Безумие

Пепельно-белые волосы медленно окрашивались в алый - от крови, текущей из разбитой головы, и от ярких лучей закатного солнца. Даже во сне ему всегда было сложно удержаться от слёз, а в тот день он рыдал и выл, как потерявший хозяина пёс. Широко раскрытые глаза смотрели удивлённо и немного укоряюще, словно не понимая - за что?.. Он проснулся, сглатывая комок в горле и не спеша поднимать веки. Боль была везде. Уже слишком давно, чтобы от неё избавиться простыми способами, но старая привычка осталась, въевшись под кожу, и он уселся за стол, чтобы записать свой очередной кошмар. За прошедшие века их накопилось достаточно, чтобы можно было составить многотомный труд и представить его на суд Вермины. Когда-то Неревар сказал ему, что самое страшное проклятье их народа - неостановимая память. Она всегда с ними и всегда терзает душу, не позволяя оставить в прошлом то, от чего хочется выть, катаясь по земле и раздирая кожу на груди в попытке добраться до сердца. Того самого сердца, которое болит сильнее всего у тех, кто знает о предательстве. Посеревшее от пепла перо опускается в чернильницу из кости квамы и переносит густые чёрные капли на желтоватые листы бумаги. Чуть кривые руны, называемые на континенте даэдрическими, ложатся историей, которую он никогда и никому не покажет. И, когда придёт пора умирать, он сожжёт её в пламени Красной Горы. Потому что знать боль изувеченной души мог знать только один кимер, который умер слишком давно, чтобы теперь свободно верить в его возрождение, и был слишком дорог, чтобы отвергать его воплощение. Слишком похожее, но всё же - чужое. Густая кровь расплывается под пальцами. Каждый безумен по-своему. Безумие Дагот Ура - ненависть и боль. Безумие Ворина Дагот - вера. Ты - убил, сказали они, оставив гниющую рану, за прошедшее время поглотившую разум. И вот уже слишком давно он не думает об истине - слишком по-разному можно убить. Он - убил. И умер сам, оставив лишь пустую оболочку, демонстрирующую всю бездну его разложения.