Память

      Руки Уильяма тёплые, грубые; пальцы ловко забираются под воротник, цепляют сбившийся в шутливой драке шейный платок — игриво тянут, вынуждая Джорджа склониться ниже.       — Победа за мной? — Вашингтон улыбается, переступает ладонями, сильнее нависая над Фэрфаксом.       — Тебе просто повезло, — Уильям дышит — громко, хрипло, — В следующий раз я не попадусь на твою уловку, — его щеки горят, жар расползается по коже.       — Самонадеянно, — короткая насмешка.       — Ты достойный противник, — Фэрфакс облизывает пересохшие губы, щурясь хлопает Джорджа по спине, прося отстраниться.       — Я, — жалкий звук.       — Джордж? — заметив волнение Уильям выпускает, приподнимается на локтях — теперь он слишком близко — близко, чтобы признание было услышано.       — Ты мне нравишься, — Вашингтон по-детски прямо избегает лишних слов.       — Я знаю, — Фэрфакс смеется.       — Нет, иначе, — смущение.       — Глупость, — Уильям недоговаривает — его целуют; робко, торопливое прикосновение; проба, простое движение языком, просьба пустить ближе.       — Нет, — выдох в губы.       — Где ты этого нахватался? — Фэрфакс толчком смещается, грубо, болезненно прижав Джорджа к земле, оказывается сверху.       — Мне жаль, — инстинкт заставляет Вашингтона вздрогнуть, сжаться, ожидая замаха — удара перед осуждением.       — Кто об этом знает — кроме меня? — лицо Уильяма нечитаемое; это пугает больше, чем открытая ярость.       — Нет, — Джорджу не нравится его взгляд, как он задерживается на нём.       — Хорошо, — кивает Фэрфакс, — Хорошо, — облегченно повторяет, после чуть улыбнувшись продолжает, — Никто не должен знать об этом, — он удовлетворён, но не отпускает, — Как давно? — Уильям наблюдает.       — Очень, — дрожь становится сильнее; кадык пульсирует под влажной кожей, — Очень давно, — крошечный проблеск надежды.       — Как мило, — слабый смешок, — Лоуренс должен узнать об этом, — успокаивающее замечание.       — Почему? — имя сводного брата царапает.       — Он поймет, — объясняет Фэрфакс. Отстранившись, он отпускает, поднявшись отходит в сторону, давая Вашингтону перекатиться на бок.       — Ты не злишься? — Джордж не верит, всматривается.       — Я должен? — потянувшись, спрашивает Уильям — достаточно одного взгляда, чтобы уловить напряжение, заметить, как скованно он двигается — достаточно, чтобы почувствовать, удушающую петлю холода на шее.       — Это грех, — что-то сдавливает грудь — душит.       — Честность — добродетель, — тихое, оглушительное в застывшем летнем воздухе бормотание.       — Ты уверен? — крепкое в сомнении доверие.       — Да, — короткий ответ и протянутая рука.       — Спасибо, — принятие вины и помощи; Вашингтон не был уверен в том, что он может рассчитывать на прощение — перед небесами и братом.       Джордж встает, но не подходит; держится в стороне.       — Тише, — мягкий жест; Фэрфакс не торопит, указывает на привязанных к дереву лошадей, — Идём, — его забота кажется наигранной, словно, за ней скрывалась брезгливость.       Тень подозрения, закрывающая глаза Вашингтону, мешающая следовать просьбе.       — Ты отведешь меня в церковь? — Джордж переступает, балансирует на ослабевших ногах.       — Ты не попадешь в ад, если исправишься, — странный тон, неправильный.       — Мне — это не нравится, — голова кружится; мысли тяжелые — полные обвинений, обещаний наказания, и тревожного будущего.       — Нам пора, — настроение мира изменилось; свет стал бледным, краски леса угасли — шум в ветвях невыносимо отзывался в ушах, заглушая стук сердца.       — Прости, — Вашингтон обхватывает себя ладонями.       — Подойди ко мне, — приглашает Уильям, он чуть разводит руки.       — Я не могу, — Джордж отступает на крошечный шаг, защищаясь.       — Всё хорошо — такое происходит, — убеждение, — Я помогу тебе, — Фэрфакс зовёт.       — Верю — я верю, — поддавшись Вашингтон, позволяет обнять, притянуть — оставить долгий дружеский, по-отечески опекающий поцелуй на горячем лбу.       — Нам нужно спешить — Уильям подталкивает.       — Спешить? — переспросил Джордж.       — Верно — пока, ты готов признаться, и решить — это, — торопливое сжатие запястья.       — Ты сталкивался с этим раньше? — Вашингтон следует за ним.       — Несколько раз — как солдат, — Фэрфакс почти шутливо щурится.       — Тогда, я полагаюсь на тебя, — Джордж смиренно отвязывает лошадь, хлопает её по крепкой шее — сильнее, чем нужно.       — Не упади, — Уильям наставляет; наблюдает за тем, как Вашингтон нескладно забирается в седло.       — Я хорошо держусь в седле, — оправдание.       — Тебе так генерал сказал? — попытка отвлечь, показать то, что «грех» не изменил его отношение; показать то, что — это не разделило их. Но Джордж видит иное; наклонившись к гриве громко скулит.       — Джордж? — Фэрфакс замедлился.       — Тебе не противно? — Вашингтон чувствует себя грязно, липко.       — Противно — что? — дернув за поводья Уильям оборачивается.       — То, что я сделал, — напоминание.       — Это можно исправить, — Фэрфакс уходит вперёд.       После — этих слов Джордж осознаёт то, что он изменил свою жизнь, разрушил её — растоптал то, что создавал годами — то, что предлагала семья Фэрфакс — то, что сделал для него Лоуренс.       Джордж Вашингтон отплатил им серебряниками.