Simple text

Каждый раз во время завтрака, обеда и ужина Профессор задумывался над тем, что Степа потребляет пищу не аккуратно, являя собой в конце трапезы пародию на бородавочника, который, довольно хрюкнув, отрубается среди травы, весь перемазанный в том, что ел. Всезнамус терпел долгое время, но оно все улетало вперед, и ему было некомфортно то, что его стряпню всегда поливали тоннами кетчупа и майонеза, совсем не чувствуя вкуса. Сегодня Профессор решил пойти немного дальше и взять за основу изысканную кулинарию. Он достал фондюшницу. Глаза Степы полезли на лоб, когда он увидел чан, в котором плавало что-то желтое. Подозрения разного рода одолевали его разум, например, что это очередной эксперимент Профессора, призванный стереть со света все живое. Смотря на Всезнамуса в ярко-розовом фартучке, без конца мурлыкающего песенки, Недотепкин покрывался испариной. — Степа! — воскликнул Всезнамус. — Ты чего такой взвинченный? Обед обещает быть очень вкусным. — Не-е-е-е-е, профессор, — неуверенно хмыкнул Степа. — Я бы хотел просто яичницу… — Степа! — Профессор развернулся с нахмуренными бровями и сурово стукнул половником о столешницу. — Изысканная кулинария берет свое начало из древности! Мы можем погрузиться в это прямо сейчас при помощи простого швейцарского блюда! Это же не какие-то обычные куриные яйца, жаренные на сковороде. Это же грюйер и эмменталь! Опасно. Степа сглотнул, опасаясь того, что в скором времени половник опустится ему на голову. И вообще он в еврейских фамилиях не разбирался, чтобы спорить. Раз грюйер и эмменталь, так грюйер и эмменталь, главное, чтобы не кал с чаем. — Хорошо, Профессор, — стараясь быть радушным, кивнул Степа. Всезнамус снова развернулся в плите и начал что-то помешивать. Пахло, если честно, как из сортира, но Степа не спешил выделываться. Между тем в фондю падало все, что лежало рядом, включая уравнение времени и старые грязные носки. Степа покрывался испариной…