***
— Пак Чимин! — Чонгук резко открывает глаза и хмурится от звона, который надзиратель создаёт, путём удара о прутья решётки дубиной. Раннее же утро, какого чëрта он так громко бьëт? Чимин не отстаёт в плане негодования, однако он уже давно проснулся, поэтому звон немного легче переносится, чем у только что открывшего глаза Чона. Пак поднимает одну бровь и смотрит на появившееся лицо между прутьями. — Собирай вещи. — Что? — негромко звучит. — Куда? — У тебя завтра состоится суд, тебя нужно перевести в другое крыло. — Сейчас? — А ты хочешь, чтобы до твоего освобождения с тобой тут что-то произошло? — Э-эм, нет? — Тогда пошевеливайся. Пак встаёт, чтобы посмотреть на такого же удивлëнного Чонгука. Новость чересчур неожиданная. Обычно о таких вещах предупреждают заранее, а не так резко и не "с вещами на выход". Спустя нескольких секунд взаимной растерянности, и разглядывания взлохмоченной головы Чона, Чимин видит как Чонгук начинает по-детски улыбаться. — Хëн, ты скоро будешь на свободе, — в его глазах можно заметить появляющийся блеск, в котором отражается, как счастье, так и печаль. Ведь возможно, что они больше и не увидятся. — На свободе? — Пак стоит в замешательстве. Он стоит столбом и не шевелится, пока Чонгук не проявляет инициативу. Он спрыгивает со своего второго этажа и крепко-крепко обнимает друга, за которого рад безмерно. — Тебя переводят, чтобы обезопасить, ведь смысла не будет во всём этом, если что-то с тобой произойдёт! — Но как же...ты? — Только не говори, что свободу на меня променяешь, — Чонгук отстраняется, чтобы посмотреть на потерянный взгляд. И улыбается, заражая Чимина. У того губы дрожат и слёзы наворачиваются, потому что он не верит. — Чёрт, — выдыхает, — я и не знал, что всё так быстро происходит, — он всё-таки отмирает и протягивает руки, чтобы обнять Чонгука, ставшего таким близким и родным. Тюрьма, всё же способна не только уничтожать людей, но и сближать. — Мы и так слишком долго ждём, — отвечает Чонгук и прячется в плече Пака, вдыхая на последок его запах. Чтобы запомнить. — Быстрее, неженки, — вновь стучит по железу и смотрит в бумагу, прикреплённую на планшет, что-то изучая. — У меня таких как вы, ещё двое в другом блоке. Парни отстраняются. Пак кротко усмехается и прикладывает ко лбу ладонь. — Поверить не могу... — Давай, иди уже, пока они не передумали, — улыбается Чон и искренне радуется за друга. — Да, давай, а то я уже на грани, — надзиратель складывает руки вместе, но не бесится. Просто остроумничает. Чимин снова обнимает Чонгука, да так крепко, что можно услышать хруст, вот только чей не понятно. Он говорит ему слова благодарности, обещает приходить и ждать на воле. — Спасибо тебе, спасибо за всё. И если бы тогда Чонгука не поселили с ним, Пак бы так и сидел здесь до конца своего срока. И как бы абсурдно это не звучало в таком месте, но всё что не делается... ...всё к лучшему? — Мне что вас, сейчас разлеплять? — вновь раздаётся от надзирателя, как гром среди ясного неба.***
Сколько дней прошло после того события Чонгук отчётливо знает. Две недели. Ровно две недели. Вот только Тэхён, кажется, об этом не знает. Чонгук подозревает, что тот всë ещё в том дне, потому что тот не может отпустить, потому что по нему всë видно. И как бы Чонгук не пытался с ним заговорить, тот всегда либо отвечал односложно, либо просто уходил. Его улыбка пропала, он весь куда-то пропал. Он даже не отвечает на издëвки со стороны заключённых, ему будто плевать. Он закрылся и потерялся среди ярко-оранжевого. — Нам нужно делать что-то с лидерством. Чонгук прячется за стену и слышит как переговариваются пара заключённых. И его удача, если его не заметят. — Я согласен, — говорит другой, — два претендента сдохли, остался только Тэхён, который может посягнуть на место. — Да не-ет, ты видел его? Смотреть тошно, — один "оранжевый" усмехается, другой смеëтся, а Чонгук сжимает кулаки и немного выглядывает. — И всё же, предлагаю избавиться от этого балласта в ближайшее время. И уже окончательно обновить людей и правила. Чонгук напрягается, расширяет глаза, снова прячется, переводя внезапно сбившееся дыхание. Если совершится покушение на Тэхёна нет гарантии, что тот на этот раз справится. Ким, действительно, ослаб и поддался чувствам, что в тюрьме совершенно делать нельзя. И почему-то только Чонгук об этом помнит (на секундочку, этому научил его Тэхён и сам же совершает ошибку). Что там по поводу ученика, который превзошёл учителя? Чонгук срывается с места и движется прямиком в камеру Тэхëна. Он идёт по коридорам, оглядывает недовольные лица заключённых и всеми фибрами чувствует вновь надвигающуюся опасность. Он подходит к камере Кима и видит, что Тэхён лежит на койке. Кажется, спит, отвернувшись к стене. Чонгук выдыхает и оглядывается по сторонам, чтобы удостовериться, что никакой опасности нет. Пока всë спокойно. Чонгук заходит, снимает обувь и ложится в плотную к спине Тэхёна. Он гладит его по смольным волосам, разбросанным по подушке, и утыкается носом между лопаток. — Ты спишь? — спрашивает негромко. На что Тэхён вздыхает, видимо очнувшийся ото сна и отрицательно мычит. — Извини, что разбудил. — Ты что-то хотел? — сонно отвечает спина, не собирающаяся поворачиваться. Чонгук начинает гладить Тэхёна вдоль руки, останавливается на её середине и сжимает, одновременно прижимаясь лбом к спине сильнее. — Я волнуюсь за тебя. Я сейчас услышал от "оранжевых", что они хотят избавиться от тебя. — Кишка тонка. Чонгуку всегда нравилась эта самоуверенность Тэхёна, но она не всегда работает на деле. Тэхён всего лишь человек и ему свойственно быть слабым, свойственно падать, когда его ударяют, для него нормально, что у него идёт кровь, когда его бьют, потому что он живой человек. И как все остальные люди, он имеет полное право в тяжëлые моменты просить о помощи других. Вот только он этого не делает. И Чонгук за него сильно переживает. — Тэхён-а, как мне тебе помочь? — всё так же тихо спрашивает, словно боится спугнуть, или наоборот, разозлить. — Помочь? Со мной всё в порядке. — Я же вижу, что нет. — А ты что хотел? Из меня будто бы кусок меня вырвали. Они говорят наконец-то спокойно, размеренно и полными фразами. Наверное, Тэхёну легче разговаривать с Чонгуком, когда тот не смотрит ему в глаза. И он, как оказавшийся на слепой исповеди, смотрит на стену, и чувствует спиной, что спасение рядом. Только не в Боге. В Чонгуке. — Мне просто нужно ещё немного времени, — Тэхён хлопает глазами, чтобы избавиться от неприятного ощущения, появившегося от того, что сонливость не отпускает. — Не переживай, я дам тебе его столько, сколько нужно. — Чонгук чуть приподнимается, чтобы дотянуться до одеяла в ногах. Он тянет его на на себя и укрывает обоих. — Только, пожалуйста, не отстраняйся от меня. Тэхён не отвечает, но обещает про себя, что не отвернется от Чонгука. Даже не посмеет. Он прикрывает глаза и, размышляя об этом, проваливается в сон. Чонгук же не намерен засыпать. Он будет слушать дыхание черноволосого до объявления скорого закрытия решёток, будет аккуратно водить пальчиком между лопатками Тэхёна и будет его оберегать от кошмаров, как во снах, так и наяву. — Я буду рядом.***
В кабинете тюремного начальника, по сравнению с остальными местами в здании, прохладно, поскольку окно здесь, кажется, постоянно открыто. Начальник любит морозную свежесть и видимо он закален, либо просто уже привык к мурашкам по коже. Но не Юнги. Он здесь бывал не так редко, но до сих пор заходит в кабинет, замирает и чуть дрожит, словно вышел на улицу. — Ты можешь закрыть окно, — отвлекаясь от своих бумаг говорит начальник. Очки спали на его нос, брови к переносице сдвинуты от серьёзной работы, а взгляд внимательный, словно отцовский, рассматривающий Юнги. Мин кивает и подходит к окну, чтобы ещё раз поëжиться и наконец-то захлопнуть его. — Вам то не холодно здесь работать с постоянно открытым окном? Начальник выставляет руку вперёд, просит подождать. Нажимает на кнопку в стационарном телефоне и просит секретаря принести кофе. — Мне то? Чтоб ты знал, у меня кровь северных народов, я устойчив к холоду, — он поднимается со своего места и указывает Юнги на диван. Тот не отказывается и садится. Начальник напротив. — А пошли работать в самое пекло, — хмыкает Юнги. Начальник улыбается, соглашаясь. Тюрьма тот ещё Ад, в котором черти обитают. Здесь даже и не поспоришь. — И да, спасибо, что выделили для меня время. — Я души в тебе не чаю, Юнги, — начальник с Мином поворачивают голову к двери, встречаясь взглядами с секретарëм, который принёс на подносе две чашки кофе. — Ты, как сын, которого у меня нет, и которым я бы гордился. — Он тянет руку к чашке и делает первый глоток. — Жалко, что всё так получилось. — Думаю, я рано или поздно бы всё равно ушёл. Эта работа..., — Юнги же не спешит притрагиваться к горячему напитку. Он не убийца своего языка. Он лишь осматривает кабинет, словно впервые здесь, словно и не стоял здесь когда-то в форме в одну линию с коллегами, будто бы не он здесь когда-то получил повышение. — Да, понимаю. Она очень опасна и она не подходит семейным людям. — Теперь уже очередь Юнги улыбаться. Семейный? Это очень подходящее и правильное слово, однако так Юнги ещё никто не называл, оттого тот и удивляется. И действительно, Чимин стал частью жизни Мина, он его семья и не важно, что ещё нет печати в паспорте. Рано или поздно это решится. Юнги ради Чимина свою жизнь перевернëт с ног до головы и даже уйдёт с работы, не моргнув и глазом. — Кстати, твоего заключённого сегодня переводят. — Чимин, — Юнги всё-таки тянется к кофе. Он говорит не громко, но чётко и ясно, чтобы его расслышали. — Его зовут Чимин. Он не заслуживает такого прозвища. — Заключённый? — Именно, — он делает первый глоток. — Вы сами знаете причину его перевода. И знаете, почему его дело снова открыли. Чимин не виновен. — Но он все же заключённый. И ты таким являешься. И даже я, когда-то. Юнги в недоумении поднимает бровь. — Все мы пленники любви. Мы её заключённые. — Не совсем понимаю. — Всë ты понимаешь, ты же не глупый. Любовь такая сильная вещь, что из-за неё готов глотки рвать... Хосок был готовь бороться за любовь. Он был готов разрывать зубами цепи и людей, лишь бы сохранить своё. ...готов жертвовать чем-то... Юнги на руках под осуждающие взгляды вывел раненого Чимина с места происшествия. Он наплевал на всех, на их мнения и на то, что с ним самим будет дальше. Было важно лишь одно - чтобы сердце любимого продолжало биться. ...готов переступить через себя...***
Без Чимина в камере пусто и даже одиноко. Кажется, будто Пак забрал с собой всю радость Чонгука. Однако, Чон нисколько не против, так как Чимин заслуживает того, что с ним происходит сейчас. Он должен быть освобождён и это даже не обсуждается. Чон садится на койку Пака и прислоняется спиной к стене, рассматривая бетон напротив. Ветер гуляет под ногами, поэтому Чонгук снимает обувь и прислоняет ноги к себе. Тэхён затих, Пак ушёл, от заключенных, как и всегда, не понятно чего ожидать, а надзиратели на своей волне. И что теперь Чонгуку делать? Сидеть и думать о своей жизни, о проведенных здесь днях и о том, как он вообще здесь оказался? Это слишком тяжело и это угнетает. Чонгук просто прикрывает глаза и вздыхает. К тому же, сегодня на тюремной работе он устал сильнее обычного, поэтому, не дожидаясь пока камеры закроются (а до этого ещё около часа), не поднимаясь, и не перемещаясь на свою кровать, он просто ложится полностью на койку Чимина. В своей привычной позе: ноги к животу, а ладони под головой, он засыпает и тихо посапывает, не думая ни о чём. По сравнению с Паком, Чонгук может пока только освободиться от своих мыслей. И то, только через сон. Но вот только. Он никак не может таким образом избавиться от внешней угрозы. Ведь есть одно очень важное правило в тюрьме: не спи, когда твоя решетка открыта, особенно, когда в камере ты находишься совершенно один. Это как, самолично подставить своё горло под зубы хищнику. Чонгук об этом и не подумал. Он просыпается от того, что кто-то резко разворачивает его на спину, этот кто-то закрывает ему рот и наседает сверху. Чонгук хмурится и мычит сквозь кожу, которую пытается прокусить. Но ладонь слишком плотно прижалась к губам. В глазах дымка развевается ото сна спустя мгновение и Чон видит заключённого с блестящими глазами. Кто это такой Чонгук не знает, и знать не хочет, но вот избавиться от него очень даже да. — Не рыпайся, — рычит сверху. Но Чонгук будет рыпаться и ещё как. У него есть причины, чтобы защищаться. Только проблема в том, что мужик сверху больше, поэтому движения даются с трудом. Однако это не мешает замахнуться и ударить "оранжевого" по лицу. Рука соскальзывает с губ и Чон успевает прокричать: — На помощь! Но в тот же момент умолкает, потому что здесь никому до этого дела нет. Он знает, что крики о помощи здесь ничтожны, но надежда есть и она (а то есть он) находится в камере на первом этаже, и зовут его Тэхён и чудо будет, если он услышит. Чонгук, пользуясь тем, что заключённый, убрал руку и приблизился ближе, сжав в своих ладонях ворот робы, махнул головой вперёд, ударяя того прямо в нос. Ещё одна маленькая победа в этом бою. — Ах ты, с-с-сука, — шипит заключённый. Он промаргивается, выпуская слёзы от удара наружу и получает от Чонгука между ног. У Чона получается оттолкнуть мужика в сторону и встать на ноги, чтобы выбежать. Но он совсем не догадался, что на выходе его встретит ещё один, тот кто стоит на стрëме. Чонгук чуть не врезается в него, отходит чуть назад и мельтешит, экстренно соображая, что делать дальше. Тот, кто стоял на стрëме пихает Чонгука в грудь, отчего тот отшатывается и отходит ещё дальше назад. Потом тот ударяет в сплетение, ломая Чонгука пополам. Второй ловит момент и ударяет ногой в то же место сильнее. Чонгук падает на четвереньки, кашляя. — Зайчонок, ты сам напросился, — у заключëнного из носа кровь капает. Он пачкает пол в камере, и Чонгук может поклясться, что кроме как звона в ушах, слышит, как капли крови разбиваются об пол. Он пытается встать, но "оранжевый" нависает на Чонгука сверху. Он сдавливает его ноги своими и принимается водить рукой по телу, заползая под робу. — Тэхëн! — зовёт его Чонгук и пытается сбросить тело сверху, но лишь получает ботинком в лицо от другого. — Тэхён, — уже чуть тише.***
— Так что у тебя там было за дело ко мне? — начальник прокашливается. Ставит чашку на стол и поправляет очки. Юнги вздыхает, ему важно настроить свои мысли на нужный лад. Хакер Джина помог им взломать камеры тюрьмы. Это дело важное, но оно уголовно наказуемо. И Юнги бы принёс доказательства на флэшке, но их нелегальное дело раскрыли бы сразу же. Поэтому он сейчас надеется на то, что не будет осуждён и пойман с поличным, говоря о том, что просто поверил словам заключённого. — Мне нужно чтобы Вы открыли архив записей с новых камер видеонаблюдений. Я скажу день и время. — Зачем тебе это? — Хочу показать Вам, как работают наши надзиратели.