Палаты сновидений

      Блядство!       В общем-то, оно и есть. Если бы он держал член в штанах, ничего этого не случилось бы. Не пёрся бы сейчас через весь город в дорогущем костюме и не шибко подходящих для пеших прогулок туфлях ещё и с огромной коробкой наперевес, собирая на себя витающую в воздухе весеннюю пыль, выхлопы мчащих мимо автомобилей и любопытные взгляды многочисленных прохожих. Конечно, можно было поднапрячь память и вспомнить правила пользования общественным транспортом, но лезть в час пик в переполненный салон с этой ни хрена не ручной кладью… Лучше уж мозоли и испорченный костюм. Да что угодно лучше, чем общественный транспорт — это как раз помнилось хорошо. Господи, когда он в последний раз им пользовался-то?       Не то чтобы тянуло обвинять в чём-то благоверную, сам виноват, бесспорно, но со скандалом и посудой в пол она как-то переборщила. Про цирк с ключами от машины и выброшенным из окна смартфоном говорить не приходилось. Королева драмы, нах. Наверное, он редкостная тварь, подлец, паскудина и… что там ещё супруга вопила ему в спину? Большую часть эпитетов вряд ли можно было бы произнести вслух даже в не очень приличном обществе. Ах да, ещё конченный изврат! Возможно, она права, так и есть, но, честно признаться, хранить верность отчего-то не тянуло с самого дня свадьбы. И не сказать, что он совсем не любил жену, — кто бы что ни болтал за спиной, а женился он вовсе не из-за расположения её батеньки, — однако было в ней изначально что-то такое, за что отчаянно хотелось мстить. Вполне может статься, что всему виной именно расположение её батеньки.       Тесть, конечно, мужик дельный, иначе не достиг бы нынешнего колоссального, мягко сказать, благополучия. Поднять небольшую фармацевтическую компанию до уровня корпорации… Без комментариев. Пахать на него всегда было удовольствием, ибо все умения, усилия и успехи никогда не оставались незамеченными, толковых людей тесть видел и поощрял. С хрена вокруг чесали языками о браке по расчёту? В чём расчёт, если с дочерью главного он познакомился, уже будучи директором по производству и перспективным исследованиям? Куда выше-то метить? Но зависть — она такая. Если ты успешен, приготовься уворачиваться от неопознанных летающих экскрементов. А по чесноку, знакомя его со своей дочерью, определённые цели преследовал именно будущий на тот момент тесть. Невозможно состояться по всем фронтам, а ахиллесовой пятой большого босса было отсутствие наследника империи. Дочь он, разумеется, любил, но оценивал её управленческие способности по своему обыкновению трезво, а потому надеялся на внуков.       Дочь большого босса понравилась сразу. Красивая, в определённой мере неглупая, дерзкая, а дерзких он особливо любил. «Если уж жениться, так на королевне», — по молодости и глупости думалось ему. Вот и женился. Это уже позже выяснилось, что под дерзостью неплохо шифровались банальная придурь и излишняя самоуверенность. Жёнушка почему-то решила, что может общаться с ним с позиции снисхождения, раз уж папенька у неё из небожителей. Будто муж ей не ровня, а притащен в качестве трофея и для красоты, и относиться к нему можно с соответствующим пренебрежением, — если что, папенька с ним разберётся. Королевна оказалась доморощенной принцесской, а такой тип женщин возбуждал в значительно меньшей степени, да и «каблуком» он никогда не был и становиться не планировал. Ну и как-то так повелось… Сначала были юные и восторженные статисточки отдела продаж, почему-то там их концентрация была восхитительной, а в своей вотчине охальничать предусмотрительно не тянуло. Потом оборзел настолько, что переключился на подруг дражайшей супруги, так мстить было вкуснее и зловредней. Предусмотрительность оказалась посланной на хер, теперь хотелось не скрывать свои связи, а наглядно демонстрировать, чтобы жёнушка познала своё место и окоротила вздорный норов, поняла наконец, что он не держится ни за неё, ни за её всемогущего папеньку и готов свалить в свободное плавание в любой момент. Бабы его всегда ой как любили, сами на член садились, так что пищи для размышлений у супруги было хоть отбавляй. Он ждал скандала, но жена упорно делала вид, что ей ничего неизвестно о его крестовых походах по бабам и кабакам, и продолжала транслировать безразличие.       Тесть взирал на ситуацию в семье дочери из бессменного положения длань-чело, но не вмешивался. Конечно, периодически устраивались назидательно-разъяснительные беседы с целью намекнуть, что палку перегибать не стоит, но ни из семьи, ни из бизнеса главный его так и не выпер. Впрочем, бояться не приходилось ни первого ни второго, симпатичный своей внушительностью пакет акций позволил бы безбедно существовать и ничего не делая. Только тесть карать его совсем не намеревался. Ничего удивительного, если у тебя в анамнезе ахиллесова пята. Последним гвоздём в гроб надежды фармацевтического короля на кровного преемника стало известие об абсолютной бесполезности его дщери в вопросе детопроизводства — она оказалась бесплодной, аки пустыня. И… в конце концов, тесть давно проникся к зятю по-отечески, личные качества, ценимые в нём боссом, перевешивали внезапное блядство, на которое глаза закрывались по принципу «перебесится — остепенится». Король не молодел и тронное кресло в совете директоров намеревался передать тому, кому доверял. А ему тесть доверял. Как же вызверится благоверная, когда осознает это, ха! Так и видел, как она недовольно поджимает губы в куриную жопку.       И всё-таки, вопреки предостережениям, палку он перегнул. М-да, воистину все сомнительные эксперименты начинаются с лишка опрокинутого алкоголя. Злополучный корпоратив запомнится, пожалуй, надолго. Это если не навсегда. И чего ему в бабах не хватало? Что бы это ни было, отчёта он тогда не отдавал, и когда во время гулянки в честь юбилея компании его пьяный, блудливый взгляд остановился на молоденьком стажёре собственного отдела исследований, искусительная мысль «один раз не пидорас» даже не показалась странной. И ведь до того момента он на мальчишку даже внимания не обращал, просто знал, что тот есть, а тут… Видимо, дремавшее до поры подсознание пробудилось от возлияний и, почувствовав долгожданную свободу, радостно рвануло наружу вместе с винными парами.       Должно быть, после такого принято ужасаться содеянным, долго копаться в себе в болезненной попытке смирения с нестандартной натурой, возможно, даже пойти к психологу, пять ступеней принятия там, отрицание, гнев… Но его даже не колыхнуло. «Просто секс. Хорошо же было? Так какая разница с кем?» — вот и всё, что пришло ему в голову постфактум. А хорошо действительно было, впервые за долгое время. Скорее всего, он страдал особым видом токсикоза от переизбытка интимной жизни, процесс коммуникации с женщинами в горизонтальной плоскости сделался слишком пресным, даже несмотря на всю его богатую фантазию. С мальчиком вышло поинтереснее. Начать хотя бы с того, что паренёк не жеманничал, не ломался, не набивал цену, как делали большинство любовниц и знакомых геев. Не было в нём ни капли манерности, такой чистый, незамутнённый мальчик, милый и очень хорошенький. На лбу читались приличная семья, красный диплом, примерное поведение и при всём вышеозначенном не уничтоженная дисциплиной жажда жизни. Такого цветка касаться ещё не доводилось. Наверное, именно поэтому и было принято идиотское решение потащить его после корпоратива к себе домой. Не хотелось в отель, малыш такого не заслуживал, да и жена благополучно укатила с подругами в тур по курортам Европы. Поначалу он вообще сомневался, понимает ли мальчишка, с какой целью приглашён в высочайшие пентхаусные палаты начальства, так что действовать пришлось филигранно, дабы не словить в морду и иск за харассмент. Однако малыш всё понял правильно. Алкоголь и с ним сыграл злую шутку, так что первый раз случился у обоих. Господи, как же сладко вьюнош дрожал под ним от страха или же в предвкушении… Нежнее, чем с ним, не приходилось бывать ни с одной женщиной, и в то же время было важно не задеть этой нарочитой нежностью мужскую гордость. Одним словом, сложно и интересно, пусть пришлось расстараться, оно того стоило. Понятное дело, отжечь по неопытности у них не получилось, зато это уж точно был самый искренний секс на его памяти. Тут-то и задумался, что, может быть, именно так, а не из надобности продолжить род или похоти, но из обоюдного желания стать открытым перед кем-то до крайности, и нужно заниматься любовью? Именно заниматься любовью, а не трахаться со всем, что движется, как он привык по жизни. Да и любил ли он хоть кого-то из тех, с кем спал? Жену, многочисленных любовниц? Раньше думал, что да, а вот теперь… Способен ли он вообще на это высокопарное чувство? Да что он! Способен ли хоть кто-то из современных людей раствориться в другом человеке, став с ним единым целым? Не телом — душой. Или, может, любовь — это просто пафосное словечко, у которого есть определение, но сути, предмета определения в природе не существует? Почему-то не верилось, что он такой один, его окружали бездушные люди, и он считал так не из высокомерия или обиды на человечество, он это чувствовал, нет, видел. Тем не менее насколько был уверен в бездушности окружающих, настолько же верил в то, что так было не всегда. Сам не мог объяснить себе этой уверенности, просто знал, что прежде люди были ближе к небу, жили и умирали ради близких. Прежде, но не теперь. За свою жену он точно не стал бы умирать, так почему он всё ещё с ней? И чего вдруг в его голову полезло всё это философское дерьмо? Он стареет? Ну… стоит развести руками, вот такой вот глубокомысленный вышел трах.       Гость сбежал до того, как наступило утро, и момент этот был позорно проспан. Проснулся, а мальчонки нет, будто приснился. Вопреки ожиданиям, встреч после случившегося случайный любовник не искал, наоборот, будто бы даже избегал и прятался, — похоже, испугался собственной смелости. Конечно, можно было на правах начальства в любой момент потребовать незадачливого глупышку на ковёр, но понимал, что именно этого пацан, скорее всего, и боится. Досаждать не хотелось, даже несмотря на острое желание встретиться ещё раз, а может, и не раз. О мальчишке желалось заботиться, так что дал себе слово следить за его работой, исподволь помогать, направлять и продвигать. А как ещё он мог отблагодарить за лучшую в жизни ночь и открытие пусть прописных, но истин? Не деньгами же!       В головокружительной эйфории, словно после редкого по своей прелести сна, от которого не хочется просыпаться, пропорхал целую неделю. Даже поделился впечатлениями и умозаключениями с младшим братом, чего не делал уже очень давно. Брат только по факту рождения был младшим, а на деле — старше и умнее на целую жизнь. Маленький лис жил скромно, но дельно, материальную помощь от брата принимал неохотно и только в случаях, когда отказаться было невозможно. При полном отсутствии амбиций всё у него ладилось, видимо, благодаря чёрт знает каким чудом достигнутой внутренней гармонии. Вот умел младшенький довольствоваться тем, что имел, не то что старший. В личной жизни у мелкого, похоже, тоже всё сложилось, хотя знакомить с избранницей он отчего-то не спешил. Всякий раз, приходя к нему в гости, в воздухе легко можно было уловить запах табака и незнакомого парфюма — одних и тех же, — но персона, оставлявшая за собой утончённый шлейф, оставалась при этом неуловимой. Братец-то не курил и на старшего за вредную привычку обычно шипел, а тут… кто-то определённо пользовался его благоволением.       Поначалу признаваться брату в экспериментальном приключении было боязно. Брат был единственным человеком, чьё мнение имело вес и значение, и если бы он осудил внезапно нетрадиционный способ постельных утех и, не дай боже, отвернулся бы от него, это был бы удар. И всё же сомневаться в мелком не стоило, за то и обожал засранца, что был ангелом, не человеком. Новость братец воспринял на удивление легко и отреагировал одним единственным словом:       — Разводись.       Как-то даже слишком спокойно отреагировал, но резон в совете был. Какой смысл хранить брак, сутью которого стало взаимное унижение? Хватит мучить жену и себя.       — То есть тебя совсем не смущает, что твой брат теперь вроде как пидор? — напоследок поинтересовался он у брата.       — Фи! Что за выражения! — только фыркнул мелкий и странно похихикал в кулачок.       Поддержка брата придала решимости. «Поговорю с женой на чистоту, как только объявится», — отрезал он для себя. Но обстоятельства сложились иначе.       Сегодняшнее утро не предвещало. Утро как утро: кофе, лента новостей, дорога в офис, планёрка. Обедать почему-то потянуло домой, там было пусто, а хотелось именно тишины и уединения. Тут-то и выяснилось, что супруга вернулась из поездки, а ещё, что после корпоратива ОН ПО ПЬЯНИ ЗАБЫЛ ОТКЛЮЧИТЬ ВИДЕОНАБЛЮДЕНИЕ В АПАРТАМЕНТАХ! Вот каким ебанатом нужно являться, чтобы так ступить? Жена всегда параноила по поводу безопасности жилища, а потому для успокоения её мнительности квартира находилась под постоянным наблюдением. Когда дома никого не оставалось, включалась система видеофиксации, которую нужно было отключать по приходе, камеры наблюдения были во всех комнатах. И. Даже. В. Спальне. Ирония заключалась в том, что все видеозаписи сохранялись ровно неделю, после чего автоматически удалялись, и сегодня был как раз седьмой день. Вернись жена на день позже, не узнала бы ровным счётом ничего. Надо же ей было сунуть нос в записи! Что она хотела увидеть?! Хотя… что хотела, то и увидела. Ну… не совсем то, конечно… Обнаружить, что муж сношает на супружеском ложе того, кто и сам мог бы по природе своей сношать, она явно не рассчитывала. По непонятной причине связь мужа… э-м-м… не с женщиной… неожиданно оскорбила её.       Конструктивной беседы не вышло. Жена набросилась на него с порога с кулаками и многоэтажным подзаборным вокабуляром. Сложно было предположить, что она слова-то такие знает, и вдруг мастерское владение матерным наречием. Был впечатлён. Самым нежным, что прозвучало из её уст, было ёмкое и многогранное по своей семантике «пидорас», с чем теперь трудно было не согласиться. Он никак не мог взять в толк, почему жену задела именно эта из всех его бесчисленных измен, но всем сердцем порадовался, что теперь не нужно заводить трудного и муторного разговора о разводе. Его благодушное спокойствие и очевидное отсутствие намерения оправдываться выбесили супругу больше прежнего, впервые она не чувствовала себя хозяйкой положения. Тут и начался цирк с конями. Сначала в ход пошёл абсолютно новенький и до сих пор толком не распакованный фарфоровый сервиз, который разгневанная фурия предмет за предметом извлекала из коробки и превращала в боевое оружие класса «земля — земля». Когда же африканские по темпераменту позиционирования страсти не возымели должного действия, королевна снизошла до ясельных приёмов. Пока он невозмутимо скидывал в коробку из-под уничтоженного фарфора книги, подаренные братом, — единственную ценность, которую не хотелось оставлять жене, — та спрятала необдуманно оставленные на столике в прихожей ключи от машины. Зачем? Не всё высказала? Или не хотела отпускать, не выведя его из равновесия? Когда же он стал вызывать такси, вырвала из руки смартфон и запустила в окно. Хочется верить, не зашибла никого внизу ненароком. Впрочем, это уже не его проблемы.       Его проблемой нынче было добраться до офиса на своих двоих с увесистой коробкой наперевес. Так и оказался в городской толчее, палимый солнцем и неприятно любопытными взглядами прохожих. Пообедал, блядь, в тишине и спокойствии! Стало смешно, и настроение без всяких видимых причин вдруг скакнуло вверх. Есть уж точно больше не хотелось. Не то что кофе, сигарету и вызвать служебный автомобиль. Где-то тут было симпатичное кафе…       Если он за что и любил центр города, так это за историчность. Тут чудесным образом настоящий день пересекался с прошлым, многоэтажки гармонировали с архаичными постройками, а именно к ним душа прямо-таки льнула. Свободнее дышалось там, где беспрепятственно просматривалось небо, а деревья были выше домов. На одном из таких временны́х перекрёстков и приглянулось ему кафе, взятое когда-то на заметку, но так ни разу не посещённое. Ну вот и настало время. Кафе занимало первый этаж старинного трёхэтажного дома, как ни странно, всё ещё жилого. Строение располагалось аккурат на перекрёстке дорог, одно крыло вытянулось вдоль проспекта, другое — вдоль тихой улочки с проспектом пересекавшейся, а средняя часть, непосредственно смотрящая на перепутье, выходила в маленький скверик, к которому и с проспекта, и с улочки вели регулируемые пешеходные переходы. Главный вход и само помещение кафе находились как раз в этой средней части, столики стояли также и на улице у входа, в тени деревьев сквера.       Сидеть на улице ему никогда не нравилось. Пыль, выхлопные газы и заглядывающие в рот прохожие не способствовали ни возникновению аппетита, ни здоровому процессу пищеварения. В кондиционированном помещении обычно дышалось не в пример легче, и всегда находилась возможность занять укромный уголок. Такие уголки, из которых, словно из засады, можно было наблюдать за происходящим вокруг, исключив себя самого из этого происходящего, придавали некоторым заведениям особую ламповую атмосферу и становились обычно главной манящей силой. Тем более странным показалось внезапное желание сесть на этот раз именно на улице, благо, столики были равно удалены от всех проезжих частей. Почему-то на этом перекрёстке людей всегда было мало, что волшебным образом не сказывалось негативно на посещаемости кафе. Ну и слава богу. Рецепторы уловили разносимый ветром божественный аромат кофе, и от желания закурить во рту мгновенно пересохло. Ещё один повод осесть снаружи. Он подошёл к одному из столиков, пристроил на стуле коробку с книгами и сел рядом, огляделся. Славненько тут. Приятно будет для разнообразия попялиться на спешащих к светофорам пешеходов не из-за руля автомобиля. Чужая суета и отсутствие надобности быть её частью умиротворяли. Достал сигарету, щёлкнул зажигалкой, глубоко затянулся и блаженно выпустил густую струйку дыма. Язык приятно защипало. И чего это ему так хорошо? В сложившихся обстоятельствах подобное по меньшей мере неестественно. Или это показатель? Зачем нужно было цепляться за брак, который каждым своим поступком он сам сознательно разрушал? Почему теперь, когда от попытки создать семью остались одни руины, он дышит так свободно? Лёгкие будто бы вдвое увеличили объем. Вот же ж! Воистину хорошее дело браком не назовут.       Он хмыкнул, уставился на вывеску кафе. «Палаты сновидений». П-ха! Серьёзно?! Какому гиганту маркетинговой мысли пришла в голову гениальная идея назвать городское кафе столь до нелепости эпично и не по существу? Бред! Хотя… Взгляд устремился в противоположном направлении. По ту сторону проспекта, как раз по диагонали напротив, другое кафе расположилось под гордой вывеской «Арфа». Кабзда. Чего не «Гуцинь»? С точки зрения логической взаимосвязи с деятельностью предприятия общепита один хрен. «Беру своё мнение обратно». Лучше пусть будут «Палаты», хоть какое-то отражение концепта. Чего угодно палаты, хоть ума, хоть номер шесть, всё оригинальнее. Ну какая, на хрен, «Арфа» среди борщей и пельменей?! Эх. «Палаты сновидений». Что-то такое знакомое… словно слышал когда… Сновидения, сновидения… Спится в последнее время не очень. Да и чувство такое… будто он, наоборот, только просыпается от затяжного кошмара. Оказаться на перекрёстке было вроде как символично, решай теперь, в какую тебе сторону.       Снова затянулся сигаретой и чуть не закашлялся от смеха. В поле зрения попала коробка с книгами. На картонном боку значилось «Императорский фарфор». Боже! Сам-то хорош! Ясно, чего на него все так пялились. Коробенция прям идеально сочетались с элитным костюмом и прочим индюшачьим пафосом, ага. Неужели каждый, кого выбрасывает за пределы привычного мира, так же нелеп? Так, всё. Хватит на сегодня философии. План действий: 1. сделать заказ; 2. попросить воспользоваться телефоном; 3. вызвать машину. Пятки он, кажется, стёр в кровь. Разнежился, нужно больше ходить пешком…       Пешком… Мимо прошествовали дивные ножки. Длинные, стройные, затянутые в узкие чёрные джинсы. Тонкие лодыжки в челси на каблучке, острые белые — исключительно белые в контрасте с чёрным — коленки в вечно актуальных прорехах. Девчонка с такими ногами просто обязана быть конфеткой! Глаза сами собой принялись детально изучать редкий эстетический образчик, скользнули вверх по крепким бёдрам к едва прикрытым курткой-оверсайзом аппетитным округлостям ягодиц. Огромная куртка и увесистый рюкзак только подчёркивали худобу и хрупкость сложения. В расстёгнутом вороте острые ключицы, длиннющая шея. А личико… Чё-о-орт! Всё-таки закашлялся последней затяжкой и мстительно удавил окурок в пепельнице. Личико, бесспорно, писано ангелами, вот только, это было не девичье личико. Пацан. Да как так-то?! Впрочем, тонкости черт и белоснежной коже могла бы позавидовать и девица, тут и солнцезащитным очкам такой прелести не укрыть. Зачем мужику столько смущающей красоты? Да будь у него волосы подлиннее, ввек от девки не отличить! Вон и серьги в ушах, хотя по нынешним временам это, конечно, не показатель. Ох хорош! Натуральный светло-русый блондин, раритет. И всё-таки волосы были стрижены вполне себе по-мужски. Красиво, со скульптурным объёмом зачёсаны к затылку, выбритые височки… Смачный андеркат. Укладка явно салонная, стиляга какой!       «Хочу его себе!» Э-э-э… Ну что за мысли? Гейское гейство.       Мальчишка притягивал взгляды, красота и подчёркнутый стиль делали своё дело, но повышенного внимания к своей персоне он не замечал, явно был привычен. Принц. А походка… Твою ж мать! От бедра, но как естественно. Так ходят профессиональные танцоры — с прямой спиной, расслабленными плечами, раскованно выставляя перед собой вывернутые и растянутые годами упорной работы ноги. Кажется, чудеса этого сумасшедшего дня ещё не окончены. При виде паренька сознание прострелило насквозь. Нет, дело вовсе не в том, что он теперь вроде как и по мальчикам тоже, — наплевать, какого пола это неземное создание. При первом же взгляде в это красивое лицо на душе стало так легко, словно в тот самый миг была окончена какая-то титаническая работа, найдено решение непосильной задачи, завершён тысячелетний поиск чего-то важного, но забытого. Дописана последняя глава. Будто снова стал собой. Но разве он переставал собой быть? Наверное, всё дело в том… было в мальчишке что-то родное, болезненно знакомое… он неуловимо напоминал… младшего брата?       Чудо остановилось перед светофором в ожидании нужного сигнала, и внезапно испытанное счастье сменилось столь же внезапным чувством ужаса. «Он же сейчас уйдёт!» Сердце забилось в стрессовом темпе. К горлу подкатила паника. «Только не дай ему исчезнуть!» — взвыло всё существо. Взор застыл на изящных пальчиках, едва выглядывавших из длинного рукава куртки. Тоненькие колечки, мизинец элегантно выставлен. Так же забавно отстранял пальчик брат, когда пил чай или кофе из маленьких чашек.       Перед глазами вспыхнул засвет, как обычно случалось перед началом приступа головной боли, но вместо мигрени мозг отозвался странным видением, точно выжженным на сетчатке всем цветовым спектром: на мгновение он увидел огромную, белоснежную жемчужину луны и рождённую её светом радугу… «Я найду тебя, даже если придётся искать в миллионах миров». Что за дичь?! Он слышит свой собственный голос? Тряхнул головой, пришёл в себя. С галлюцинации разберётся позже. К психиатру сходит, если понадобится, но позже. Довела-таки жёнушка своим ультразвуком! Но сейчас… Зелёный свет загорится уже через шестьдесят секунд. Он вскочил с места, ловко подхватил коробку и бросился к пешеходному переходу. Хорошо, что не успел сделать заказ.       Пятьдесят восемь. Пятьдесят семь. Пятьдесят шесть. Господи, ну что он творит?! Трудно объяснить происходящее даже самому себе, но одно он знает точно: если позволит мальчишке уйти, произойдёт что-то страшное.       Сорок восемь. Сорок семь. Сорок шесть. Остановился чуть позади прекрасного незнакомца. Пока пытался отдышаться после рывка, любовался, как ветер выбил из идеальной причёски прядку светлых волос и пощекотал ею за маленьким розовым ушком.       «Туман, что ты видишь в предутренний час, — то ночи минувшей нежность. Он трепетно столь же укутал твой стан, как шёлк моих ласк игривых».       Что это? Это из его наушников? Махровое ретро. Какая знакомая песня… Стоп! На каком это языке? Он не знает этого языка, так почему понимает слова?!       Мальчик рефлекторно ведёт ногой чуть вперёд, свешивает с бордюра, тянет носок, отбивает такт под музыку и писк светофора. Значит, всё-таки танцор…       Тридцать. Двадцать девять. Двадцать восемь. Дышится так легко! Воздуха в лёгких всё больше. Он пристально смотрит на тонкий, почти женский мизинчик. Уже невозможно сдержать себя, он протягивает руку и обвивает вожделенный мизинец своим. Сейчас ему второй раз за день дадут в морду. Но плевать.       «Но дивные грёзы растают вмиг, как зыбкий туман под солнцем. И как мне, скажи, отыскать твой след в порыве капризного ветра?»       Двадцать шесть. Двадцать пять. Двадцать четыре. Паренёк вздрагивает, выдергивает наушники из ушей, изумлённо глядит ему в глаза поверх «авиаторов». Но руки́ не отнимает. Боже, какие глаза! Цвета зимнего неба. Невинный, почти детский взор. Он смотрит на мальчишку с тоской и нежностью — почему? Сердце переполняется восторгом, который уже не в силах вместить.       Девятнадцать. Восемнадцать. Семнадцать.       Парнишка бегло окидывает его оценочным взглядом, пробегается глазами по надписи на коробке и неожиданно ухмыляется. Чёртов «Императорский фарфор»! Минус от импозантности. Детский взор наполняется игривым лукавством. В морду, кажется, не дадут, но высмеют.       — Ну, здравствуй, мой император! — смело смеётся в ответ на подкат, чтобы не выдать волнения. — Где же ты был так долго? Я заждался!       Двенадцать. Одиннадцать. Десять. Слова рождаются сами собой, будто ответ на пароль, автоматически пришедший на ум из глубин подсознания. Он не понимает, почему произносит их, но знает, что должен:       — А вот и ты, мой принц! Никогда больше меня не покидай!       Семь. Шесть. Пять. Оба прыскают нервным хохотом. Смеются от всей души, но по щекам катятся слёзы. Делают вид, что это от смеха. Наверняка со стороны выглядят, как два конченных идиота.       Глубже вдыхают, почти одновременно. Три. Два. Один.       Зелёный.       — Теперь ты мой на целую вечность.       — И ещё один день.       «Наконец-то я проснулся!»