Television Romance: New Year's eve

Всё началось с того, что Тэхён позвонил Чимину прямо во время его попыток отобрать у Чонгука чёртов футбольный мяч. Они были в квартире Чона, и у того, как у самого настоящего спортсмена, разумеется, был свой миндалевидный мячик, который он с ехидной улыбкой подхватил с подставки, бросая Чимину вызов: «достанешь — за пиццу плачу я». И, вроде бы, такая глупость, но Чимина это не на шутку завело — им обоим было прекрасно известно, что шансы у Пака в любом виде спорта, кроме аэрохоккея, просто ничтожные. Тем более, эта наглая задница Чон Чонгук ещё и ростом был его выше, и своим вызовом он, Чимин был уверен, пытался в который раз подтрунить над ним.       В общем, они носились по квартире, как два полуторагодовалых малыша, заливисто смеясь и перепрыгивая через мебель — один диван становился объектом чонгуковых паркурных трюков раза четыре; когда чиминов телефон зазвонил, Пак как раз сумел догнать парня и прижать его к стенке, пытаясь прыжками добраться до мячика, поднятого высоко над головой Чона. Тот так смеялся, что в глазах блестели слёзы, а Чимин, вместо того, чтобы пытаться дальше, просто начал его щекотать, и звонок они услышали уже распластавшись по полу — Чимин сел Чонгуку на живот и вцепился за выпущенный из чужих рук трофей.       — А? Что это?       Чимин перестал усмехаться и прислушался; Чонгук попытался выхватить мяч из его рук, и тот, отвлёкшись, поддался. Чон громко расхохотался, и Чимину пришлось ладонью закрыть его рот, чтобы до него наконец дошло, что звонил его телефон.       — Ну, эй, — заканючил Чон и ухватился за его ноги, пытаясь остановить. — Потом перезвонят.       — Ты прилипала, — бросил Чимин с улыбкой и выбрался из цепких лап. — Вдруг что-то важное?       Чонгук надулся, садясь на пол и беря в руки мяч. Пак добрался до мобильника, оставленного в кухне, когда они пытались придумать, что приготовить из жалкого запаса продуктов чонгукова холодильника и пришли к выводу о том, что заказ пиццы — лучший ужин из всех, что могли бы сделать их прекрасные поварские умы.       На экране светилось скривлённое тэхёново лицо; Чимин, скользя носками по паркетному полу, затормозил и взял телефон, тут же отвечая другу. На том конце провода он не услышал голоса, но услышал всхлип, и в этот момент его сердце словно выскочило из груди и скользнуло под холодильник.       — Тэхён? — неуверенно спросил Чимин. — Это ты?       Очередной всхлип на том конце провода, и Чимин обернулся к подошедшему в кухню Чонгуку. Тот крутил в руках мяч, всё ещё ухмыляясь, и пальцами показал Чимину, чтобы тот расчехлял кошелёк. Пак не обратил на это внимание, снова пытаясь выяснить, кто всхлипывал ему в трубку.       — Тэхён, если это ты и ты снова смотришь «Титаник»…       Чонгук прыснул и обнял отвернувшегося от него Чимина за талию со спины, уткнувшись подбородком в его плечо.       — Онн мн брсла, — раздалось в трубке, после чего Чимин был оглушён громкими рыданиями. Это было так неожиданно, что даже Чонгук отпрянул от Пака и напрягся. Тот тут же повернулся к нему и включил громкую связь.       — Тэхён? Тэхён, что случилось?       — Онмлблрбл…       Чимин приоткрыл рот, ни черта не понимая, и взглянул на Чонгука — парень в ответ лишь растерянно пожал плечами.       — Мы сейчас приедем, хорошо?       — Нет! — вскрикнул Тэхён уже отчётливее. Он всхлипнул и затих. — Только ты.       Чонгук закатил глаза.       — Ладно, — кивнул Чимин. — Жди меня и не реви.       Пак завершил вызов и поторопился в коридор обуваться; Чонгук хвостиком последовал за ним, заметно негодуя.       — Что за хрень? Почему я не могу…       — Ты же знаешь, — Чимин сел, завязывая шнурки. Чон сложил руки на груди. — Он тебе не доверяет.       — Мы встречаемся уже третий месяц, — Чонгук фыркнул. — Пора бы уже и довериться.       — Чонгук, — Чимин выпрямился и взял с напольной вешалки свою кожаную куртку. — Он никому не доверяет. У него с этим проблемы, помнишь? Он пускает к себе в комнату только по электронному пропуску в смс, — Пак застегнул куртку, и Чонгук, схватив его крупный красный шарф с полки быстрее, шагнул к парню и накинул его ему на шею.       — Он просто ревнует тебя ко мне, — сделав пару оборотов шарфа вокруг чиминовой шеи, улыбнулся Чонгук и взял лицо парня в ладони. — И правильно делает.       — Перестань, — сдерживая улыбку, сказал Чимин.       — А что? — Чонгук чмокнул парня в нос. — До этого ты всегда летал к нему по первому зову, а теперь ему приходится расплакаться, чтобы ты приехал помочь ему выбрать аниме для просмотра.       Чимин прикусил губу, улыбаясь, и обвил талию Чона руками, сжимая тело в мягкой домашней футболке.       — Я вернусь, — шепнул он, прежде чем оставить нежный поцелуй на малиновых губах. — Закажи пиццу.       — Я закажу две, раз ты платишь.       Чтобы Пак не возмутился, Чонгук его снова поцеловал.       На самом деле, у них всё было даже лучше, чем можно было представить. Хоть за пропуск важного матча Чонгука и вытурили из основного состава, он остался в команде и тренировался ничуть не меньше, но футбол больше не имел такого огромного значения в его жизни. Гораздо больший интерес у него вызывали съёмки, а ещё посиделки в гараже, и ещё — игры на гитаре в комнате Пака, и встречи закатов на его крыше под клубничные коктейли. Ну и, возможно, долгие поцелуи.       Возможно, Чимин любил это всё столь же сильно.       Любил, как Чонгук врал отцу, что перекрасился, и сбегал к Паку домой, когда тот приезжал проконтролировать его дела; по правде, Чонгук вообще довольно часто начал пропадать у Чимина в гостях, потому что «Дома холодно. Без тебя холодно», и, наверное, это было глупой отговоркой, но Чимину без Чонгука в один момент тоже стало «холодно», так что он его не выгонял.       Он любил, как Чон обновлял персиковый оттенок, и как Тэхён постоянно подшучивал над этим, уверяя, что за пару баксов может поставлять Чонгуку свежую краску хоть каждый день. Любил, как их голоса сливались, когда Чимин пробовал репетировать новую песню из своего свежего плейлиста, а Чонгук её уже успел выучить и тихо подпевал ему с обшарпанного зелёного кресла в гараже.       Он любил, когда Чонгук расширял глаза и восторженно вскрикивал, когда ему удавалось делать баррэ без брюзжания, и любил, как Чонгук записывал каверы для канала под гитару, аккорды песен к которым подбирал сам Чимин.       Он любил их небольшие тусовки в квартире Юнги, любил снова и снова проигрывать во все автоматы в галерее видеоигр и выигрывать все матчи в аэрохоккей; любил, когда Чонгук по старой памяти в качестве проигрыша таскал его на спине, и любил, когда тот делал вид, что ужасно устал, и просился немного передохнуть, а потом оставался на ночь.       Чимин любил Чонгука. Он любил смотреть на него и касаться, любил слышать его и чувствовать присутствие, он любил переписки с ним и его голосовые сообщения со смехом, он любил смазанные селфи, которые тот отправлял, когда ему было скучно. Он любил, как тот держал его за руку под столом, когда они проводили совместные трансляции, не признаваясь в своих отношениях, но и не нуждаясь в этом — не нужно было кричать, чтобы все вокруг видели то, что творилось между ними.       Конечно, это не всегда было просто. Оставалось ещё много вещей, которые Чимин должен был разобрать в самом себе, остатки его прошлого, с которым ему действительно нужно было справиться. Он всегда напоминал себе о том, что не одинок, и что он может попросить помощи, если его беспокоит что-то, однако на словах было проще, чем на деле.       Например, первое время ему было тяжело, когда к их компании присоединялся Намджун, потому что Чонгук знал, что произошло между ним и Чимином, и он тоже пытался с этим справиться. Он не ругался; Чонгук переживал это в одиночку и молча, всегда немного напрягаясь. Чимин чувствовал это и напрягался тоже.       Он не винил Чонгука, потому что тот старался этим Пака не обременять; если он ощущал, что что-то не так, если в какой-то момент он терял осознание того, что Чимин с ним и никуда не уйдёт, он ночевал в его доме, и тогда они полночи могли просто целоваться, и в такие моменты Чимин чувствовал, насколько сильно раскрывался Чонгук, постоянно сжимая его в своих руках, словно боясь отпустить его.       И, к тому же, быть парнем одного из самых популярных парней в школе — тоже та ещё задачка. Девчонки, которые сходили с ума по Чонгуку ещё до того, как он успел перевестись в эту школу, не унывали в своих попытках стать ему ближе, даже когда тот демонстративно обнимал Пака за талию и уходил вместе с ним на уроки. Они почти не целовались в школе — по крайней мере, на публике, потому что это было неловко, но в укромных пустых уголках, или среди рядов стеллажей в библиотеке, они могли быстро мазануть друг другу по губам, потому что без этого день казался жутко длинным и сложным.       Кто-то уверял Чимина в том, что фанатеет от «Романа из телевизора», через него желая подобраться к Чонгуку; пару раз его чуть ли не похищали влюблённые в Чонгука девчонки и даже — парни; ничего серьёзного, но для многих союз лидера фриковатой группы и популярного красавчика оставался жуткой несправедливостью. Чимин молчал, Чонгук не должен был об этом знать; в конце концов, они оба пытались справиться с последствиями своего выбора каждый день, и никто никогда не говорил, что это будет просто.       И для Чимина всё, как впервые. Первые мелкие ссоры, первые примирения под дождём, как в тех старых американских фильмах; первое знакомство с отцом Чонгука, совершенно случайное и в пижаме, потому что на этот раз он остался у парня в квартире и совсем не ожидал, что у мистера Чона есть свой ключ; первые разговоры по телефону с тихими всхлипами на том конце провода, дни молчания, пока Чонгук пытался разобраться со своей семьёй, совершенно не готовой к такому повороту событий.       Потом — первая татуировка не для и не про себя, а для и про Чонгука — маленькая клубника на левой стороне груди. Первый чонгуков пирсинг в компании с Чимином и на его же глазах — Чон проколол правый сосок, потому что хотел снова сделать как можно более скрытый прокол, а ещё в его глазах это было просто ахренеть как романтично — что у них с Чимином был как бы парный прокол. Но он не учёл того факта, что был счастливым обладателем чрезмерно чувствительных сосков, и, в отличие от Чимина, которому, в принципе, было всё равно, воспринимал любое прикосновение к свежему проколу слишком близко к члену, заводясь по поводу и без, так что пирсинг пришлось снять, чтобы не светить бугром от слишком облегающих футболок.       Второй чонгуков прокол, тоже вместе с Чимином — на этот раз парень выбрал пупок, и это стало новым чиминовым фетишем — аккуратная серебряная серьга на фоне подтянутого смуглого торса с выделяющимися линиями мышц не могла бы присниться ему даже в самых отчаянных снах, но теперь это была часть его парня, и он солгал бы, если бы сказал, что это его совершенно не волновало.       Первая покраска волос у Хосока дома вместе с Чонгуком, бренчащим на дорогом стратокастере; покраска волос Чонгука у него в квартире, пачкание друг друга остатками вазелина, щекотка, заливистый смех сквозь поцелуи-чмоки, потом углубляющиеся поцелуи, быстрый секс, передержанная краска и малиновые чонгуковы волосы, его смешная истерика и утешительные поцелуи.       Много, много поцелуев. Иногда Чимину казалось, что от его губ скоро совсем ничего не останется, но он не мог прекратить, впрочем, как и Чонгук. Поцелуи действительно стали их языком, и каждый из них был совершенно разным по настроению, продолжительности, значению. Тот поцелуй, что Чонгук оставил на чиминовых губах перед тем, как Пак уехал к зарёванному другу, был незаконченным — таким, что Чимин понимал, что обязан был вернуться к нему в тот вечер.

***

Чимин ехал в автобусе в наушниках, глядя, как горел яркими красками его городок. Улочки Модесто уже во всю украсились к приближавшемуся Рождеству, до которого, к слову, оставалась всего пара недель. Повсюду переливались цветные гирлянды, сверкала мишура, приветливо улыбались пластиковые снеговики и игрушечные Санта Клаусы. На центральной улице, у самого здания мэрии, собрали главную городскую ёлку; хозяева домиков в жилых кварталах, вырядившись в тёплые рождественские свитера, украсили крыши и лужайку, повесили венки на двери и омелу на дверные косяки. Ко всему пейзажу не хватало только снега — тот выпадал в последний раз на памяти горожан ещё лет десять тому назад, и не то чтобы его кто-то ждал, на самом деле, — в конце концов, снег к заморозкам, а это не то, к чему привыкли жители Калифорнии.       Дом Тэхёна они украшали с «Романом», потому что «хоть какая-то польза должна быть от твоих друзей, Тэхён». Дом Хосока они украшали тоже все вместе, но не по той же причине — просто он попросил помощи у Чимина, а Чонгук собрался с ним, ну и, поскольку Намджун тоже был там, Тэхён, хоть и с видом самого большого одолжения, но всё же присоединился. Юнги было всё равно, он чаще только смотрел со стороны и помогал сделать украшения ровными, так что он тоже не был против. Потом последовал и дом Чимина, который таким образом решил сделать сюрприз матери.       На самом деле, Чимин никогда не считал этот праздник таким уж важным — да, к нему приезжал Сокджин, и они вместе смотрели старые «Рождественские каникулы», но сам праздник не имел для Чимина особого значения. Однако его мать очень уж любила этот праздник, при этом чаще всего встречая его на своём посту в больнице в качестве медсестры; Чимин всё равно любил радовать её, становясь хорошим сыном хотя бы на этот маленький отрезок времени и делая всё так, чтобы ей было хорошо, даже если для этого приходилось делать вид, что такой семейный праздник как Рождество действительно имеет смысл в их доме.       Не то чтобы у него не было семьи, просто она мало вязалась с канонными полноценными семьями, которые вечно показываются в рождественских фильмах, и это заставляло Чимина снова думать об отце и обо всём таком, о чём он не хотел бы думать.       Все последние четыре года «Роман из телевизора» праздновал Рождество в своей репетиционной, потому что погода позволяла, и они обходились одним небольшим обогревателем, который Тэхён притаскивал из чулана обычно где-то в середине ноября. Гараж никогда не был приспособлен под холодные времена, но с обогревателем было гораздо комфортнее — пальцы не коченели, пар изо рта не шёл — и на том спасибо. В любом случае это было лучше, чем сидеть истуканами на семейных ужинах, расправляя по коленкам белоснежные салфетки, чтобы не изгваздать праздничные выглаженные брюки.       Или, как в случае с Чимином, сидеть на чужом семейном ужине, а то и вообще — в одиночку дома.       Чимин поёжился от поднявшегося ветра, колыхавшего гирлянды с яркими красными буквами, выложенными из лампочек: «Счастливого Рождества», и, осматривая выряженный в ватный снег, еловые ветки и красные банты дом, постучал по двери с гигантским зелёным венком, и та открылась ровно через две секунды. Пак не был удивлён.       Но он был удивлён красному лицу друга и его мокрым глазам со слипшимися длинными ресницами; он был удивлён дёргающимися от всхлипов плечами в большом вязанном горчичном свитере, и он был удивлён, что Тэхён не обрушил на Пака поток какой-нибудь ерунды, он просто схватил его за руку и молча затащил в дом.       — Что проис…       — Чимин, она бросила меня, — сказал Тэхён тихо и хрипло, облокачиваясь на стенку, пока в темноте коридора с потушенной лампой Чимин снимал кеды. Тот поставил их на тумбу и опешивши уставился на друга.       — Чего?       Тэхён откинулся затылком на стену с гулким стуком.       — Пиа, — сказал он. — Бросила меня.       Чимин открыл рот, стеклянными глазами вперившись в опухшее лицо друга. Тот уже не плакал, было лишь остаточное дёрганье, и его щёки подсохли, а слёзы превратились в мелкие катышки.       — Эм.       Пак потряс головой, пытаясь прийти в себя после услышанного, и шагнул вперёд, держа руки приподнятыми, но не решаясь ни обнять друга, ни снять куртку. Он был настолько поражён, что голова вмиг закружилась, и реальность стала осознаваться очень смутно. Его пальцы дрожали так, будто Чимин всё ещё находился на декабрьской улице, но в доме Кимов было тепло, пахло мускусом и громко тикали антикварные часы. Этот стук был единственным звуком на всём этаже.       — Пойдём наверх.       Пока они волочились до комнаты Тэхёна, Чимин всё думал, что глупо было полагать, что у них с Пиа всё просто отлично. Каким бы сильным ни было желание, они всё же жили в реальности, а не в романтической комедии. Хотя те и были постоянно весёлыми, дурашливыми, поглощёнными друг другом целиком и полностью, настолько, что друзья порой чувствовали себя лишними рядом с ними, у них тоже были свои проблемы.       Дело было в том, что, когда Чимин был влюблён в Сокджина, его друзья знали о каждом его срыве и всегда были рядом, но, когда Тэхён был в отношениях с кем-то, он никогда не рассказывал ничего подобного — только хвастался отличным сексом. И, хоть отношения с Пиа и были другими, он всё равно не делился переживаниями и не рассказывал об их ссорах.       — Что произошло? — наконец спросил Чимин, закрывая за собой дверь.       Ким уселся на пол у кровати. Чимин оглядел комнату, в которой царил полнейший бардак — томики манги валялись на полу, были разбросаны драгоценные тэхёновы пластинки, все без чехлов и все — о любви; на белых простынях расправленной помятой постели виднелись крошки, очевидно, Ким заедал там своё горе. Его вещи кучей валялись на рабочем стуле у зарытого в нотных листах стола, гора белых клочков валилась из небольшой металлической урны под ним.       Пак скинул шарф и куртку на кровать и сел рядом с другом, от чувства сожаления дыша через раз.       — Она сказала, я давлю на неё, — начал Тэхён устало.       — Вы поругались?       — Я всегда ненавидел этих ублюдков футболистов, и мне правда казалось, я не смогу возненавидеть их больше. Но, когда я видел их, глазеющих на неё, я думал, что сожру их, серьёзно, — Тэхён покачал головой. — Стервятники.       — Ты… приревновал её? — догадался Чимин.       — Я не могу справиться с этим, — Ким ткнул пальцем себе в висок. — Оно так глубоко, хоть ложкой скреби, понимаешь? Я пью сраные таблетки, я любезничаю с доктором раз в неделю, но ревность убивает меня. Я готов покрошить их на кусочки, и я правда сдерживался, так сильно, каждый грёбаный раз, когда кто-то смотрел на неё или разговаривал с ней. Я срывался, мы ругались, но потом мирились, и я думал, мы сможем справиться. Что она сможет принять меня, и что я смогу подавить это в себе. Но я не смог.       — Что ты наделал?       — Вчера я забирал её с тренировки, и тот придурок, что приставал к ней ещё до того, как они сошлись с «клубничкой», был там, пытался уговорить её поехать с ним, и я увидел это. Я не знаю, как так вышло, но я просто обнаружил себя с болью в кулаке, с его красным носом и её криками. Будто на секунду я перестал быть здесь, как грёбаный Халк.       Чимин пропустил мимо ушей дурацкое тэхёново прозвище, которым он одарил Чонгука, и подвис на моменте с кулаком.       Тэхён всегда только дразнился. Нет, разумеется, Чимин верил, что однажды Ким в приступе ярости совершенно спокойно мог бы надрать кому-нибудь зад — да Чимин сам чуть ли не стал этим кем-нибудь, — но внутренние узды Кима были сильнее, и он только порывался, однако до рукоприкладства никогда дело не доходило. Это было даже в какой-то мере забавно — то, как друг, не обладая нужной физической подготовкой, обходясь только уроками физкультуры в школе, готов был начистить кому-нибудь рожу, но ни разу этого не делал.       Здесь же, очевидно, дело было серьёзным. По правде, с тех самых пор, когда Пиа рассказала Чимину правду про них с Чонгуком, Чимин не то чтобы возненавидел футболистов сильнее — он встречался с ярким примером исключения, и кто знал, сколько на самом деле ещё нормальных людей носило дурацкие бело-голубые бомберы, сливаясь с теми придурками, что донимали группу? Он старался больше не использовать ярлыки, но вот тот парень, Райли, редкостный мудак, к которому отношение Чимина уж точно изменилось, при этом — в худшую сторону.       — Раньше её защищал «клубничка», но теперь его там нет, и она просто открытая мишень для кого-то вроде него, — добавил Тэхён.       — Она… разозлилась на тебя?       — Я проводил её до дома, она не разговаривала со мной, а потом просто взорвалась, типа мозги у меня работают в последнюю очередь, и что вундеркинд из меня — как из тебя гетеро.       Чимин поджал губы, прикрывая глаза. Прекрасно, подумал он. В глазах друзей Пак, казалось, теперь был голубее зимнего неба.       — Мы толком не поговорили. Но сегодня я хотел сходить с ней куда-нибудь, а когда позвонил, она сказала, что устала от того, что я не могу контролировать себя, и что ей жаль, но она нуждается в том, кто не будет на неё давить и избивать людей, даже таких придурков, как Райли.       — Ну… — Чимин едва заметно пожал плечами. — Я бы тоже ему вдарил.       — Вот и я о том! — воскликнул Ким. — Я должен защищать свою даму от звероящеров.       Пак прыснул.       — И как у вас с «клубничкой» вообще получается всё так идеально? — пробубнил Тэхён.       Чимин непонимающе нахмурился.       — Ну, я имею в виду, вы всегда выглядите как две слипшихся палочки «твикса», — пояснил Ким. — Никогда ещё не видел вас в серьёзных ссорах.       Он протяжно вздохнул.       Пак отвернул голову, задумавшись на несколько секунд. Слышать такие слова от первого хейтера Чонгука было достаточно удивительно — всё время, что они с Чимином встречались, Тэхён только и делал, что подкалывал то самого Чимина, то Чона, пытаясь вывести того на реакцию, но дальше распушённых павлиньих хвостов они не заходили. Но ему вдруг стало ужасно приятно, что, несмотря на всю тэхёнову капризность, он всё же считал отношения своего лучшего друга достаточно неплохими для того, чтобы ставить их себе в пример.       — Я всегда легко относился к девчонкам, — продолжил тихо Тэхён, привлекая чиминово внимание. — И никогда не думал, что я какой-то придурок рядом с ними. В смысле, с моей самооценкой всё в порядке. Но рядом с ней у меня всегда был какой-то страх, что она уйдёт, потому что она… — Тэхён рвано вдохнул. — Она нереальная, Чимин.       Пак поджал губы и приобнял друга, и тот завалился на его плечо, поджимая к себе колени, выглядя таким крошечным и ранимым, не оставляя в своём облике ни капли намёка на обычного, твердолобого и самоуверенного Тэхёна, чёртова вундеркинда и бога концертов. Чимину от такого его вида было больно, однако в его голове вдруг начали виться дурацкие мысли, от которых он часто отмахивался, стараясь делать вид, что всё хорошо.       Но теперь, когда его лучший друг, вполне вероятно, потерял свою вторую половинку после того, как испытывал те же самые эмоции по отношению к ней, что испытывал и Чимин по отношению к Чонгуку, Пак вдруг осознал, насколько хрупкими могут быть отношения, даже если кажется, что в них царит полная гармония. На глазах друзей Тэхён и Пиа ссорились нечасто, Чимин вообще, если честно, глупо верил, что у них всё прекрасно. Но ведь мало кто хочет выставлять неприятности напоказ, верно?       Были ли предпосылки произошедшего? Сколько всего пришлось пережить Пиа, прежде чем она сорвалась? Сколько пришлось пережить Тэхёну, каждый день наблюдавшему за тем, как его девушка органично смотрелась в группе поддержки, в окружении всех этих отличных от него людей?       Сколько Чимин наблюдал то же самое, глядя на Чонгука? Были ли вещи, которые Чонгук терпел точно так же, как терпела Пиа?       Что, если и его отношения могли тоже вдруг разрушиться?       — Чимин-а, — хрипнул Тэхён. — Я хочу напиться.       Чимин моргнул, пустым взглядом сверля коричневый плинтус.       — Без проблем.

***

Пили они вдвоём и пили ужасный виски, благополучно украденный у тэхёнова отца. Пили с «пепси» — по крайней мере, Чимин так пил по началу, потому что не хотел так сильно уж надираться; зато Ким пил алкоголь чистым и даже не пытался чем-то закусить. Чимин узнавал в нём себя в сильных эмоциональных порывах, причинами которых обычно становился Сокджин — Пак точно так же просил друзей собраться и помочь ему забыться к чёртовой матери.       У них уже был один неудачный опыт такой пьянки. Однако это не остановило их от ещё одной идиотской выходки.       Как именно так произошло, что Пак Чимин и Ким Тэхён, вокалист и бас-гитарист группы «Роман из телевизора», одиннадцатиклассники и лучшие друзья, мирно поглощавшие отцовский виски в комнате второго, оказались на лужайке у дома, находившегося в нескольких милях от дома Тэхёна, Чимин плохо помнил. Он вообще смутно осознавал происходящее — вот Ким порывается позвонить Пиа и выяснить отношения, вот Пак его отговаривает, а вот — Тэхён решает, что, в принципе, к чёрту все эти ваши телефоны и смартфоны, когда он — восемнадцатилетний парень в расцвете сил и лет, который, вообще-то, может и на своих двоих добраться до любви всей своей жизни.       Ну, в общем, так оно и произошло. Так они оказались там — в сумерках, подсвечиваемых лишь линиями придорожных столбов, топтали реденький газон у двухэтажного желтоватого коттеджа, коих в этом квартале было навалом — один из новейших, отстроенных в Модесто. В комнатах на первом этаже горел свет, но их интересовало окно на втором — выходившее ровно на дорогу и зашторенное нежными кружевными занавесками. Комната Пиа.       — Слушай, пошли отсюда, — буркнул Чимин, покачиваясь на своих двоих, пока друг пытался найти на асфальте камушек, чтобы запустить им в окно. — Это была хреновая идея.       — Чимн, блять, — Ким нашёл подходящий кусочек щебня и сел на корточки, и державшийся до этого за него брюнет чуть не полетел лицом на асфальт, едва устояв. — Я должн пгврть с ней.       — Ты нажрался.       — Ты тож, — Тэхён усмехнулся. — Алкогол развзват язк. Я раскжу ей вс, что на моём срдц, — он хлопнул себя ладонью по груди. — И она поймт, как сильн мне дрга.       — Ты собираешься… запустить сраный камень. Ой, — он икнул. — Ей в окно!       Чимин наклонил голову, пытаясь уговорить мозги работать хотя бы приблизительно нормально. В глазах всё кружилось, но, когда он закрывал их, всё продолжало кружиться, и он чувствовал, что готов был выложить всё съеденное им за день на несчастный газон в ближайшие пару минут.       — Пошли домой, пожалуйста, — сглотнув, сказал он и наклонился, хватаясь за бёдра чуть выше колен. — Я сейчас блевану ей на газон, и тогда она точно не простит ни тебя, ни меня.       Он приподнял голову, чтобы глянуть на друга; тот, тем временем шатаясь хуже той воздушной фигуры на автомойке, пытался прицелиться.       — Нет-т.       Чимин вздохнул и с болью в мышцах выпрямился. Тэхён замахнулся и кинул камушек; тот попал в оббитую ребристой панелью стену у окна.       — Упс, — Тэхён покачал головой. — Н вышл.       — Это знак, — взвыл Чимин, хватая друга под руку и не позволяя отправиться на поиски камушка в траве. — Пошли домой.       — Не!       Тэхён попытался оттолкнуть его, но Чимин вцепился в объёмный кардиган Кима мёртвой хваткой; не сумев устоять на ногах, Пак повалился назад, на траву, вместе с собой утягивая и своего друга. Они завалились на газон, оба, не сдержав каких-то сдавленных вскриков; Чимин уставился на россыпь звёзд на иссиня-чёрном небе и как-то неосознанно задумался о смысле жизни, пока пьяный Тэхён барахтался по нему и земле, пытаясь встать.       — Выпст мен блять!       — Тэхён, посмотри, небо такое красивое, — пробубнил Чимин, полуприкрывая глаза.       — Ты ч ахел? Выпст мен!       Пак перекатился на друга, стараясь успокоить его, и тот начал отталкивать Чимина от себя; они принялись бороться на газоне, переваливаясь друг на друга и матерясь. Разумеется, такое не могло остаться без чужого внимания посреди тихого размеренного вечера, и, даже пьяный, Чимин не был удивлён, когда услышал знакомый женский голос откуда-то сверху.       — Какого чёрта вы тут устроили?       — Пиа! — заверещал Тэхён; Чимин как раз начал побеждать и завалил его спиной на землю, усевшись на живот. — Этт прдрук не пускет мн!       Чимин задрал голову и пьяно улыбнулся девушке, сдерживая тэхёновы руки.       — Привет.       — Вы напились?       — Немного.       — Немного?       — Я тррзв!       Чимин закрыл другу рот ладошкой.       — Он соскучился.       — И пришёл сюда после того, как надрался?       Пиа, одетая в домашнюю розовую футболку с какими-то рисунками, сложила руки на подоконник. Её волосы были убраны в небрежный пучок, Чимин не видел, но был уверен, что она была без косметики. Смотрела она на них больше устало, чем раздражённо, но она явно не была в восторге от такого рыцарства.       — Он хотел поговорить.       — Нам не о чем говорить, тем более, когда он барахтается по моему газону, — девушка покачала головой. — Лучше уходите, пока соседи не вызвали полицию.       Чимин глупо моргнул и перевёл взгляд на лицо Тэхёна; у того в уголках глаз блестели в рыжих фонарных лучах слёзы. Пиа больше ничего не сказала, только стукнула опустившимся окном, и они снова остались вдвоём с пьяным другом, который вдруг начал под чиминовой ладошкой всхлипывать. Чимин вздохнул и перекатился на спину, завалившись на траву рядом с Тэхёном и уставившись в небо.       Их пьяные путешествия никогда не оканчивались чем-то хорошим, и это не стало исключением. Теперь Тэхён ревел, Пиа их презирала, а Чимин чувствовал себя максимально опустошённо, не имея ни малейшей идеи, как можно было бы помочь другу и исправить ситуацию.       Полежав ещё пару минут, дав Тэхёну немного времени, Чимин сгрёб подуспокоившегося Кима с земли и кое-как потащил его обратно домой.