Дверь снова звякнула, оповещая кассира и двух других работников магазинчика на окраине некого, не очень известного, скорее даже немного пустынного городка, о приходе покупателей. Девушка, стоявшая за кассой и пересчитывающая купюры, недовольно фыркнула. До закрытия оставалось совсем-совсем немного, буквально несколько минут, но в зале, где играла музыка из радио, эти несколько минут тянулись вечность. Мисс, заправляющая заведением, была не то чтобы строгой, но довольно перфекционистской натурой, посему на «работе» надо было «работать», а не «делать свои чёртовы конспекты, идиотина!» — как бы выразилась та женщина.
Впрочем, это было не так важно: мисс Ньюфелл часто бывала в отъездах, что было на руку любителям поотлынивать (Джордж, слушающий что-то в своих наушниках, и протирающий полку, был тому доказательством). Ну или поделать «чёртовы конспекты».
— С вас три доллара, сэр. — Лениво отозвалась Дафни и, подняв голову, невольно вздрогнула, откладывая пачку в кассу. Мужчина выглядел довольно необычно, даже немного пугающе, но для их городишки это было обычным явлением. Как и нераскрытые дела, ну, или парочка пропавших. Наверное как раз из-за того, что все уже привыкли к фрикам — ведь кто знает, скрывается за неординарной внешностью очередной убийца или простодушный студент, любящий покурить травку за гаражами. Да и время сейчас такое, где каждый выражается так, как хочет (немного подумав, даже тихони приплетаются к такому образу жизни, просто не сильно выделяются в толпе).
— Вот же фриков поразводилось, — потягиваясь пропел Джордж, стоило дверям снова закрыться — мужчина ушёл, постукивая палкой. — Каждый день как карнавал, а? Я ж прав! Кстати, Грю, как дела с Мелоди? Она уже подставляла тебе свою-…
— Помолчал бы лучше, козёл, — Грю сплюнул на пол, после сразу же размазывая плевок вместе с водой шваброй. Впрочем, через секунду он уже стоял облокотившись на неё. — Или ты хочешь рассказать нам что-то? — Дафни немного прыснула, подняла взгляд на парней, мельком все же поглядывая в рядом лежащие листочки. — Хей, Джордж, неужто ты не расскажешь нам как прошло твоё свидание с тряпкой? Или даже она тебе не даёт?
— Хей!
Казалось, Джордж готов был вырвать волосы на Грэгори и разукрасить его так, чтобы собственная мать пришла в ужас, а после приняла Христианство, в надежде, что оно вернёт ей сына и заберёт демона. Но он только поймал голову Грю подмышку и начал этой самой тряпкой, несмотря на то, что она была в прокисшем молоке и пыли, мутузить по ней.
— Ну ты и козёл, — просипел коротышка.
— Весь в тебя.
— Хорош уже, сколько там ещё до конца? — Дафни лениво откинулась на стуле.
— А может свалим раньше?
Подростки переглянулись — идея была заманчивой. Покупателей всё равно уже не будет. Грю хмыкнул, закинул швабру в подсобку и пошёл выливать ведро, Джордж отошёл в туалет: тряпку надо была как следует прополоскать, а Даф, завязав мешочки с мелочью и оставив список прибыли за день рядом, закрыла кассу на ключ и пошла выключать радио. Наверное, если бы хозяйка была сейчас не в очередной командировке, им бы всем либо влетело, либо они сами бы вылетели с работы.
— Ну, до скорого! — Выйдя за двери и махнув на прощание рукой, парни двинулись в противоположную сторону. Немного выждав, пока расстояние между ними значительно увеличится, она зашагала вперёд. На улице сгущались сумерки. Холодный осенний ветер пронёсся по стоянке, раскидывая кучку опавших грязных листьев и растрёпывая волосы, из-за чего ей захотелось раздраженно простонать «Чёрт побери».
Снова она одна…
И снова с каждым днём темнее.
Дафни вставляет в уши наушники и включает какую-то незаурядную песенку, разбавляющую серость весёлым прыгающим мотивчиком. По коже на спине стекает капелька холодного пота, хоть на улице совсем и не так страшно. Привычное здание, где можно было хоть на время забыться, в который раз остаётся позади, впереди же: тропинки и дороги, ведущие в не самые приятные районы.
Всё таки, несмотря на то, что в их городе действительно полно фриков, этот покупатель оставил после себя что-то
другое. Не обычную усмешку, возникающую при придурковатом виде или разноцветных патлах, окрашенных в ядерные цвета, и даже не обычное ощущение мерзости, при макияже какой-то девчонки или прыщавом чувачке, похожим на мышь. Хотя, она помотала головой.
— Ладно, та маска действительно пугает, если подумать.
А ещё, как бы она старательно не увиливала от этой мысли, присоединяясь вечно в какие-либо компании, порой даже не самые приятные, или занимая себя делом с головой, возвращаться домой… не хотелось. Не то чтобы там что-то ужасное, или родители как-то измываются, просто…
Её отец опять возьмёт бутылку в руки и уйдёт на верх, снова печатая какие-то тексты у себя. Между ними так всегда, после смерти матери — неловкое молчание, граничащее порой с тем, что они и вовсе друг друга не замечают, будто бы дома никого нет. Она иронично хмыкнула, ну да, а бутылки и бутерброды будут летать, мол, призраки тут живут. Но иногда он всё же напивался неприлично много, засыпая на полу рядом с облёванным диваном, а ещё иногда ей кажется, что в доме действительно она не живет: когда в последний раз она вытирала пыль, отрываясь от соц-сетей? Черт помнит. Благо, привычно открытое окно хоть как-то впускает свежий воздух, окончательно не давая потонуть в этом дерьме.
Шагает нарочито медленно, тянет за хвост время, в попытке оттолкнуть момент приближения к дому. Можно было бы вообще всю ночь провести на улице, или свалить к друзьям — да только, особо настоящих ещё не находилось, а те кто есть — давно дрыхнут. Будить не охота, потом ещё по шапке настучат и точно отправят восвояси. Да и неловко как никак.
Может быть, она бы действительно пошла быстрее, обходя серые дома и раствориться в прохладе осени, если бы он хоть раз спросил своим
нормальным голосом «Где ты была?», а не просил бежать за бурбоном или прочей херью, от которой потом там, наверху, ему точно сносило крышу, стоило двери комнаты с скрипом закрыться, скрывая мужчину. Или хоть раз — хоть один, блять, раз, — им удалось поговорить как отец и дочь, а не как знакомые, жившие под одной крышей.
Просто хотелось, как в детстве, ебанного внимания и заботы.
А не вот это вот всё.
Единственный фонарь мерцал, в глазах от него тоже прыгали огни не меньше. То темнота, то снова грязно-жёлтый, похожий на мочу мимо проходящей шавки. Дафни остановилась пока он полностью не потух. На телефоне большими буквами светился давно пропущенный — от знакомой, наверняка по домашке, и время: большими белыми буквами
22:55. Она выключила его. Музыка тоже стихла, оставляя после себя осадок, что больше ничего прыгающего не заиграет, ну или просто спокойного, под такт погоды. Пошла дальше и, не зайдя за угол дома, снова остановилась, уже как вкопанная… заслышав крик, после которого ненадолго, совсем мизерная капля, услышала стук лезвия об землю. Тихий, не привлекающий внимания, но стоит его заслышать, как только и сосредоточен на этом. Дыхание на секунду перехватило.
Пересилив себя, сделала пару шагов вперёд, выглядывая из-за угла. На асфальте, пара метров, не больше, чуть левее, лежит женщина, у которой изо рта тянется тонкой ленточкой струйка крови, а глаза застывшие, фактически стеклянные, но
до смерти напуганные. Она боится посмотреть что там у женщины дальше, но смотрит: под ней уже растеклась лужа, большая тёмная лужа.
— Помоги-…
Хрип женщины так же быстро смолкает, свистящее дыхание сменяется тишиной, а ничего железного рядом не сверкает. Показалось? Нет, она точно слышала, как что-то упало. А может, у женщины было что-то? Но ни цепочка, ни телефон обычно не стукались с таким звуком. Да и вообще… Взгляд зацепился за какую-то трубку из её живота и…
Кишки. Она точно не жилец. Надо… позвать на помощь. Но почему то тело не слушается: руки чертовски дрожат, а ноги подгибаются. Она никогда ещё не видела труп. Однажды Грю невзначай спросил их с Джорджем, когда накануне она посмотрели ужастик, а через день, как в фильме, в их смену полил ливень.
«Чтобы вы делали если бы увидели труп?»
Обычно, нормальные люди позвонили бы в полицию, сообщили, но… Может нормальные люди сначала хотят закричать, а потом их до дрожи пробирает чувство страха? Может, у них вспыхивает сранный адреналин или что-то такое? Что хочется… сбежать. И не возвращаться. Проще говоря, резкий отклик самосохранения, пробивающий иглой в самую острую точку сознания, да так, что всё другое настойчиво отключается.
Мозг настойчиво твердит: «соображай». Но соображать она не может. Из глаз чуть ли не ручьем текут горячие слёзы, обжигая щеки, а тело действительно бросает в край истерики от увиденного. А что бы вы сделали, увидев чертов труп? Ч.Т.О? Наверняка начали бы ныть и блевать от увиденного.
— Мамочки, — шепчет она одними губами, ступая назад.
Плеча касается большое, холодное что-то — скорее ладонь, над ухом проносится сиплое дыхание, а в нос ударяет запах гнили, мочи, и чего-то ещё. Такой резкий, подгоняющий слёзы. Но сердце уходит в пятки, веря, что если замрёт, то девушка действительно сольется со стеной.
— Прости, — печально и заторможенно произносят за спиной. Что? Прости? Какого… — но… мамочка не поможет. — Хриплый голос совсем рядом, щекотит шею, вызывая стадо мурашек. На губах застревает так и не сорвавшийся крик, ноги уже реально подкашиваются, внизу почему-то адски начинает гореть, а её подхватывают за талию.
Неужели, всё так и закончится? Нет… Нет… такого быть… не может.
— Нет! — Истерический вскрик, схожий с писком мыши. Адреналин похоже разыгрался не на шутку. Она отталкивает от себя кого-бы то ни было и бежит. Просто, блять, бежит из последних сил, смешивая в голове «нет» и «быстрее». Так просто сдохнуть, ничего не сделав? Катитесь к чёрту, Даф умоляет. Она бы и закричала, но голос куда-то пропал. В голове мелькает единственная мысль «от страха?». Как когда-то в школе.
Только вот… далеко не убежала. Толчок в спину и она уже камнем валяется на асфальте, царапая его руками, отползая от маньяка подальше. Он садится сверху, придавливая её. Всё. Это окончательный конец.
— Нет, пожалуйста, нет… — Так хочется чтобы слезли, убрали грязные руки. Так хочется, чтобы это всё оказалось кошмарным сном, чтобы она сейчас не сворачивала за углы на подозрительные крики и звуки, а спала мирным сном в комнате, не зная ничего этого. Ведь…
умирать никто не хочет, да? Так хочется перевернуться и треснуть, сделать хоть что-то, но она не в силах.
Слабачка.
— Тс-с, не шуми. — Ладонь накрывает рот, от вони, исходящей от неё, хочется блевать, а Даф кусает. Похоже, зря. — Сука! — Холодная сталь проходит где-то в спине, выше поясницы, может, даже в лёгкое. Шею сжимает рука. — Если не будешь кричать, я сделаю всё быстро… Я так… — Её невидящий взгляд упирается в руку, где поблёскивает в свете луны мамино кольцо, изо рта доносится последний стон. — …Вкусно. — Она чувствует, ещё живая, как маньяк носом упирается в плечо, где уже оттянул футболку, что-то вдыхает… Если он насильник, то, похоже, ей не повезло в тройне. Но вместо поцелуя или что они там делают, он впивается в неё зубами, сдирая под визг, выходящий изо рта вместе с кровью, кусок кожи. — Черт… — Рычит монстр, а она больше не чувствует. Последний удар в голову и…
Мамочка… Папочка… За что?..
***
США — страна возможностей.
США — страна больших цен.
США — страна крыс и бездельников.
Наседающих на плечи.
Или восседающих, фиг их пойми. В принципе, различается не особо.
Чувства, ещё недавно бывшие истерикой, где она даже забыла как дышать, сменились… Ничем. Конечно, они стали поменьше, но особо тоже не поменялось. Может, добавилась какая-то пустота на грани с тоской? И, конечно же, отвращением. Очень сильным отвращением, от которого тянет блевать, да только не чем.
Почему у неё в глазах вместо тёмных зайчиков заиграли белые было вообще фиолетово, хотя, возможно чуток обидно, ведь играть наперегонки с темнотой порой было единственным развлечением. А вот вопрос, почему она все ещё… жива? Оставляет после себя последствия. Вроде бы, её не видят, не слышат, не… чувствуют. Она-то прекрасно всё видит! И слышит. Например, то, что прямо сейчас, какой-то мудила, смутно знакомый, сидит и чавкает…
—
О, боже, мерзость… — Вырвало бы, да только никак.
…
Её органами. Копается внутри, как будто она какая-то индейка. Выскабливает грязными ногтями и снова кусает, обгладывая, будто бы она реально индейка. Или жаренная курица. От этого, кстати, блевать тянет ещё сильнее. Руки и нутро всё ещё предательски дрожит. Она слышит, как он хрустит
её пальцами. Отворачивает голову, заслышав, как звенит мамино кольцо. Молча поджимает губы. Ничего не дать, ничего не взять. Может, подойти, вдруг получится подобрать? Ей ведь, походу, терять уже нечего. Но… всё ещё страшно.
—
Неужели все после смерти становятся призраками? Тогда их тут должно было быть много? — Нервно проводя рукой по голове, отступая, кичится. Но здесь только они… втроём? Нет, Дафни, мертвая, это точно она. Она ведь? И… он? Мужчина, возможно, даже пацан за маской. Или… Дафни, которая она, то есть призрак, лишняя? Хотя, это ведь очевидно, ведь никого из них, призраков, нет. Что делать, никто не скажет и не укажет, не поможет. Может, стоит попрощаться хотя бы с отцом? Дергается, для чего? Успокоить себя, или его? Или как-то сказать, что всё, прости, папочка, остановка, приехали, тут выхожу я, больше не свидимся-увидимся! И уйти по-английски. Ерунда. Хотя, если подумать, последний раз взглянуть на отца и убедиться, что он хотя бы
сегодня не будет… Не в её годовщину. Взгляд цепляется за кольцо… Вот же ж угодило.
Но далеко она не ушла, где-то метра четыре от психа и…
—
Бля-ать.
Вас когда-нибудь выворачивали наизнанку? Вы чувствовали, как всё тело сводит от невыносимой боли? Или, может быть, как вас пронзает тысяча скальпелей? Желудок крутит особенно сильно, наверняка из-за…
—
Нет, черт, нет, сукин ты сын, блять… Чтоб ты сдох! — Она подбегает к нему, всячески бьёт по спине, пытается дергать за волосы, материт и мечется, но ничего не происходит. Руки проходят сквозь голову, толстовку и плечи. Из неё все ёщё льётся рычание, визг и крики, а потом, перестав щуриться от обиды и злости, она видит… И замирает, будто пригвоздили на месте. Мёртвая Дафни — смесь крови, костей и органов. Замирает, а кто-то кричит, надрывно, беспомощно, срывая голос до хрипа. И эта кто-то не мёртвая женщина в паре сотен метров, не монстр, продолжающий жадно внюхиваться, а она.
Падает на колени, вцепляясь в собственные волосы. До одури, просто до одури, так… Не честно вышло. Не справедливо. Не понятно. Пустота и осознание как рычаг, за который можно дёрнуть и всё — человек пропал.
Склизкие и розовые, а ещё красные от крови. Противные и похожие на какую-то гусеницу, которую разорвало пополам. И что-то ещё.
Десять.
Трупы всегда-а замазывали на экранах говорящих коробок маленькими пикселями, даже если то было небольшой ранкой. Делали на месте происшествия выскочек, задавая провокационные вопросы.
Девять.
Когда-то, когда всё
было хорошо, они говорили. Говорили, чтоб не шлялась ночью. Кажется, ей было тринадцать?
Восемь.
Вообще всё вышло реально до одури глупо. Но та-ак хотелось, чтобы это был кто-то другой, а не она. Забавно выйдет, маленькая дрянь не вернулась домой. Будет ли он ругаться? Будет ли полиции их маленького городка, полного фриков, какое-то дело? Или она исчезнет с этой страницы?
Семь.
Обычно доктора говорят дышите-не-дышите. Но почему же сейчас это не помогает? Почему дыхание все ещё сбивчивое, а по лицу как-будто текут призрачные сопли и слёзы. Дале-еко не розовые.
Шесть.
Есть ли семья у той женщины? И что скажут её родные? И как он будет убирать кровь с асфальта? Кто-то же да приметит.
Пять.
Впрочем, когда она выходила, сгущались и тучки, может быть дождь смоет…
Четыре.
Не помогает… Какое к черту спокойствие! Это же… Просто нереально.
Три…
«…Прости» — одна фраза. Просто одна фраза. И… А что дальше?
Два…
— …Не пл… — Что?..
До сознания доносятся еле слышимые обрывки фраз. Конечно, что можно услышать, если не слышишь себя? Дафни поднимает голову, маньяк всё ещё сидит, да только голова его повернута не куда-то там, а к ней. Видит? Быть не может. Серый как-то спокойно хмыкает, поднимаясь на ноги, подхватывает труп за руки и идёт к кустам, а то и дальше, видимо, пряча. Дафни идёт за ним, с опаской следуя не ближе трёх метров. Была бы воля или возможность, её бы вообще давно след простыл.
Но пока не дано.
Кусты она по привычке обходит, всё ещё вздрагивая, когда бедра не задевают веток, а как ветер испаряются. Живот жгёт, да и спину с руками тоже. Фантомная боль? Кто знает, но обглодали её не хило. Это он ещё с той тёткой не расправился. Может, месть такая? Нормально пожрать не дали, так пожру тебя? Ха-ха…
Сволочь.
Один.
Парень бросает её труп в какую-то яму, начинавшуюся неподалеку от леса, скрытую за деревьями и кучами листьев. Совсем неприметная, похожая чем-то на норку, хотя, может, животные потом растаскают… Волки там. Подумать только, как близко лес стоит к городу, и как быстро в него можно сбегать. Серый идёт обратно, видимо, прибирать за женщиной, которую…
Она еле-еле за ним поспевает, спотыкаясь с непривычки и всё ещё отходя. Хотя, отойдёт она вряд ли. Так уже было: сначала ты в истерике бьёшься, потом стараешься попасть ноткой в самоиронию, успокаивая себя, а потом тебя накрывает с новой силой. И так покругу, пока до тебя окончательно не достучится смирение.
Всхлипывает, дрожа, обхватывает плечи руками. Теперь время на то, чтобы поиграть с мыслями достаточно.
Вот только победитель уже известен.
