***
К обеду Чонгук прогулочным шагом идёт до работы и по пути заскакивает в ближайшую кофейню, планируя угостить коллег горячими пончиками с присыпкой и бодрящим горьким кофейком. Осень с самого начала выдалась очень тёплой, приятной глазу до такой степени, что ассоциировать её, вероятно, можно было бы уже не с грустью и депрессией, а слабыми сонными улыбками и глубокими вздохами с взглядом в небо. И то и то Чонгук проделывает, открывая дверь в «Beauty», салон красоты в релаксирующем небесном дизайне. За своим рабочим местом его встречает Хосок, пожалуй, единственный альфа в их чисто омежьем коллективе. Его специально всклоченные во все стороны пряди с зелёными концами выглядят смешно и сам он больше напоминает панк-подростка. Сколько бы лет Чонгук не знал его, глаза всё равно удивлённо расширяются, над чем альфа не прочь посмеяться снова и снова. Он помогает ему справиться с покупками и выкладывает всё на отделённый под обед миниатюрный кофейный столик в углу помещения. — Я переживаю за твои волосы, Хоби, — Чонгук звучит и выглядит искренне, пока вещает свою куртку. — Только вчера они были каштановыми, да и кудри идут тебе больше. Наслаждаясь запахом пончиков и выбирая себе стаканчик кофе, Хосок заразительно глогочет смехом, никак более не комментируя, и не сопротивляется, когда, подойдя, омега запускает на пробу в его застывшие пряди фаланги пальцев. Это совершенно нормально для них, как для коллег, профессионалов своего дела и просто хороших друзей, потому Чонгук тщательно щупает чужую причёску и заумно хныкает, прежде чем сесть рядом. От вида того, с каким смаком Чон пробует мучную сладость его лицо непроизвольно морщиться от умиления. — Тебе нужно найти хорошего омегу. Может он вправит тебе мозги, м? — Да ну, — о чём бы не была речь, Хосок прежде всего смеётся, кидая на собеседника быстрый взгляд, и только после становится серьёзным. — Я не омега, чтобы так печься о своей внешности, так что лысина мне не повредит. Да и то, что дано судьбой, искать не стоит - оно будет только отдаляться. — Брось! — произносит Чонгук мягко и так же лениво толкает его в плечо. — Ты просто всё ещё боишься отношений, а это глупо. Прошло уже три года, Хоби, пора бы начать свою жизнь сначала. Альфа поворачивает к нему голову в поисках подтверждения и уверенности в произнесённых словах, и конечно находит. Чонгук не смущается таких прямых взглядом, от кого бы то ни было, ловит и терпеливо смотрит в ответ до тех пор, пока их обоих не отвлекает звон колокольчика над входом. Тру, девушка-омега с ярко-рыжими кудрями и сцелованным весенним солнцем маленьким личиком, громко бухтит обрывками возмущенных фраз, переступая порог салона первой. За ней следует Луи, низкий хрупкий омежка блондин, и судя по тому, как мило надулись его маленькие оранжевые губы, всполыхнувшая нервы Тру ситуация ему тоже не легла по душе. Они проходят чуть меньше половины помещения в ауре негодования прежде чем заметить притихших Хосока с Чонгуком в самом его конце. Альфа тогда даже жевать перестал, что, вероятно, выглядит со стороны довольно комично, судя по сорвавшегося с губ Луи звенящего смешка. Тру же слегка неожиданно вскрикивает, затем эхом по стенам бежит быстрый цок её шпилек. Как ни смотри, а на работе её не было больше месяца, и нет смысла кому-то объяснять, насколько они все близки между собой. Хосок в очередной раз наигранно недовольно подмечает силу хрупкой девушки во время объятий, но всё же сжимает её талию в кольцо, в то время, как сама омежка большей своей частью тела навалилась на хихикающего Чонгука, сидящего позади него. — Как же я скучала по вам, не представляете! — и голос у неё нежнее и заливистей любого ландыша. Чонгук, на самом деле, считает её эстетикой женской омежьей сущности. Во время кофе она эмоционально рассказывает о проведённом у родителей отпуске: надоедливом соседском альфе, старых друзьях со школьной скамьи и весёлых до слёз семейных ситуациях. Первый послеобеденный клиент достаётся Хосоку, желающему поскорее избавить себя от омежьей болтовни. Постепенно рабочий режим втекает в привычное русло, каждый занимается своим делом; Тру порхает над своими клиентами и болтает без умолку, Луи привычно тих и сдержан, увлечённо срывающий кутикул с ногтей новоприбывших, а Чонгук всё чаще оборачивается к окну, невмоготу любуясь спускающимися осенними сумерками и ожидая увидеть пришедшего за ним сына или мужа. В конце дня под смешками последних клиентов Тру очень долго виснет на уставшем Хосоке, пытаясь уговорить его прогуляться с ней и Луи до дешёвого ресторанчика и таки добивается своего. Чонгук с искренним пожеланием оторваться как следует позволяет скрыться молодежи за стеклянной дверью салона, возложив на себя одного ответственный пересчет кассы за день. Обычно он делает это вместе с Луи, вполголоса ворчащего над каким-нибудь странным клиентов, и танцующим где-то на фоне в попытке убраться Хосоком, Тру любила занимать место в подсобке и приводить в порядок атрибуты их профессиональной деятельности (как-то раз они вместе спалили её за тем, с каким восторгом она давала имена каждому новому тюбику и слезливо прощалась с опустевшими) Мило, на самом деле. Чонгук улыбается своим мыслям и не слышит звон дверного колокольчика. Однако чуть только в рецепторы бьёт холодным шлейфом сгнившего сандала и смолы, омега поднимает глаза, которые мгновенно прячутся от приподнятых в улыбки щёк при виде тихо стоящего у дверей Тэуна. Он тоже улыбается, шустро машет рукою, чтобы поскорее вернуть кисть в широкий карман школьных брюк, и движется ближе. — Как ты, пап? — облокачивается собой о регистрационную стойку, так становится проще наблюдать за быстрыми движениями папиных рук. — Смотря, как твои дела. — Как всегда шикарно. Обидчик так и не пришёл на встречу. Тэун копирует вид его милой сморщенности, отчего у самого, так же, как и у родителя скапливаются милые морщинки у глаз и носа. Фырк подростка, Чонгук замечает, тоже унаследовался его манерой, а вот начавший ломаться и снижаться голос, как и подобает альфе, выдаёт сродство с давно позабытым омегой человеком. — Напоминаешь своего отца, — Чонгук шепчет едва слышно, себе под нос, ведомый всплывшими на секунду воспоминаниями, и осекается, когда Тэун неожиданно отвечает грудным мычанием. Омега поднимает голову с широко раскрытыми от страха глазами, но мальчишка улыбается и сквозь показавшиеся зубы нервически шипит:« И он так говорит, папуль» До омеги быстро доходит, что он имеет ввиду своего отца, довольно часто подчеркивающего насколько сильно их сын бывает похож на него в молодости. С души падает налившийся камень, он треплет сыновьи волосы и заканчивает дела с кассой за спокойными расспросами о его прошедшем дне. До дома они идут медленным шагом, много смеются и говорят, обсуждая незначительные школьные новости и предположительные планы на предстоящие выходные. В этот раз выбор падает на поездку в загородный дом семьи, в несколько сотни миль от города, куда выбираются они не так уж и часто. Вечер стал действительно по осеннему холодным и липким по ощущениям ментальным, но съеживаясь в теплой куртке, Чонгук выглядит милым и радостным. При виде встречающего их у подъезда Соджуна он становится поистине счастливым и Тэун привычно прячет глаза в асфальте, считая подобные моменты интимности своих родителей неприкасаемыми взглядом. Соджун не прекращает обнимать супруга ни в лифте, ни на пороге дома. Даже когда омега порывается на кухню, попутно пытаясь снять с себя верхнюю одежду, альфа притягивает его обратно и совсем не по-взрослому канючит что-то себе под нос. Им же утыкается смиренному супругу в висок, сжимая руки вокруг тонкой талии кольцом. — Ты устал, я знаю, — начинает нежеться с ним Чонгук, боковым зрением наблюдая, как сын демонстративно закатив глаза, скрылся за дверью своей комнаты. — Сегодня было что-то важное, раз ты не смог забрать меня с работы сам. Родной мой. Альфа в ответ едва ли не скулит от физической усталости в теле и ласки любимого человека, трётся носом о его лицо и почти не слышно жалуется на команду, с которой, к сожалению, имеет дело работать каждый чертов день. О том, какие его коллеги олухи, омега слышит часто-часто, так, что сейчас это просто вызывает легкое хихиканье и издевательские сюсюканья в сторону действительно уставшего мужа. Под обиженный бубнеж ему удаётся отправить альфу в ванную, а сам он поскорее устремляется на кухню. Пару манипуляций у плиты, минуточку болтовни с кактусом и вскипяченный чайник к кульминации - к выходу Соджуна стол уже накрыт, а сын вываливается из комнаты, следуя вкусным горячим запахам. Семья садиться за стол и тратит за ним больше времени, чем утром. Они весело болтают обо всем, что успело произойти за день, спустя время Тэун включает фоном небольшой кухонный телевизор, как только родители углубляются в свои взрослые и непонятные ему разговоры, но довольно быстро вовлекается обратно в общую беседу. Идея съездить на выходных загород одобряется главой семьи, на этом и заканчивают совместный ужин. После, пока Тэун углубляется в учебу, сидя в комнате, Чонгук медленно расслабляется в ванной, заполненной клубами пара горячей воды. От мысли, что Соджун в это время находит порядок на кухне уставший и желающий лечь спать не меньше, чем кто-либо из членов его семьи, омега сам себе глупо улыбается. По обычаю, перед тем как лечь спать, Чонгук заходит к сыну и уделяет пару минут возможно важным юному альфе словам своей любви и веры в него и его дела. И как всегда попасть в его комнату по приглашению не удаётся. У Тэуна неудобная для родителей привычка заниматься чем-либо в наушниках, поэтому погодя три стука в дверь, Чонгук заходит сам и вопреки улыбке цокает при виде сидящего за столом ребёнка в своих объемных грохочущих роком наушниках. Глаза пробегают по аккуратно повешенной форме в открытом шкафу, всё ещё заправленной кровати и с усердием выводимым Уном арифметическим символам в тетради. Целуя его в макушку, приобняв за плечи, Чонгук не ожидает ничего, кроме достаточно громкого для него и ласкового пожелания спокойной ночи. Ох, этот ребенок даже не удосуживается снять свои ушные колонки, будто знает точь в точь время прихода своего родителя, ведь давно уже даже не дёргается от испуга. И пусть, конечно же, он ничего не слышит, омега на секунду прислоняется щекой о его макушку и шепчет: «Сладких снов, моё сокровище» Только после покидает чужое пространство, прикрыв за собой его границу. Соджун встречает его лохматой головой, резко поднятой с подушки, и полуспящим состоянием, не выдерживающим ожидание. — Он спит? — интересуется он хрипло и смачивает пересохший от храпа язык, одним приоткрытым взглядом наблюдая за тем, как супруг скидывает с себя халат, стоя у туалетного столика, и остается в нежных ночных шортиках и рубашке. Прежде чем последовать к своей половине кровати, Чонгук мажет руки кремом и поправляет влажные волосы, рассматривая себя в зеркале. Без внимания не остаются даже едва заметные возрастные мешки под глазами и мелкие скопления морщинок, несмотря на тусклый и бесполезный свет прикроватного светильника. — Ещё нет, Джуни, ты ведь знаешь - уроки. До выходных далеко, ему не стоит расслабляться. — У нас самый замечательный сын. Альфа мямлит сквозь сон и Чонгук улыбается, сразу обнимая его поперек груди, как только оказывается под одним с ним одеялом. В ответ получает необходимый для хорошего сна поцелуй в лоб и на пару секунд сильнейшие объятия. Оказавшись в руках любимого мужа и альфы, омега не тратит своё время на глупые предсонные раздумья. Вместо этого совершенно счастливый и готовый к завтрашнему новому, не менее замечательному дню, засыпает в не менее надежных и сильных руках. Единственная мысль, что успевает проскользнуть в его голове, это то, насколько же очевидно в нём это счастье.Рутина Ун
29 января 2021 г. в 13:51
Примечания:
(*･ω･ﾉﾉﾞ☆ﾟﾟ
Утро начинается с ослепляющих лучей рассвета и поцелуя в щёку, колючего от щетины, но не менее приятного. Чонгуку не могут быть неприятны нежности любимого мужа, и разумеется, такие пробуждения становятся самыми чудесными. Он сладко потягивается в постели и стонет, пока Соджун расцеловывает его с шеи до впалого живота, следом вызывая щекотку, сменяя сонное возбуждение обоих на игривую ребячливую баталию. Казалось бы, обоим за тридцать, солидные люди, за стенкой спит сын, а альфа рычит, подобно заигравшемуся щенку, и кусает омегу в плечо, от чего визг Чонгук глушит в одеяле, под которым они как-то умудрились оказаться. Месть его не заставляет ждать себя долго, поэтому копошения продолжаются ещё пару минут, за которые Соджун славливает острой коленкой под ребра и пару пощечин, извиняться за которые не намеренный Чонгук весело и громко смеётся, высовывая голову из под одеяла. По потолку и стенам скользят оранжевые полосы осеннего солнца, попадая и по частям кровати, туалетного столика и шкафа. Над глядящим в незашторенное с вечера окно Чонгуком нависает его запыхавшийся счастливый альфа и дожидается внимания в свою сторону, чтобы только потом утянуть его в ленивый нежный поцелуй.
— Доброе утро, зая, — альфа шепчет в самые губы и снова целует.
Чонгук отвечает улыбкой и блаженным мычанием, ерошит волосы на затылке мужа, пока тот вновь спускается к его шее и расцеловывает следы своей старой метки, прежде чем резко оттолкнуться и встать на ноги. Его пухлые губы тут же растягиваются в фривольной улыбке при виде прикушенной губы омеги и скользящего по его телу нескромного взгляда.
— Нравится? — Соджун нарочно снижает тон и не спешит заскочить в трусы. Вместо этого выгибается неестественным образом, пародируя топ-моделей и вызывает у Чонгука смех. Омега прикрывает смеющийся рот ладонью и отрицательно машет головой, а после того, как альфа хватает с пола его шелковый халат, натягивает на себя и тут же эпично скидывает с плеч, вовсе не находит сил что-то сказать - от смеха спирает дыхание до слёз в глазах. — А так? Зай, я ведь секс, скажи? Чонгук-и, зай, ты плачешь от моей красоты? О май гад, айм ю бейби, секс-бейби, рэббит-щит.
Чонгук действительно плачет. У него саднит горло от смеха и сжимается живот, за который он инстинктивно держится в полёте на пол. Соджун не прекращает гримасничать, но всё же подходит и помогает супругу встать на ноги, сам не сдерживает довольную улыбку. Сквозь истерику Чонгук шлёпает его по плечам и стягивает с него свой халат, пытаясь успокоиться.
— Моё! — ворчит он не без остатков смеха, выглядя при этом очень мило.
Соджун позволяет снять с себя единственный элемент одежды и жадно скользит по голому телу напротив, пока омега не скрывает все свои прелести за тканью халата. Чонгук знает, каким взглядом на него всегда смотрят, сдержанно улыбается, подвязывая пояс, и прочищает горло до того, как чмокнуть альфу в губы по пути к выходу.
— Не забудь разбудить Уна, дорогой.
Напоследок он пробно проходит пальцем по грубой щетине своего мужа и Соджун не упускает шанса лобызнуть его в мягкую ладонь и замахнуться вслед для слабого шлепка. Покрываясь лёгким привычным румянцем, Чонгук чувствует себя, как никогда, счастливым.
Первое, что он делает, войдя на кухню, поднимает жалюзи больших окон и любовно поглаживает кончиком пальца расцветший совсем недавно кактус. Только они вдвоём знают, сколько усилий и терпения потребовалось омеге, чтобы дождаться и достичь этого красивого цветения. Стоящий в паре метров от окон круглый стол и горшок мандаринового дерева по его середине полностью утопают в солнечном свете, затопляющим собой всё остальное в помещении ничуть не хуже.
Улыбка не сходит с губ Чонгука, пока готовятся тосты и омлет, вскипает чайник, а сам он попивает холодное банановое молочко в стиле утреннего ритуала, разглядывая вьющихся за окном маленьких птичек и померкших от света теней ближних многоэтажек. Альфы вскоре появляются на кухне уже одетые и бодрые, обсуждающие что-то своё с полуулыбками.
— Утро, пап.
Ставя напротив сына стакан с холодной водой, Чонгук целует его в макушку, приобнимая за плечи, и туда же шепчет ответное приветствие. Соджун, сидящий напротив Тэуна, намеренный хорошенько подкрепиться суёт в рот дольку уцелевшего в омлете помидора и только после желает семье приятного аппетита. Несмотря на своё довольно высокое положение в печатном агентстве, альфа не промах быть неряхой и немного неуклюжим человеком. Поэтому неудивительно, что норовившийся за столько лет Чонгук спустя не долгих пустых разговоров за столом успевает вовремя словить в ладонь последний смяток омлета предательски летящий на рабочий костюм своего изумлённого мужа. Тэун хрюкает от смеха с набитым ртом и запивает всё водой, наблюдая за тем, как отец в который раз искренне приподнимает брови на лоб, затем виновато смеётся, целуя папу в щеку.
— Прости, я как обычно.
— Слишком торопишься, — спокойно константирует омега и улыбается сыну. — Какие у тебя планы на сегодня, солнце?
— Идем в парк после уроков, — Тэун делает такое серьёзное лицо, от которого родители незаметно улыбаются друг другу, и громко стучит дном стакана об стол. — Какой-то альфа с параллели обидел подружку Лисана, надо разбираться.
Соджун перестаёт вытирать уголки рта салфеткой, губы Чонгука образуют милое «О»
— Это тот омежка, который тебе нравится? — мягко интересуется омега, но строгий тон Джуна встревает следом:
— Не рановато ли интересоваться омежками?
На что Чонгук реагирует сверх эмоционально: замирает и поворачивается резко к мужу с озлобленным, но не менее милым, как считает Тэун, лицом. Его тягучее «айщ» вызывает в главе семейства сомнения в своих мыслях, ведь омега к добавке ещё и шлепает его по плечу кухонным полотенцем, заставляя дёрнуться в защитном жесте.
— Чего? — обиженно вскрикивает альфа и это последнее, с чего младший альфа больше не сдерживается и открыто смеётся. — Что?! — повторяет ещё эмоциональнее, за что получает следующий удар полотенцем. — Йа! Чонгука!
— Вспомни себя в 13! — сердито цедит омега, прерываемый на секунду лишь еле слышным Тэуновым «Скоро 14». — Такой озорник, поди уже в яслях омежкам со слюнявыми губками подножки ставил!
— То, что я последний красавчик на районе, не делает меня таким ранним ловеласом!
Тэун откидывается на спинку стула и морщится от смеха. Перепалки родителей всегда, сколько он себя помнит, представляли из себя бессмысленные, но, порой, до коликов забавные сцены. Даже если единственный омега их семьи, нежное и робкое создание, доходил до крайней точки кипения и напоминал собой ужасающего титана, отец умел находить момент, чтобы скинуть его с гневных качелей в котёл со смешинками. После папа просто едва сдерживал улыбку и повторял одно: какой у Тэуна придурок-отец. А он бы поспорил, да не решается, по родителю знает, что с омегами, чаще всего, лучше не спорить. Вот и сейчас является лишь сторонним наблюдателем, хотя часы давно уже перевалили запредельное на сборы время, и они, вроде как, опаздывают.
Соджун давится кофе от какой-то фразы Чонгука, которую Тэун пропускает мимо ушей, и внезапно срывается с места. Бормочет себе под нос о том, что не при ребенке же говорить о таких вещах, о каких младший альфа даже знать не хочет, и уже чуть громче просит сына поторапливаться, унося ноги прочь с кухни. Тэун провожает его вопросом в глазах, а когда поворачивается обратно, папа смотрит на него слишком испытывающе. И альфа прекрасно знает это выражение лица, когда у папы стянуты уголки губ так, что в щёках образуются ямочки, а глаза, привычно наполненные теплой, словно парное молоко, любовью, становятся мятежными и вечно что-то требующими. Тэун привык не злить родителя, а эта его эмоции и вовсе внушает малый страх. Поэтому он сначала выставляет вперёд ладони и отрицательно ими помахивает:
— Я ничего не слышал, пап, правда.
Омега молча прожигает его взглядом и только зовущий в коридоре отец спасает ребёнка от необъяснимого настроения папы. Каким бы злым Чонгук не был, будучи глубоко внутри изнеженным и поддатливым существом, любая ласка в его сторону автоматически принимается в форме извинения. Её Тэун поспешно преподносит: резво подпрыгивает и целует в щеку, до этого по-детски потеревшись о его щеку своей. Мимика на лице Чонгука не меняется, до того момента, пока в коридоре не хлопает дверь. Тогда омега опускает голову, схватив себя за щёки, и дёргает под столом ногами, громко поскуливая. И совсем неважно, что ему давно не пятнадцать, омега внутри не имеет срока годности.