***
Сегодняшнее утро не обошлось без радости на лице маленького Гарри. На улице ярко светило солнце, а тучи, казалось, взяли выходной, что было удивительно, учитывая то, какой аномально плохой погодой славился их район. Сосед Райнер — любимчик здешнего клуба садоводов и давний приятель дяди Вернона, мужчина в возрасте с огромной залысиной, идущей от затылка ко лбу, почему-то отложил свою традицию, которую так ненавидели без исключения все остальные соседи. Обычно, рано по утру, он надевал свои отвратительные выцветшие шорты с большой дырой на одном колене, включал на полную мощность подаренную ему газонокосилку и проходился по не успевшему вырасти за ночь газону. На часах было около полудня, и, учитывая то, что Гарри удалось поспать, все сводилось к тому, что этот косящий монстр наконец сломался. По крайней мере, он очень на это надеялся. Этот день и без того обещал быть хорошим. Как и принято, один раз в год проходил старательно отмеченный в календаре красным маркером Отцовский день. Тетя Петунья с утра выгладила одежду, старательно одела и щелкнула на память своих любимых мальчиков. Вернон был вне себя от возбуждения, жена не часто отпускала его на рыбалку, а сейчас он мало того, что закупился любимым клевом для рыб, так и еще прихватил с собой сына. Будет, чем, а точнее будет — кем похвастаться перед его друзьями с работы. Дадли явно не был рад перспективе провести такой отличный день на пару с отцом в душной машине по дороге туда, а затем в отстойном месте, где, как скажет отец, будет лучше клевать. Потом придут его отстойные друзья и начнут травить шутки про политику и, не дай бог, они решат остаться там на ночь, а у одного из этих друзей «случайным образом» окажется палатка. Тогда Дадли устроит истерику, или украдет отцовский бумажник, чтобы доехать домой на попутке, а если и это не сработает — ему придется утопиться в той грязной реке с комарами. Он пытался подговорить матушку, чтобы та каким-то образом отмазала его, но Петунья, видя горящие глаза мужа, ответила лишь наподобие: «Проведи день с отцом, для него это много значит». Дадли даже пытался уговорить отца взять с собой Гарри, ведь не ему же одному мучиться. Но тот, представляя, как несмышленыш выставит его в глазах коллег, лишь отмахнулся. А Гарри и рад. На радостях, напомню, было около полудня, Гарри вскочил с кровати и случайно ударился о потолок чердака. Он быстро приложил руку к месту ушиба, растирая его — обычно это помогало тому быстрее пройти. Затем он нащупал на стоящей рядом коробке очки и, только надев их, услышал голос с кухни. — Ты уже проснулся? — тетя Петунья, судя по шагам, двинулась к чердаку. — Завтрак ждет тебя на столе. Помой посуду, пожалуйста, как поешь, — она отворила дверь и посмотрела тому прямо в глаза. — И, Гарри. Будь осторожнее, — ее взгляд пополз ко лбу, намекая о новом ушибе. Петунья, хоть и была отнюдь не приятным человеком, оставалась матерью и сестрой. В ту ночь, когда на крыльце появился кулёк с ребенком, она узнала страшную новость о гибели родной Лили. Когда-то давно, еще до того, как их магловской семье открылась правда о Хогвартсе и волшебстве в целом, они были лучшими подругами. И, признаться, иногда, сидя вечером у камина в компании горячего чая и их старого семейного фотоальбома, она вспоминала те времена. И всегда в её голове проносились похожие мысли о том, что сейчас всё могло бы быть наоборот, что не будь она такой черствой, Лили могла бы быть жива. И когда после подобных раздумий, она натыкалась на Гарри в коридоре, с открытой дверью в тот самый чулан, служивший ему комнатой, её сердце окончательно сжималось. Она годами ненавидела Лили, теперь на смену ей пришел Гарри. И после очередного такого раза она наконец поняла, что всё это время ненавидела лишь себя. С тех пор изменилось не многое. Вернон все также был строг к мальчику, а ее горячо любимый сын относился к тому и вовсе, как к мешку с мусором, который можно было испинать или забросить на другой конец двора. Но он не учел того, что в отличие от мешка, хлипкий мальчик имел гордость, пусть и маленькую, еле живую в нем после жизни с Дурслями, но все же гордость. И когда Дадли вбежал на кухню с синяком на правой руке, плача и тыкая пальцем в своего «обидчика», Петунья накричала и отправила сына к себе. Затем она подозвала Гарри, в этот раз он обошелся всего парой ссадин и одним фингалом, и впервые обрабатывала его раны без ворчания. Один поступок, который разве что только в ее случае можно было бы назвать благородным, не делает её хорошей. Но в тот день что-то щелкнуло, и больше никто за завтраком не напоминал Гарри о том, какой он неряха, или как он должен быть им благодарен. Спустя час, позавтракав, Гарри вышел к ней в сад. В отличие от того же соседа их садик был намного скромнее и содержался, казалось, лишь как дань бывшим хозяевам. Они оставили после своего переезда две яблони и одно деревце груши, несколько клумб, расположенных друг напротив друга, две грядки с самыми обычными травами: укропом, петрушкой и базиликом, а также красивый виноград, который из года в год обвивал белый забор. Тетя сидела в беседке, вертя в руках откушенное яблоко. — В этом году они совсем не сочные. Яблоня заболела, или это так от погоды? — спросила она скорее сама себя, чем стоящего рядом несмыслящего ничего в садоводстве Гарри. Он поднял плечи в немом «не знаю» и сел рядом. Странно, но из-за изменившегося поведения Петуньи, он стал доверять ей. Не уважать, или любить — что уж там. Ему казалось, что между ними есть невидимая стена доверия. И именно этот день показался мальчику вполне приемлемым, чтобы наконец поговорить с тетушкой о волнующей его проблеме. Он, как и женщина, еще пару раз с сожалением взглянул на яблоню, прежде чем заговорить. — Я хотел спросить у тебя. Я знаю, что вы с дядей ненавидите мои вопросы*, но я давно ничего не спрашивал и, если ты разрешишь, — под конец он затараторил. — Давай, Гарри. Не тяни, — она ласково погладила яблоко. Ей хотелось также впервые разлохматить прическу мальчика и сказать ему о том, что задавать вопросы в его возрасте — было и есть нормально, а они с мужем просто жили в ненависти и гнобили того за любой шаг, но вместо этого она ещё раз переложила яблоко из одной кисти в другую. — Мне кажется, что из-за кислой конфеты, которую я попробовал пару недель назад, что-то случилось с моим языком, — Петунья попросила его открыть рот. Она осмотрела язык на внешние повреждения и вопросительно уставилась на племянника. — Я как будто чувствую вкус еды, хотя не ем её. Например, на той неделе, когда дядя Вернон запер меня в чулане на пару дней, я ничегошеньки не ел, но чувствовал на языке вкус мороженого! Такого ведь не бывает, — Гарри посмотрел на женщину с надеждой. Он боялся, что тогда, из-за конфеты мог испортить язык, и теперь его опекуны должны будут заплатить много денег, чтобы исправить это, или вовсе оно окажется неисправимым. — О, Гарри, — щеки Петуньи тут же вспыхнули. Она на минуту погрузилась в счастливые воспоминания, которые ей не принадлежали. Она вмиг вспомнила, как Лили, взяв ее за руку, очень тихо рассказывала сестре о магических соулмейтах. Ох, маленькая она была так расстроена, когда поняла, что такое случается только с волшебниками.***
— Но как же я найду свою пару? — спросила она, сидя рядом с сестрой. Лили расчесывала ей волосы, напевая песенку, услышанную в первый день от распределительной шляпы. — Давай попробуем мою теорию! Ты должна укусить меня, как вампирша, чтобы я тоже стала волшебницей, — девочка развернулась и надула губки. — Глупышка, — вторая сестра поднялась с места. — Она сама тебя найдет, — и щелкнула малышку за нос. — Родители, это Джеймс, мой соулмейт, — Лили счастливо улыбнулась. Стоящий рядом парень, о боги, это именно тот, кого судьба могла бы припасти для её сестры. Он носил смешные круглые очки, его прическа напоминала гнездо, а свитер, походивший на мешок стал последней каплей. Похоже, что все эти сказки, рассказанные ей сестрой, оказались правдой. Судьба не ошибается. Лохматое чудовище оказалось вполне милым парнем. Он называл Лили солнышком при родителях и каждый раз заставлял её улыбаться, сначала пошутив про то, как и где они нашли друг друга, а затем сделав из поданных на ужин макарон клыки морского котика.***
Петунья улыбнулась своим воспоминаниям. Она ещё раз взглянула на Гарри. «Дети, рожденные соулмейтами всегда берут все самое запоминающееся от своих родителей» Гарри унаследовал такой же черный беспорядок на голове, как у Джеймса, мягкость лица Лили и её изумительные зеленые глаза. Женщина была твердо уверена в том, что, если бы представилась возможность, Гарри не вылезал бы из мешковатых уродливых свитеров, как любил это делать его отец. Но мальчик донашивал вещи за Дадли, а ее сын никогда не был приверженцем безвкусицы. — Я расскажу тебе, как когда-то слышала это от твоей матери, Гарри, — она тяжело вздохнула и начала. — Я опущу некоторые детали, потому что я не та, не та, кто мог бы тебе это объяснить. Когда придет время, пообещай, что будешь не слишком зол на меня за это, хорошо? — она дождалась неуверенного кивка. — У некоторых людей, — Петунья не хотела упоминать волшебство, поэтому в нужных местах вам следует понимать, о «каких» именно людях идет речь. — Существуют соулмейты. Однажды один несчастный человек разыскивал судьбу. Он проплыл много морей и даже пересек океан, проехался по пустыням и взобрался на самые высокие горы в её поисках, но увы, так её и не нашел. Он пытался до того момента, пока его не сразила страшная болезнь. Она настигла его в один день и была настолько кровожадной, что за несколько часов выжала из него абсолютно все силы. Но перед самой смертью, за пару мгновений до неё он увидел перед собой то, что искал, потратив на это бесчисленные годы. Он увидел перед собой судьбу, Гарри. Она обратилась к нему: «О, милый. Я знаю о тебе неспроста, ты искал меня долгие годы, увы, но увы, даже таким людям, как ты, не дано узреть судьбу при жизни. Теперь, когда тебя ничего не держит, поведай мне, ради чего ты проделал такой путь». Он, прожив несчастную жизнь, будучи всегда одиноким, больше всего на свете желал найти судьбу и попросить у нее избавить его от этой участи, поэтому он обратился к ней: «Я искал тебя для того, чтобы попросить подарить мне родственную душу, человека, что смог бы быть со мной в горе и радости и дышать со мной одним воздухом не наравне со всеми. Я умираю, судьба, и теперь такой человек мне безнадобну. Но перед тем, как оставить после себя в этом мире пустое место, я хотел бы попросить тебя дать остальным моим собратьям то, о чем и я мечтал когда-то». Судьба поняла его и, гладя по голове умирающего искателя, шепнула тому на ухо: «Обещаю исполнить твою просьбу». Но, как ты знаешь, Гарри, судьба не бывает простой. У некоторых людей появились их родственные души. Как и у тебя, — мальчик задержал дыхание. — Ты не можешь просто так найти ее. Для этого придется постараться и пройти долгий путь, который в итоге принесет тебе неизмеримое счастье. Подарит тебе человека, который станет твоим всем, а главное — ты будешь его смыслом жизни в ответ. То мороженное, которое ты не ел, но почувствовал на кончике языка — это и есть хитрость, придуманная судьбой. Ты чувствуешь то, что ест или пьет твоя родственная душа, а она чувствует твои ощущения в ответ. Твои родители тоже были соулмейтами. В тот день Гарри наконец принял для себя то, что он не один.***
Гарри был непередаваемо рад, узнав о том, что где-то там на другом конце света, а может и за ближайшим углом, живет его родственная душа. Человек, который будет любить его со всеми странностями. А что, если тому не нравятся люди в очках? Тогда Гарри обязательно перейдет на линзы, а может того лучше — сделает операцию. Но для того и другого нужны были деньги… Гарри осмотрел свои подшитые в трёх местах брюки и застиранную футболку, на которую можно было бы и не тратить порошок, ведь её цвет, и так, напоминал что-то грязное. На несколько минут он погрузился в раздумья. Почему он решил, что его соулмейт богат? Логическая цепочка в голове мальчика продолжалась. Возможно, денежные дела его пары обстоят куда хуже. Подул холодный ветер. Флюгер в виде петуха в саду мистера Райнера пришел в движение, а яблоня, рядом с которой сидел наш будущий-герой-всея-Британии тихо зашелестела. Мальчик уставился на свои ноги. В их районе, как вы помните, преобладает аномальная погода. Так от вчерашнего солнечного денька не осталось и следа. Вот-вот должен был пойти дождь, а вместе с ним приближалось возвращение дяди Вернона и злого, как черт, Дадли. Отвлекаясь от мыслей, навевающих тоску, Гарри подумал о приятном: когда он встретит своего человека, сможет часами говорить с ним. О, он столько хотел бы обсудить. Начиная с его интересов, заканчивая глупой статуэткой собаки верхом на корове, стоящей в гостиной. Обдумывая последнее, Гарри решил, что соул скорее сочтет его глупым. Ему было бы интересно лежать часами и просто слушать. Он хотел бы знать о нем всё. О его первых детских воспоминаниях, любимой игре, прочитанных книгах и о породе их будущей собаки. Хотя Гарри и без того знал, что они заведут красивого далматинца. Он хотел обнимать его. Наверное, встретив свою судьбу, он никогда бы больше не отпустил её. Даже если руки больно начнут затекать. А ведь работая с дядей в гараже и по десятку минут держа инструменты на весу, он знал, каково это. Он готов был не просто держать — скорее вцепиться в то, что наконец у него появилось. Гарри хотел смотреть на него. Почему-то он был уверен, что судьба не могла подсунуть ему кого-то несимпатичного. Но, даже если он ошибался — это ничего не меняло. Он любил бы каждый изъян, превращая его в изюминку, и, как автор, скажу вам, что помыслы мальчишки были чистейшей правдой. Взрослым стоило бы брать у него пример, ведь проще говоря, Гарри ценил и любил то, чего, по сути, не имел. Почувствовав на языке привкус чего-то сладкого, но неизвестного, мальчик решил, что соулмейт поддерживал его мысли. И никакой роли не играло то, что он не мог их слышать. Далее в тексте само понятие соулмейт и родственная душа будет упоминаться меньше. Они будут заменены на местоимение «он», чтобы не грузить текст. Помните, что Гарри не говорит о парне, местоимение употребляется к мужскому роду слова «соулмейт». Так что, если Гарри говорит о каком-то «нем», речь идет о его родственной душе. На всякий случай буду выделять курсивом. Приятного чтения. *** Месяц спустя Гарри с уверенностью мог назвать его сладкоежкой. Он просыпался с еле различимым привкусом яичницы, как будто её толкали в рот, толком не разжевывая. На смену ей приходил шоколадный пудинг, с которым он не спешил. Мальчик обожал просыпаться с этими ощущениями. После того, как сладость спадала, он вставал с постели, чистил зубы, представляя, как сейчас думает об этом его соулмейт. И только затем отправлялся завтракать, по возможности избегая яичницы, подметив то, что он не шибко то её и любил. Вечером Гарри стелил свой плед, которым, к слову, укрывался по ночам, около яблони и наедался ее плодами до отвала, как бы компенсируя перед ним отсутствие сладкого в рационе. И в целом, все было хорошо, ровно до одной ночи. Гарри сидел под той самой яблоней. На улице ярко светило солнце, от чего плоды на ней выглядели в разы румянее. Трава приятно щекотала ноги, он и не заметил, как вышел из дома босиком. Рядом стоял старый радиоприемник. Его антенна с краев немного поржавела, а ножки давным-давно отпали. Звук с улиц, словно шел из его динамиков, и мальчишке казалось, что всё вокруг светится от его присутствия. С дерева упало зеленое яблоко, приземлившись рядом с его рукой. Он уже потянулся, что забрать его, как вдруг радио перестало работать, и все звуки в виде шелеста травы и далекого пения птичек полностью исчезли. Он перестал слышать даже свое собственное дыхание. Внезапно он уловил какой-то скрежет позади себя, но, когда обернулся, успел заметить лишь приближающийся к его лицу огромный ствол дерева. Он вскрикнул во сне. Очнувшись и придя в себя после кошмара, мальчик перевел взгляд на одеяло, крепко стиснутое в его объятьях. Оно пахло садом и было ужасно скомкано. Его замерзшие ноги были тут же накрыты одеялом, и лишь после этого он тяжело вздохнул. Такие сны снились часто, но привыкнуть к ним не получалось. В доме было тихо. С верхнего этажа доносился едва различимый храп дяди Вернона. Гарри боялся кого-либо разбудить, но похоже, что волноваться ему было не за чем. Он уже собирался вновь заснуть, когда почувствовал на кончике языка привкус соленого. Неужели его соулмейт решил перекусить в такое время? Волнение с большой силой обрушилось на Гарри, а недавнюю сонливость сняло, как рукой. Он начал мерить свои комнату взглядом, увы — для шагов она была маловата. Ощущение повторилось ровно в тот момент, когда до мальчика дошло — это был вовсе не перекус, это были слезы. Гарри вскочил с кровати, будучи готовым помчаться на другой конец Британии, чтобы утешить его. Но вдруг он понял, что судьба действительно была не так проста, и в данной ситуации он был бесполезен. «Где он? Что с ним? Как я могу ему помочь?» Он метался по комнате, уже не волнуясь о том, что своим копошением внизу мог кого-то разбудить, когда ему в голову вдруг пришла идея. Особо не церемонясь, мальчик зашел на кухню. Он совсем забыл про осторожность, громко ступая босыми ногами по плитке. Затем он открыл холодильник. Из-за света больно жгло глаза, к тому же Гарри забыл надеть очки. Пару мгновений спустя, когда Гарри растер их, и те привыкли к свету, он все же заглянул в холодильник. На верхней полке, аккуратно украшено, стояли двенадцать пирожных, приготовленных на завтрашний день к приезду тети Мардж, сестры дяди Вернона. Он, довольно быстро, чтобы не оставалось времени передумать, схватил одно пирожное и откусил разом половину. Стараясь аккуратно разжевывать, Гарри тянул удовольствие. Он надеялся, что его родственная душа поймет намек. Он не один. И, как все импровизированные идеи Гарри Поттера, эта тоже сработала. На место слезам пришла обычная прохладная вода, и шатен широко улыбнулся в осознании, что он справился. Смог помочь. Но, как и положено, счастье не длится долго. Уже спустя минуту на кухню ввалилось всё семейство Дурслей. Дядя Вернон держал в руках ружье, а жена и сонный Дадли шли за ним вслед. — Ах, неугомонный мальчишка! Скажи спасибо, что я не застрелил тебя, мы подумали, что это воры забрались в наш дом, — он сурово уставился на него, а затем, скинув ружье, и схватив Гарри за ухо, повел того к чердаку. Уже зашвырнув мальчику внутрь, он прошептал. — Я уже жалею о том, что разглядел тебя раньше, чем пальнул. — и хлопнул дверью. Жалел ли Гарри о том поступке? Нисколько.***
Когда Гарри узнал о своем происхождении, в нем бушевали радость, полный ужас, предвкушение и злость. Радость, что наконец то он может съехать от Дурслей хотя бы до следующего лета. Да и к тому же, как быть несчастным, когда ты оказываешься волшебником?! Он мог наколдовать себе кучу денег, летать или варить зелья, по крайней мере, он так думал. Полный ужас? Он прожил одиннадцать лет, будучи самым обычным маглом. Он не знает ни единого заклинания, но поедет в огромную школу, в которой многие изначально знали о своем даре, отсюда значило, что те уже умеют колдовать. Предвкушение овладело им в Косом переулке. Он смотрел на свою новую сову и не мог дождаться, отправить кому-либо письмо. Или научиться поднимать в воздух предметы, об этом он прочитал в купленном учебнике. Почему и к кому маленький Поттер испытывал злость — не трудно догадаться. Он жил под одной крышей с людьми, не ставящими его ни во что. И тут вдруг узнается, что его родители были великими волшебниками, имя Гарри Поттера известно каждому в магическом мире, а его палочка — сестрица той, что когда-то принадлежала темному фанатику, оставившему ему шрам на лбу. Дядя Вернон рассмеялся мальчишке в лицо, услышав кучу обвинений, посыпавшихся от Гарри за последним ужином. — И что ты теперь предпримешь? Выколешь мне глаз своей палочкой? — в тот вечер он настоятельно поклялся перед собой, что узнает у Хагрида нужное заклинание и вместо поросячьего хвоста, наколдует опекуну свинячью морду. После того как Гарри открыл для себя магический мир, его ожидало много сюрпризов. Конфета со вкусом ушной серы, которая так неудачно попалась ему в поезде, стала одним из них. Его новый знакомый Рон тогда лишь пожал плечами, мол «я же тебе говорил».***
Переключимся на второго главного героя нашей истории. Для Драко вкус ушной серы во рту, на удивление стал ещё большей неожиданностью, нежели для Гарри. «Мой соумлейт что…?» — он начал думать о самых худших сценариях, пока мимо не проехала женщина со сладкой тележкой. — Мальчики, нам завезли новые конфетки «Jelly Belly», не хотите попытать удачу? — она мило улыбнулась, принимая деньги у наивного Крэбба. Он вместо того, чтобы действительно испытать удачу, закинул в себя всю пачку сразу. Малфою искренне стало жаль его родственную душу и тогда до него дошло, что его пара тоже могла купить эти ужасные конфеты, ну не ковырялась же она в ушах, в самом деле. С самого детства он считал все это выдумкой. Мама читала ему сказки о волшебных родственных душах и говорила о том, что Люциус — холодный и отстраненный, властный, строгий отец, был её соулмейтом. Иной раз, когда родители ссорились, Драко отмечал про себя, что сказок не существуют. Он начал игнорировать посторонние вкусы, когда всё началось, и мотал головой на все расспросы матери. — Милый, ты уверен? Уже должно было начаться, что же не так? — было видно, что Нарцисса действительно переживает за сына. Младший Малфой не мог признаться себе в том, что все это время отрицал. Пока однажды Драко не почувствовал то, что должен был. Он никогда не разрешал себе плакать, ведь отец ругал его за любые проявления слабостей. — Драко, ты — будущий наследник, веди себя, как подобает, и прекрати наконец меня позорить, — слова Люциуса в тот день возымели обратный эффект, и Драко, заперевшись в комнате, погрузился в настоящую истерику: слезы попадали в рот, и он даже не вспомнил о своей горе паре, когда почувствовал во рту вкус пирожного. Кажется, оно было с клубничным кремом. Он перестал плакать, и неверяще коснулся языка. О боже! Только не это, теперь его родственная душа считала его нюней. Он немедленно прекратил плакать, умылся и выпил стакан холодной воды. Он никогда не произнес бы это вслух, даже шепотом, но он был крайне благодарен ему тогда. Он не разрешал себе верить, видя на примере родителей, что всё не может быть радужно. (забавно, что в случае Драко реально все радужно), но однажды, вернувшись со своих занятий по полетам раньше на полчаса, он нашел своих родителей в саду. Люциус, о, Мерлин, плел венок из чертовых одуванчиков, а закончив, надел его на жену. — Как тебе? — аристократ самодовольно ухмыльнулся. — Все так же прекрасно, как и всегда, дорогой, — они громко рассмеялись чему-то своему. А его отец коснулся белых прядей Нарциссы. — Ты всё ещё завидуешь моему идеальному платиновому блонду, да? — Ты невыносима, Нарси, — он зарылся лицом в её волосы. — Никогда бы не подумала, что услышу это от тебя, ты ж моя гроза всех домовых эльфов.***
В первый день школы Драко получил ударную дозу сладкого. На ужине в честь распределения он не прикоснулся к нему, и все благодаря его паре, которая все эти годы воздерживалась от сладостей, и которую так неожиданно сегодня потянуло на шоколад и конфеты. Его также расстраивал факт, что он получил поворот разворот от самого Гарри Поттера, и всё из-за рыжего уродца. Он посмотрел на гриффиндорский стол, и как оно всегда бывает, встретился взглядом с мальчишкой. Гарри нахмурился, и тут же перевел взгляд на свою новую компанию. Драко так и продолжил бы смотреть на него, если бы не Гойл. Здоровяк ткнул того плечом. — Ты будешь доедать? — Что? — блондин обернулся к нему. — Клубничный пирог, — его друг кивнул в сторону красиво украшенного пирога с сочной клубникой поверх начинки. В тот день Драко возненавидел их обоих. Высокомерного Поттера и свою глупую родственную душу.***
Драко выбежал из своей спальни, нацепив новые кожаные туфли из змеиной кожи — подарок Нарциссы, на босые ноги. Матушка предупреждала, что без гольфов он попросту протрет в своих ногах дырку. Но с утра, проснувшись от храпа Гойла, блондин не на шутку испугался. Проспать занятия, ещё и в первый день — Люциус был бы в ярости. Он оценил степень дерьма, в которое угодил и был приятно удивлен. До урока оставалось ещё пять минут. Малфой младший ураганом носился по комнате, разбудив обоих телохранителей смачным пинком. «Перо, новый комплект пергамента, учебник, волшебная палочка…», — последнюю он запрятал в рукав и, ещё раз оглянувшись на комнату и неторопливо собирающихся друзей, побежал к выходу из подземелий. Он мгновенно почувствовал укол из-за правоты матери, после двух минут бега голень уже начала болеть, на что слизеринец пообещал себе — вернуться после трансфигурации и найти в своем чемодане чертовы гольфы. Он уже был в десятке шагов от кабинета, когда встретился нос к носу с директором. «О, Мерлин, кажется я попал» — Здравствуй, Драко, — вежливо начал Альбус, и мальчик так же ответил ему на приветствие. Он гулял в коридорах вовсе не ради поимки опоздавших учеников. Скорее наоборот спешил отдохнуть от шума и направлялся к выходу из замка. Сегодня он предпочел надеть обычную светлую мантию со странной береткой. Та немного напоминала татарскую тюбетейку*. Его голубые глаза, почему-то выглядели сейчас по-особому синими, и их отлично подчеркивал большой красный нос. Всё-таки наступила осень, и старику стоило бы сменить свой летний гардероб. Даже в замке бывало прохладно. Он внимательно оглядел своего ученика и лучезарно улыбнулся, заметив некоторую мятость рубашки — то явно было бы не оценено аристократами, кем и являлась семья Малфоя. Но, похоже, что блондин так спешил на уроки, что попросту не обратил внимания. — Ваша тяга к знаниям похвальна. Спешите на урок профессора Макгонагалл? — Да, директор, — он потупил взгляд в пол. Ведь только ему могло настолько повезти. Уже завтра сюда явится его отец, что поинтересоваться у любимого сынишки, какого черта он… Поток мыслей Драко прервался. Дамблдор протягивал ему лимонную дольку — не самое любимое лакомство среди детей, но до этого момента парень ожидал получить выговор, никак не сладость. — Эм, спасибо, директор, — он недоверчиво повертел ту в руках, а затем под внимательным взглядом старика, закинул в рот. Мама говорила ему никогда не принимать вещей от рук незнакомцев. И кажется, была права. Драко, напомним, будучи из чистокровной аристократичной семьи, никогда не брал в рот грязных носков, его на мгновенье затошнило от этой мысли, но он твердо был уверен, что те были гораздо более съедобными, чем то, что он пытался проглотить. Полагаясь на Альбуса, он по привычке разжевал дольку, но черт, это было гребанной ошибкой. Она почему-то прилипала к зубам, зачем только Драко с утра тратил и без того короткое время на зубную пасту, и привкус какой-то тухлости наверняка будет теперь преследовать его весь день. — Я опаздываю и… — О, всё в порядке, — он улыбнулся. — Беги, Минерва наверняка заждалась, — старик почесал длинную бороду, и как-то слишком гламурно откинув свои волосы, поспешил к выходу из замка. Альбус планировал навестить Хагрида.***
Гарри полюбил школу с первого взгляда. Прошел всего месяц, но именно за такой короткий срок он обрёл всё то, о чем так мечтал. Его окружали верные друзья, он считал их куда роднее Дурслей, с которыми прожил все одиннадцать лет, не считая заносчивого блондина с треугольными туфлями, никто не доставал, и что уж там — не поднимал руку на мальчика. Дамблдор приглашал его к себе в кабинет, спрашивал о занятиях и изредка даже помогал с какой-то внеклассной работой. Гарри отрывался от пергамента, чтобы взглянуть на старика, старательно водившего глазами по страницам учебника. Альбус диктовал ему нужные ответы, ворча под нос. — Северус задает детям полную чушь, я не могу найти ответ уже десять минут. Как им пригодится эта информация? — он прочитал вопрос вновь, на этот раз вслух. — Цвет соплей Вереницы*. Ах, ты сальный чернокнижник! — мальчик вновь прекратив писать, уставился на директора. — Почти все зельевары закупаются ингредиентами в лавках. Гарри, мальчик мой, ты стал бы выслеживать такое священное животное, как единорог, чтобы предложить тому носовой платок? И даже если так, ты смотришь на его сопли, и вместо розового, те оказываются зелеными. Ты дергаешь единорога за хвост, и вместо животного это оказывается какой-нибудь колдун в костюме, — его ученик уже успел потерять суть разговора, странно на него поглядывая. — Он вскрикнет: О, нет, ты раскрыл меня. Скажи, как тебе это удалось? И тогда ты вспомнишь своего уважаемого профессора зельеварения. О, да, на первом году он обратил твоё внимание на этот немаловажный факт. Закончив свой монолог, старик закрыл толстую книгу, призвав к себе филина и, прошептав тому что-то на ухо, приступил к следующему вопросу. Спустя пятнадцать минут птица вернулась. Она приземлилась на стол, легко отряхнулась и разжала клюв так, что маленькая книжка упала рядом с пергаментом. Гарри успел прочесть полторы строки перед тем, как Альбус начал листать её страницы. «ГДЗ от Пут…», увы, но мальчик так и не узнал полное название всезнающей книжки. После уроков, которые мальчики выполняли под чутким и грозным наблюдением Гермионы, они с Роном играли в общей гостиной в шахматы. Ему очень нравилось устраивать бои подушками в их спальне. Каким-то образом его пару раз уронил даже сам Невилл, зарядив подушкой прямо Поттеру меж глаз. Их подруга с начала учебного года, напомню, что на данный момент они проучились всего месяц, выучила заклинание «Окулус репаро» на высший балл. А все благодаря вечно ломающимся очкам Гарри. Единственное, что сильно смущало Гарри, так это его собственный соулмейт. Они не могли совмещать вкусы. Гарри за столом всегда налегал на второе, избегая мятных конфет и пирожных, а тот, наоборот, накидывал их за обе щеки. Таким образом их вкусы смешивались, и кусок куриной ножки у мальчика во рту отдавал клубничным сиропом. Гермиона уверяла, что это нормально. Скоро они невербально назначат границы и смогут нормально питаться. А теперь поведаем вам историю, когда Гермиона Грейнджер оказалась не права. Но, спешу заверить, что на это она, пусть пыталась, увы — никак не могла повлиять.***
В пятницу у них отменили последний урок, из-за чего у маленького Гарри появился целый час до запланированной встречи с друзьями в библиотеке. Буквально пару дней назад он столкнулся в одном из коридоров замка с Хагридом, который любезно пригласил, можно даже сказать настоял на том, чтобы мальчик заглянул к нему на чай. И так, как возможности лучше могло бы и не представиться, Поттер накинул поверх открытой шеи красный шарф и поспешил через опушку к дому лесника. Он заметил его рядом с тыквами. Великан крутился возле них, как обеспокоенная матушка у колыбели, и зная его, вполне стоило ожидать, что ещё немного и он завоет овощам колыбельную. Но тот лишь ещё раз разочарованно вздохнул и обернулся, чтобы направиться к хижине, как раз поймав взглядом Гарри. Вместо приветствия тот махнул рукой в сторону двери и скрылся за ней. Когда Гарри подал голос, лесничий уже обложил его чашкой с чаем и парой пирожных, а сам принялся уплетать сок какого-то растения. Мальчику оно не было знакомо, даже само название забылось настолько быстро, что он принял решение отказаться. Дом Хагрида никогда не внушал ему спокойствия. Не подумайте, он любил и уважал своего друга! Именно он вызволил его из цепких лап Дурслей, рассказал ему о настоящей смерти родителей и открыл глаза на его происхождение, когда опекуны столько лет держали это в секрете. Но все же в хижине он чувствовал себя не по себе. Откуда-то с окон дул сквозняк, из-за чего пара чайников над его головой, слегка качались и бились друг о друга, это, ещё не говоря о куче вещей, развешанных по всему потолку. Как только с таким ростом Хагрид не бился о них макушкой? Под ногами Гарри спала любимая собака его друга — Клык. Изредка она высовывала свой длинный язык и начинала облизывать, а то и жевать его штанину. — Спасибо за приглашение, — он потянулся за предложенным пирожным и как только сделал первый укус, его лицо на мгновенье могло бы выдать мальчишку с потрохами. Хвала Мерлину, что Хагрид нагнулся под стол, чтобы угостить таким же Клыка. Угощение было не столько плохим на вкус, как то, что само по себе оно было тверже камня. Он хотел соврать про больные зубы, но поймал взгляд полный надежды. — Всегда пожалуйста, Гарри. Что скажешь про угощения? Правда ведь вкусно? — он покрутил одно пирожное в руках. — Рецепт моей матушки. Они неплохо посидели с Хагридом, тот рассказал ему о новой породе драконов, и Гарри уже возвращался в спальни, когда столкнулся с Малфоем. Он сразу же пожалел, что пропустил ужин и не застал того, что могло так сильно расстроить блондина. За ним бежали испуганные Гойл и Крэбб. Один нес в руках большой кувшин с водой, а другой кое-как прижимал к груди дюжину шоколадных кексов. — Драко, подожди! Это плохая идея, — слизеринец даже ухом не повел. — Просто заешь, или, — он остановился запыхавшись. — Или запей. Крэбб может сбегать к эльфам за молоком, ну погоди же ты! Гарри, конечно, не знал, но именно в тот день его родственная душа объявила ему войну. Уж очень оскорбил Малфоя кекс лесничего, от которого не было покою целых полчаса. Надо же! Его соулмейт решил поиздеваться над ним. Съесть какую-то гадость прямо во время ужина. И ведь сегодня, именно в пятницу, подавали его любимый яблочный пирог. Пройдя к себе в гостиную, он зарылся в чемодан Крэбба. Отыскав смятую пачку тех самых конфет, он высыпал на ладонь целую горсть. Затем, вздохнул на удачу в сторону, как это принято у русских перед стопкой, закинул их разом себе в рот и разжевал. Рон постукивал друга по спине, когда тот, только войдя в библиотеку, тут же побежал в сторону туалета. Его рвало. Тогда он не воспринял это, как угрозу, решил, что его паре, как и ему сегодня с проклятым пирожным, не повезло, но, когда это повторилось, он с гордостью принял участие в глупой войне, добавляя в тыквенный сок за ужином найденный у Рона кетчуп. *Вопросы — в первой части упоминалось о том, как Дурсли ненавидели любые расспросы Гарри. *Вереница — первое пришедшее на ум слово. Представим, что в данном контексте это какое-нибудь животное. *Тюбетейка — https://images.app.goo.gl/B6dWCJBukw4ARVhj6