Головная боль Небес

Колокол всё звонил и звонил, так истошно и неистово, что служители Небес поторопились отойти от площадки, каким бы великим ни было их любопытство. Было ясно — тот, кто возносится, разгневан, опалён сильнейшей яростью и наверняка не уступает никому из небожителей в воинском искусстве. И пока его характер никому не был известен, они поспешили скрыться, чтобы ненароком не попасть под горячую руку, и теперь смотрели издали, но видели лишь сияющий силуэт, высокую фигуру в белом, не способные из-за яркого света разобрать лицо. И только один из вознёсшихся ранее, казалось, не знал страха. Он промчался чёрно-алым вихрем по улице от самого дворца Императора Небес и замер напротив вызывающей трепет и восхищение белой фигуры, не задумавшись о том, чтобы поклониться или иным способом проявить уважение. Он оказался там первым, и даже Линвэнь на этот раз не остановилась рядом — то ли она не успела, то ли медлила намеренно, тоже опасаясь чужого гнева, то ли и не собиралась появляться здесь, погрузившись в иные дела, от которых её то и дело отрывали. — О… Лань… Лань Чжань, — едва сумел произнести Вэй Ин, настолько его тронула величественность вознесения. — Неужели это ты, Лань Чжань? — на миг он осёкся, потому что сердце кольнуло ощущением — вдруг он обманулся, ожидая того, с кем теперь так отчаянно мечтал поговорить. Свет понемногу бледнел, и стали проступать иные черты. Длинные волосы вознёсшегося были забраны в высокий хвост и заколоты до боли знакомой шпилькой, на лбу поблёскивал серебряный знак облаков, закреплённый на бело-голубой ленте, на поясе покачивалась нефритовая подвеска. Обнажённый меч в руке льдисто поблёскивал, и с него прямо на камни Небесной столицы капали тягучие черно-красные капли. Звонил колокол, и капли падали одна за другой. — Лань Чжань, — растерянно повторил Вэй Ин. Теперь он уже мог рассмотреть глаза — янтарь затянутый льдом, сжатые упрямо губы, словно выточенные из нефрита правильные черты лица… — Лань Чжань, — он сглотнул, испугавшись вдруг, что Лань Чжань так и не ответил ему. Колокол только-только отзвонил, а может, упал — Вэй Ин не был уверен, отчего тот вдруг резко замолк, но в наступившей тишине последние его слова были слышны отчётливо и ясно. Отчего же… Отчего же вознёсшийся молчал? Наконец Лань Чжань опустил Бичэнь, позволив остаткам капель ещё раз окропить камни, и перевёл взгляд на Вэй Ина. Что-то в лице его дрогнуло, глаза засияли иначе, будто внутри него разгорелся огонь. — Вэй Ин, — сказал он тихо, много тише, чем мог бы сказать охваченный яростью бог войны, который вознёсся так громко, так пугающе для всех остальных. — О, Лань Чжань, — вздрогнул Вэй Ин, не понимая — радоваться ему, что тот всё-таки ответил, печалиться ли оттого, что не сумел в голосе прочесть чувств. — Как же… — внезапно у него появился и ещё один вопрос: — Только не говори мне, что там… в мире людей тебя ранили или… — Нет, — качнул головой Лань Чжань и сделал шаг к нему навстречу, так и не спрятав меч в ножны. — Значит… — хотел он сделать какой-то вывод, но тут же осознал следующий нюанс: — А чья это кровь?! — Вэй Ин обхватил себя руками за плечи, точно ему стало холодно. — Цзинь Гуанъяо, — спокойно ответил Лань Чжань, коротко взглянув на почти очистившийся Бичэнь. Вэй Ин представил, как, должно быть, был рассержен на Гуанъяо Лань Чжань, и подумал, что тому, верно, придётся немало времени провести в постели, как вдруг услышал: — Он лишился головы. — Как? — глупо переспросил Вэй Ин. Он помнил ещё, что Лань Чжань никогда не убивал просто так. Даже в пору Аннигиляции солнца он не разил живых противников насмерть, каждому давая шанс вернуться к праведной жизни… Он… свято ценил чужую жизнь! Невозможно было представить, что он… отсечёт кому-то голову, как любил когда-то Не Минцзюэ. — За все преступления я покарал его смертью, — ответил Лань Чжань так холодно, столь уверенно, что Вэй Ин широко раскрыл глаза. — Встретив ядовитую змею — руби ей хвост по самую шею, верно? Оставь я его в живых, и он снова сумел бы выкрутиться, нашёл бы способ оболгать тебя, и Не Минцзюэ, и ты сам остались бы неотмщёнными. Я счёл это неправильным. — Такого тебя я ещё никогда не видел, — признался Вэй Ин. — Говоришь о мести… — Вэй Ин, — тут Лань Чжань сделал ещё шаг и внезапно оказался слишком близко. Его духовная энергия была так сильна, что Вэй Ина охватили — точно обняли — неожиданно тёплые волны. Он не ощущал такого даже в присутствии Императора Небес! — Что, Лань Чжань? — спросил он, внезапно опуская голову и более не смея смотреть Лань Чжаню в глаза. Каким ничтожным выскочкой он ощутил себя! Он вознёсся вовсе не по праву, его оба раза выплюнуло тьмой прямо в сторону Небесной столицы… А Лань Чжань… вот кто истинный бог. Как теперь встречаться с ним взглядом? — Не желаю больше терять тебя, — твёрдо произнёс Лань Чжань, отправляя Бичэнь в ножны. — Никогда, — и сорвал со лба ленту, холодный серебряный знак обжёг Вэй Ину запястья — в мгновение лента обвилась вокруг его рук, крепко связывая между собой. — Что это ты делаешь, Лань Чжань? — Вэй Ин так удивился, что даже не подумал дёрнуться до того самого момента, как было уже поздно. Напитанная заклинаниями лента клана Лань не позволяла ему вырваться. — Вот достойный бог войны, — произнёс знакомый насмешливый голос, и Вэй Ин посмотрел через плечо. Поддерживая Се Ляня под локоть, ему ухмылялся Сань Лан. Лань Чжань безмолвно поклонился. — Не нужно этих церемоний, — вздохнул Се Лянь. — Сань Лан, проводи их… — он чуть поморщился. — Позже решим, как поступить, но пока что им требуется поговорить друг с другом. — Да, гэгэ, — откликнулся Сань Лан, его ладони легли на плечи Лань Чжаню и Вэй Ину… и в один миг они втроём оказались в тихом и светлом зале. — Это дворец бога войны Лань Ванцзи, Второго Нефрита, Ханьгуан-цзюня, — пояснил Сань Лан. — Я запру каждую дверь в нём, чтобы вы наконец смогли объясниться друг с другом, — и отступил в тень, тут же рассыпаясь серебряными бабочками. Лань Чжань едва заметно вздохнул, лишь мельком оглядев помещение, а затем снова впился взглядом Вэй Ину в лицо. — Лань Чжань, — Вэй Ин почувствовал, как под этим взглядом ему становится жарко. — Зачем ты связал меня налобной лентой? Не ты ли объяснял мне, что её не должны касаться чужие… что это — для супруги и детей… — он вздрогнул и покраснел ещё больше. — Ты — не чужой мне, Вэй Ин, — возразил Лань Чжань. — И никогда больше я не отпущу тебя. Сердце моё бьётся лишь при виде тебя, только твоя улыбка освещает мой день… Если мне не назвать тебя супругом, то я останусь рядом твоей тенью. Вэй Ин прикрыл глаза — голова закружилась. Он почувствовал, что вот-вот упадёт, настолько его поразила горечь, прячущаяся за последними словами. Там, в зале императорского дворца, он впервые осознал, что, должно быть… Лань Чжань — как это возможно? — любит его. И пока не понял до конца, что чувствует сам. Что за дрожь и волнение? Что за жар и пламя под кожей? — Хочешь назвать супругом — назови, — выдохнул он, отбрасывая сомнения. Позже разберётся, что за этим кроется! Лань Чжань рывком притянул его к себе, забрасывая себе на шею крепко связанные руки, и поцеловал в губы — неожиданно нежно, а вовсе не жадно, не собственнически, как отчего-то подумал Вэй Ин. И если бы был такой колокол, он бы непременно начал звонить, пока не сорвался бы с подвеса. Но в тишине зала они были одни и слышали лишь дыхание друг друга. *** — И всё же вознёсся он слишком простым и кровавым способом, — ворчал Се Лянь, пока Сань Лан втирал в его виски мятное масло, успокаивающее головную боль. — Отрубленная голова… никакого изящества. — Гуанъяо не следовало разрывать бумажного человечка, — серьёзно отвечал Сань Лан. — Если бы он этого не сделал, остался бы в живых, а они объяснились бы и вознеслись вместе, как и задумал мой гэгэ… Се Лянь только вздохнул, но масло делало своё дело, и боль утихала, а чуткие пальцы уже больше ласкали, чем лечили. — Но теперь-то они сумели? — с надеждой спросил он Сань Лана. — Сумели, — откликнулся тот. — М-м… — Се Лянь усмирил любопытство, как вдруг его лицо омрачила новая мысль. — Но что же нам делать, Сань Лан? — боль тут же вернулась в виски, словно наполняя их свинцом. — Если один из них — бог войны, то второй-то… Как нам его называть, что за обязанности он должен выполнять? Сань Лан обворожительно улыбнулся. — Гэгэ, ты печалишься, что в мире все предпочитают путь войны… так отчего бы не сделать этого Вэй Усяня богом любви? Он понимает, какие тяготы выпадают влюблённым, как тяжело разобраться в себе... страждущих утешит его красота и, конечно, его история. Представь только, как прекрасно это будет — бог войны и бог любви — супруги перед Небесами и миром людей. — Замечательная мысль, — Се Лянь притянул Сань Лана к себе. — И наконец-то эти страждущие перестанут отнимать у меня время своими молитвами о холодных избранниках… *** Цзян Чэну едва удалось уделить время на сон. После смерти Гуанъяо и вознесения Лань Ванцзи ему одному пришлось заниматься всеми вопросами. Однако стоило ему наконец-то погрузиться в мир сновидений, как он тут же оказался в Облачных Глубинах. Прямо перед ним из травы выпрыгнул кролик и уставился, не мигая. — Что тебе, дурашка? — спросил Цзян Чэн, надеясь, что кролик испугается и сбежит. — Невежливо так обращаться к богу, — ответил кролик голосом Вэй Усяня. — Мне нужно, чтобы ты отстроил храм в Пристани Лотоса. — Храм? И какому же богу его посвятить? — нахмурился Цзян Чэн. — Ты шутки со мной шутить удумал, Усянь? Куда ты пропал? Вознёсся из пещеры Ханьтань или научился тайной технике и теперь не даёшь людям спать? — Я — бог любви, — и кролик действительно обратился Усянем, но отчего-то — одетым в белое, точно он вступил в клан Гусу Лань. Даже налобная лента была на месте. — И помни, над алтарём должно быть моё изображение вместе с Лань Чжанем. И кролики. Много кроликов. В храме не должны обижать их. Пусть молящиеся приходят их гладить, понятно? — Вэй Усянь!.. — разозлился Цзян Чэн и проснулся. У постели лежал свиток, на котором были изображены два заклинателя-бога в белом. В одном узнавался Вэй Усянь, во втором — Лань Ванцзи. У ног их резвились кролики. Цзян Чэн неосознанно коснулся виска. У него начиналась головная боль.