российские железные дороги

в москве было теплее, чем в петербурге Так ей говорили те, кто там хоть раз бывал — некоторые родственники, одногруппницы в универе. Одна из них, объездив едва ли не всю страну, часто говорила что-то подобное, называя одни города более тёплыми, нежели другие. Но никогда не объясняла, что имела в виду, оставляя Киру в тщательно скрываемом замешательстве. С последних пар в пятницу Сменкина ушла, раздумывая над этим решением чуть больше двух минут — иногда можно себе позволить. Иногда можно себе позволить что угодно. Например, спонтанно купить билет на электричку до Москвы, чтобы провести там выходные, а затем вернуться к утру понедельника и, не ложась спать, пойти в универ, наполненной впечатлениями. чувствами Впервые она задумалась почти сразу же, как фирменный двухэтажный поезд отправился с одиннадцатого пути Московского вокзала, а она прекратила идти за ускоряющимся составом, продолжая махать рукой парню в первом купе последнего вагона. Просто почему-то из сотней мыслей, которые могли посетить её голову из-за расставания и прощания, ей на ум пришла только одна: «надо было всё-таки поцеловать его». Она думала об этом в тот день, когда пришла с вокзала в приют, села на траву и, едва посмотрев на воду, вспомнила плывущую по озеру лодку с двумя сидящими в ней семнадцатилетними подростками, которые тогда ещё думали, что у них всё получится. И сначала эти мысли казались вполне объяснимыми: они расстались не потому, что чувства остыли, и скучать было нормально. Вполне нормально было вспоминать хорошие моменты вместе, подолгу рассматривать фото на телефоне и испытывать свойственное всем людям чувство ностальгии. Думать о том, правильно ли они поступили, пожалуй, тоже было нормально, учитывая то, что над тем спонтанным решением, принятым за три минуты до отправления поезда, совершенно не думали. Тогда просто казалось, что всё, копившееся месяцами и даже потихоньку разгребаемое, резко обрушилось на них, не оставляя другого выбора. Тогда казалось, что иного выхода просто нет, что времени катастрофически мало. а ведь у них было всё время мира Но это было нормально. И нормально было наконец-то собраться с силами и осмелиться купить этот злосчастный билет до столицы, чтобы встретиться с ним и, может, что-то понять. Мысли в голове, вероятнее всего, убили бы Киру раньше, чем «Ласточка» прибыла на место назначения, поэтому она всеми силами старалась их избежать, хоть и получалось так себе. На какой-то из станций, когда временно пропавший сигнал вновь вернулся, на телефон пришло сообщение от Арта о том, что он встретит её на вокзале, и это стало почти невозможно: они не виделись с того самого дня на Московском вокзале и, несмотря на многочисленные сообщения в личке и групповых чатах, это было отчего-то страшно. Страшно было почувствовать неловкость, столкнуться лицом с осознанием того, насколько всё изменилось. Ребята тоже боялись, хоть и пытались отрицать это. Мещеряков планировал приехать на Новый год, отпраздновать с семьёй и друзьями, возможно даже провести в Петербурге все новогодние каникулы. И хоть радость в их словах и улыбки на их лицах не были фальшивыми, они всё равно не могли скрыть волнения перед встречей с тем, кого не видели больше полугода. Это была невероятно сумасшедшая мысль, каким-то образом являвшаяся действительностью: они все были разлучены полгода, у каждого жизнь шла своим чередом, и снова соединять линии их маленьких историй в одну было слишком волнительно для каждого. Кира понимала, что в суете праздников, объединяющих давно не видавших друг друга близких, нет ни шанса на то, чтобы хоть что-то хоть немного прояснилось, чтобы выпала хоть минутка на то, чтобы просто сесть и обо всём поговорить. Поэтому в самом начале декабря позвонила Мещерякову, чтобы спросить, может ли она приехать на пару дней и получить утвердительный ответ, сказанный резко повеселевшим тоном. И именно тот радостный и до боли знакомый голос на другом конце провода успокаивал лучше всего. Наконец отдавшись позитивным мыслям, она уснула на два часа, чудом проснувшись за час до выхода. Часы показывали почти десять, за окном была темнота и чередующиеся огни и редкие здания, а на экране светились непрочитанные сообщения. арт: надеюсь, ты не скупила половину «Бургер Кинга» на вокзале, как любишь это делать, потому что я наготовил кучу еды арт: если всё же скупила, скажи, что у тебя остался соус Сменкина усмехнулась и неожиданно для самой себя обнаружила, что действительно проголодалась. Артёму честно ответила, что ничего не покупала, а поэтому соуса у неё, к сожалению, нет, но она уверена, что его стрепня и без того вполне съедобная. Ответом послужил весёлый смайлик. За окном мелькали огни ночного города, Сменкина от волнения покрепче прижала к себе рюкзак с вещами и документами, когда электричка стала въезжать в столицу. Сердце отчего-то бешено колотилось, и её даже передёрнуло, когда в вагоне раздался сначала женский, а затем мужской голоса, говорящие о том, что поезд достиг места назначения. Из вагона на ярко освещённую платформу она вышла первая, вдыхая слегка морозный воздух (хоть тут было и теплее, чем в Петербурге) и оглядываясь по сторонам. Через несколько секунд из поезда стали потихоньку вываливаться остальные пассажиры, и перрон заполнился толпами людей, закрывая всё перед глазами. — Кира! Сменкина обернулась на звук знакомого голоса, судорожно пытаясь выискать в массовке фигуру парня. — Арт! Она стала пробираться через толпу, идя ему навстречу, то и дело сталкиваясь с людьми и едва ли не теряя его из виду. Пассажиров и встречающих было не так уж и много, но в те минуты казалось, будто весь мир старался утесниться на этой небольшой платформе. Кажется, в те мгновения, когда она бежала по перрону, прежде чем оказаться в его объятиях, Кира не дышала. Однозначно нет. Но едва почувствовав тепло знакомых рук, она словно ощутила приступ астмы — оказалось, что пробежала она больше, чем могла себе представить, и теперь привести дыхание в норму было непосильной задачей. — Знаешь, — заговорил Арт, продолжая обнимать её, и Кира только сейчас обратила внимание на то, как тяжело дышал он, — когда я говорил, что буду скучать по тебе, я и подумать не мог, насколько сильно. Сменкина усмехнулась ему в плечо, вызвав ответный смешок, а затем собралась с силами: — Я тоже… Я, честно говоря, вообще о многом не думала тогда. — Так ты… жалеешь? Кира закрыла глаза, слушая только его дыхание и стук сердца, перекрываемые гулом толпы и доносящимся словно откуда-то извне голосом дежурной по вокзалу из громкоговорителя. — Очень, — честно ответила она, не специально понизив голос. Мещеряков отстранился, чтобы посмотреть на неё, но из объятий не выпустил. — Я тоже. Она пару секунд в замешательстве смотрела ему в глаза, а затем отчего-то рассмеялась, притягивая его к себе и целуя. И это было так естественно, так нормально, словно и не было этих месяцев разлуки, словно и не были сказаны те глупые слова тогда, на вокзале. И хотя оба знали, что завтра им предстоит многое обсудить, и это будет непросто, они были готовы. Но именно в тот момент можно было позволить себе просто стоять посреди перрона, долго-долго не выпуская друг друга из объятий. в москве было теплее, чем в петербурге. но дело было не в погоде.