***
Ирен разочарована. Джон Уотсон не пьет, не имеет внеучебных отношений со студентками или студентами, не пользуется услугами проституток, даже не уклоняется от налогов. Профессор криминалистики оказывается тем, чем он выглядит на первый взгляд: скучным 38-летним холостым ветераном. Его ежедневная рутина настолько отлажена, что через месяц наблюдений Ирен с точностью до минуты может сказать, где находится доктор Уотсон; Ирен может перечислить все его рубашки и свитера — гардероб у доктора не особо-то разнообразен; Ирен даже может с уверенностью сказать что тот ест на ужин. Он похож на старые, но отлаженные часы — время показывают верное, но внимания ничем больше не привлекают. Сидя в машине и дожидаясь, когда доктор выйдет из здания Академии — ровно в 16:45 — для ежедневной 30 минутной прогулки, Ирен вспоминает “Кто нажал на курок ” и вздыхает. О, теперь она прекрасно понимает журналистов, которые не смогли ничего интересного написать про Джона Уотсона — о нем просто нечего было писать. В какой-то момент женщина засомневалась — а того ли Джона Уотсона она сейчас изучает? Джон Уотсон из статьи — отчаянный агент, бывший военный, в обход приказа (да еще и прихватив напарника-новичка) отправившийся по следам небольшой, но весьма опасной группировки, уничтожил эту группировку, хотя и потерял напарника впоследствии, сам же получил несколько пулевых, одно ножевое ранения и путевку в психоневрологическую больницу, — вот этот Джон Уотсон вызывал интерес. А тот, на кого Ирен потратила четыре недели своего времени, был до скуки правильным и нудным старикашкой: дважды в неделю он ходит в тир и всегда берет один и тот же пистолет, каждый четверг — в один магазин, и чеки отличаются друг от друга всего несколькими центами, а все выходные проводит дома в трезвом одиночестве. На вторую неделю ей стало его жалко, но к концу четвертой она его тихо ненавидела. Самое ужасное, по мнению Ирен, то, что его окружение ничего не могло о нем рассказать. Джон Уотсон вежлив, умеет слушать, не разборчив в еде, является человеком привычки и, возможно (!), любит кошек. Ничего другого о Уотсоне не знали ни его коллеги, ни его студенты, ни работники тира, ни бывшие сослуживцы. И если последние о “своих” и сами не любят трепать, то студенты, с их любовью перемывать косточки каждому преподавателю — благо на дворе был 21 передовой век — ее разочаровали. Ах да, еще одна деталь. Джон Уотсон не зарегистрирован ни в одной социальной сети, кроме facebook, где у него в друзьях не больше дюжины человек. Единственное, что не дает Ирен бросить слежку, это слова М — “Вам будет интересно”, которые удобряли почву ее фантазии, позволяя представлять себе доктора Уотсона маньяком-каннибалом, скрывающим свою сущность. Такая версия объяснила бы его скучную и замкнутую жизнь. Пока Ирен представляла, как она проникает в дом Уотсона и находит у него в подвале морозильную камеру, забитую человеческими головами, к Академии подъехал автомобиль, из которого выбралась знакомая журналистке персона и поспешила внутрь здания. Надо же, сам специальный агент Грегори Лестрейд, руководитель группы по расследованию насильственных смертей. И в этот день случается две примечательные вещи. В 16:45 Джон Уотсон идет не на ежедневную прогулку, а в бар, да не абы с кем — со своим бывшим руководителем, специальным агентом Лестрейдом. Ирен считает, что Уотсон обязан обвести этот день красным кружком в календаре. И второе, не менее важное событие — Ирен встречает Шерлока Холмса. Не в живую, конечно. До встречи тет-а-тет их отделяют недели и несколько жизней. Но она впервые видит его не на фотографии. А дальше происходит то, чего Ирен так долго ждала — ей становится интересно.***
Когда-то, куда большее времени назад, чем ей хотелось вспоминать, Ирен училась актерскому мастерству — она провела полтора года в Лондонском Университете Риджентса среди этих изнеженных мальчишек и девчушек. Актеришек — с удовольствием подчеркивала Ирен при редких встречах с матерью. Затем ей это наскучило и она ушла, а навыки остались и взросли внутри нее на благодарной почве. Зерна всегда лучше всего прорастают в дерьме. У самой Ирен друзей нет. Она не понимает для чего ей тратить время и силы на то, чтобы завести “друга”, если можно платить психоаналитику, который, в принципе, выполняет те же функции. Ирен представляет себя кошкой, которая живет нигде и одновременно всюду. Она вальсирует на тонкой грани между рабочим классом и аристократией, и ей нравится мысль о том, что она может быть одновременно в двух мирах. Это волнительно. И, возможно, в некотором роде возбуждающе. Она никогда не сталкивалась ни с чем по настоящему опасным. Что может быть опасного в мире дорогих костюмов и дешевых отношений?***
Ирен стягивает волосы на затылке, надевает нелепые очки, вставляет цветные линзы. Под свободной кофтой с логотипом Кэмбриджа — утягивающий топ, а кеды со стертыми задниками, утиная походка и темная кепка завершают ее образ еще одного бесполого студента из толпы. Она садится у самого проектора, так что стоящему у кафедры доктору Уотсону может быть виден только ее силуэт. Она посещает его занятия несколько раз, всегда сидит одна. Это не самое удобное место, но Ирен сюда пришла не за теми же знаниями, что остальные. Один лишь раз за Ирен садится кто-то другой — она несколько раз быстро оборачивается: невысокий темноволосый мужчина, с тонкими бровями, темными глазами, в дорогой одежде. Не студент, определяет Ирен. Его тоже интересует доктор. Они встречаются взглядами, и в насмешливых черных глазах она видит спокойствие и скуку гигантской мурены — хищника, казалось бы, на вершине пищевой пирамиды. После этого Ирен перестает посещать лекции доктора Уотсона. Она и так видит достаточно: Джон Уотсон говорит спокойно, четко и не громко, заставляя аудиторию соблюдать тишину; сам он мало отвечает на вопросы. Он скучен, нормален до отвращения и больше похож на куклу или машину, чем на живого человека, со своей рутинностью. Холмс куда интереснее и перспективнее. Оба брата Холмс. Наблюдать за ними — все равно что участвовать в драме или в театральной постановке. И это точно не скучно. Ирен видит старшего Холмса лишь однажды — она умная девочка и сознательно держится от слуги Короны на уважительном расстоянии, — и это было весьма эффектно. Шерлок, обернутый в одну лишь простыню, — и Ирен уверена, что кроме простыни на нем ничего больше нет, — выставляет брата из дома, явно получая удовольствие и от своего экстравагантного внешнего вида, и от недовольства этим видом брата. Если не вслушиваться, по интонациям можно предположить, что оба мужчины обсуждают новый сервис или последние новости спорта. Лицо у старшего Холмса, как это свойственно рыжим, идет пятнами, и Ирен предполагает, что если бы не свидетели, то с того вполне бы сталось огреть младшего зонтом. Ирен позволяет себе ехидную улыбку, представив эту сцену. Узнать бы причину небольшого семейного собрания — это точно должно быть нечто интересное и личное. А значит, полезное. Ирен удается снять квартиру в доме напротив 221B. Не тот же этаж и окна выходят не слишком удачно: при большом желании можно разглядеть разве что коридор на лестницу в квартире Холмса, но зато на порог вид открывается просто отличный. И Ирен открывает охотничий сезон. Она — кошка, хищная и терпеливая, способная оставаться в засада часами, сутками и неделями. Она аккуратна — избегает встреч с соседями Холмса, с его регулярными гостями, но быстро знакомится с официантками кафе в его доме, продавцом табака на углу, студентами на подработке в круглосуточном магазинчике. С ними Шерлок груб и пренебрежителен, а она — мила и обходительна. Она узнает чем он живет, но этого мало. В примитивном, низменном плане Шерлок слишком предсказуем: зависим от кофе и никотина, неразборчив в еде, не регулярен в питании, но отдает предпочтение сладкому. Со своими грязными секретиками — мальчик слишком часто посещает аптеки. Ирен ставит на селфхарм, однако брезгует рыться в помойке. Похороны проходят скучно. Это аксиома и клише. Похоронам полагается проходить скучно, и никто и ничто этого не изменит. Но Шерлок приносит нечто, что заставляет правильного доктора Уотсона встряхнуться. Из своей машины Ирен может разглядеть только то, что это тонкая папка. Несколько листков, ради которых доктор остается на ночь у Шерлока. За недели, что Ирен наблюдает за 221B, Уотсон — первый человек, которому было позволено остаться там на ночь.***
Ирен нужен шанс, возможность поговорить с Шерлок на своих условиях. Не на его территории и не на публике. Не на его публике. И Ирен едва его не упускает. Из-за сущей мелочи, помады нужного оттенка, никак не находящейся в сумке. Она не успевает перестроиться, проскакивает на светофоре и с досадой лупит ладонью по рулю. Ищи теперь иголку в стоге сена, а точнее кэб на Флит-Стрите в разгаре дня. Ирен перестраивается в крайний ряд, собираясь, раз уж на сегодня слежка провалилась, поехать домой и наградить себя горячей ванной. Машина резко останавливается, раздаются гудки, и Ирен снова нажимает на газ, уже через несколько метров паркуясь. Через французское окно одного из кафе высокая фигура в пальто и с черными вихрами на голове по совершенной случайности бросилась Ирен в глаза. Случайности нужны, чтобы Бог сохранял анонимность. Женщина смотрится в зеркало заднего вида, хмурится, смачивает слюной указательный палец и выравнивает смазавшуюся стрелку, затем убеждается, что выглядит все так же идеально и выходит из машины. — Я присоединюсь к вам? — хотя в конце фразы явственно слышится вопрос, уверенные движения и открытая поза указывают на то, что отказы она принимать не привыкла. Шерлок раздраженно поджимает губы. Он выбрал это кафе из-за его неприлично высокой стоимости блюд в меню, что точно могло означать две вещи: сюда не заходят просто так погреться и здесь уважают чужую приватность. Посетители здесь — скучающие жены богачей, банкиры и трейдеры, желающие сделать хотя бы небольшой перерыв; в таком месте не ведутся разговоры, не приходят шумные парочки, и не подсаживаются за стол, чтобы познакомиться. Однако женщина, изящно опустившаяся напротив него, была не осведомлена о подобных правилах поведения или просто демонстративно их игнорировала. Шерлок не отнес ее к классу “богатых и скучающих” или “богатых и работающих”, и сразу откинул мысли о том, что она представительница эскорта — подсесть к нему, когда за несколько столиков сидит явно одинокий, не молодой и не настроенный на долгую романтику банкир, было бы абсолютной глупостью. Ее лицо показалось ему знакомым, высокая прическа, болотные глаза и тонкие, вызывающе улыбающиеся губы. Эта женщина определенно была на похоронах Хоббс — в тени, внимательно изучая окружающих, иногда с кем-то заговаривая, с деланным сочувствием на острых чертах. Стройная, подтянутая — много двигается, много работает руками, аккуратный маникюр классического красного цвета, который одновременно подходит подо все, но совершенно не сочетается с домашними обязанностями; задники туфель не стерты, а каблуки выглядят новенькими, хотя, можно заметить несколько царапин на лакированной поверхности, и тонкая покрасневшая полоска по внешней стороне стопы, ставшая заметной, когда женщина вытянула ноги, позволяя полюбоваться упругими икрами и острыми коленками. Значит пользуется такси и отдает предпочтение красоте, нежели удобству. Да и вся она — демонстративно, даже вызывающе идеальна. Она представлялась ему особой породой людей, чьи лица и фигуры отличаются удивительно правильными пропорциями, и где-то между странными и поразительными, совершенно абстрактны и не существуют в реальности. — Я бы хотела задать вам несколько вопросов, мистер Холмс. Это должно подкупать, что такая женщина знает его имя. Шерлок складывает на столе руки — перчатки он так и не снял, так что кожа едва слышимо проскрипела по деревянной поверхности стола; и чувствует себя на середине охотничьей тропы — капкан еще не виден, но уже слышен щелчок, с которым он захлопнется. И такой вкрадчивый, обольстительный голос, покровительственный, почти пренебрежительный взгляд — такой, что он должен был бы почувствовать себя мальчишкой, щенком, перед опытным хищником, снизошедшим для общения с ним. Еще нет 30-ти, отмечает Шерлок. Возможно, они даже ровесники. Веки слегка припухшие, поверх роговицы видна тонкая голубоватая пленочка контактной линзы, и слой косметики под нижним веком указывает на бессонные ночи. — Вы знаете как зовут меня, но я не знаю, как зовут вас. — Действительно. Так грубо с моей стороны. Ирен Адлер. Возможно, вы слышали мое имя. — Нет. — Удивительно. Я считала вас интеллектуальным, начитанным молодым человеком, — маленький укол по его самолюбию не производит должного эффекта, и Ирен пробует зайти с другой стороны. — Как дела у профессора Уотсона? Сегодня он выглядел особенно мрачно. — Освещение. Вы мне тоже сначала показались шатенкой. Он больше на нее не смотрит. Ирен видит в этом оскорбление, Шерлок же — экономию своего времени. Эта женщина лжет каждым своим движением, так что ему нет смысла на нее смотреть. Ирен улыбается, пытается изобразить понимание, — понимание к мужской глупости и слепоте, — и чуть более на высокой ноте, чем ей самой хотелось, продолжает: — Расследовать смерть человека, которого почти что убил собственными руками — разве это законно? Шерлок кривит губы. Высокий голос его раздражает и отвлекает. Он проводит пальцами по бумагам, собирая их вместе. Дальше он здесь работать уже не сможет. Ирен в ярости. Она громко хлопает дверью, проходит в гостинную, красивым резким движение руки бросает ключи на журнальный столик, так что они царапают по стеклянной поверхности и падают на пол, садится на диван и открывает ноутбук. Женщина закусывает нижнюю губу, пачкая зубы красным, хмурится и кривится до некрасивых морщинок у рта; по клавишам громко клацают ноготки. Мистер Холмс, не стоит совершать типичную ошибку богатых умников и недооценивать прессу. Все запоминают ваши провалы, а не победы. Даже Христос изображен распятым на кресте. Ирен нравится этот образ, и она выводит заголовок: “Идолопоклонники”.