Не имеет значения.

В старые времена этот город походил на прекрасный цветущий сад. Мало общего с тем, что есть сегодня. Это был светлый, чистый городок с кучей аллей и полисадников. В один день все резко поменялось. Сотни, тысячи людей ходили босиком, дети и жещины работали в шахтах, чтобы хоть как-то помочь семье выжить. Их избивали. Если они слишком медленно работали — переставали кормить. Ева не была исключением. Свое семилетие она праздновала бок о бок с узкими коридорами и рельсами. Её переполняла пустота и апатия. В тот день мама поцеловала её перед работой и сказала, что когда все станет лучше, то они обязательно пойдут в самый лучший магазин и купят ей ту раскраску. Лучше не стало. Вокруг только плодилась ложь, ненависть и непостижимые идеалы. В четырнадцать она встретилась на улице, когда шла с работы домой, с местным богачом. Теперь она работала на заводе. Ева видела этого мужчину раньше. Буквально сегодня он разговаривал с её начальством. Было пятнадцать часов. Она зашла с ним в грязную забегаловку и он заплатил ей за возможность воспользоваться её телом. Она согласилась. Не могла не согласиться — дома её ждала мама, у которой постепенно отказывало тело. Зубы и волосы просто отваливались. Он не принуждал её, просто спросил. Тело мужчины обвисло, согнулось, будто бы саморазрушалось со всех сторон. Он крошился и осыпался, но все еще имел некое желание показать себя. Продолжалось это две минуты, не более. Это были ни на что не похожие, отвратительно длинные две минуты. Она вышла и поплелась домой на негнущихся ногах. Маме стало лучше. Ева пообещала себе, что это больше никогда не повториться. В восемнадцать она шла по улице, вымощенной булыжником. По обеим сторонам стояли двухэтажные домики. Обшарпанные двери темных парадных и разбитые окна первых этажей внушали дикий страх. Тут любое твое движение могли счесть подозрительным и на следующий же день тебя словно и не было никогда. Жалкая суетливая жизнь, которую продолжала нести на себе Ева после смерти матери. В двадцать дома её ждет нелюбимый мужчина, уборка, сон в вонючей кровати, полой клопов и блох. Она зажгла светильник и сразу же приступила к мытью посуды. Ещё ужин. Сегодня, как и каждый день примерно с пяти лет, она чувствовала себя так, будто ляжет спать и на следующее утро, её нелюбимый будет обнимать охладевший труп. В двадцать три Ева перестала даже пытаться притворяться, что её с ним приятно. Голос, внешность, характер, любое его движение вызывало в ней только дикое отвращение и ничего кроме. Её тошнило от него. От себя. От этого города. Этой жизни. В двадцать пять они расстались. Она ушла в отрыв. Начала пить, курить, но не позволяла себе прогуливать работу. Лучше придти пьяной, чем вообще не придти. «Если бы ты была на моем месте, ты бы сделала то же самое».