепкий стояк, не оставляющий больше сомнений. Ни в том, что Егор мужик; ни в том, что гомосексуал; ни в том, что на Данины слова, как и на всё существование, ему
далеко не похуй.
У Дани в животе взрываются вселенные, Ретроградный Меркурий сражается с Раком, Земля съезжает со своей орбиты, будто с катушек, и Даня больше ничего не контролирует. Он в исступлении хватает Егора за волосы, нарушая идеальную укладку, резко притягивает к себе и сминает его губы в неистовом, голодном поцелуе.
Он шарит жадными руками по широкой спине, по выпирающей бицухе, по крепким, чуть округлым бёдрам и понимает, что на свете нет той силы, которая способна сейчас его остановить. Подобно путнику, не пившему несколько дней, он вылизывает рот Егора, тут же переходя на шею, оставляя яркие отметины похлеще, чем его татуировки.
Он сам не замечает, как срывает футболку, как припадает губами к надписи на груди: «Никогда не говори никогда» — как иронично, как чертовски правильно! Даня никогда бы не подумал, что будет без ума от этого охуенного парня.
Егор запускает руки в его волосы и тянет — то ли играя, то ли пытаясь оттащить, но Даня больше не хозяин своим действиям. Инстинкты овладевают им, а сам он дико хочет овладеть Егором. Он разворачивает его спиной к себе и быстро, чтоб не дать тому возможности опомниться, спускает трикотажные штаны вместе с бельём до середины бёдер.
— Ты что, сука, творишь? — шепчет Егор в охуевании.
Даня, не долго думая (вообще не думая), затыкает ему рот ладонью:
— Тшш, молчи, — и толкает грудью на диванчик.
Губы Егора размыкаются, два пальца проскальзывают в рот, и Дане кажется, что этого ему уже достаточно, чтобы позорно кончить себе в штаны.
Голые ягодицы манят безумной близостью, Даня проводит по ним рукой, не в силах отказать себе. Кожа настолько нежная, что ощущается как бархат, хотя манал он все эпитеты, если речь идёт о Егоре. Всё тупо меркнет по сравнению с ним.
Он быстро освобождает от одежды свой изнемогающий без ласки член, передавливает у основания и, замерев на несколько секунд, пристраивается к ложбинке. Пусть это будет первый и последний раз, но он обязан это испытать. Он не простит себе, если упустит такой шанс.
Егор под ним мычит что-то бессвязное, Даня в душе не ебёт, значит ли это «продолжай, мой сладкий» или «отвали, упырь»: он никогда не мог считать Егора. Даня толкается на пробу — смазки так много, что лубрикант не нужен, лежит себе спокойно во внутреннем кармане пиджака.
Движения даются туго — что он хотел без подготовки? — но стенки гладкие. Егор даже внутри невыносимо идеальный, как будто ему чужды низменные проблемы этого мира вроде дерьма в заднице.
В крови танцуют эндорфины, Даня захлёбывается кайфом от осознания того,
кого он трахает. Приятные ощущения в паху не идут ни в какое сравнение с тем, что это Егор сейчас под ним — Егор, которого Даня хотел последние полгода, о ком не спал ночами и на кого дрочил, как ёбаный подросток.
Его накрывает почти наркоманским приходом, он упивается каждым движением над крепким тренированным телом, и через несколько минут кончает с долгим, протяжным стоном, выплёскиваясь на спину.
Словно в анабиозе Даня смотрит, как растекаются белые капли по татуировкам, и думает, что хочет набить Егору новую. Желательно, прямо на сердце. Увековечить, так сказать, их связь.
Отголоски оргазма ещё пылают во всём теле яркими всполохами, но реальность неумолимо начинает накрывать осознанием того,
что только что произошло.
Слух возвращается вместе с умением соображать, словно сквозь вату доносятся шаги официантов, звон бокалов и приглушённые разговоры посетителей кафе. Они, чёрт возьми, не одни.
Даня хватает со стола салфетки, наспех вытирает семя, натягивает джинсы и, не глядя на распластанного на диване парня, быстро выходит из кафе.
На улице свежо и дует ветер, но он ни разу не облегчает его состояние. Он достаёт телефон — его трясёт, ноги не слушаются, пальцы дрожат, не попадая на датчик отпечатка. Отчаявшись вызвать такси, он ловит первую попавшуюся тачку и говорит водиле адрес.
Поймав своё отражение в зеркале заднего вида, Даня не узнаёт себя: красный, растрёпанный, с бегающими глазами, он реально похож на сексуального маньяка. Кем, собственно, и является по неопровержимым фактам.
Даня обхватывает голову руками, тихо стонет. Что. Он. Наделал. Что он наделал, блять?! Он ведь по сути изнасиловал Егора — тот не давал согласия трахаться.
Он изнасиловал Егора Крида, известного на всю страну. Теперь-то его стопудово посадят. В голове уже щёлкает затвор наручников, скрипит тяжёлая дверь камеры, и чей-то вкрадчивый, зловещий голос шепчет на ухо: «Моя невеста…»
Ну охуеть теперь.
Затем страх за свою судьбу сменяется уколом совести: Даня внезапно понимает, что он не знает, кончил ли Егор. Пиздец, конечно, из него партнёр. Ни одна баба никогда не жаловалась, хотя ему это не сильно было важно, а вот осуществив, можно сказать, свою мечту и трахнув человека, который не давал ему покоя, Даня даже не в курсе, остался ли тот удовлетворен!
Кроме того, он ведь ушёл не заплатив, и осознание этого факта забивает последний гвоздь в крышку самоистязательного гроба. Он, мягко говоря, поступил совсем не по-джентльменски, а называя вещи своими именами — выставил себя последним чмом по всем фронтам.
Теперь Даня ждёт беды. Он не представляет, что предпримет Егор — тот слишком часто удивлял его и выбивал почву из-под ног своими непосредственными реакциями — но явно не погладит по головке ни в одном из смыслов. Как же он поступит? Напишет заявление в полицию? Наймёт качков, которые тихонько закопают Даню в каком-нибудь лесу в ближайшем Подмосковье? А может, хитростью заманит на вторую встречу, опоит клофелином и как следует оттрахает в ответ?
Даня не против, честное слово. Он был бы даже рад, и дело тут не только в ноющем чувстве вины. Он с радостью подставился бы Егору. И отсосал бы у него. И кончил ему в рот. И сделал бы ещё хуилион вещей, которыми занимаются любовники в постели. В постели, на столе, на лестнице, в гримёрке, на заднем сиденье автомобиля, в лесу, будь он неладен, и в бассейне. Он хочет Егора
везде. Он хочет Егора опять, прямо сейчас. Как иронично, ещё и сперма не обсохла. С-сука!..
Машина доставляет Даню к дому, и он щедро, словно стараясь компенсировать тем самым недавнюю оплошность, отсчитывает водителю купюры. Придя домой, Даня скидывает кроссовки и не переодеваясь проходит в зал, достаёт из бара коньяк и жадно прикладывается к бутылке. Он не алкаш, это всего лишь психотерапия. Ему реально
надо, а то кукушка съедет.
Даня выхлёстывает из горла около трети и останавливается, тяжело дыша. Живительная влага льётся в горло, градус бьёт в мозг, натянутые нервы постепенно расслабляются, тяжкие думы немного отпускают. На задний план отходит всё второстепенное, вытаскивая суть. Он хочет к Егору. Он хочет Егора. Он
уже соскучился. Егор обязан это знать!
— Егор, я не хотел, прости меня, Его-о-орушка, — пьяно завывает Даня аватарке в инстаграме, зажав микрофон в окне сообщений. — Ты мне скажи, тебе со мной было хорошо? Но только честно! Давай ещё раз встретимся, я всё нормально сделаю, пожалуйста, Егор, Егорка, если б ты знал, как я тебя…
Смартфон выскальзывает из неуверенной руки, Даня матерится на чём свет стоит, наклоняется за гаджетом и падает сам, нехило прикладываясь лбом об тёплый кафель с подогревом. Безумно разозлившись на себя, на Егора, на ситуацию, а главное — на неповинный телефон, он не находит ничего лучше, чем со всей силы шандарахнуть его об стену.
Следом летит недопитая бутылка коньяка и кулаки в слепых ударах. Боль в пальцах притупляется спиртным в желудке, но боль в душе так просто не унять. В бессилии Даня падает на кровать, забив на одежду, и глухо стонет в подушку, пока не проваливается в нездоровый пьяный сон.
Похмелье настигает наутро со всей неотвратимостью вселенской скорби. Руки саднят, башка трещит, а тело неприятно ломит в тесной одежде: он ведь не удосужился раздеться. Во рту будто насрали кошки; в душе, по ощущениям, — они же. Но делать нечего: жизнь продолжается, и Даня собирает себя в кучу и идёт в ближайшую Евросеть за новым телефоном.
Вместе с ужасным самочувствием на него сваливается какое-то усталое смирение. Он готов заранее принять любой исход, любое наказание от Егора. Пусть тот осуществляет страшные планы, которые построил накануне пьяный Данин мозг. Пусть вычёркивает его из телефонной книги и из списка ныне здравствующих. Пусть хоть игнорит до конца жизни — это заслуженно. Он примет всё и ничему не удивится. По крайней мере, он так думает.
Но вот чего никак не ожидает Даня, так это звонка от Соболева. Новый айфон, купленный на замену старому, безвременно погибшему, определяет номер от коллеги по юмористическому цеху.
— Здорово, бро! — нещадно бьёт по перепонкам бодрый голос, и Даня, не разделяя его энтузиазма, вымучивает:
— Чё хотел?..
— Ты чё там, пьяный, что ли? В общем, слушай, идея есть! Тебе понравится, — с чего он взял? Дане понравилось бы сдохнуть прямо сейчас и никогда не слышать ничьих идей! Но Соболев, не сомневаясь в заинтересованности собеседника, возобновляет речевой поток:
— Вот ты весь такой острый на язык, как перец чили, прожариваешь всех в своём котле злословия, а не слабо́ побыть в палёной шкуре самому?
— Чего, блять? — Дане сейчас недоступны метафорические описания.
— В Прожарку, говорю, к нам приходи? Тебя прожарим, будет жарко! — собеседник чуть ли не визжит от восторга и ржёт от собственного недокаламбура.
До Дани пусть не сразу, но доходит.
— Ты предлагаешь мне прийти к вам на прожарку в роли жертвы? — решает он на всякий случай уточнить.
— Да, если не зассышь, — подзуживают его.
— Пфф, не дождётесь. Когда съёмки? — внутренне приободряется Даня, предвкушая интересный эфир.
— Я передам парням, что ты согласен, мы согласуем графики и сообщим тебе. Кстати…
— Что кстати?
— Блин, он просил не говорить, но ты же мой бро! Я не могу не предупредить тебя, хотя тебе, наверно, похер?
— Да ты о чём вообще? — опять не догоняет Даня намёков. — Говори по-людски, как есть!
— Короче, специальным гостем будет Крид.
Тут-то Даня и садится в лужу, и отнюдь не в фигуральном смысле: ноги внезапно подкашиваются, а рядом к счастью оказывается мокрая после дождя скамейка, на которую он плавно опускается, прижимая к уху телефон.
— А он… ну, в курсе?
— Ты чё, орёшь? Конечно в курсе, он же сам всё это предложил. Но только — тсс! Я ничего не говорил! Ну чё, замётано, работаем?
— Работаем, — еле слышно шепчет Даня в трубку и откидывается спиной на скамейку, воздевая к небу глаза и пытаясь осмыслить происходящее.
Его позвали на Прожарку на ТНТ-4. Егор там будет специальным гостем. Мало того, эта идея принадлежит Егору. Значит ли это, что Егор хочет ему отомстить? На его поле, ну вряд ли. Но что тогда? Значит ли это — и от этой мысли в душе трескается корка льда — что Егор его
простил?..
***
Участвовать в Прожарке в роли жертвы странно и непривычно, но не страшно и довольно просто: гораздо меньше подготовки. Толстая шкура Дани, выращенная годами, не пропускает в душу колкие вещи, которыми сыпят с трибуны молодые комики. На что-то он смеётся, что-то воспринимает с холодной вежливостью. Его не задевает ничего из сказанного, но было бы неверно сказать, что Даня не переживает.
Он ещё как переживает.
Все эти выступления Соболева, Сергиенко, Щербакова и иже с ними — лишь цветочки. Ягодка ждёт его в конце. Сколько верёвочке не виться, конец всё равно будет — Егор придёт так или иначе, и вот тогда Даниным нервам тоже придёт конец.
Ведь у него большие планы на этот вечер. Он приберёг для Егора кое-что особенное.
Он ожидает гостя с беспокойством, готовится к его появлению — и всё равно оказывается не готов, хотя тот не выскакивает, словно чёрт из табакерки, а выходит под аплодисменты зала и под Данин кардиологический дабстеп.
Объявляя Егора, ведущий говорит, что Даня никогда не видел его вживую. Если б он только знал! Вот интересно, делился ли с кем-нибудь Егор тем, что между ними произошло?..
Тот, как всегда, прекрасен, аж глаза болят от его красоты. (Болит ли у него до сих пор жопа, волнует Даню.) На Егоре голубая толстовка, волосы аккуратно уложены, джинсы аппетитно обтягивают задницу — Даня не смотрит, не смотрит, не смотрит туда!..
Егор встаёт за трибуну — победно улыбающийся, уверенный в себе, и бросает взгляд на Даню… вроде без осуждения? Он начинает шутить, признаётся в том, что волнуется — а с виду и не скажешь.
Поддерживая легенду об их якобы первой встрече, Егор делает всё, чтоб Даня понял: он не забыл их предыдущую. Об этом говорит и шутка про сокамерников, и то, какой акцент он делает на гомосексуальной теме.
Егор затирает залу про зубы мудрости и болящий рот, на почве которого они якобы подружились, и люди верят. Пипл хавает, не догоняя, что не из-за зубов на самом деле, и не
подружились.
— В своей прожарке ты обвинил меня в том, что я гей. Смотри. Я собираю залы по десять тысяч человек по десять раз в год, а не один раз в жизни, как сделал это ты. Так что, Даня, ты прав. Я поимел тебя по полной!
Даня хлопает, кивает. Похоже, Егору хочется, чтоб это было так. Да блять, он же всегда готов! Пусть только намекнёт, только даст шанс… И это происходит, как по мановению волшебной палочки. Егор произносит именно те слова, о которых Даня даже мечтать не смел:
— Если честно, я хорошо к тебе отношусь и искренне считаю, что ты талантливый парень, талантливый комик, и спасибо Дудю, что нас примирил. Спасибо Прожарке, что позволила нам встретиться лично, и я реально не против с тобой как-нибудь прибухнуть.
Реальность оказывается лучше самых смелых грёз.
— Ну и наверное я скажу ту самую фразу, которую Даня мечтает и хотел бы услышать больше всего от меня. Я кончил, — завершает Егор выступление, многозначительно глядя в глаза. Даня понимает намного больше всех сидящих в зале.
Подходит его очередь выйти к трибуне для финального слова.
Егор делает вид, что обиделся, когда Даня говорит, что он не трахает моделей, а просто кувыркается с ними под одеялом; но по-настоящему он обижается, когда ДАня переключает своё внимание на Эльдара. И это так безумно мило, что Егор ревнует его к другу!
На автомате Даня зачитывает шутки про ребят и мысленно торопит время, когда сможет осуществить задуманное. Но наконец ответочка участникам озвучена, и вот он, тот самый момент! Он набирает воздуха в лёгкие, готовясь сказать… правду.
Ведь хорошо говорить правду, в которую никто не поверит. Которую сочтут очередной шуткой. Дане не интересно, что подумают другие. Ему важно, чтобы поверил один-единственный человек. И он выдаёт рвущееся изнутри признание:
— На самом деле, Егор, я правда тебя люблю. Читал фанфики? Всё ради тебя. И я здесь для того, чтобы зарыть наш топор односторонней войны — палится Даня, даже не замечая этого, прямым текстом признавая, что пришёл на Прожарку лишь ради Егора. — Я хочу задать тебе один важный вопрос, — Даня скрывается из виду на несколько секунд и возвращается с алым цветком в руках.
— Егор, ты примешь эту розу?
Даня подходит к Егору, преданно смотрит в глаза и, опустившись на колени, вручает ему цветок. Возьмёт или нет?.. Егор удивлён, но не обескуражен — он улыбается и
принимает розу. Для Дани это значит очень много: буквально, что Егор принял
его. Он тянет руки к теперь уже
своему парню, они заключают друг друга в объятия и стоят впечатавшись друг в друга несколько неприлично долгих, счастливых секунд. Егор широко улыбается, нехотя отстраняется и протягивает ладонь для рукопожатия. Оно сильное, но мягкое — совсем не такое, как в том злополучном кафе.
Теперь Даня верит: всё наладится. Всё правда будет хорошо.
***
Кто б мог подумать, что жизнь так обернётся? Снимая год назад обзор на Егора, Даня даже не мог представить, что всё закончится вот так. Они едут в большом микроавтобусе: Егор со своей съёмочной группой, он и Сатир. Сложно отыскать более разномастную компанию. Ещё сложней вообразить, как они будут работать рука об руку. Но всё выходит просто здорово: они общаются без напряжения и преград, закидывают идеи, отметают их, подкалывают друг друга и смеются. Они все вместе — с ума сойти! — снимают клип на новый хит Егора «Сердцеедка».
Вот уж поистине говорящее название, только феминитив здесь неуместен. Данино сердце украдено, изранено, разбито — и тут же бережно подобрано и приголублено одним и тем же человеком. Главным героем клипа.
Вот он стоит в тьмутаракани посреди деревни — в грязной рубахе, с небрежно разлохмаченными волосами, такой весь свойский парень, душа компании. Они снимают кадр за кадром, прислушиваясь к каждому, оценивая результат и думая, как сделать ещё лучше.
Они знакомятся с местными жителями, душевно благодарят их за сотрудничество и ржут с Сатира, замуровавшего себя в тесном салоне Запорожца. Они любуются на необъятную пятую точку девушки, согнувшейся на поле в три погибели, и дружно просят, чтобы она повернулась аппетитной частью прямо к камере.
Даня чувствует себя своим. Он шутит тупые шутки, доёбывается по поводу и без до съёмочной группы и раздаёт советы направо и налево. Он так старается лишний раз обратить на себя внимание Егора, перехватить его взгляд, поймать улыбку, но в этом нет необходимости.
Егор всё видит. В его прекрасных голубых глазах отражается тепло и ласковая, многообещающая мысль: «Позже». Даня читает на его лице, словно в открытой книге, и его с ног до головы накрывает беспредельным счастьем, чистым, как самый качественный опиум.
Окончательно опьянев от деревенского воздуха, неповторимой атмосферы командной работы и постоянной близости Егора, Даня решается на безумие. Он уверен, что никто из присутствующих такого никогда не делал, но если бы он был как все, то до сих пор прозябал в своем городе на пару с матерью и никогда не стал бы тем Данилой Поперечным, которого знает весь интернет.
Спросив у местных разрешения, Даня ложится под корову, надавливает на вымя и сцеживает свежее молоко прямо себе в рот. Когда ему в губы бьёт тёплая струя, он запрещает себе выстраивать ассоциативный ряд и думать, как это выглядит со стороны, но очень надеется, что Егор смотрит. Когда до его ушей долетает сказанная знакомым голосом фраза, что это лучшее, что снимали на его телефон, Дане становится слишком жарко, и чистый загородный воздух внезапно испаряется до последнего глотка.
Народу вокруг всё ещё слишком много, для возбуждения не время и не место. Даня решает искупаться, и вот беда — Егора не позвать: это будет слишком подозрительно. Ему кажется, что он идёт к реке один, но за ним увязывается Сатир и, когда Даня раздевается до трусов, шутит:
— Мог ли ты подумать год назад, снимая обзор на Крида, что всё закончится вот так?
— Что я окажусь в исподнем в лесу? — смеётся Даня, а сам думает, что это лишь наполовину правда.
Всё не закончилось, всё только
начинается. Всё наконец-то встало на свои места. Егор такой, каким Даня всегда хотел видеть его: расслабленный, открытый, матерящийся через слово и очень счастливый. Не «трушный» — настоящий. Его улыбка больше не поддельная, он не оглядывает себя ежесекундно в зеркало, он забивает на отточенность движений, на выражение лица и напускную идеальность, которая бесила Даню раньше. Отбросив, словно шелуху, пластмассовую оболочку, он предстаёт во всей своей истинной красе. И вот такой Егор ему безумно нравится.
И как бы Даня ни высмеивал в своих стендапах всё на свете, сейчас он в полной мере понимает правоту народной мудрости. От ненависти до любви всего лишь один шаг, и он очень рад, что они с Егором его сделали вместе.
