Перед его лицом падает огромная кипа бумаг, с громким звуком, отскакивающим от стен.
— Ну и работëнку, ты мне подбросил, — присвистывает Джи Давон.
Джин раскладывает бумаги по стопкам, судорожно, серьëзно и быстро, объясняя всë по полочкам.
— Это дело Ким Намджуна, — начинает он и пододвигает документы, — для начала опросишь его, он должен выложить все детали по поводу того, когда были встречи с Чоном, в какое время суток, для чего и, впрочем, ты сам всë знаешь. Начнëт молчать скажешь, что у нас есть запись, я тебе еë скину. И еë мы обязательно так же прикрепим к делу, так, — выдыхает и бежит глазами к следующей стопке. — Сами слова Чона уже у меня на руках. Я тебе отдам оригиналы перед заседанием.
— Ты мне не доверяешь? — ухмыляется Давон, новый адвокат Чонгука, и тянет руки к первой стопке бумаг, думая над тем, какую же всё-таки суматоху устроил здесь Сокджин.
— Опять же, ты и сам всë знаешь, — Джин оглядывает его так же серьезно, как и все собранные за несколько месяцев улики, — в тот раз подкупили судью, в деле Чимина подкупили адвоката, в этот раз я рисковать не намерен. Это последний шанс.
— Да, хорошо, — в согласии кивает, — я тебя прекрасно понимаю и всë же, тебя до каких пор будут держать на поводке? Я уже соскучился по твоему величию в зале суда.
Джи Давон легко улыбается, пытаясь хоть немного успокоить нервного коллегу, и Сокджин позволяет себе эту улыбку скопировать, смягчая взгляд. Пылкость речей Кима не сравнится ни с чем, когда он доказывает свою точку зрения и, когда он стоит перед судом. И это, кстати, очень хорошее качество для адвоката, Джин это успешно доказывает.
— Как только я закрою дело Чонгука, точнее, теперь уже ты, — он указывает ладонью на Давона, — тогда Чон старший мне не будет мешать работать и я вернусь, надеюсь.
Ещё неизвестно, что будет с бизнесом Чона. Закроют ли его, или тот перейдёт в руки к одному из сыновей (к кому из них так же непонятно). И так как Чон забрал офис Сокджина для своих дел, то есть вероятность, что Джину его обратно не вернут. И поэтому "надеюсь", ведь так же и умалчивают вообще о рабочем состоянии Сокджина: его отстранили, уволили или же ждут не дождутся? У всех закрыты рты, пока тот, кто платит остаётся тем, кто кормит. Сокджин разберётся с этим позже. Он отправит заявку, куда следует и восстановит своё прежнее имя, правда после того, как пересадит всех коррупционеров.
— Сокджин, — перебивает его мысли Давон.
— М? — снова начинает рассматривать бумаги.
— Тебе бы после всего этого в отпуск, — Джин усмехается, — ну, правда. В нашей профессии тоже есть такое понятие как выгорание. После дела Чона ты будешь выжат как лимон, поверь мне.
— Если не уже.
— Тем более!
— Давай сначала закончим с делом, а потом поговорим обо мне, — выдыхает Сокджин и двигает следующие листы вперёд, детально всë объясняя.
Джи Давон смотрит то на Сокджина, то на бумаги. Да, конечно, он как специалист в своем деле всë понимает, но эти щëки, которые практически впадают, эти мешки под глазами и чуть блестящий взгляд пугают его и уже не как простого коллегу, а как близкого знакомого Джина. Тот кажется, работал не покладая рук всё это время. Был ли у Джина вообще отдых за все эти несколько месяцев? Навряд ли. И если Сокджин всё-таки в отпуск не отправится, то тогда его путь к работе закроет сам Джи Давон, пока тот не согласится на предложение.
— Послушай, есть ли вероятность того, что Чон старший узнаёт о том, что мы собрали на него доки?
Джин на секунду замирает, как и бумага в его руке. За окном слышится сирена, кажется, скорой помощи.
— Да, Давон, есть. И большая, — он отмирает и устало садится на стул, — возможно, он уже всё знает.
— Ты ставишь свою жизнь под угрозу, — Давон складывает руки в замок и говорит негромко, будто бы у стен есть уши. Джин на него смотрит и кивает, потому что не глупый. Он сам всё прекрасно знает. Он оттягивает галстук и мотает головой, разминая шею.
— Я знал, на что иду. Чонгука в беде я оставлять не собирался и не собираюсь.
— Даже если это будет стоить твоей жизни?
— Даже если это будет стоить моей жизни.
И оба замолкают на пару минут, и оба о чëм-то размышляют. На лице Джина появилась хмурая складочка, а руки Давона прижались друг к другу сильнее.
Сокджин ни за что не бросит Чонгука, Джи Давон ни за что не пойдёт против принципов своей работы: защищать и помогать.
— Не беспокойся, всё будет в порядке, — Давон вновь тянет улыбку и, кивая головой на бумаги спрашивает, — так что я там ещё должен знать?
***
— Подожди-подожди, что? — он заливисто смеётся, смаргивая капли от смеха, — ты серьёзно? — пока Тэхён влюбляется всё больше.
И никаких наркотиков, никаких смертей и насилия. Лишь этот взгляд то смотрящий прямо в глаза от неверия, то, наоборот, бегающий по разным местам от удивления. Этот смех, показывающий самую красивую улыбку на свете, этот носик, мило подрагивающий.
Лишь этот живой, непробиваемый человек, который не спасёт твоё тело, он спасёт твою душу.
Тэхён кивает, ухмыляясь, — я тогда выпил слишком много.
— Я думаю, что больше, чем много, раз начал петь в душе.
Голый. При заключённых. Тэхён тогда подумал, что было бы неплохо отпраздновать выпуск на свободу одного "оранжевого", вот и устроил, как лидер, для своей когда-то банды попойку, достав свои запасы. Да вот только вечером в душе ему так сильно захотелось петь, что он не выдержал. Схватил шланг от душа и устроил заключённым представление. Кто-то ушёл сразу же, затыкая уши, кто-то начал высмеивать Кима, ну а кто-то бодро подпевать. И вот как бы последний факт всё испортил. Всю малину и шоу-представление испортили охранники, услышав радостные возгласы. В общем, не долго шло представление в душе, и продолжилось оно в карцере, где Тэхён, которому алкоголь затуманил разум, пел уже сам себе, пока не уснул.
— Тебе за это срок продлили?
Тэхён отмахивается, — неа.
— Но как так? Ты же был пьян!
Этот малыш вызывает такие тёплые чувства, что Тэхён тянет к нему руку и ворошит его любопытную макушку.
Они сидят на одной койке друг напротив друга, и как же повезло Тэхёну, что Чонгук ладит с Чимином, а тот с Юнги, а тот с директором. В общем, поселили их в одну камеру. И Тэхён, как и Чонгук просто безмерно счастливы. Да, счастья в тюрьме не существует, как сказал когда-то Тэхён. Но и пребывая в одной камере, они тут себя и не ощущают. Они в своём мире, где как раз-таки счастью самое место.
— Ты не поверишь, я тут делал самый лучший алкоголь. Получше всяких бренди!
— Дай угадаю, надзиратели у тебя его покупали?
— В самую точку, крольчонок, — цыкает Ким, подмигивая, и щёлкая пальцем. Чонгук от чего-то заливается смехом вновь. — Ну вот и чего ты смеёшься? Смешно тебе, да? Смешно? — Тэхён начинает этого ребёнка щекотать, и тот так как чуть меньше Кима, не может выкрутиться так, чтобы убежать. Тэхён хватает его руки и тянет на себя. Чонгук поддаётся, всё ещё улыбаясь и морща носик. И пока их дыхания не обжигают кожу друг друга, они не отдаляются. Чон обвивает своими ручонками шею Тэхёна, а тот целует его внезапно в нос, оставляя мокрое пятнышко. Чонгук куксится от слюней, и теперь смеётся Тэхён, забавляясь милой реакцией парня.
Чонгук начинает вытирать рукавом свой нос, а Тэхён наблюдать за глазами напротив, заглядывая то в один, то в другой, будто бы каждый там таит какой-то секрет.
— Я люблю тебя, — внезапно и негромко, чтобы это осталось их тайной. Чонгук замирает с рукавом на носу, и с удивлёнными глазами.
Любит? То есть, по-настоящему?
— Правда? — получается так же тихо.
— Правда-правда, — он убирает руку Чонгука, проводя своей по предплечью и оставляет поцелуй на губах. — Я недавно вспоминал нашу первую встречу и понял, что я так и не извинился.
— За что?
— Ну как же? Я подначивал тебя перед остальными. Обижал, оскорблял, позволял смотреть на страшные вещи. Просто, — он закусил губу и перевёл взгляд в сторону, Чонгук немного хмурит брови, но слушает внимательно, — я был лидером. Это подразумевает, что я должен всегда показывать себя перед всеми. И неважно хочу я этого или нет. Я выбрал тебя, потому что ты мне показался не таким, как остальные и потому что первый выбор всегда самый важный. Если тебя первым выбрал лидер, то тебя и не трогают остальные. Но лишь в сексуальном плане, побоев это не отменяет,
Чонгук смотрит на в миг погрустневшее лицо Тэхёна, на его зубы, что сдирают кожицу от губ, и расслабляет своё лицо, негромко выдыхая и чуть-чуть приподымая уголки губ. Он тянется к щеке Кима, касается её нежно, поглаживая пальчиками и разворачивает его голову к себе, чтобы тот вернул свой взгляд на него. И тот возвращает, но уже удивлённый, ведь Чонгук не впадает в слёзы, в истерику, он просто нежно смотрит. Да, так, что Тэхён сам готов расплакаться.
— Я не держу на тебя обиду, — Чонгук опускает ладонь на шею и теперь поглаживает еë участки кожи.
— Нет? Но почему?
Чонгук не делает вида, что он задумался. Не кусает от волнения губы. Он просто и уверенно говорит, — потому что я люблю тебя.
— Правда?
— Правда-правда, — Чонгук мягко улыбается, и тянется губами к чуть приоткрытому рту напротив, чтобы доказать, что так оно и есть.
***
Чимин открывает глаза и щурится от солнечного света, что окутывает его с макушки до ног. Слишком тепло и хорошо. Он потягивается, издавая протяжный звук, аж до хруста, что вызывает у него лёгкий смех. В
тюрьме , нет, он больше не будет это слово даже произносить. В том месте кости все затекли, койки были жёсткими и неудобными, а сейчас. Сейчас мягко.
Наступила весна. И так вовремя. Теперь Чимин ощущает безмятежность и тот самый воздух, что ему был необходим - свободы. За окном ветер колышет ветви огромного дерева. Совсем близко, что хочется дотронуться и никаких решёток, что этому бы помешали. Но есть кое-что одно, кое-кто один, кто сдержит.
— Доброе утро, — Юнги поднимает свою взлохмаченную макушку и, как только видит счастливую улыбку парня, как только слышит: "Самое доброе", нависает над Чимином сверху.
У Чимина щёки болят от того, что как только он проснулся улыбка с него не сходит. И лишь наклонившийся к нему Юнги забрал её нежным поцелуем. Пак вновь закрыл глаза и шумно выдохнул, обвивая талию Юнги своими руками. Он касается его тела, словно никогда этого не делал раньше. Оглаживает его талию, его лопатки, чуть выше - шею и переводит ладони на щёки, сохранившие след от подушки.
Это и называется быть на воле.
Блуждать по телу любимого, принимать с благодарностью его поцелуи и быть в состоянии получать ещё и больше, ведь никто даже и не против. Все (а то есть Мин) только за, чтобы сделать Чимина счастливее.
— Можно я включу музыку? — он отстраняется и смотрит на лицо напротив, всё ещё не открывшее глаза и тяжело дышащее от переизбытка чувств. Юнги разрешает, ещё бы он был против. И пока он тянется к тумбочке, доставая из неё смазку, Чимин включает в телефоне плейлист под названием "Chill vibes". Мин понимает, что как бы сильно не хотелось, Чимину не должно быть больно или неприятно. А Пак понимает, что как бы сильно не хотелось, их первый раз должен запомниться надолго.
Чимин кладёт телефон на ту же тумбочку, и вновь тянется к Юнги. Тот вновь наклоняется, чтобы подарить парню поцелуй. Лёгкая музыка задаёт их скорости ритм. Плавный и лёгкий поцелуй, переходит в более глубокий и чувственный. Воздуха становится меньше до головокружения и Чимину хочется вновь разрыдаться, но теперь от сладкого вкуса, от ощущения близости и комфорта. Солнечный свет окутывает их тела, не даёт им остынуть, как и чувства, как и эмоции.
Эйфория накатывает с головой от одних лишь касаний. Чимин приподнимается, чтобы позволить Юнги снять с себя его же футболку, и чтобы получить новый поцелуй в ключицу. Юнги оставляет лёгкое касание губами на коже и движется дальше исследовать тело под тяжёлое дыхание сверху. Он целует в место солнечного сплетения, что опьяняет его, в живот чуть выше пупка, а дальше и чуть ниже. И когда поцелуев оказывается неимоверно мало, он принимается вылизывать маленькие участки кожи языком, оставляя на Чимине влажные пятна, вызывающие холодок, который солнце сразу же обогревает.
— Юни..., — Чимин сжимает ладонями простынь.
Юнги ласково просит Пака приподняться и тот, как только это делает, сразу же лишается ненужного на данный момент нижнего белья. У Мина пробегает дрожь от вида желанного тела и его оголённый с самого начала торс, это выдаёт с потрохами. Он наклоняется чтобы вновь поцеловать низ живота и начинает урчать, как только Чимин зарывается в его волосы одной рукой и сам по воле своих желаний разводит ноги в стороны.
Мин начинает осторожно и не спеша растягивать парня, успокаивая его еле слышное хмыкание новыми поцелуями, которых насчитал уже сотни, и их будет больше, чем звёзд на небе, потому что только этого и заслуживает его Чимин-и. И как только Юнги понимает, что его любимый готов, он движется ближе, нависает сверху, касаясь носом носа, и так же неторопливо входит, получая в ответ блаженный стон.
Мин постепенно наращивает темп, переплетая его и руки Чимина вместе. Через свои полузакрытые глаза он видит надломленные брови Пака, его полуоткрытый рот, из которого вылетают невероятные звуки, и повторяя за ним, мычит, произнося его имя. Музыка, вкупе со стонами сводят с ума, как и звуки соприкасающихся тел.
В голову обоих бьёт экстаз, они словно получают друг от друга энергию, делятся ей и не жалеют, чтобы потом, превысив её количество, в наслаждении взорваться, как самые яркие фейерверки.
Чимин превращается в яркую вспышку первым. Его пальцы на ногах сжимаются до онемения, ладони сильнее сжимают руки Юнги и поясница прогибается, выдвигая бедра вперёд. Лопатки прижимаются к простыням вплотную и всё тело наполняется одним сплошным удовольствием.
Юнги, как только чувствует, что бёдра парня сильнее к нему прижались от оргазма, а внутри его несильно сжало, выпускает из своего рта лёгкое мурчание, пока в голову следом за Паком не начинает бить электрический ток. Тогда уже вырывается приглушённый рык.
Музыка тянется вдоль комнаты, извиваясь, прыгая над мебелью и, проникая между телами, сливаясь с лучами солнца. Мелодия со светом создают блеск и оставляют его своими плавными касаниями на тяжело дышащих телах, соединившихся вместе сердцами навек.
До бесконечности.
И всë же, после смерти ты воскрес? Или ты взял и оставил себя самого в этом мире, разорвав свою любовь по кусочкам? Распределил еë так, что теперь она гармонично живëт, не страдая избытком. Иначе, как объяснить, что одни утопают друг в друге, мечтая жить до бесконечности вместе?; Другие же, без объяснений прощают, веря друг в друга до самого конца, и точно так же слепо доверяя?
***
Через неделю прошла встреча Чонгука с адвокатом и Чон сказал об этом Тэхёну. Тот сильно расстроился фактом того, что скоро у Чонгука суд, и что скорее всего, он может выйти. И нет, Тэхён ни в коем случае не желает, чтобы Чонгук тут оставался, но мысли так и начали давить на него. Тэхён думал о следующем: Чонгук выйдет, а Ким ему больше не будет нужен. На свободе он найдёт кого-нибудь другого, а Тэхён будет тут сидеть и гнить. Его он ждать не будет.
И это так сильно било по сердцу, что Тэхён, не осознавая, целый день избегал Чонгука. Его взгляда, его улыбки и разговоров, что Чон, конечно же, заметил.
Избежать разговора, они не смогли и не могли бы, учитывая то место, где они находятся. Когда вечером камеры закрылись, Чонгук развернулся к сидящему на койке Тэхёну. Подошёл к нему не спеша, взял его за руку и поднял. Тэхён молчал, пока Чонгук управлял его телом. Тот сжал его в своих объятиях, принимая обвивающие руки в ответ и тяжёлый вздох сверху, и принялся покачиваться из стороны в сторону, прикрывая глаза.
— Чонгук, — в этом голосе спокойствие, ни капли намёка на злость, лишь нотки грусти, — что ты делаешь?
— Тш-ш, — так и не открывая глаза, он вдыхает приятный аромат Тэхёна, заполняя им лëгкие. — Мы танцуем.
"Ну разве так танцуют?", произносится в голове Тэхёна и он вяло усмехается. Ким опускает свои руки, сжимает правой рукой левую Чонгука, и левой укладывает правую себе на плечо. Свою голову он размещает на мягкой макушке Чонгука, и пока тот чуть ли не сопит на груди Тэхёна, Ким разрешает себе вольность, выпуская наружу слëзы, потому что любит и будет скучать.
Чонгук не видит этого, но будто бы чувствуя произносит, — я тебя буду ждать. Столько, сколько потребуется. Ты же помнишь?
Чонгук говорил это, когда Тэхён переживал смерть Хосока. Когда ушёл в себя и забыл обо всём. Когда канул куда-то во мрак, и лишь эти слова Чонгук предоставил ему как маяк, как свет, ведущий наружу. И Чон не отказывается от своих слов. Он действительно будет ждать. И Тэхён это...
— Я это помню, — отвечает и смыкает зубы, чтобы не всхлипнуть от внезапной боли внутри.
Это тюрьма. И в ней гибнут цветы, как и люди. Тэхёну осталось два года, и нет вероятности того, что он выйдет отсюда живым.
Что он выйдет отсюда самим собой.
