***
На дворе стоял уже 1895 год, Чонгуку давно исполнилось 16 лет, но этот наглый мальчишка не прекращал устраивать саботаж и всячески измываться над истеричными учителями. То они с мальчишками сбегали со школьного двора и прокрадывались на лужайку к женской половине, то конструировали крепость из парт и бросались друг в друга увесистыми башмаками, в которых можно было чечёткой гвозди забивать. Близилось Рождество, и всех мальчиков забрали к себе семьи, но Чонгук не был бы Чонгуком, если бы перед самым отъездом не отхватил штраф от смотрителя и не остался чуть ли не до самого сочельника чахнуть над холодной деревянной партой. Только благодаря Чимину, усердно драящему полы в классах и расчищающему снег во дворе, он смог добиться смягчения наказания. Уже в полшестого подростки, заливисто смеясь, покинули злосчастное опустевшее помещение и под аккомпанемент ржущей лошади и бранящегося кучера ловко перепрыгнули в телегу, на которой на всех парах (насколько это позволяло данное средство передвижения) помчались домой. Всю дорогу Чимин без умолку рассказывал о том, как интеллектуально спорил со сверчком, который, по всей видимости, сдох, или просто так был рад видеть парня, что от восторга поднял все лапки вверх. Чонгук не стал уточнять, что у друга по естественным наукам, а только увлечённо смотрел по сторонам на украшенные различными яркими лентами домики с фахверками, величественные арки с бесчисленными маленькими колокольчиками, аккуратные маленькие свечки, отпугивающие злых духов, и изредка на самых роскошных зданиях можно было даже разглядеть цветные огоньки гирлянд. Чимин ещё немного поразглагольствовал на тему своих «весьма содержательных приключений» и притих, также завороженно осматривая проезжаемые окрестности. Впереди всё чаще стали встречаться мосты, а это значило, что они почти прибыли к довольно крупному поселению, в котором в это время года обычно случалось столпотворение: все желали приобрести подарок родственникам на рождественской ярмарке, а также просто поглазеть на величественную ёлку на главной площади. Чонгук на ходу выскакивает из телеги под очередной недоброжелательный выкрик кучера и рванул с места как заведённый по узким переулкам прямиком к маленькому магазинчику на окраине городка. Здесь была вторая ёлка в городе, уже мельче той, что стояла на главной улице, но в этом была её прелесть: на ней были более замысловатые игрушки, а вся композиция каждый год придерживалась какой-то определённой тематики: в этом году это искусство. С веток свисали шары с нарисованными нотными тетрадями, клавишами, балеринами и марширующими солдатиками, на самых тонких и голых ветках были завязаны пышные банты, а на самой верхушке красовалась аккуратная звезда. Несмотря на то, что Чонгук торопился, он всё равно непроизвольно замедлил ход, чтобы пристально рассмотреть каждую деталь этой волшебной картины. Он так боялся, что в этом году ему не удастся это застать, что сейчас ценил каждый момент ещё больше обычного. — Потрясающее зрелище, — раздалось откуда-то справа. — Да! — на выдохе ответил Чонгук, а когда спустя полминуты повернулся, чтобы увидеть своего собеседника, того и след простыл. Парень покрутился вокруг себя в попытках обнаружить странного незнакомца, но увидел только влюблённые прогуливающиеся парочки и маленьких детей, плачущих от переутомления. Чонгук лишь пожал плечами и продолжил свой путь. Открыв дверь с ноги, Чонгук активно принялся стряхивать с себя снег. Колокольчик у входа зазвенел как церковная колокольня от такого резкого толчка, а дверь с грохотом ударилась о стену, из-за чего снаружи с крыши сполз снег прямо на голову гостю. Чертыхнувшись, Чон принялся активно прыгать на месте, чтобы стрясти с себя нежелательный груз, но снег только засыпался ему за шиворот, тая где-то в районе поясницы. — Чонгук~и! — накинулся на подростка владелец магазинчика, стискивая его в крепких объятиях, — А я уж побоялся, что в этом году ты не удосужишься навестить старика! Что ты так припозднился? — Проблемы с начальством, — деловито отвечал Чонгук, всё также смахивая с себя снег. — Что можешь предложить? — Тебе несказанно повезло, мой мальчик! Тот чудак сегодня тоже что-то затянул и пока не раскупил все леденцы, так что ты можешь взять один за мой счёт. — Ого! А что это ты такой щедрый? — А отчего же не быть щедрым, когда Рождество? — резонно подметил здоровяк и весело расхохотался, — Да и к тому же у меня ведь сын родился. Представляешь? Прямо накануне Рождества! В ту же секунду зазвенел настрадавшийся колокольчик, впуская внутрь детский смех и шум толпы. В помещение зашёл высокий молодой человек с русыми волосами и открытым лбом, с макушки сползала растянутая и промокшая шапка, шарф тоже был потрёпан и открывал всю шею, ярко-красные пухлые губы были обветрены, а на трепещущих длинных ресницах блестели снежинки. Парень сперва осмотрелся, а затем, заметив хозяина, совершенно по-детски помахал ему рукой, улыбаюсь чуднОй квадратной улыбкой. Сердце Чона пропустило удар. Снова. Получите — распишитесь. Это не микро-инсульт, это макро-инфаркт со всеми последующими осложнениями, которые впоследствии приводят к преждевременной смерти. А Чимин предупреждал, чтобы он не лез на рожон, но это же Чон Чонгук, тот, кто стал руфером ещё до того, как это стало мейнстримом, тот, за чьей могилой в дальнейшем даже ухаживать не станут, ибо тот скорее всего сам будет вылезать из-под земли, чтобы навести порядок на своей территории. Чонгук неловко переминался с ноги на ногу, стоя за грузным мужчиной, которого с лёгкостью можно было спутать с самим Сантой Клаусом, и скромно поглядывал на гостя из-под опущенных ресниц. Почему он так реагирует, а самое главное, почему с каждым годом эти чувства лишь усиливались — загадка. И Чон больше всего на свете желал её разгадать, поэтому и мчался сломя голову в этот миниатюрный магазинчик, в котором толком и подарка-то не купишь, так, совсем по мелочи: различные конфетки, шарики на ёлку и детские игрушки. Для родных Чонгук предпочитал что-то более грандиозное, так что за подарками ходил в центр города. Тем временем хозяин магазина накинулся на свою новую жертву, всё также искренне и без фальшивого энтузиазма радуясь знакомым лицам. — Ох, здоровяк, — на выдохе воскликнул парень, которому перекрыли доступ кислорода такими душевными объятиями. — Ты бы хватку ослабил, убьёшь ведь, — неловко улыбается. «Ну всё», — думает Чонгук: «Это была последняя капля…» — Да знал бы ты, как старику приятно, что вы заглядываете каждый год. Это, кстати, Чонгук, — он повернулся к вжавшемуся в угол между стеллажами Чонгуку, — милый юноша, ещё в школе учится. — Чонгук? — зачем-то переспросил русоволосый. — Ну да, а что? — Да нет, ничего, просто имя красивое, — отмахнулся он, но взгляд от подростка не отвёл. Тому стало совсем неловко, и он изо всех сил попытался изобразить предмет интерьера, чтобы понизить хоть как-то процент внимания по отношению к своей персоне. — Та-ак, — протянул, подозрительно прищурившись, владелец магазина, — тебе как обычно? — Почти, — грустно улыбнулся парень, — Матушка приболела, так что придётся минимум половину суммы оставить на лекарства. — Батюшки! И как сильно? — Не очень, скоро поправится. Обидно, конечно, что прямо накануне светлого праздника. — Вот беда, — причитал мужчина, схватившись руками за голову. — Ну ты, главное, не грусти! Хочешь, я тебе отдам веточку омелы? Последняя осталась! — Зачем она мне? — рассмеялся парень и по-доброму покрутил пальцем у виска. — Ну как зачем, — он заговорщицки подмигнул и издал какой-то непонятный смешок, который, скорее, походил на звук выхлопа, но посыл уловить можно было, — Берёшь вот этот красный бантик, перевязываешь, подвешиваешь на балку и-и… — Это всё, конечно, замечательно и романтично, — продолжал посмеиваться русоволосый, — но мне не с кем совершать обряд под этим чудесным атрибутом. — Да как же так⁈ Тэхён-а, тебе 18 лет, ты классный парень, работящий, где все пассии? — Мне не нужны пассии, мне нужен один человек, я же не гарем собираю. — Вот же ж непутёвый какой! — сокрушался здоровяк, — Чонгук~и, ты ведь наверняка уже с девочками гулял, так ведь? — Ну, да… — промямлил Чон. — Вот! А ему ведь всего 16! Тэхён, это позор джунглям. — Ну что поделаешь, судьба у меня такая, — пожал плечами Тэхён. — Давай лучше конфеты. — Ох, точно! Значит, 20 вместо 40, верно? Тэхён озадаченно пересчитывал деньги и по завершению, нахмурившись, взглянул на продавца такими несчастными глазами, что у Чонгука сердце сжалось. — Нет, только 15. — Давайте 30! — чуть громче нужного выпалил Чонгук, вываливая на стол все свои деньги на карманные расходы. — Ч-чего? — ошеломлённо уставился на него Тэхён. — Чонгук, не стоит, правда. Купи лучше себе что-то. — Я купил себе возможность помочь тебе, — упрямо заявил Чонгук и скрестил руки на груди. — Мы ведь едва знакомы, — настаивал русоволосый, отодвигая от себя горстку монет. — И что? Слушай, бери, ладно? Пока я не передумал. Тэхён озадаченно посмотрел на деньги, потом на уверенного Чонгука и повернулся за помощью к владельцу магазина. Тот тоже что-то тщательно обдумывал, отчего морщинки на его лице стали глубже, а глаза словно потемнели. — Мне, в общем-то, без разницы, кто платит, ребятки, так что решайте поскорее. Тэхён ещё раз посмотрел на щедрого, но борзого мальчишку и всё же кивнул, протягивая всю сумму. Чонгук с облегчением выдохнул, но так и не понял, что им движет в этот момент. Он неотрывно наблюдал, как парень расплачивался, как он с широчайшей улыбкой принимал сладости и благодарил здоровяка, и ему показалось, что он уже сотню лет вот так вот каждый день любовался чужой улыбкой и ощущал приятное тепло при виде счастливых янтарных глаз. Тэхён ещё раз поблагодарил Чонгука за деньги и пообещал обязательно вернуть их в следующем году с процентами, после чего он собрался уходить, но Чон ловко перехватил его за запястье. — Подожди, — резко выкрикнул подросток, а затем замялся, потому что не знал, как продолжать. Тэхён в недоумении уставился на него, но терпеливо ждал. — Можно я тоже с тобой эм… что это? Колядки? Короче я тоже хочу! — на одном дыхании выпалил Чонгук с широко распахнутыми глазами, не моргая, дабы не упустить ни одну эмоцию на лице Тэхёна. Тэхён слегка замялся и озадаченно почесал затылок свободной от стального захвата Чонгука рукой. — Половина конфет твоя, поэтому я не могу тебе отказать, — наконец ответил Тэхён, тепло улыбнувшись бедняге, который как загнанный зверь стоял здесь, строя из себя пафосного крутыша, а на деле ощущал себя жертвой. Жертвой этой проклятой улыбки. Да если бы Тэхён знал, что творит, он давно бы надел на себя намордник, дабы не искушать юные невинные (это под сомнением) сердца. — Она не моя, я же сказал, что дарю. — Не сказал, — опять улыбка (мать твою!). — Теперь сказал. А сейчас давай, двигайся на выход. Итак в этом году припозднился. Тэхён, весело смеясь, семенил к выходу под натиском грозного командующего Чонгука и, глядя назад через плечо, кричал владельцу магазина наилучшие пожелания и поздравления с Новым годом и Рождеством, на что тот лишь кивнул, пряча улыбку в густых усах и бороде. — Постой, постой, Чонгук~а! — Тэхён наконец освободился из цепкой хватки и плюхнулся в ближайший сугроб, по-детски склонив голову вбок. — Ты сказал, что я в этом году припозднился, так? — Ну да, — без задней мысли отвечал подросток. — Ты ведь каждый год приходишь сюда к шести. — Да… И ты тоже. — Ну, я сюда случайно забрёл однажды и теперь… — Чонгук осёкся. — Погоди, ты меня тоже запомнил? Уголки губ Тэхёна снова поползли вверх, и тот невинно посмотрел на мальчика, еле заметно кивнув. — Почему ты приходишь сюда каждый год в 6 часов и потом пропадаешь? — начал допытываться Чонгук. — Я живу в другом городе и приезжаю сюда к бабушке на Рождество, чтобы ей не было одиноко во время светлого праздника. Все имеют право на счастье, почему же ей одной грустить? Чонгук протянул руку новому знакомому и потянул того на себя, поднимая его с холодного снега. Тот благодарно кивнул и принялся отряхивать первым делом мешок со сладостями, а уж потом свою пятую точку. Закончив процесс реинкарнации из Йети в обычного человека разумного, Тэхён легонько толкнул Чона в плечо и указал на толпу детей, которые сразу же узнали в парне свою мать Терезу, которая приходила к ним каждое Рождество с подарками, и в ожидании встали в ряд, сложив руки в лодочку. — Вот сядут они тебе на шею и ножки свесят, а ты последние гроши на них потратишь. — Ну что поделаешь? Это же дети. — Любишь детей? — Очень. А ты не любишь? — он изогнул бровь и посмотрел на Чонгука осуждающе-вопрошающе. — Терпеть не могу, — честно ответил юноша. — Ты сам ещё ребёнок, — Тэхён потрепал его по волосам, за что получил по рукам. — Но-но! Без рук, я кусаюсь! И так, к слову, между нами разница два года. — Целых два года! — воскликнул Тэ и схватился руками за голову. — Это же целая вечность! Я в два года уже вовсю познавал мир, пока ты только выползал на белый свет. Чонгук хватал воздух ртом, словно рыбка на суше, в попытках найти выражения, которыми можно было бы заткнуть этого придурка, но в итоге решил, что нет ничего более надёжного и эффективного, чем старая добрая проверенная тактика «снежок в хлеборезку». Тэхён, мягко говоря, ошалел, когда получил такой подарок прямо в небольшую родинку на носу, но у него было преимущество, и он это осознавал. — Ребятня! — обратился он к своей преданной армии. — Даю сразу два леденца тому, кто отомстит за меня этому наглому сорванцу! — Чего⁈ — не успел Чонгук по-человечески возмутиться, как в него уже прилетело два снаряда. — Совсем шальной? У тебя столько конфет не найдётся, сколько в меня уже прилетело! — он мужественно отбивался от наступающей армии глюкозофилов, бросая вслед непонятные лепёшки снега, потому что времени на формирование адекватного снежка банально не хватало, нужно было защищать самое дорогое: свой зад. Тэхён уже свернулся пополам от смеха, на что получил злобное «чтоб ты лопнул» от Чонгука, который забежал за спину Кима и подставил сосульку к шее, угрожая предводителю этого беспощадного батальона. На площади все притихли, только кто-то один шепнул своему другу: «А если он его сейчас грохнет, мы останемся без конфет?» — Сдаюсь! — громко объявил Тэхён и надломил острый кончик сосульки, поворачиваясь лицом к Чонгуку. — Ты сражался храбро, молодец! Возьми из сумки леденец, полюбуйся и положи обратно. — А я ведь всегда получаю, что хочу, — глаза Чона опасно сверкнули. — Хочешь леденец? — Не совсем. Тэхён быстро скользнул по нему взглядом, а потом наконец откликнулся на непрекращающиеся крики детей и с широчайшей улыбкой направился прямо в эпицентр хаоса, протягивая каждому ребёнку по конфете, а особо отличившимся в битве за Альянс — сразу две. Чонгук постарался отползти назад, но его тут же вовлекли в толпу, из которой, как бы он не старался, вынырнуть не получалось. В конце концов он просто сдался, грустно плетясь за Тэхёном, держась пальцами за краешек его куртки, чтобы не потеряться в толпе. Чонгук пытался насладиться атмосферой праздника, абстрагировался как мог, но как можно было прочувствовать всю прелесть Рождества, когда вокруг тебя роятся личинусы, добрая половина которых истерично кричала, не получив леденец. Тэхён подолгу извинялся перед детьми и их родителями за то, что их чадам не досталось конфеты, оправдывался, что денег не хватило, чтоб обрадовать каждого ребёнка. Родители уверяли парня, что тот не должен был извиняться и вообще им ничем не обязан, но находились ведь такие гниды, которые заводили свою шарманку «если денег не хватает, то и нечего начинать!». Тэхён это прекрасно понимал и сам поначалу думал бросить эту затею, но ему так хотелось порадовать детишек в праздник, что он плюнул на то, что ему нечем будем питаться ближайший месяц, и все деньги будут уходить на лекарства, собрал все оставшиеся сбережения и пешком (на транспорт денюжек нема) добрался до этого магазинчика. Такой фидбэк он ну никак не хотел получить, рассчитывая хоть на какое-то поднятие настроения. Чонгук всё это замечал, но он абсолютно не знал этого парня и не мог предположить, что могло бы его утешить и хотя бы чуть-чуть развеселить. — Тэхён~а, — окликнул он парня, легонько касаясь его плеч, понуро опустившихся из-за истеричных родителей и таких же детей. — Мы с моим лучшим другом каждый год ходим на главную площадь, а потом к речке на севере города, где никого не бывает. Хочешь пойти с нами? — Нет, спасибо тебе, но я не хотел бы оставлять бабушку одну, — страдальческим голосом выдавил из себя Тэхён. Он попытался успокоить Чона, показав, что с ним всё в порядке, и слабо улыбнулся, но это было больше похоже на оскал. — Ну-у, — протянул Чонгук, пытаясь придумать что-то ещё во время того, как тянет эту гласную, — Не знаю, хочешь, я с тобой пойду? — Ты с ума сошёл? Ты готов променять беззаботную молодость на просиживание пятой точки со старухой и незнакомым тебе человеком в Рождество? — он смотрел на Чона как на умалишённого. Тот и сам прекрасно понимал, что такая перспектива ну прямо совсем сосёт, но лучше идеи ему на ум не пришло. Не просить же его бабушку вместе в ними резвиться на тонком льду, который в любую секунду мог проломиться под тяжелыми телами. Хотя… — Я в принципе не против, если ты и бабулю подключишь. У нас компания разношёрстная, у нас и девчонки есть, и совсем ещё мелкие, и… — Чонгук~и, — уже более спокойным голосом перебил его Тэхён, строго смотря в глаза. — Я благодарен тебе за финансовую помощь, мне очень приятно, что ты пошёл со мной на недоколядки и мне льстит твоё внимание, но это неправильно. — Что неправильно⁈ — искренне удивился подросток. — То, что ты согласен потратить Рождество на такого, как я. — Какого? — Незнакомого тебе человека, который к тому же старше и с багажом в виде закомплексованной старушки, у которой на уме лишь то, что её все бросили. — Ну….это же ты, — только и смог выдавить из себя Чонгук, а в ответ на вопросительно вздёрнутую бровь лишь сконфузился и начал остервенело кусать свою губу. — То есть… — Чонгук, это неправильно, — настойчиво повторял русоволосый. — Да почему⁈ — не выдержав, в сердцах воскликнул подросток, обиженно нахмурив брови. — Да потому! — Это не ответ, — Чонгук скрестил руки на груди и встал в оборонительную позу. — Аргументируй. Я тебе не нравлюсь? — О чём ты вообще? — Ну вот примерно взгляни вот так вот издалека, можешь даже вблизи: есть у меня что-то отпугивающее? — отрицательное мотание головой, — тогда, может, я плохо пахну? — ответ прежний, — или я похож на кого-то из розыска? — Нет, не похож, ты красивый и пахнешь хвоей, — уши Чонгука покраснели, но он свято верил, что это от холода. — Но я переживаю не за себя, а за тебя. Пока ты ещё ребёнок… — Я не ребёнок! — Пока ты ещё не познал тяготы взрослой жизни, — исправился Тэхён. — Ты должен проводить время с теми, кто тебе действительно дорог, потому что дальше времени у тебя не останется, и ты будешь знать только слово «обязанности», а элементарное «потребности» или уже запретное «желания» канут в Лету. — Ну так вот он я — безумный подросток, который удовлетворяет свои потребности, — он осёкся, а глаза его забегали, словно он сморозил что-то очень двусмысленное и только сейчас понял второй нежелательный смысл. — Я не про тебя, я в общем говорю. Потребности в экстриме и новых ощущениях. Это нормально, что меня интересуют новые знакомства, к тому же тебя я видел каждый год, но только в этом осмелился подойти, — тихо и смущённо закончил он свой монолог. Тэхён внимательно всматривался в раскрасневшееся от мороза (только ли?) личико и искренне недоумевал, что движет этим парнем и почему его это так привлекает. На секунду показалось, что он просто издевается над ним, как это любят делать подростки, но он тут же прогонял эту мысль, потому что была одна веская причина верить этому юнцу. — Ты странный, Чонгук, — честно отвечал Ким спустя минуту молчания. — И это здорово, — послышался облегчённый вздох со стороны Чонгука. — Я с удовольствием отпраздную с тобой Рождество, — он заулыбался так ярко и искренне, что чуть не затмил своей аурой все новогодние огни в округе. — Но я присоединюсь к тебе позже. Мне всё-таки нужно побыть с бабушкой, чтобы она не вычеркнула меня из завещания. Оба нервно засмеялись. — Хорошо, — отчего-то довольно улыбнулся Чонгук — об этом он подумает позже. — Я буду ждать. И это чистая правда: он будет ждать столько, сколько потребуется.***
Щёки Чимина сливались по цвету с двумя алыми бантиками на спадающих по бокам от глаз прядях. Он уже тридцать минут сидел среди толпы детишек, оставшихся без присмотра, и выполнял роль тряпичной куклы, с которой можно делать абсолютно всё: причёсывать, красить, переодевать и просто раздевать (девочки в дальнейшем пожалеют об упущенной возможности по наступлению пубертата), двигать руки в разные стороны, оттягивать пухлые щёчки и много-много всякого, на что злобный парень уже не обращал внимания. Он пилил взглядом приближающегося друга, за которым не спеша полз какой-то высокий парень, которого Чимин видел в первый и, вероятнее всего, последний раз: он будет мстить за лишние минуты ожидания. Парень смущённо улыбался и вечно что-то шептал Чону на ухо, а тот лишь раздраженно бросал что-то еле слышимое, вынуждая беднягу переспрашивать и ещё сильнее выводить младшего из себя. — Спокуха, Окей? Всё под контролем, я такое не раз проворачивал! — С ней всё будет в порядке? — Тэхён, она проспится и благодарить тебя будет за такую услугу. Это ж надо было так хорошо придумать, такой подарок сделать: крепкий и здоровый сон! Вот так она и скажет, попомни моё слово, — на всю улицу заверял Тэхёна Чонгук. — Это точно было снотворное, а не яд? — Ты за кого меня держишь? — Ты слегка похож на сексуального маньяка. — Серьёзно? А на педофила? — Нет, скорее на его жертву, — он прыснул в кулак и едва увернулся от молниеносного удара мелкого засранца. — Ещё раз пошутишь про нашу разницу в возрасте, и твоё смазливое личико в полной мере ощутит гнев Чон Чонгука. — Атака карапузов? — на этот раз весельчак не смог избежать кары небесной и отхватил приключений на свою утеплённую задницу. Одежда, конечно, послужила неплохой амортизацией, но посыл он понял и заткнулся. Чимин молча гипнотизировал загривок друга взглядом и даже особо не парился тем, что на него абсолютно не обращают внимания. Главное, что сейчас он ему шейные шарнирчики лазером подпилит, и эта скотобаза будет знать, как друзей на мальчиков менять. Его не смущало то, что человечество пока не приспособилось пускать лазеры из глаз, его вообще редко что-то смущало. Закончив тщетные попытки беспалевного убийства лучшего друга, Чимин поднялся с холодной земли, из-за чего девочки испуганно взвизгнули и разбежались. Кто ж мог предположить, что их игрушка оказалась живой. — О, Чимин-щи-и! Смотри, кого я привёл! — Чонгук с разбегу прыгнул другу на шею и повалил того обратно в сугроб, в котором тот уже успел свить гнёздышко. Чимин не из тех, кто долго злится, вернее, не из тех, кто в принципе злится, поэтому, недолго думая, он покатился с Чонгуком по снегу, подминая под себя сырые ветки, попадающиеся на пути. — Чимин-а! Ты же мне новую куртку загадил, — сквозь смех возмущался Чон, отпихивая от себя излишне жизнерадостную пиявку. Он с трудом выбрался из цепких объятий и поднялся, стряхивая с себя труху и маленькие веточки. — Знакомься, это Тэхён. Он….э, тот самый парень. — Тот самый парень? — хором переспросили Чимин с Тэхёном. Чонгук немного растерялся и с надеждой посмотрел на друга, ища в нём поддержку. Тот в недоумении хлопал глазами и лишь спустя долгие тридцать секунд в его тугодумную голову пришла какая-то мысль, и он хлопнул себя со всей силы ладонью по лбу. Вот зря он так делает: все остатки мозга выбьет скоро. — А-а-а, тот са-а-амый парень, — многозначительно протянул Чимин, а потом снова принял серьёзное выражение лица. — А какой из? Чонгуку только и оставалось, что прямо тут ручками выкопать себе могилку и прилечь спокойно, оставив суету этого грешного мира, но нет. На кого же он оставит Чимина в таком случае? — Что значит «какой из»? — встрял в разговор Чимина с самим собой Тэхён. — У тебя много тех самых парней? — Каких тех самых? — уже запутался Чонгук. — У меня вроде парней немного. — Я у него один такой! — гордо вставил Чимин. — Он твой парень? — Нет! Он не мой парень, успокойтесь и перестаньте переиначивать мои слова! — Чонгук не на шутку взбесился. — А ты перестань прикидываться! Сам все уши прожужжал мне Тэхёном, а теперь выкобенивается. — Мы знакомы? — попытался понять хоть что-то Тэхён. — Нет! — опять хором ответили на этот раз Чонгук с Чимином. — Ну тогда я совсем запутался. — Господи, да в этом нет ничего сложного, — Чонгук осёкся, потому что если он сейчас объяснит простым человеческим языком, то ему придётся упомянуть любопытное местонахождения имени Тэхёна на его теле, а это сейчас ну вообще не круто было бы. — Ну? — начал напирать Тэхён. — Договаривай, раз уж это так просто. — А я подумал, что вы такие глупенькие, что в любом случае не поймёте… — Я всё ещё старше. — Мне всё ещё насрать. С этими словами Чонгук толкнул Тэхёна в сугроб и как-то истерично рассмеялся, убегая вглубь празднующей толпы. На улицах уже вовсю шла гулянка, все пили и танцевали, пели рождественские песни и кидались друг в друга снежками, внутри которых нередко были припрятаны собачьи экскременты для драгоценного друга, кто-то уже валялся в сугробах ногами кверху, а кто-то только присоединился к этому движению и вливает в себя бочками шампанское, чтобы нагнать остальных. Чонгук очень хотел в этом году тоже навернуть чего-то с градусом чуть повыше, чем его собственный, но, учитывая не прекращающиеся колкости Тэхёна в его адрес, касаемые его возраста, ему это вряд ли удастся. Вот и сейчас, наткнувшись на очередного раскрасневшегося господина навеселе, Чон с улыбкой протянул руки к кружке чего-то терпкого и ароматного, как сзади нависла фигура Тэхёна, а длинные пальцы ловко перехватили чужую кисть и отвели подростка в сторону. — Ты мне даже выпить по-человечески не дашь? — Уже жалеешь, что взял меня с собой? — Ещё как, — он толкнул парня, чтобы пройти дальше, но тот перехватил его и утащил за собой в неизвестном направлении. Промелькнула мысль «Что он себе позволяет и куда это меня тащит» и следом за ней «Ай, насрать по большому счёту», поэтому он ужиком пробирался между слишком большими задницами и слишком кривыми спинами. Наконец они вынырнули из этого страшного месива и удовлетворенно вдохнули полной грудью освежающий зимний воздух. — Ой, батюшки! — опомнился Чонгук. — Мы Чимина посеяли. — Ну, может, вырастет хоть. — Вернёмся? — Я пас. — Ты пидорас, вот ты кто, он же там совсем один-одинёшенек, замёрз и напуган. — Он в себя глинтвейн из бочки льёт, так что напугана сейчас только его печень. — А если отравится! — продолжал вздыхать Чонгук. — Или найдёт себе кого-то и в порыве безудержного веселья не станет предохраняться, а нам потом растить детей. — Почему вам? — А у нас с Чимином всё общее: и еда, и одежда, и дети… — И мозг. — Это ты хорошего мнения о нас. — Извилина? — Это чуть ближе. — А когда у вас семьи будут, то жёны тоже общие будут? — А мы сами себе семья, нам жёны не нужны. — А удовлетворение естественных потребностей? — Ты про туалет что ли? — Не строй из себя дурачка. — Для этого публичные дома созданы, — с видом ученого объяснил Чонгук. — Фу, не говори об этом так просто! — Ты первый начал! — возмущённо протестовал Чонгук, а потом внезапно решил осмотреться вокруг себя. — А что мы тут делаем? Тэхён заговорщицки потёр ладони и махнул рукой, указывая в сторону шаткой лестницы, ведущей к берегу заледеневшей речки. — Мы будем кататься! — воодушевился Чонгук и захлопал в ладоши как тюлень. — А на чём? Тэхён многозначительно ухмыльнулся и, не проронив ни слова, повёл Чона в противоположную от речки сторону. — Не понял, — Чонгук еле волочился за подозрительно улыбающимся Кимом, а когда они оказались в полутьме погреба, его лицо вообще приняло какой-то устрашающий вид. — Понял. — Как говорил мой дед, если спиваться в раннем возрасте, то только с правильными и проверенными людьми! — Кру-у-уть! — восторженно протянул Чонгук. — А где сейчас твой дед? — Умер. — Многообещающе. — Как говорил всё тот же дед, если ты боишься начинать что-то, значит, ты либо не созрел, либо чмошник. — Твой дед был мудрым человеком. — Да, он поступил мудро, когда ушёл от бабушки. — Они развелись? — Не, моя бабуля везде достанет, поэтому он предусмотрительно ушёл от неё сразу на тот свет. Чонгук оценивающе закивал головой, прочувствовав глубину мысли, и повернулся обратно к бочкам с алкоголем. — Что тут покрепче? — А ты, я посмотрю, отчаянный камикадзе. — Я такой в маму, — гордо заявил Чонгук, коварно потирая ладони. Тэхён только пожал плечами и потянулся за бутылкой, которую берёг на важную дату.***
Чонгук был уверен в том, что шествовал сейчас как пантера, изящная и грациозная, в чём и Тэхён не сомневался. Пантеры всякие бывают: с вестибуляркой и без. Кому-то могут даже мозжечок изъять, но того, что в душе, не отнять. Поэтому фразы «ты львица, по натуре победительница, королева, тигрица» хватило Чонгуку с лихвой, чтобы действительно почувствовать себя королём на этой тухлой тусовке. — Знаешь, — растягивая слоги, промямлил Тэхён. — Приятно иметь дело с такими самот…саомо…самотвёрдыми…самоотвергнутыми. — Самоотверженными? — Во, да! Самоотверженными людьми. — Какими такими? — Бухающими, но всё равно помогающими дойти до дома. — А кто сказал, что мы идём домой? Тэхён остановился, тем самым заставив Чона сползти со своего плеча, за которое он упорно цеплялся, чтобы не свалиться в первую попавшуюся канаву. — Ты меня обманул! — излишне эмоционально завопил Ким. — Ты сказал, что ещё одна песня, и мы пойдём домой. — Мы пошли домой, но не факт, что мы туда дойдём. — Резонно, тут как бы нечем крыть, — Тэхён поднял руки в примирительном жесте, мол, твоя правда, что-то не додумался. — Давай купим браслетики! — радостно закричал Чонгук, увидев вдалеке знакомую лавку на колёсах, которая появляется здесь каждый год в Рождество. — Парные что ли? — Ну почему сразу так, можно взять по одному браслету от разных пар, и тогда они будут не парные. — Нет, нельзя. — Ну ладно, парные. Тэхён набрал побольше воздуха в легкие и поднял вверх руку, постоял в таком положении, а потом резко махнул рукой, произнося на выдохе «Чёрт с тобой» и направился к лавке. Чонгук гоготнул, наблюдая за странным поведением старшего, и подумал, что можно было бы чаще напиваться в зюзю, чтобы без зазрения совести творить безбашенные поступки и вместе хихикать с этого. Чонгук галопом поскакал за своим товарищем по выпивке, сшибая того с ног и крича вслед всякие безобидные обзывательства по типу «тихоходочка» или «шмель контуженный». Добравшись до своей цели, оба запыхавшиеся, но счастливые протянули ошалевшей женщине по монетке и, быстро выхватив браслеты, отошли в сторонку, поднося кисти рук к источнику света. — Ну что ты возишься, просто развяжи ниточку, там же не морской узел. — Э! — возмутился Чонгук, уперев руки в бока. — Если всё так просто, то давай ты попробуешь! — он протянул Тэхёну два связанных красной ниточкой браслета и самодовольно улыбнулся, когда у того ничего не получилось. — Да что за дела?! Они эту нить смолой смазали что ли? — Тэхён хотел было пойти и пожаловаться продавцу, но лавки на прежнем месте уже не оказалось. — Чонгук~а… — Да, хён? — Пора завязывать с выпивкой. Чонгук выглянул из-за спины старшего и от удивления даже икнул. — Быстро сработали, ничего не скажешь, — с ноткой восторга пробубнил Чонгук. — Продали бракованный товар и слились. Тэхён плюнул на мистические перемещения магазинов и вернулся к своему занятию, периодически чертыхаясь и браня ни в чем не повинные браслеты. — Гук~и, тащи топор, я за себя не ручаюсь. — Хён! На кого ты меня бросаешь, суицид — не выход! — Чонгук бросился Тэхёну на шею и начал слёзно просить его одуматься. — Уймись, мелкий, я нить рубить буду. Чонгук моментально успокоился, вытер рукавом слёзы, кивнул и пошёл по городу спрашивать у людей, не носят ли они с собой топор. Каким-то чудом (Рождество всё-таки) у одного чудаковатого парня оказался небольшой топорик, которым он срубал небольшие сучки с елей. Тот долго ломался и вцепился в своё сокровище, словно это его единственный толковый ребёнок, который в будущем и стакан воды подаст, и дом новый, и носом проткнет полотно, открыв заброшенный кукольный театр, на котором они сделают бабки (но это уже совсем другая история). Уверив странного господина в том, что его ребёнок останется целым, Тэхён поспешно отошёл к какой-то деревянной бочке и разместил на ней злосчастные украшения. Замахнувшись, он со всей дури воткнул лезвие в крепкую дубовую почку. Довольный раздавшимся треском и отлетевшей в сторону щепкой, он с трудом вынул орудие из доски и подцепил длинными пальцами настрадавшуюся верёвочку. Чонгук не глядя протянул кисть, чтобы старший помог надеть на него браслет, но, заметив ошеломлённый взгляд Тэхёна и подрагивающий левый глаз, он медленно опустил взгляд на его ладонь. На ней покоились два браслета, всё также связанные тонкой красной нитью. Где-то неподалёку раздался рождественский хор, исполняющий «God Rest Ye Merry Gentlemen», звучание которого эхом раздавалось в грудной клетке обоих парней, затаивших дыхание. Ночь была тихой, все упоённо разглядывали звёзды на чистом северном небосводе и наслаждались ангельским пением детей разных возрастов, строго придерживающихся ритма. Среди всех этих расслабленных и витающих в облаках людей стояли двое молодых парней, неотрывно смотрящих друг другу в глаза с двумя злополучными браслетами, соединёнными неразрывной связью. — Чонгук, — вмиг протрезвевший Тэхён строго посмотрел на подростка напротив. — Да? — он боялся сейчас вообще что-то произносить. — Каждый год в шесть часов мы встречались с тобой в одном и том же магазине, — зачем-то констатировал факт Ким. — Ну да, забавное совпадение, — Чонгук нервно хихикнул и почесал затылок, стремясь занять чем-то дрожащие от волнения руки. — У всех моих друзей есть метка, — чуть тише продолжил старший, а Чонгук затаил дыхание и выжидающе посмотрел на Тэхёна. — Красная метка в районе живота, на затылке, на виске. — Мне жаль, — растерянно пробормотал Чонгук. Он не привык, что люди так спокойно говорят об этом. Считалось моветоном упоминать своих убийц, потому что судьба — та ещё шутница и нередко представляет тебя на суд одному и тому же человеку. Это портило отношения и подрывало доверие людей, поэтому младенцев с меткой зачастую клеймили, перекрывая имена. Достигнув совершеннолетия, они могли потребовать документы с именем своего убийцы или дальше продолжить жить в неведении и иногда даже заводить семью со своим палачом. Чонгуку было противопоказано перекрывать метку, ведь та находилась на сердце, причём не изящной надписью, а устрашающим рубцом, который будто бы не мог зажить все 16 лет. — Не все клеймили себя, — невозмутимо продолжал Тэхён, нервно теребя в руке воротник, виднеющийся из-под перекошенной куртки и вечно спадающего шарфа. Его вид потрёпанного воробушка умилял. — Но никто из них не встречал своего убийцу кроме одной девушки, которая была на три года младше меня. — Была?.. — Чонгук-и, судьбу не обманешь, — он сильнее сжал ткань воротника и поджал обветренные губы. — Её надпись была серой. — Но разве имена убийц не всегда красные? — Я встречался с таким дважды в жизни. Серый цвет означает связь между людьми, и её не разорвать. В каждой жизни, в любом перерождении вы встретитесь. — И каждый раз он тебя убивает, — мрачно закончил Чонгук. — Тэхён. Старший заглянул в два блестящих от слёз агата, за которые можно было продать душу, лишь бы видеть драгоценность на расстоянии вытянутой руки, а может и ближе. Он протянул руки к лицу напротив и лёгким движением руки смахнул кристаллики слёз, обхватив лицо длинными ладонями. — Не плачь, — ласково попросил Тэхён и грустно улыбнулся, любуясь чужими глазами. — Ты же не маленький. — Не маленький, — подтвердил Чонгук, активно кивая и небрежно смахивая слёзы. — А плачут не только маленькие и слабые. — Верно, — он прижал младшего ближе к себе. — Нужно быть смелым, чтобы переступить через гордость перед своей жертвой. — Ж-жертвой? — Чонгук отстранился от Тэхёна и снова заглянул в его глаза, ища в них ответ. — О чём ты? Тэхён осмотрелся, напряжённо о чём-то думая и поджал губы, нервно кусая их. Заметив неподалёку небольшую лавочку, которую хозяин оставил и пошёл на улицы веселиться с остальными, он устремился туда, крепко держа Чона за руку, а тот и не сопротивлялся. Все шкафы с товарами были закрыты на ключ, а вывеска брошена в угол до конца праздников. Дверь была закрыта, но кого это вообще волновало. Навалившись всем телом на не самую прочную конструкцию, Тэхён с третьего раза выбивает дверь и тащит шокированного Чонгука вглубь. Тот уже начал нехило так мандражировать, ведь это именно его, Тэхёна, имя вырезано у него на груди серыми буквами. Они зашли в пропахшую лаком подсобку, в которой была одна единственная практически закончившаяся свечка с тончайшим истлевшим фитилём. Тэхён долго копался и, наконец осветив комнату слабеньким огоньком горящей свечи, смущённо посмотрел Чонгуку в глаза. — Прости, что так суматошно, — он неловко почесал затылок. — Мне правда не нужны свидетели, — Чонгук опасливо посмотрел за спину, но, обнаружив запертую на ключ дверь, обречённо вздохнул и ждал продолжения банкета от Тэхёна. — Только сделай это быстро, — прозвучала тихая просьба жалобным голосом. — Пожалуйста. Тэхён изумлённо изогнул бровь и издал нервный смешок. — Сделаю что? — Ты хочешь убить меня? — Нет! С чего вдруг такие выводы? — Тэхён выглядел загнанным в угол, его хотелось обнять и успокоить, сказать: «Всё нормально, я понимаю, ты должен меня убить, только сделай это без лишних слов». Чонгук стянул с себя облепленную снегом куртку, мучительно долго снимал тёплый вязаный свитер под пристальным взглядом Тэхёна, а затем остановился, сомневаясь в своих действиях до последнего. Решившись, в конце концов он срывает последний элемент одежды, подрагивая от пронизывающего до костей холода. На груди в районе сердца кровоточило чужое имя, а область вокруг него пульсировала, словно второе сердце, только уже не в такт основному. Оно придерживалось своего собственного ритма. Сверху раздался истерический смех Тэхёна. Чонгук встревоженно взглянул на старшего и заметил мокрую дорожку на щеках Кима. — Я — твой убийца, — указал на очевидное он, всё также пребывая в своём пугающе истеричном состоянии. — Подумать только… — И тем не менее мы здесь. — Да если бы ты знал, — он вытер слёзы, потихоньку успокаиваясь, изредка посмеиваясь чему-то, что понимает только он сам. — Если бы ты знал, как я настрадался из-за тебя. Каждое Рождество я видел тебя среди стеллажей и не понимал, за что мне это. Почему ты преследуешь меня, зачем смотришь на меня так, почему ничего не покупаешь. У меня началась паранойя, я тебе клянусь. Чонгук на время забыл, что стоит здесь без верхней одежды в дубак, что можно было бы хотя бы свитер накинуть, а не светить голым торсом. Он пытался понять мотивы, думал, что он такого сделал Тэхёну, чтобы тот так с ним поступил. Тэхён как-то дико улыбнулся и, не разрывая зрительного контакта, принялся также раздеваться. Когда на пол прилетела последняя вещь, он выжидающе посмотрел на Чонгука. Подросток прикусил ребро ладони, чтобы не закричать и обессилено скатился по стене на пол. На сегодня слишком много стрессовых ситуаций для одного не окрепшего подросткового организма, ещё не выработавшего стрессоустойчивость. Он с трудом поднялся на дрожащие ноги и провёл пальцем по линии аккуратных букв, очерчивая своё имя на чужой груди в районе сердца. — Я ничего не понимаю, — хрипло прошептал Чонгук, отстраняясь от старшего. — Почему ты? — риторический вопрос. — Почему в Рождество? — Хён, я не… — Не оправдывайся. Потому что я чувствую то же самое. — Разочарование? — Я просто смотрел на твои сверкающие от счастья большие наивные глаза и по-настоящему хотел утонуть в них, скрыться от всех проблем, — он вдохновенно проговаривал свою речь, словно заново переживая те чувства и эмоции, которые испытывал каждый год в Рождество. — Смотрел на твою смущённую улыбку, когда ты замечал меня, залипал, когда ты вжимал голову, словно пытаясь спрятаться от меня, и из-за шарфа виднелся только кончик твоего раскрасневшегося на морозе носа. — он обречённо (влюблённо) вздохнул. — Моё сердце отбивало лишние удары, когда ты раздраженно снимал колючую шапку и чесал голову, взлохмачивая при этом волосы. — У меня на голове было гнездо, — промямлил Чонгук себе под нос. — Да, это было супер мило и забавно, когда ты пытался уложить волосы обратно, а потом плевал на это и натягивал кое-как эту несчастную шапку так, что та бесконечно съезжала набок. Чонгук должен был запретить Тэхёна, потому что незаконно так поступать с главным хулиганом школы. Он же сейчас расчувствовался как девчонка и поплыл куда-то в розовые дали. — А сейчас надень на себя этот колючий свитер, иначе я буду переживать, что простудил ребёнка. — Вот умеешь ведь момент испортить! Тэхён поднял руки «главного хулигана школы» и бережно натянул на продрогшее тело свитер, приговаривая, что тот совсем не заботится о своём здоровье, и, наверно, для этого судьба связала их вместе: чтобы Тэхён одевал его, согревал в темные и морозные ночи, пил вместе с ним и провожал до дома, подставляя своё крепкое мужское плечо, чтобы неопытная молодёжь не завалилась в чужой дом. — И ты так просто всё это оставишь? — задал справедливый вопрос младший. — Если я когда-то захочу тебя убить, то обязательно сообщу тебе. — Слабое утешение, знаешь ли. Тэхён устало посмотрел на не унимающегося Чонгука и попытался напрячь извилины. — Разве сказанного мною недостаточно, чтобы понять, что я не собираюсь тебя убивать. — Да я и не боялся, — соврал подросток, отмахиваясь от старшего. — Просто у нас у обоих шрам на сердце серыми буквами, тебя это не настораживает? — Меня в этой жизни настораживало только твоё преследование и то, что мне это нравилось. Всё остальное я как-нибудь переживу. — Просто я совру, если скажу, что ты мне безразличен, — он помог Тэхёну надеть на себя всю оставшуюся одежду и задумчиво посмотрел на угасающее пламя свечи. — Я сразу же выяснил твоё имя, когда впервые тебя увидел. — И когда это было? — Около… — Чонгук поджал губы и прищурил глаза, словно просматривал плёнку, на которой проигрывались все годы его жизни, — ….пяти лет назад. — В 11 лет⁈ Да ты извращенец, Гуки! — Угомонись, я же не думал о том, как бы затащить тебя в постель. Ты просто меня заинтересовал. — А когда о постели задумался? — Хён! — возмутился раскрасневшийся парень, а потом скромно добавил, — Года два назад где-то… — Я развращаю молодёжь! — сокрушался старший, пытаясь переварить полученную информацию. — Я даже думать об этом не смел! А ты! Да ты меня мысленно раздел, наверно! — Ничего подобного! — Я в отличие от некоторых святые непорочные мысли лелеял, — не унимался Тэхён, строя из себя главную девственницу и вообще самого святого и верного слугу Господа Бога. — Что ты там лелеял? — Всякие там чмоки в щёки, ночные прогулки, за ручки подержаться. — Позволь мне всё взять в свои руки, Хён. — Не смей! Знаю я эти ваши руки в твоём-то возрасте. — На что это ты там намекаешь? Святые мысли он лелеет. Ну-ну. Ты меня перебил, так что позволь продолжить, — он важно прокашлялся и несмело коснулся кончиками пальцев чужой кисти. Тэхён послушно сплёл с ним руки и кивнул, давая понять, что он весь во внимании. — Это ведь как в тех глупых романах, которые мы вынуждены зубрить в школах: они взглянули друг на друга — искра, буря, безумие, а потом как в классике Шекспира: самопожертвование, сплошные утраты и слёзы горя, и всё это настолько приторно сладко и горько одновременно, что от этой терпкости ты сходишь с ума и пьянеешь, становишься чувствительнее, и всё это ухудшается до того переломного момента, когда ты уже окончательно впадаешь в некий анабиоз, из которого выход только один… — Не говори так обречённо. — А как ещё, хён? Я хочу понять. — Я тоже. Я пытался все эти годы понять, почему я каждый раз возвращался, если при каждой встрече мною овладевал животный страх. — Страх умереть? Тэхён мягко покачал головой. — Страх умереть от твоих рук. Чонгук медленно выпрямился, гипнотизируя взглядом Тэхёна, лениво поглаживающего ледяным большим пальцем тыльную сторону ладони. Оба продрогли и не шевелились лишний раз, словно впали в тот самый анабиоз. — Тэ, — Чонгук осторожно освободил руку, но только для того, чтобы спустя секунду обвить руками чужую шею. — А сейчас ты боишься? Или, может быть, жалеешь? Тэхён приобнял парня в ответ и запрокинул голову назад, блаженно улыбаясь. — Я жалею лишь о том, что не взял всё-таки тогда эту веточку омелы, — тихий расслабленный смех, растекающийся тёплом по телу, придавал ощущение защищённости и долгожданное спокойствие. Тэхён был синоним слова «уют» и «тревожность» одновременно, и это, чёрт возьми, так загадочно. Так, как любит Чонгук. Отжившая своё свечка потухла, растекаясь воском по оловянному блюдцу, капая на так и оставшиеся там лежать куртки двух парней, увлечённо целующихся в стороне. И плевать, что они — предначертанные убийцы друг друга, плевать, что всё это под градусом, плевать, что завтра голова будет раскалываться, а мысли путаться от количества происшествий за день. Это ведь, мать вашу, Рождество — светлый праздник, так что пожелайте друг другу счастливого Рождества и весёлого Нового Года.