Стая не терпит слабых

      Маркус Гевольт спешил домой в опустившихся на город сумерках. Он распрощался с братом и его семьей возле рынка и мысленно пожелал ему провалиться сквозь землю за то, что решил устроить похороны на закате. Далась ему эта скрытность… Как будто кому-то действительно есть дело до его дочери. Люди рождаются и умирают. Бедному населению нужно думать о том, как прожить следующий день, как не остаться без куска хлеба и жира для каши, а что до богатых, то у них свои заботы. Но Агастос отчего-то вбил в голову, что слепая девчонка как-то может навредить его положению при дворе короля. Нет бы позвать чародея, чтобы тот вылечил девку, так нет же! Маркус заметил у брата эту склонность в паранойе еще в юности, но с советами не лез. «Не мое дело» — было его жизненным кредо.       О том, что у него есть племянница, Маркус вспомнил несколько дней назад. Это пришло к нему неким откровением, как будто в голове внезапно зажегся фонарь. Ну, есть и есть, сильных эмоций он при этом не испытал. Не его дело. И, стоя на кладбище у закрытого гроба, кроме слабого налета сожаления, он не испытывал ничего. Хотя, была еще скука, которую на него всегда навевали проповеди жрецов Вечного Огня.       Единственным, что его тогда беспокоило по-настоящему, были раны на лице, нанесенные, по словам приезжего убийцы чудовищ, вампиром. Покрытые коростой, они нещадно чесались под бородой, которую пришлось начать отращивать, и это раздражало еще сильнее. Новость о том, что его как-то уж совсем странно покусал вампир, за губы, а не за шею, — вот что стало настоящим ударом. Чтобы доказать свою принадлежность к роду людскому после укуса, он целый день ходил, увешавшись всеми серебряными украшениями, какие смог найти, перед священником съел несколько зубчиков чеснока и запил святой водой. Священник поверил, и Маркус тогда облегченно выдохнул. Но с тех пор его не покидало ощущение незащищенности, даже если вокруг было много людей, крепкие городские стены, гирлянды развешанного чеснока и зажженные по всему дому лампады с освященным маслом. И это ощущение усилилось, как только Агастос и его семья направились в сторону дома. Ему же до своего нужно было топать на другой конец города, и купец в который раз посетовал на собственную жадность. Заплати он чуть больше в свое время, то жил бы в паре домов от брата. Присутствие на улице ночных патрулей, уже заступивших на смену, никак не обнадеживало. Что могут сделать эти дуболомы с алебардами против коварной бестии?       Маркус неуютно поежился. Ему снова почудилось, что за ним следует некая тень, темный человек, которого он видел лишь боковым зрением. Обернулся — никого нет, если не считать пары попрошаек. Он прибавил шагу.       Впереди замаячила корчма «Рыжий кот» с вывеской в виде залихватски ухмылявшейся кошачьей морды с прищуренным зеленым глазом. Недолго думая, купец толкнул крепкую деревянную дверь и оказался внутри.       Контингент был так себе. В одном углу образовался небольшой бойцовский клуб, где любой желающий мог набить оппоненту морду, в другом резались в покер на костях, за столами хлестали разбавленное пиво жители окрестных домов, заедая все это сыром, кровяной колбасой и кислой капустой. Увидев развешанные по стенам связки чеснока, Маркус немного успокоился.  — Подать чаво?       Рядом с ним возникла официантка с крайне непривлекательным лицом, напоминавшим обтянутый кожей череп. Пить и есть в этом сомнительном заведении Маркус не собирался, но ему в голову взбрела идея.  — Я дам тебе десять крон, если выведешь меня через черный ход.  — К хозяину иди, — равнодушно отозвалась официантка и поплыла к столу, за которым шумно веселившаяся компания требовала добавки.       Хозяин корчмы, полноватый мужчина средних лет с раскрасневшимся от печного жара лицом, выслушал его просьбу со скучающим видом, а после выдал:  — Пятнадцать крон.       Маркус возмущенно засопел, но за монетой полез.  — На, подавись, хапуга, — буркнул он, швырнув деньги на прилавок.  — На кухне дверь слева. Там не заперто, — хозяин пропустил его слова мимо ушей и деловито смахнул деньги в мешочек.       Черный ход вел в узкий захламленный переулок, в котором невыносимо воняло перегаром и застоявшейся мочой. Купец старался не думать о том, что за жидкость хлюпала у него под сапогами, учитывая, что дождя давно не было. Он припустил почти бегом, стремясь покинуть эту зловонную клоаку, и вскоре добрался до небольшого тупичка, закрытого дворика. Маркус толкнул ворота, что вели на соседнюю улицу, но те не поддались.  — Эй! Кто-нибудь! — он что было сил забарабанил по доскам. — Откройте! Откройте ворота!       За спиной как будто что-то мягко приземлилось. Голос застрял в горле купца, и вместо очередного крика он издал жалкий скрип. Шаги за спиной приближались, легкие, кошачьи, размеренные. Маркус неистово лупил по доскам, пока не услышал приятный мужской голос.  — И вовсе незачем так шуметь. Хозяин ключа наверняка уже давно дома, со своей семьей.       На лбу выступил холодный пот. Ему показалось, что этот голос он уже слышал. И через несколько секунд в памяти вспыхнуло очередное воспоминание. Купец был уверен, что стоит ему обернуться, то перед ним окажутся антрацитово-черные глаза. Глаза, что принадлежали самой смерти.  — Я говорю с тобой, — снова раздалось сзади. — Невежливо стоять спиной к собеседнику. Повернись ко мне.  — Ни за что! — Маркус вжался лбом в шершавые доски, словно это как-то могло его спасти.  — Я сказал — повернись ко мне!       Голос незнакомца изменился до неузнаваемости, превратившись из бархатного баритона в демонический рык. Сильные пальцы сдавили плечо и крутанули.  — Это… Это ты! — всхлипнул Маркус, увидев лицо своего преследователя. — Я тебя помню! Это ты меня укусил!  — Я, Маркус, я, — молодой черноволосый человек улыбнулся, продемонстрировав два ряда острых зубов. — Только вот тогда было не то место, и не то время. Но теперь никаких любезностей.       Треугольной формы ногти незнакомца в мгновение выросли на добрый десяток дюймов.  — Сгинь, нечистый! Пропади! Прошу, оставь меня!       А после Маркус Гевольт услышал последние слова в своей жизни:  — Уверен, она говорила то же самое.       Еще никогда Регис не испытывал такого наслаждения от убийства. Когтями он ударил Маркуса в пах, и, пока тот не успел завыть от боли, вгрызся ему в шею — слишком велик был соблазн. Кровь была первоклассного качества, яркого и чистого вкуса, а адреналин придал ей особенно изысканный оттенок. Мстительное удовольствие разливалось по телу волнами, переполняя столь долгожданным удовлетворением. И это было лишь началом.  — И все-таки это ты.       К тому моменту, когда Регис услышал эти слова за своей спиной, жизнь уже покинула тело купца. Вампир раздосадованно вздохнул и выпустил труп из рук, мешком упавший на утоптанную землю.       Он прекрасно знал, кто испортил ему все удовольствие.  — Какой же ты доставучий, — не оборачиваясь к нему, процедил Регис. — Вот ни дать ни взять заноза в крайней плоти.  — Не буду выяснять, откуда ты знаешь это ощущение, — Хродгейр из Дорве неспешно вышел из мрака вонючего переулка. Металлическое шуршание — он вытянул из ножен меч.  — И как же я прокололся? — Регис повернулся к нему. Он был очень спокоен. Ведьмак не внушал ему ничего, кроме раздражения. Как надоедливая муха, кружащая над головой во время сна и периодически присаживающаяся на лицо.  — Изначально у меня не было ничего, кроме догадок. Но потом мне попала в руки пробирка, пахнущая спорыньей и календулой. А ведь именно эти травы ты тогда волок из лавки низушка.       Говоря это, ведьмак медленно ступал, двигаясь по кругу и не спуская глаз с вампира. Он был необычно бледен, а на лице ярко проступали темные вены.  — А буквально сегодня мне повстречался незнакомец, молодой мужчина, который рекомендовал мне внимательно последить за Маркусом Гевольтом. Он назвал мне имя бестии, совершавшей все эти ночные убийства в городах и окрестных деревнях. Это ты убил дочь королевского советника.  — Что, не смог угробить Лирийскую Зверюгу, так решил хоть как-то доказать свою полезность? — усмехнулся Регис. — Ну давай, доказывай. Ты все равно не знаешь всей правды, ведьмак. Но что-то тебе доказывать не входит в мои интересы. Этот человек заслуживал смерти, и он ее получил. Тебе я предложу лишь один раз — уходи отсюда и не мешай мне.  — Уйду. Но не раньше, чем разберусь с тобой. Кто ты такой, чтобы судить, кому жить, а кому нет?  — Я? Я просто дурак, которого втянули в глупую кровавую игру. Знаешь, у меня ведь тоже есть причина тебя убить. Не потому, что ты знаешь мое имя. Не потому что ты убил мулю, которая была мне хорошей подругой. Она ведь нападала на людей, пила их кровь, а ты создан для того, чтобы уничтожать таких, как я и она, — Регис поднял руку и демонстративно выпустил когти. — Если бы ты не сунул нос не в свое дело, если бы не показал ту проклятую пробирку Агастосу Гевольту, его дочь была бы жива. Он избил ее, как собаку. Иренка сама попросила меня о смерти. Но что для тебя значат слова кровопийцы? Да, я убивал, хоть и не все жертвы на моей совести. Но этой девушке я старался помочь.       Он знал, что ведьмак не отступится, не даст закончить начатое. Убивать его ни нужды, ни жажды Регис не испытывал. Но раз мутант сделал свой выбор, не оставалось иного пути, как дать ему бой.       Легкий хмель никак не мешал уворачиваться от атак серебряного меча. Ведьмак крутил им «мельницу», вышагивал по кругу, потом сделал очередной выпад. Свистнуло лезвие, что должно было пробить Регису сердце, но он успел извернуться корпусом, и клинок пронзил пустоту. В темноте ярко брызгали искры, сопровождаемые яростным лязгом. В какой-то момент ведьмак завел руку куда-то за спину и резко выбросил вперед. Регис ощутил сильный удар в лицо, а после в глазах поплыли миллионы мелких снежинок. Не снежинок — мелких серебряных частиц, что облепили его с ног до головы. Он оскалился и зашипел. Ведьмачья уловка никак не мешала ему перемещаться, виться туманом вокруг противника, и это явно озадачило охотника на чудовищ.       Но как бы ни было забавно дразнить мутанта с кошачьими глазами, тратить на это слишком много времени Регис не собирался. Вдоволь наигравшись, он обвился вокруг него клубами тумана, закрыв ему обзор, а после возник за спиной и рубанул когтями по подколенным ямкам. Ведьмак закричал и рухнул, но клинка из рук не выпустил. Опираясь одной рукой о землю, второй он все еще размахивал им, рыча от боли сквозь стиснутые зубы. В очередной такой взмах Регис просто поймал клинок в сплетение когтей и вырвал оружие из рук противника.  — Ты мог уехать и сохранить себе здоровье, — укоризненно покачал он головой, опускаясь рядом. — А теперь станешь первым ведьмаком на моем счету. Мне даже интересно, какова на вкус твоя кровь.  — Так пробуй, сучий потрох! — брызнул слюной Хродгейр.       И ведь он бы впился в толстую жилистую шею мутанта, если бы не подозрительный терпкий запах крови. Регис потянул носом раз-другой, а после презрительно прищурился.  — Вот ты говоришь, меня выдали травы… Но тебя они тоже сдали. Ты напился какого-то зелья. Нет уж, я тебе не какой-нибудь фледер или экимма, чтобы кидаться без разбору. Я мог бы оставить тебя здесь истекать кровью, но я не садист. Прощай, Хродгейр из Дорве. Знакомству я рад не был.       Он ударил ровно один раз, попав точно в сердце.       Сон Агнеты был неспокойным, поверхностным и больше напоминал оцепенение. Ей снилось нечто смутное, то, что не обладало формой. Оно постоянно ускользало от взгляда и что-то тихо нашептывало над ухом. И пусть незримое не причиняло вреда и не казалось враждебным, Агнета все равно силилась проснуться, преодолеть оковы сновидения, и вскоре резко поднялась в постели с глухим стоном. Лоб был мокрым от холодного пота.       Она не знала, сколько проспала, но за окном все так же было темно. В тот вечер девушка ушла спать довольно рано, почти не притронувшись к еде. Родители с удовольствием поглощали приготовленный Бертой ужин, скорее походивший на обычный, чем поминальный, а ей кусок не лез в горло. Ее злило то, что они все вели себя как обычно, как будто не было никаких похорон, как будто Иренки никогда и не существовало. Но устраивать сцену за столом ей не позволило воспитание, и Агнета, сославшись на усталость, ушла к себе, чтобы вдоволь поплакать.       В пересохшем горле неприятно кололо. Девушка поднялась с кровати и потянулась к графину за водой, но тот оказался пуст. Взяв со стола подсвечник с уже почти догоревшей свечой, она направилась к двери, прихватив с собой кубок.       В доме было тихо. Непривычно тихо. Обычно из родительской спальни доносился негромкий храп отца, которому вторило мерное посапывание Берты из ее комнатушки, но не в эту ночь. Это показалось девушке странным. Тихонько толкнув дверь в комнату няньки, Агнета заглянула внутрь.  — Берта? — тихо позвала она. — Ты спишь?       Ответа не последовало. Глаза девушки уже привыкли к темноте, и она разглядела, что в кресле, стоявшем в углу комнаты, виднелись очертания сидевшей в нем женщины. Очевидно, задремала за шитьем, решила Агнета и вышла, мимолетно удивившись, что в комнате отчего-то сильно пахло металлом.       Быть может, она все еще спит? Чувство нереальности происходящего не покидало ее. Казалось, тронь стену, и пальцы пронзят ее, как дымку.       Каменные плиты пола кухни приятно холодили стопы. Агнета зачерпнула воды в бочке, осушила кубок и, оставив его на столе, двинулась обратно. По стенам плясали причудливые тени, отбрасываемые вазами, кашпо с раскидистыми декоративными растениями и канделябрами, огонек свечи слабо трепетал на неуловимом сквозняке.       «Быть может, это Иренка вернулась домой?» — пришло в голову девушке. От этой мысли по спине пробежал неприятный морозец, и она заторопилась обратно в комнату. Ей и без этого было не по себе.       До своей комнаты она не дошла — резко обернулась на глухой стук. Звук донесся из спальни родителей. Сердце так часто заколотилось в груди, что было готово вырваться наружу. Сон окончательно покинул девушку, и она, чувствуя, как от страха немеют колени, медленно двинулась к приоткрытой двери.       Омерзительный булькающий звук раздался ровно в тот момент, когда латунная ручка двери негромко стукнула о стену. Агнета судорожно вздохнула и выпустила из рук подсвечник. Ударившись об пол, свеча моментально погасла.       То, что девушка увидела в спальне, навсегда отпечаталось в ее памяти.       Единственным источником света в комнате был канделябр с тремя горящими свечами. В его неверном желтом свете было отчетливо видно лицо отца, лежавшего на полу, и его невидящий взгляд был направлен прямо на Агнету. Его шею пересекал глубокий темный разрез, из которого медленно вытекала кровь, впитываясь в дорогой офирский ковер. Мать лежала поперек кровати, и россыпь мелких бурых пятен на постельном белье не оставляла сомнений, что она тоже мертва.       Агнета очень хотела закричать, но не могла — голос внезапно куда-то пропал. Ноги словно вросли в пол, не давали двинуться с места, и не оставалось ничего, кроме как смотреть на убийцу ее семьи.       Он был весь в черном. Черными были волосы и кошмарные глаза, в которых не было ничего человеческого. Существо слабо шевелило испачканными в крови когтями. Его жуткая бледная морда, напоминавшая крысиную, быстро менялась, приобретая черты лица молодого человека. Заметив девушку, он перешагнул через труп отца и двинулся к ней, слегка пошатываясь, будто от хмеля.  — Не бойся меня, Агнета, — его губы, обагренные кровью, сложились в доброжелательную улыбку. — Тебя я не трону. Ты была добра к ней.       «Это сон, это просто страшный сон», — билось в голове. — «Этого просто не происходит. Его здесь нет».       Крик так и не желал рождаться. Агнета стояла перед чудовищем, дрожа, как осиновый лист, и чувствовала, как по ногам бежит что-то теплое.  — Не держи на меня зла, — продолжил убийца. — Просто так нужно.       На миг вокруг все потемнело, и девушка ощутила легкое движение воздуха. Когда тьма рассеялась, существа в черном рядом не было. Только гнетущий полумрак, тишина и тяжелый, насыщенный запах металла.       В стоящем в углу огромном зеркале Агнета заметила фигуру, похожую на привидение. В ней она не сразу узнала себя. Ее волосы, что некогда имели густой каштановый цвет, теперь были белыми, как снег.       Река несла свои воды бурным потоком, кипела и плевалась мелкими каплями, рисовала узоры на прибрежных валунах. Течение ускорялось с каждым десятком шагов по мере приближения к обрыву, откуда холодная масса воды падала с большой высоты, наполняя ущелье низким рокотом. Пахло сырым песком и свежестью.       Детлафф ждал его на узком плоском камне — части скалы, выступавшей из воды на самой грани и создававшей небольшую площадку. Он сидел, свесив ноги с края, и смотрел куда-то вдаль, на открывавшуюся перед ним долину. Регис пролетел над пенившимися бурунами и приземлился рядом с приятелем.  — Далеко же ты забрался, — он тоже свесил ноги с края. — Высоко здесь.  — В этом и весь смысл, — последовал хмурый ответ. — Что там с твоим торговцем? Опять гипноз?  — Нет, решил обойтись без этого. Наплел ему, мол, уезжаю, совсем вампиры распоясались, а гвардия ничего сделать не может, ну и все такое. Ты же знаешь, мне Нивьен верит как себе самому. Не обрадовался, но сказал, что понимает.       На это приятель ничего не ответил, ограничившись молчаливым кивком.  — Для чего мы здесь?  — Иногда я приходил сюда, когда ваша кодла выводила меня из себя, — Детлафф все так же смотрел вдаль. — Мне кажется, это отличное место, чтобы попрощаться.       Регис помрачнел. Он до последнего надеялся, что друг решит отправиться на Скеллиге вместе с ним и Лилит, но тот, очевидно, передумал. Перспектива расставания откровенно пугала, хотя Эмиель прекрасно осознавал, что это неизбежно.  — И куда отправишься? — сухо поинтересовался он.  — В Назаир. Всегда хотел побывать в горах. Мне показалось или ты злишься?  — Показалось.  — Трындишь, — беззлобно улыбнулся Детлафф. — Вам третий лишний не нужен. Поверь, я буду только мешать.  — Между прочим, на Скеллиге хватает гор.       Убийство пятерых человек в одну ночь не прошло незамеченным. Люди, узнав о случившемся от герольда, начали роптать и требовать от короля принять меры, призвать нового ведьмака, раз уж старый оказался неспособным убить чудовище. Правитель мольбам внял. В городе началась охота, где каждого подозрительно выглядевшего тщательно допрашивали в присутствии священнослужителей, стража шерстила все подвалы и заброшенные дома, вскрывала саркофаги и склепы в поисках спящих там вампиров. Сами же кровопийцы на городском кладбище никогда не обитали, прекрасно зная о перспективе быть обнаруженными. Что до Региса и Детлаффа, то они покинули свое убежище в ту же ночь, когда почти вся семья Гевольтов покинула мир живых.  — Ну что, стало тебе лучше? — Детлафф решил сменить тему.       Регис пожал плечами.  — Трудно сказать, — он подобрал лежавший рядом камень и запустил им в ущелье. — Чудовища мертвы, и мне почти не стыдно за то, что я сделал. Но ведь это ничего не меняет. Я думал, что смерть тех, кто издевался над Иренкой, вернет меня в колею, но… Я ничего не чувствую. Не жалею и не радуюсь. Хотя есть один положительный момент.  — Какой же?  — Мне напрочь отбило охоту пить. Теперь даже мысли о крови вызывают чувство тошноты. Кто знает, может, я совсем брошу.  — Ты уж сделай одолжение.  — Может, скажешь уже, зачем мы здесь?       Приятель вздохнул и наконец-то взглянул на него. Регису показалось, что в его вечно холодных голубых глазах появилась маленькая искра, совсем крохотный огонек тепла. Даже черты лица, будто высеченного из камня, немного смягчились. Детлафф поднялся на ноги и жестом попросил его сделать то же самое.  — Иногда я так делаю, когда на душе становится совсем противно, — сказал он, разворачиваясь спиной к бездне. — Вроде бы просто символический жест, но тебе пойдет на пользу. Послушай меня, Регис. В твоей голове сейчас полнейший хаос. Ты — как воспаленная рана. Вроде бы все улеглось, но задень, и разноешься снова.  — Премного благодарен, — фыркнул Регис.  — Дослушай. Представь себе, что это, — Детлафф обвел рукой речную долину и окружавшие ее леса и холмы, — твоя прошлая жизнь. Здесь — твоя юность, дни, потраченные на глупые выходки и пьянство. Здесь те, кто тебя предал. Твоя боль, которую ты пережил вместе с человеческой девочкой. Сейчас ты на пороге новой жизни. Этот водопад — этот самый порог. Я хочу, чтобы ты прыгнул в неизвестность, что скрывается за ним, и оставил здесь, наверху, все, что тянет тебя вниз.  — Это так ты расслабляешься? — хихикнул Регис. — А я-то думал, ты просто идешь и рвешь кого-то в клочья.  — Не всегда. И не перебивай. Я знаю тебя с детства, тебе я обязан многим, что имею сейчас. И мне жаль, что эта кодла высосала из тебя столько сил, что из-за них ты начал пить и вести себя, как придурок. Ты — мой лучший друг и всегда им будешь, помни об этом, — на плечи легли его тяжелые ладони. — Мне никогда не было все равно на то, что с тобой творилось. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.       Его слова чувствительно кольнули где-то в груди, словно стеклянный осколок. Регис молчал. Ему было стыдно за свою слепоту. Нелюдимый отщепенец, которого не принимала стая, который не принимал ее в ответ, и был его лучшим другом. Даже больше — частью его самого.  — Ты… прыгнешь вместе со мной? — неуверенно спросил он.  — А как же. Мы же одна стая.       Регис глубоко вздохнул и встал рядом с Детлаффом, на самой грани. Позади грозно гудело ущелье.  — Готов?  — Готов, — коротко кивнул Регис.  — Можешь взять меня за руку. Если хочешь.       Этого Регис не ожидал, но стиснул твердые пальцы приятеля. Ладонь была холодной, но жесткой и полной неведомой силы.       Сосчитав до трех, они разом накренились назад и рухнули в пустоту. У ног бесновалась ледяная вода, в ушах свистел ветер, трепавший длинные волосы. Оба летели, как обычные смертные, крепко держась за руки, и край пропасти отдалялся все больше и больше. Внутри стало действительно легко и свободно, словно на вершине водопада на самом деле осталось все то, что причиняло боль.       Детлафф сжал его пальцы, тем самым давая сигнал. Они разом обратились в туман, и, переплетаясь, взмыли ввысь, в бескрайнее, залитое солнцем небо. В тот момент Регис с полной уверенностью мог сказать, что был счастлив.