Двадцать четыре рождественские истории о двух влюблённых идиотах

      Он получил… первые намёки на изменения следующим утром, когда проснулся с уже знакомым чувством присутствия Доктора, обнимающей его.              Она не уходила домой уже… сколько? Три дня? Четыре?              — Привет, — сонно пробормотала она с лёгкой улыбкой, тут же прижавшись к нему ещё ближе, вместо того чтобы отодвинуться.              Мастер нахмурился, но всё равно крепче обнял её.              — Доктор…              Может, он до сих пор не проснулся. Может, какая-то его часть спала, и этого хватило, чтобы наконец набраться храбрости и сделать это. Может, то, что он уже которое утро просыпался, а она всё ещё была здесь, дало ему некое чувство безопасности. Ему было всё равно.              Он просто чувствовал, что наконец готов это сказать.              — Доктор, мы… вместе?              Она хихикнула в изгиб его шеи, нежно целуя её.              — Да, полагаю. Определённо. — она ткнула его в бок, словно чтобы доказать, что он действительно был здесь.              Мастер покачал головой, закрыв глаза. И она ещё имела наглость называть его неспособным на эмоции.              — Нет, Доктор, в смысле… что это?              Она села на колени, теперь глядя на него с серьёзным лицом.              — Погоди, ты… серьёзно? — тихо спросила она. — Тебе и правда интересно?              — Ну, да, — он тоже сел, оперевшись на локти, и внимательно посмотрел на неё. — Ты заявляешься сюда, похищаешь меня для каких-то своих целей. Я пеку тебе печенье и леплю с тобой снеговиков, но…              Быстро наклонившись, она прижалась своими тёплыми губами к его, вдавливая его в подушки своим маленьким, но крепким телом.              — Идиот, — прошептала она, и его глаза потемнели.              — Я не…              — Не ты, — перебила Доктор с погрустневшим лицом. — Я. Полная идиотка. Мне следовало… следовало знать, что ты неуверенный дурак.              Она снова его поцеловала.              — Почти уверен, что дурак — это другое обозначение идиота, — добавил он. — И я вовсе не неуверенный!              — Суть в том, — она взяла его лицо в свои руки, сидя на его коленях, — что мне нужно было сказать. Конечно мы вместе. Что, по-твоему, это было?              — Я не знаю, — Мастера затопила дикая надежда, такая сильная и всеобъемлющая, что он просто не мог отключить её, зарыть или спрятать куда-нибудь, чтобы это впоследствии не сломало его. — Рождество. Вот, что ты сказала. Рождество вместе, на месяц.              — Месяц? — беззвучно повторила она, нахмурившись и задумавшись, прежде чем её глаза расширились. — Нет-нет-нет, ты полный идиот, ты дурак, ты милый-милый…              Она целовала его снова и снова, у Мастера пересохло в горле, его сердца старались выпрыгнуть из груди, но он мог лишь думать о том, чтобы держать её, чтобы впустить её.              — Месяц Рождества! Рождества! Ты думал, что потом я просто уйду, да? Ох, нет-нет-нет.              Стало жарко. Он не был уверен, что было причиной. Стыд, любовь, похоть — всё это смешалось в один ошеломляющий микс, полностью сметающий его.              — Ты не… Ты не уйдешь?              Доктор прижалась к его лбу своим, касаясь его носа кончиком своего, и в её глазах было столько тепла и любви, что он едва мог вынести это.              — Никогда.              Блядь.              Он перевернулся и оказался сверху, грубо поцеловав её. Всё его тело было перегружено, не зная, куда выплеснуть эту внезапную радостную энергию, которая была так непривычна для него. Поэтому он просто вложил это в поцелуи, в дикий, быстрый и жёсткий секс, потому что он должен был — должен был двигаться, должен был показать ей, должен был заставить её понять.              — Я люблю тебя! — Мастер не был уверен, сказал он это, подумал или почувствовал, он понимал лишь то, что она стонала в его руках, обвивая его всё сильнее и отчаянно двигаясь навстречу его толчкам. — Я люблю тебя, люблю, люблю, никогда не оставляй меня, Доктор, никогда, никогда…              Он кончил тогда же, когда и она, или наоборот, он больше не был уверен ни в чем, кроме Доктора в его руках.              Какое-то время она выглядела немного ошеломлённой, слегка улыбаясь, и когда к Мастеру наконец вернулась способность думать, он обнаружил, что она улыбалась ему.              — На завтрак печенье?              — Вчера ты съела половину всего теста. Что у тебя в желудке, чёрная дыра?              — Мы должны отпраздновать! — воскликнула она, хватая его за руку и вытаскивая из кровати. — До тебя наконец-то дошло, что мы в отношениях!              Мастеру не оставалось ничего, кроме как с улыбкой, расширяющейся с каждым шагом, пойти за ней на кухню.              Она останется.              Она останется, и она…              …Только что насмехалась над ним?              Он схватил одну из её печенек, прицелился в спину — удар в голову, вероятно, убил бы её — и бросил.