Несчастный мальчик

      Пять дней спустя.       Летнее солнце проникает в коридор через множество высоких окон, от чего белый плиточный пол и стены сияют.       Блики скачут по лакированным поверхностям, солнечные зайчики замирают на лицах.       Сара жмурится от такого обилия солнечного света, но улыбается. За окнами — ярко-зелёное лето, бирюзовое небо и ветер. Период дождей наконец-то закончился.       Она сворачивает, идёт по коридору, здоровается с теми из персонала, кого уже знает. По левую руку палата номер 366, дверь которой, как обычно, немного приоткрыта. О’Нил толкает её в сторону.       — Приве-ет!       Вот так поворот.       Больничная койка пуста, зато в кресле около окна сидит Тёрнер.       — Неожиданно. Но привет, — Сара ставит принесённые пакеты с едой на стол и улыбается Майклу. — Какими судьбами?       — Да вот решили заглянуть. Бурый где-то шляется: ушёл за кофе, но, видимо, потерялся.       Солнце светит парню в затылок, от чего его рыжеватые волосы будто огнём изнутри светятся. Саре приятно на него смотреть: всё же он один из тех, кто пошёл за Вишней буквально в самое пекло, и остался с ним до конца. Эта удивительная — можно даже сказать, безрассудная, — взаимовыручка и верность друг другу, что столь естественна среди Драконов, то, о чём Сара очень много думала в последнее время. Возможно, если бы не эта сплочённость, многое обернулось бы иначе.       — Ты знаешь, что этот виноград для пациента? — С напускным возмущением спрашивает девушка и отбирает из рук Тёрнера миску с фруктами, хотя он всё равно успевает схватить несколько веточек.       — Да ладно тебе. Все же знают: виноград ест тот, кто его принёс.       Сара улыбается и смотрит за спину Майкла. Там, за окном, огромный зелёный парк и пруд вдалеке. Она уже дождаться не может, когда Вишне можно будет выходить на улицу. Хочется вывести его погулять, чтобы он тоже смог насладиться летней погодой.       Взгляд её становится всё отстранённее, она глядит за окно, но смотрит совсем не туда. Воспоминания пятидневной давности накрывают, будто пеленой. Сара помнит всё, как вчера.       Она смотрит на дверь палаты 366, держится за холодную ручку, но не решается войти.       Вдох, выдох. Почему она так боится? Врачи же сказали: угроза жизни миновала. Однако Саре всё равно неописуемо страшно, больничный запах отравляет, в лицах персонала она видит исключительно врагов.       Внутри монотонно пищит компьютер, огромное окно прикрыто жалюзями. На больничной койке чьё-то тело — неестественно маленькое, худое и бледное. Трубки, провода, громоздкая повязка на лбу, из-под которой виднеются чёрные кудри.       Сара уверена: она перепутала палаты. Этот исхудавший, высохший человек с болезненным цветом лица не её Вишня.       Но ноги сами делают несколько шагов к изголовью кровати, и Сара, поразившись, убеждается: нет, это правда он.       Она садится на стул и кладёт руки себе на колени, не зная, что делать. Она чувствует себя до глупости неловко. Оборачивается на дверь, проверяя, не подсматривает ли кто.       Сара не знакома с этим Вишней — слабым, уязвимым, беззащитным. Раньше она и представить его таким не могла, но сейчас понимает: это исключительно её проблема.       Все люди иногда сильные, иногда слабые. Иногда они — опора, а порой опора нужна им. Бывает, шутки льются из людей неукротимым фонтаном, бывает, вместо шуток идут слёзы.       Иногда люди держатся, а иногда они бессильно падают.       Но это не делает людей плохими. Не делает их другими. Это как раз таки и делает их теми, кем они являются на самом деле.       Эта простая истина приходит к О’Нил именно сейчас, и Сара вдруг улыбается. Печально и слабо, но эта улыбка — первая за очень долгое время. Она смотрит на тонкие руки, на белое, острое лицо и знает: когда этот мужчина откроет глаза, это будут глаза её Вишни.       — Земля вызывает О’Нил. Земля вызывает О’Нил, приём. Хьюстон, мы потеряли связь…       Сара медленно переводит глаза на Майкла, пробуждаясь от воспоминаний, и приподнимает бровь, ухмыляясь.       — Не надо так орать, я тебя прекрасно слышу.       Она отворачивается от окна и присаживается на край незастелённой койки. На тумбочке рядом валяется всякая ерунда, книга, стоит ваза с цветами. В палате вообще много цветов. Они все — от друзей и родных Вишни.       — Что-нибудь слышно от Аарона?       — По поводу его решения? — Уточняет Майкл, закидывая в рот несколько виноградин. Его голодный взгляд рыскает по столу, останавливается на вазе с конфетами, и Тёрнер хищно ухмыляется. — Нет, насколько я знаю, он ещё думает. Да и он твёрдо сказал: сначала Вишня становится на ноги, потом они обсуждают этот вопрос. Но без него в казино, как в цирке, так что, наверное, Аарону нелегко дастся окончательное решение. Ты же знаешь, он — человек принципа, но и выгоду терять тоже не захочет.       Сара кивает. Вопрос о возвращении Вишни в Драконы стоит остро, ведь Хилл сказал прямо: вернёшься в Яму, считай, что попрощался с бандой.       Все знают, что Вишня крупно облажался и шансы, что его простят весьма малы. Но так же все знают, что Аарон питает к Вишне слабость, словно к младшему брату, от чего дилемма становится только ещё более запутанной.       — Вообще, где он? — Вспоминает девушка, глянув на часы. — Я про Вишню. Его повезли на анализы?       — Неа. Пришёл его брат, и они где-то гуляют.       Сара вздрагивает и пристально смотрит, как Тёрнер тянет руку к вазе с конфетами. Но волнует её не это.       — Брат?       — Ага. Ну, Итан. Он буквально несколько минут после нас пришёл, они переговорили о чём-то, и Вишня попросил подождать, пока он не вернётся.       О’Нил запрокидывает голову к потолку и вдыхает через нос.       Кто вообще сказал, что буря закончилась?

***

      — Знаешь, что меня бесит больше всего? — Чиркает зажигалка. Сигарета, что Вишня стрельнул у санитара, наконец-то прикуривается. — Эти чёртовы гипсы. Жить обездвиженным нифига не круто.       Он делает долгую затяжку — впервые за несколько недель, — и прикрывает глаза.       Боже, это великолепно.       Итан за его спиной хмыкает.       — Уверен, в твоём случае гипс это не самое худшее.       На служебной парковке солнечно и ветрено. Вишня подставляет лицо солнцу и впервые за несколько дней ощущает его прикосновение к коже. Он хотел бы сказать, что жизнь в четырех стенах — да ещё и больничных, — его убивает, но он прекрасно знает, что убивает его не это.       — Гоняешь на этой штуке? — Брат садится на крылечные ступени, чтобы быть с ним примерно на одном уровне, и кивает на коляску.       — Ха! Я пробовал, но мой врач начал орать, что отберёт у меня и её.       — Помнишь, как мы в детстве украли коляску мистера Флетчера? Вот идиоты.       Вишня припоминает и не может удержаться от смеха. Перед его глазами — двоё двенадцатилетних парней, подкарауливших пожилого соседа, на минуту оставившего свою коляску без присмотра. Им тогда понадобилась секунда, чтобы схватить её и броситься вниз со склона, прямо по проезжей части, безумно крича и хохоча.       Влетело им тогда знатно.       — Это ведь была моя идея, — Задумчиво произносит он. — Мечты должны сбываться, так? Вот я получил и коляску, и сломанные ноги, и шею. Разорванная селезёнка шла в комплекте, как оказалось.       — Ты хотя бы жив. Карвер рассказывал, что мотоцикл был вообще в мясо.       — Да-а, байк жалко.       Итан прыскает и мотает головой: его младший брат неисправим.       Но Вишне правда жалко байк. Воспоминания об аварии, словно кошмар наяву, и ему странно, что он вообще выжил. Потому что он помнит, как мотоцикл плавно заходит в поворот, и как он выжимает газ, чтобы вырулить. Помнит, как навстречу выезжает минибус и как пальцы незамедлительно сжимают рычаг тормоза. Только вот тормоз не работает.       Мотоцикл и машина сталкиваются, а Вишню протаскивает по земле под весом его байка добрые несколько десятков метров. Визжит железо, одежда и кожа стираются об асфальт, ломаются кости. И хоть тело, на удивление, не чувствует боли, в голове лишь одна мысль:       Я не хочу так умереть…       Они молчат. Вишня медленно курит и щурится, рассматривая людей на парковке. Ему хочется встать, размять ноги и броситься бегом по этому зелёному огромному парку. Выпить пива в баре. Включить вечером телек и развалиться на кровати. Подтрунивать над Бурым вместе с Тёрнером. Вернуться в своё казино, где, он уверен, без него всё кувырком идёт.       Эти мелочи, которым он раньше едва уделял внимание, принимая их за должное, оказывается, далеко не мелочи.       Ты не можешь бегать, когда у тебя в трёх местах сломаны ноги. Не можешь пить пиво, когда врач выписал тебе лекарства. Не можешь вернуться в казино, если оно больше не твоё.       Вишне кажется, что его жизнь сделала резкий поворот на 180 градусов и ему теперь необходимо научиться жить с последствиями собственных слов и поступков. Он точно знает: чёрт, это будет нелегко. Но другого варианта у него, по сути, нет.       Он твёрдо решил: на ту проклятую дорожку он больше никогда не вернётся.       Итан слева от него вдруг как-то странно дёргается, проводит по волосам пару раз, нервно поправляет рубашку, хотя в этом нет никакой необходимости, и по этим признакам Вишня понимает: брат собирается с духом и хочет что-то сказать.       И хоть он и ожидает его слов, то, что Итан говорит в следующее мгновение поражает Вишню до глубины души.       — Я хотел попросить прощения.       Он поворачивает голову так резко, что это движение мгновенно отзывается в шее яркой, словно выстрел, болью. Впрочем, если даже Вишня и замечает её, то совсем немного, потому что сказанное только что шокирует его сильнее.       — Что ты только что сказал? — Переспрашивает он, полный уверенности, что ослышался.       — У тебя и со слухом проблемы? Ты прекрасно меня слышал.       Огрызается. Это куда больше в его стиле.       — Я то тебя слышал, но не уверен, что понял правильно. Ты и извинения! — Вишня тихо посмеивается, впрочем, всё ещё весьма удивлённый.       — Слушай, ты мог бы заткнуться хотя бы сейчас? Я собираюсь у тебя прощения попросить, а ты выпендриваешься!       Зажав сигарету между улыбающихся губ, Вишня поднимает обе руки, капитулируя:       — Ладно, ладно. Я молчу.       Итан ещё какое-то время собирается с мыслями, а потом, несчастно вздохнув, признаётся:       — Я не должен был провоцировать тебя тогда на празднике. Это было глупо и по-детски. Я не врал, когда сказал, что родители не ожидали, что ты приедешь, но они очень обрадовались, увидев тебя. Меня это задело и… и я решил тебя вывести. Просто знаешь… увидел, как мама в момент переменилась в лице, когда ты приехал. Она так заулыбалась — искренне, по-настоящему счастливо, — и это меня добило. Ведь мне она так никогда не улыбалась… В общем, я повёл себя по-скотски. И жалею об этом. Прости меня.       Когда он заканчивает говорить, между братьями наступает тишина, каждый из них смотрит строго перед собой. Вишне больше не до смеха, его брови нахмурены, слова Итана отзываются в мозгу нервной судорогой. Он прогоняет мысль, что, если бы брат извинился раньше, а не тянул бы до критического момента, то многих печальных событий прошедших недель просто не было бы.       Но сейчас это уже не важно.       Вишня делает глубокую затяжку и протягивает сигарету брату:       — На возьми. — Тихо говорит он, всё ещё глядя на парковку.       — Ты же знаешь, я не курю.       — Просто возьми чёртову сигарету, Итан!       Он послушно тянет к ней пальцы и делает пару затяжек. Глухо откашливается.       — Можно сказать, что мы оба круто облажались, — Тем временем подытоживает Вишня, мысленно возвращаясь к событиям того дня. — Я тебе лицо разбил, подарок из-за меня сломался… Так что мы оба хороши. Ты, кстати, за лицо то извини, ладно? Небось фингал был клёвый.       Аккуратно повернув голову, он смотрит на брата. На его близнеца.       И почему они такие разные, почему противоположно другие? Их сходство кончается на внешности, ведь их привычки, мировоззрение, увлечения и вкусы совпадают лишь на несколько сотых процентов — ничтожно мало для тех, кто, по сути, должен быть связан неразрывными узами братства.       И всё равно: как бы Итан не паскудил, как бы он не извращался в оскорблениях и попытках унизить его, Вишня всегда будет помнить, как он вступился за него перед старшеклассниками, беспощадно отметелившими их обоих, и как впоследствии выгораживал перед родителями. Как они в первый раз вместе попробовали травку, как следили за девчонками из школы, как ездили с отцом выбирать Итану его первую машину, как болтали допоздна, делясь мечтами о будущем…       Не может быть такого, чтобы это всё ничего не значило.       — А про маму… — Задумчиво добавляет Вишня, думая о черноволосой женщине, которую он, вопреки всему, любит больше всех на свете. — Ты на себя не наговаривай, ок’ей? Все знают, ты всегда был её любимчиком.       Он замечает, как брат качает головой, грустно улыбаясь. Сигарета в его пальцах давно истлела, но он всё ещё держит её, явно о чём-то задумавшись.       — У неё не было любимчиков, Вишня. Она всегда любила нас одинаково. А мы этого не понимали и боролись за её внимание, устраивая всякие выходки. Я искал признания учёбой и олимпиадами, ты — драками и проделками в школе. Мы были настолько слепо уверены в том, что у неё непременно должен быть любимый сын, что оба невольно посеяли раздор в семье. Кстати, — Итан, очнувшись от мрачных размышлений, которые только что в очередной раз перевернули мир его брата, вздрагивает и встречается с Вишней глазами:       — Они с отцом просят разрешения тебя навестить. Бояться, что, если приедут просто так, ты их прогонишь. Ты ведь так и не ответил ни на один их звонок.       Итан замечает, как младший брат тоскливо кривит губами и качает головой. Он уже почти уверен, что Вишня вот-вот начнёт кричать, но, к удивлению Итана, он вдруг улыбается и неловко пожимает плечами.       — Я буду рад, если они приедут. — Спокойно произносит он, снова глядя на парк. Вишня хочет сказать, что-то ещё, как вдруг мимо проходящий медбрат останавливается и медленно поворачивает голову в их сторону.       — Я не понял, — Говорит он, разводя руками. — Ты что тут делаешь? Тебе выходить нельзя! Давай, дуй в палату!       Обращается он явно к Вишне. Тот хочет возмутиться, отшутиться, воззвав к милосердию его доблестного медбрата, но Итан встревает первым.       — Всё нормально, я отвезу его. Мы просто вышли на пять минут.       Итан берёт коляску, и они возвращаются в больничный корпус. Едут в молчании по белоснежным коридорам до тех пор, пока голос брата снова не выводит Вишню из задумчивости.       — Кстати, забыл сказать, — Судя по голосу, Итан еле сдерживает улыбку. — Про твой подарок родителям. Я отнёс его к одному знакомому реставратору из музея. Он сказал, работа не простая, но он попробует что-нибудь сделать. Ну, что молчишь?       Вишня и вправду молчит. Молчит, радуется, что брат не видит его лица, и старается убедить сам себя, что в уголках глаз это не слёзы — нет. Это всё из-за солнца! Какого чёрта оно светит так ярко?       Он мычит нечто нечленораздельное в ответ, среднее между «круто» и «ты идиот», от чего Итан громко смеётся.       Вишне кажется, что жизнь повернулась на 180 градусов, но в открывшейся ему перспективе многое выглядит не таким пугающим и мрачным, как это представлялось ему изначально.       Ему даже кажется, что он в силах со всем справиться.       Он видит Сару в конце коридора — она выходит из его палаты, поворачивает голову сначала в одну сторону, затем в другую, где их взгляды встречаются.       Маленькая Сара О’Нил… Вишня уверен: с девушкой, что ступила за ним во мрак и протянула руку помощи, когда он уже ниоткуда её не ждал, он способен на что угодно.       Его же задача — сделать так, чтобы она никогда о своём выборе не пожалела.       Каждый раз, когда он приходит в себя, в его палате кто-то другой: врачи, медперсонал, Карвер… Но не Сара. В короткие мгновения бодрствования, после которых он снова впадает в забытье, Вишня мечется в агонии сомнений, задаваясь бесконечным вопросом:       «неужели она не придёт?»       Но она приходит. Сидит ровно на стуле возле его постели, смотрит на него с печалью, но и с отвагой во взгляде — в этой девочке храбрости будет побольше, чем у многих мужчин.       — Привет, принцесса.       Его голос вялый и охрипший. Сил нет никаких, и Вишня переживает, как бы ему не отключиться посреди разговора. Но всё равно он несказанно рад, что она наконец здесь.       — Привет.       Он не знает, что сказать. С какого угла зайти, чтобы безболезненнее загладить обиду, чтобы как можно аккуратнее извиниться за причинённую боль. А ведь её было не мало.       — Послушай, у меня вопрос, принцесса, — Вишня смотрит не на неё, а на потолок. Так легче. — Помнишь, я однажды ужасно сглупил и сказал тебе найти себе придурка, который будет от тебя без ума? Так вот… Ты уже нашла кого-нибудь?       Сара серьёзно кивает:       — Нашла.       — Чё-ё-ёрт… Я его знаю?       — Знаешь, — Едва сдерживая улыбку О’Нил подаётся вперёд, не сводя мягкого взгляда с его нахмуренного лица. — Он довольно высокий, состоит в банде, у него чёрные вьющиеся волосы. Упрямый, создает много проблем и курит, как паровоз.       Вишня, несмотря на бандаж на шее, аж поворачивает голову в её сторону, отчего их взгляды наконец пересекаются.       — Это что, Хилл?       — Но у Аарона волосы не вьются! — Смеётся Сара. Смеётся тихо, искренне, от чего у Вишни слегка схватывает в груди. Он так давно не слышал её смеха…       — Это ты не видела его бороду…       Он не может отвести от неё глаз, не может налюбоваться, поэтому сразу замечает собравшиеся в уголках глаз слезинки. Она отворачивает голову, пытаясь скрыть слёзы, но они набегают с такой силой, что их уже не сдержать. Закрыв лицо ладонями, Сара тихо плачет, и Вишня никак не может её успокоить, потому что едва в силах двигать конечностями.       Он в силах только смотреть на её страдания, до боли прикусывать губу и в сотый раз проклинать собственное эго. Он зовёт её по имени, тянет к ней ладонь, и Сара бросается ему на грудь, утыкаясь влажным лицом в его щёку.       Его сердце разрывается, а он раз за разом просит прощения, тихо шепча извинения ей на ухо, зная одно: чтобы загладить вину и вернуть ей всё, что она потеряла, одних «прости» будет мало.       … Вишня улыбается и поднимает руку, приветствуя её. А она стоит посреди белого коридора в лёгком летнем платье насыщенного синего цвета, её золотистые волосы свободно лежат на спине, а глаза… глаза неотрывно смотрят за его спину. На Итана.       Пара шагов друг другу навстречу, и они трое пересекаются посреди больничного коридора. Ладонью О’Нил проводит по волосам Вишни, будто с ним здороваясь, но взгляд её всё так же прикован к его брату. Взгляд этот холодный, пристальный и настороженный, будто Сара выжидает, оценивая обстановку и дальнейшие действия: нападать или нет.       Итан — Вишня готов поспорить, — позади весь от страха сжался от этих зеленых немигающих глаз, направленных прямо ему в душу. Он смотрит на неё в ответ, но гораздо смиреннее.       — Привет, Сара. — Здоровается он, неловко улыбаясь.       — Привет. — Она отвечает не сразу, а чуть погодя и сведя к переносице аккуратные брови. — Всё в порядке, Вишня?       Их пальцы сами собой переплетаются, О’Нил взволнованно смотрит ему в лицо и ловит лучезарную улыбку.       — В полном, принцесса. Итан обещал быть хорошим мальчиком. Правда?       Старший брат кивает.       — Что ж, в таком случае, Итан, — Голос Сары звучит расслабленнее, лёгкая улыбка появляется на губах, когда Вишня целует её пальцы. — Заходи в палату. Я принесла пончики, на всех хватит.       Внезапное перемирие с Итаном кажется ей странным, каким-то нереальным, будто сюрреалистическим. Он — сущая заноза в заднице, провокатор и просто мелкий бес. Однако, видя умиротворенное лицо Вишни, слыша его беззаботный смех в ответ на шутки Майкла и комментарии брата, Сара готова дать Итану шанс. Она знает, общение с ним дастся ей не просто, но она готова попробовать, если это то, что нужно им всем, чтобы исправить старые ошибки и залечить давно нанесённые друг другу раны.       Когда на пороге палаты появляется Бурый с огромной плетёной корзиной в руках, доверху набитой всякими вкусностями, присутсвующие единогласно взрываются ободрительными воплями.       — Это ребята собрали, — Гордо поясняет он, под «ребятами» имея в виду Драконов. — Аарон привёз. Я его на парковке встретил, сейчас он поднимется. Кстати, если они ничего не напутали, то под дурацкими орехами и апельсинами должна быть бутылка водки.       Майкл и Вишня приходят в нечеловеческий восторг от таких новостей, принимаясь потрошить несчастный подарок. В палате поднимается шум. Смех — как и солнце, льющееся из окна, — заполняет собой всё пространство. Сара наблюдает за этим милым хаосом со стороны, не понимая, в какой момент её жизнь из мрака вернулась обратно к свету.       Впереди — продолжительная и трудная реабилитация после аварии, не менее простой психотерапевтический курс по лечению от зависимости, а туман с положением Вишни в банде и особая заинтересованность шерифа в его персоне, лишь усложняют ситуацию, однако, Сара знает: это всё можно пережить, если ты не один.       А Вишня точно не один, и толпа этих галдящих парней, дерущихся за упаковку ирисок это подтверждает.       В критический момент Сара решилась найти ответ на вопрос, стоит ли её борьба за Вишню приложенных усилий. Стоит ли он слёз, бессонных ночей, нескончаемых панических атак и риска для жизни?       Сара не может дать ответ. Пока что. Ведь её борьба ещё не закончилась.       Однако, чувствуя, как Вишня сжимает её пальцы в своих, как не расцепляет их ладоней и украдкой, пока никто не смотрит, целует тыльную сторону её запястья, Саре кажется, что ответ она уже знает.