Рисуя линии жизни

«Всякий портрет, написанный с любовью, — это, в сущности, портрет самого художника, а не того, кто ему позировал. Не его, а самого себя раскрывает на полотне художник» Оскар Уайльд

Утро. Немного промозглое, сырое и пахнущее зарождающейся осенью. Молодой мужчина за рулем, приоткрыв окно своего иссиня-черного «Пежо 408», вдохнул в легкие воздух вместе с сигаретным дымом, и сладковатый вкус сменился горькими оттенками табака. В его утре всегда несколько неотъемлемых вещей, которые тянутся по жизни прилипчивой привычкой: кофе, сигареты и сонливость. Редким утром он ощущает себя выспавшимся. Обычно ходит первый час-два с видом сомнамбулы, иногда сбивая пороги или натыкаясь на посторонние предметы, и думает, какого черта наступил очередной день, почему бы предыдущему не длиться хоть чуточку дольше. И не потому, что он не любит свою работу, на которую нужно ехать. Наоборот. Без нее он бы, наверно, пропал. Это его отдушина и жизнь. — Ну, до вечера? Он обернулся на родной тоненький голос. Темные глаза напротив будто улыбались вместо губ. — Да, созвонимся. Девушка толкнула дверь машины, ступила на мостовую маленькими каблучками лакированных туфель-лодочек, захлопнула ее и посмотрела на молодого человека по ту сторону стекла. Ее темные волосы слегка трепал ветер, забираясь в них невидимыми пальцами. Махнув ему рукой, она стала удаляться по тротуару в сторону небольшого офисного здания. У нее была красивая походка, аккуратная и естественная. Его спутница. Его Эми. Молодой человек отвел взгляд от ее спины в легком светлом плаще и снова вырулил на дорогу. Теперь они увидятся только вечером, когда ее однообразная офисная работа подойдет к концу. И чего она только в ней находит? Этот вопрос Этьен пытался задавать себе уже около года – с тех пор, как они стали встречаться. Фактически, это был и есть единственный вопрос и легкий намек на недопонимание в их отношениях, возможно, потому что человеку, посвятившему себя творчеству с головой, сложно подобное понять. В остальном же у них была почти полная идиллия, и Этьен до сих пор поражался тому, какая удача улыбнулась ему, сведя их жизненные пути, ведь ужиться с ним и притереться мог далеко не каждый. А эта хрупкая восточная брюнетка с удивительной способностью сочетать в себе большую часть добродетелей как-то сразу завладела всем его вниманием. Не то, чтобы он влюбился с первого взгляда. Скорее, был очарован и точеной фигуркой, и терпеливым характером, и необычной внешностью. Полгода назад, когда Этьен понял, что готов променять свою холостяцкую жизнь на совместный быт и семейные вечера, они стали жить вместе, сняв небольшую квартиру недалеко от центра. И, казалось, жизнь стала течь так, как и следовало: размеренно, спокойно и рядом с близким человеком. «Надо будет заказать столик в ресторане на вечер», - задумался Этьен, сворачивая на улицу к серому трехэтажному особняку. Выглядело здание не ново, но от него будто исходили флюиды эпохи ренессанса, разбросанной по всему современному Парижу. Тяжелая деревянная дверь открылась под напором ладони. Внутри смешались запахи бетонных стен, сухой масляной краски и деревянных полов. В стенах эхом отдавались голоса трех рабочих, один из которых, стоя на стремянке, вешал на стену картину. — Так ровно? – спросил он. — Чуть левее, - подсказали снизу. Этьен кивнул головой, будто издалека мысленно соглашаясь, и стал подниматься по ступеням наверх. Ботинки со светлым кантом отбивали четкий ритм по полированным доскам, разрезая тишину галереи – сейчас она еще спала, чтобы уже завтра вновь открыть свои двери перед посетителями и превратиться в гостеприимного и радушного хозяина. На втором этаже Этьен свернул в один из нескольких кабинетов, скрытых от глаз за углом, и чему-то загадочно улыбнулся. Так проходило его очередное утро, со всеми избитыми, но такими родными привычками, плавно перетекая в полдень. — Опаздываешь, Этьен, – немного ехидно заметил светловолосый парень, сидящий за рабочим столом, на котором не мешало бы разобраться. — Попал в пару пробок, – Этьен устроился в широком кресле у окна, немного небрежно откинув полы черного велюрового пиджака, сидящего ровно по стройной фигуре, и закинул ногу на ногу. – Заметил, что подготовка идет вовсю. — Так и есть. Половина первого этажа уже развешена, осталось не так уж и много. Кстати, тут еще одни желающие позвонили, – молодой человек протянул лист бумаги с каким-то текстом и поправил на переносице очки в тонкой темной оправе. – Хотят взять интервью у тебя и этого молодого художника. — Марсель, а, может, ты за меня с ними поговоришь, а? – почти жалобно попросил Этьен, чуть морща нос. — Так, минуточку, - деловито отозвался коллега. – Кто у нас тут хозяин и по совместительству признанный знаток искусства? Я всего лишь организатор всех твоих великих дел, а вот говорить о прекрасном, точнее занудствовать, рассуждая о палитре цветов и прочем – это твоя прерогатива. — Иногда мне кажется, что ты ненавидишь искусство, – усмехнулся Этьен, но не увидел в словах Марселя причин для обиды – он знал его достаточно давно, чтобы не расценивать эти слова как личное оскорбление. — Нет, просто я – рационалист и скептик. — Но мои работы тебе нравились, насколько я помню. — Твои – да. Но в последнее время я вижу только работы начинающих художников, а твои так и пылятся наверху в студии. — Нужно открывать молодые таланты. — Можно подумать, ты у нас полусумасшедший старикан-художник, – засмеялся Марсель, откидываясь на спинку крутящегося стула. – В двадцать семь уже крест на себе поставил. — Просто не вижу необходимости выставляться так часто, – пожал плечами Этьен, достал из кармана пиджака пачку тонких сигарет и покрутил ее в руке. – Ладно, я поднимусь наверх. Как закончат развешивать, позови меня, посмотрим вместе. — Обязательно. Эй, погоди, возьми список вопросов от журнала. Тебе еще нужно продумать на них ответы. — Ах да, конечно. Листок трепетал в его руке от воздуха, пока Этьен поднимался по лестнице на третий этаж. Как всегда предпоследняя ступень скрипнула, и уже в который раз он подумал о том, что надо вызвать мастера ее починить, но в итоге только открыл дверь своим ключом и, оказавшись внутри, отбросил лист куда-то рядом на тумбочку. Он терпеть не мог готовиться к интервью, как студент перед экзаменом. Ведь когда ты выдаешь зачитанный материал, это видно даже невооруженным взглядом. А если говоришь о чьих-либо работах, то должен выдавать это из сердца прямым потоком, ведь только первичное восприятие вещей может быть искренним. Повесив пиджак на вешалку, Этьен расстегнул пару верхних пуговиц на белой выглаженной рубашке, вслед за ними и манжеты на рукавах, поднимая их до локтя и открывая светлую кожу рук со слегка просвечивающимися синими венами на запястьях. Оглядев просторную комнату, он отметил про себя количество света, попадаемого из диагональных окон мансарды. Облака заволокли своей вуалью все небо – ну и бог с ними, сегодня он просто хотел сделать пару набросков, пока позволяет время, потому что завтра на открытии выставки будет явно не до этого. Мишель Тессье, чьи работы сейчас как раз заполняли стены первого этажа галереи, был действительно талантлив, и Этьен заметил это, едва взглянув на его картины в первый раз. Предложение выставки не заставило себя ждать – Этьен просто выпалил его, уже предвкушая, как публика будет хвалить изящество тонких линий и свой особенный стиль пока еще неизвестного художника. Пока еще… До завтрашней выставки. Этьену нравилось открывать в людях таланты, искать их, как крупицы золота среди серого песка, отмывать и подносить на свет, созерцая истинный блеск, еще не тронутый осознанием славы и востребованности. Потому что в этом было чистое стремление делиться красотой с другими. Но чаще всего, к сожалению, оно сменялось другим, покрываясь налетом из человеческих пороков, когда художник теряет в себе самое драгоценное – желание творить так, как хочет его сердце. Наверно, Этьену повезло, что такого не случилось с ним. Просто он не представлял, как сможет подстроиться под кого-то, под чьи-то требования. Он всегда творил от сердца, видел перед собой образы, а потом переносил их на холст, и его работы действительно ценились критиками и простыми любителями искусства. Конечно, он не был настолько популярен, чтобы затмить Богов живописи, но в Париже в богемных кругах пользовался уважением. Именно это помогло обратить внимание на его собственную галерею, в которой он решил организовывать выставки, в основном, именно начинающих художников. Поначалу Этьен предполагал, что его желание будет носить исключительно характер меценатства, но, как оказалось, если найти правильный подход и приложить силы и связи, еще и прибыль. Этьен подошел к мольберту, посмотрел на него, бездумно провел длинными пальцами по чистому холсту сверху вниз и уронил руку. — Нет, сначала кофе, – сказал он вслух, прекрасно зная, что его здесь никто не услышит. Его студия – его крепость, созданная им самим, собранная по кирпичику. Скинув ботинки у стены, он направился по чистому деревянному полу к небольшой кухне, чтобы заварить ароматный черный напиток. Здесь всего по минимуму, только самое необходимое как было и до его переезда. Еще год назад студия была его единственным домом, его миром – рисуешь, когда хочешь, ужинаешь рядом за круглым столом, принимаешь душ и ложишься спать в спальне с минимумом мебели: широкой кроватью и шкафом. Все остальное пространство – для творческого процесса. За все это время даже кофеварка не поменялась. Этьен высыпал немного темных зерен, нажал черную кнопку на панели, напевая себе под нос какую-то услышанную по радио в автомобиле мелодию, откинулся спиной на стену и полез за пачкой сигарет. На узком кухонном столе в небольшой соломенной корзинке лежали свежие круассаны, купленные утром в булочной в соседнем переулке. Снова тетушка Софи постаралась. Этьену было приятно вспоминать пожилую женщину, которая с самого детства нянчила его вместо матери. Когда отец пропадал на работе, здесь в галерее, чтобы обеспечивать им достойное существование, Этьен оставался сам по себе. Точнее нет - с ним оставалась тетушка Софи, добрая тучная женщина, продолжающая баловать его до сих пор. Наверно, именно благодаря ее заботе он не так тяжело переносил отсутствие материнской любви, которой был лишен через год после своего рождения. Протянув руку, Этьен взял один из круассанов и, променяв сигарету на это утреннее воздушное наслаждение, откусил небольшой кусочек, жмурясь от удовольствия. Только круассаны из булочной с говорящим за себя названием «L'harmonie» могли иметь такой вкус – нежный и насыщенный. Кофеварка издала пару пиликающих звуков, оповещая о том, что горячий черный кофе ожидает своего хозяина. Обжигающий горло глоток напитка приятно расплылся в животе. Захватив чашку и круассаны с собой, Этьен возвратился к мольберту, поставил их рядом на раскладной столик и задумчиво оглядел пустое полотно, в то время как начал собирать слегка вьющиеся русые волосы в хвост на затылке. Они слишком густые и легкие, поэтому пара прядей все-таки выбилась, придавая молодому человеку «рабочий» вид. Образ, который он собирался нарисовать, пришел неожиданно. С ним такое всегда происходило: думаешь о чем-то совсем другом и вдруг картинка перед глазами, как калейдоскоп, переворачивается и складывается в новую – то, что скоро он напишет на холсте. Секундное вдохновение, которое Этьен ловил от, казалось бы, самых незамысловатых вещей: будь то блеск снега при лунном свете или удары капель дождя по лужам. В окружающем пространстве часто можно отыскать источник вдохновения, и Этьен никогда не понимал, почему Музами называют людей. Люди могут вдохновить… на поступки? Но не на образы и тем более живопись. И не на портреты. В его картинах никогда не присутствовали люди в полном образе. Почти никогда… Вдруг что-то мягкое и теплое потерлось о его ногу. Этьен опустил глаза, и губы тронула легкая улыбка. Еще одна близкая женщина в его жизни. И, как ни странно, эти две особы женского пола не смогли ужиться вместе в одной квартире. — Марго? Наконец-то ты заметила мое присутствие и соизволила поздороваться? Голубые глаза сиамской красавицы, чуть светлее оттенком глаз ее хозяина, плавно закатились, стоило только ладони Этьена скользнуть по загривку, и довольное урчание донеслось из недр ее мягкого кремово-белого живота. Этьен опустился на колени и почесал ей за ухом. Ласка и внимание – все, что нужно Королеве Марго, как он сам называл ее. У нее был жутко своенравный характер и она не подпускала к себе практически никого, кроме хозяина. Жаль, что они не поладили с Эми. Марго будто подменили, когда она оказалась с ней в одном доме: в первый же день его любимица порвала острыми когтями три платья Эми, опрокинула два флакона с туалетной водой, не считая ярко-красных царапин, которые оставила на коже девушки, когда та пыталась ее успокоить. Поэтому Этьену ничего не оставалось, как вернуть ее сюда, в студию – ведь по большому счету, он проводил здесь половину своего времени, а, значит, Марго останется под присмотром. — Я принес тебе яблоко. Съедим чуть позже. Марго звонко мяукнула, одобряя эту идею. Да, в отличие от других кошек, у нее были изысканные вкусы, и яблоки она считала непревзойденным лакомством. Этьен потянулся за сигаретой на раскладном столике, про которую так и забыл. Сначала она, а потом уже творчество. Прикурил, выпуская дым тонкой струйкой из приоткрытых губ, и подхватил пульт от музыкального центра. Колонки ожили спокойной расслабляющей мелодией, а Марго продолжала ластиться к его руке, забираясь передними лапами на колени. Ко второй половине дня ему удалось набросать эскиз, в основном только потому что он постоянно придирался к самому себе, то и дело ловил себя на мысли, что рисует, просто чтобы не забыть пришедший в голову образ, но рука не порхала над холстом в воздушном или страстном вдохновении. Как-то неправильно… Этьен отложил грифель, посмотрел на неровные легкие линии и недовольно помотал головой. Он не любил делать что-то просто так, без глубоких внутренних порывов, поэтому решил оставить эту затею и приберечь для более плодотворных моментов. Марго снова села рядом, внимательно наблюдая за задумчивым лицом хозяина, а потом резко обернулась и спряталась за его ноги, когда в дверь постучали, и в проеме появилась светловолосая голова Марселя. — Развесили. Посмотришь? Этьен согласно кивнул и, одарив Марго последним поглаживанием по бархатистой шерстке, пошел в коридор, чтобы надеть ботинки. Рабочие скучковались в коридоре, убирая реквизит. Светлые стены галереи уже не выглядели такими пустыми, как еще четыре часа назад. Картины на расстоянии метра в два друг от друга заполняли их безликость. Этьен переходил от одной к другой, придирчиво осматривая, но в итоге обернулся и поблагодарил: — Спасибо, все ровно. Отлично! Марсель подошел к нему ближе и тоже посмотрел на висящую перед ними картину. На ней в стиле модерн были изображены две женских фигуры, будто переплетающиеся друг с другом спиралью. — Мне кажется, или ты какой-то странный в последнее время? – как бы между делом поинтересовался он, косясь на друга и коллегу. Марсель знал его еще со времен старших классов школы, поэтому от его взгляда никогда не ускользало тусклое настроение бывшего одноклассника или вообще его полное отсутствие. — Не знаю, – Этьен пожал плечами и спрятал руки в карманы черных брюк. «Не хочет поддерживать тему», – сделал вывод из этого жеста Марсель, но все равно продолжил: — Удалось сегодня создать какой-нибудь шедевр? — Так, пара набросков. Ничего особенного. Такой ответ он слышал уже пару месяцев. — Может, тебе взять тайм-аут и сконцентрироваться на собственном творчестве, нежели продвижении молодых талантов? Этьен повернулся к нему, в голубых глазах на секунду загорелось согласие, но оно слишком быстро исчезло. — Ты же знаешь, что мне действительно нравится то, что я делаю. — Но прежде всего ты художник, и уже потом владелец галереи и преподаватель, – напомнил Марсель. – Слушай, а может тебе вообще съездить отдохнуть? Вывезти Эми куда-нибудь на морское побережье, побыть с ней вдвоем и набраться вдохновения, ммм? — Если я ей предложу это, она скажет, что не может оставить свою работу на целую неделю. — Но это же всего неделя! — У нее сейчас какой-то важный проект по строительству. Если они сдадут его вовремя, то компания получит выгодный контракт с заказчиком, а ее, возможно, ждет повышение. Не думаю, что она согласится брать отпуск в такой ответственный момент только потому, что мне нужно привнести в жизнь какую-то новую струю, - Этьен улыбнулся одним уголком губ, но в глазах по-прежнему сквозила тоска. «Вот оно! Признался-таки», – победно отметил про себя Марсель. — А если тебе одному съездить? — Выставка, за ней еще одна. И я не могу оставить группы в университете в самом начале семестра… — Ответственность твоя – беда твоя, – голосом католического священника во время исповеди произнес Марсель. – Но я подумаю, чем помочь тебе, сын мой. — Давай постараемся завтра на открытии этой выставки. У Мишеля большое будущее, как и у его таланта, – Этьен похлопал друга по плечу, потом посмотрел на часы. – Так, мне пора. Занятия начинаются через час. Как раз, пока доеду… Он направился к лестнице, чтобы подняться в студию и захватить пиджак и ключи от машины. — Свою Королеву Марго покормил? – окликнул Марсель, и его голос эхом зазвенел в стенах галереи. — Да-да, как же я могу о ней забыть? – засмеялся Этьен, уже огибая второй ярус перил. – Даже если забуду, она непременно напомнит о себе! — Да уж, – усмехнулся коллега, поднимая руку и глядя на вчерашнюю царапину на тыльной стороне ладони. – Не Королева, а Дьяволица. — Майк, вот здесь поправь линию, слишком густо положил слой. Юноша в балахонистой цветной рубашке и узких джинсах кивнул и показал кистью на холст. — Тут? — Да-да, вот эту линию. — Хорошо, сейчас сделаю. Этьен постоял еще минуту, глядя на абрис, но больше не заметил никаких изъянов. Отойдя к широкому окну, из которого падал яркий естественный свет, он прислонился к нему плечом и спрятал за ладонью улыбку. В зале, заставленном мольбертами, царило спокойствие и умиротворение, и в воздухе витали невидимым серпантином творческие флюиды, исходящие от студентов. Этьен чувствовал их даже кожей, и каждое занятие, видя этих юношей и девушек, он мог поспорить, что во время рисования от их фигур исходило светло-серебристое свечение. Они посвятили себя искусству. Еще молодые и пылкие, но преданные своим талантам и желаниям. Когда-то он сам был таким, отрешился от материальных вещей и с головой посвятил себя искусству. Этьен понимал этих студентов так же, как самого себя, он верил в них и стремился научить максимуму тех вещей, которым учился в свое время сам. Он уважал их за стремления, за старание и упорство раскрывать талант в самих себе, развивать его, превращая из бутона в цветок, и радовался даже больше них, когда им в итоге это удавалось. — Этьен? – светленькая девушка небольшого роста махнула ему рукой. – Можно тебя на минуту? Посмотри, пожалуйста, нужно ли сюда добавить тень? Он прекрасно понимал, что они так же уважают его и ценят как преподавателя живописи и просто как человека. А что может быть прекраснее взаимного уважения учителя и ученика? Этьен знал это, как никто иной. — Пусти тень чуть снизу, – огласил свой вердикт Этьен, слегка прищурившись, – Вот сюда. Он провел указательным пальцем по холсту, показывая нужную директорию. Девушка кивнула и поблагодарила, наградив его улыбкой. В кармане завибрировал мобильный, и Этьен поспешно вышел за дверь аудитории, чтобы не мешать студентам. — Эми? — Привет, милый. Я выхожу через пятнадцать минут. У тебя еще занятия? — Да, но я освобожусь, – он сверился с часами, – через двадцать минут. Слушай, ты можешь подъехать к Оперному театру? Я встречу тебя там через полчаса. — Зачем? — Ну, хотел пригласить тебя поужинать со мной, – Этьен убрал за ухо выбившуюся прядь волос. — Свидание? – в голосе Эми послышались игривые нотки. — Хмм, можно и так сказать. Ладно, я побегу. Не хочу оставлять ребят одних. Тогда до встречи? — Да, до встречи. Целую. — И я тебя. Этьен убрал мобильный обратно в карман и толкнул дверь в аудиторию, снова вдыхая в себя приятный запах красок и искренних стараний. Столик в ресторане уже был заказан – именно там он предложил Эми жить вместе, поэтому и этот вечер должен был пройти так же прекрасно, как и полгода назад. И его ожидания не оказались напрасными. После сытного ужина и красного «Шато Лагранж» Этьен чувствовал себя умиротворенным и довольным. Они так давно никуда не выбирались вдвоем, что даже простой ужин казался великолепным романтическим свиданием. И уже лежа в постели и обводя по кругу пальцем худенькое обнаженное плечо Эми, прижавшейся к нему всем телом, Этьен обещал себе, что должен больше внимания уделять их отношениям. — Спокойной ночи? – Эми чуть приподняла голову и дотронулась губами до его подбородка. — И тебе, милая, – Этьен поцеловал ее в висок и прикрыл глаза. Ночь накрывала своим теплым плотным пледом улицы. Фонари спорили с ней, продолжая светить в окна, как ни в чем ни бывало. И их помирило лишь следующее утро, которое как всегда начнется с трех старых привычек: кофе, сигарет и сонливости. — Ммм, какая вкуснотища! – у Марселя даже закатились глаза от восторга. — Что именно? – Этьен заглянул ему через плечо. — Эти тарталетки с мидиями! – тыкая в них пальцем, Марсель продолжать издавать странные звуки, похожие то ли на стоны, то ли на мычание. — Эй, ты потише. Всех гостей распугаешь, – засмеялся Этьен, но не удержался и тоже подхватил одну тарталетку с подноса, отправляя себе в рот. Теперь он понял, почему Марсель так восторгался – закуска была просто невообразимо вкусная. Фуршет получился не очень большим, но изысканным – так, как любил Этьен. Прекрасное в ограниченных количествах, чтобы не пресытиться. Среди гостей на открытии выставки присутствовали знакомые художники, известные и широкой публике, и в узких кругах, ценители искусства, критики и несколько представителей редакций, которых Этьен прекрасно помнил по предыдущим мероприятиям. Они пили шампанское в небольших компаниях и обсуждали висящие на стенах картины, переходя от одной к другой. В целом, все как всегда, незатейливое общение, подпитанное общими интересами. Этьен перевел взгляд на стоящего в конце стола с закусками Мишеля. Черный пиджак явно был ему несколько великоват в плечах, а неуместная бабочка на шее, которую он то и дело дергал, пытаясь хоть слегка освободить горло, чуть съехала набок. Юный художник, еще не понимающий собственного таланта. Этьен отставил пустой бокал из-под шампанского, подхватил новый и направился в сторону паренька. Он протянул ему игристое вино и улыбнулся. — Выпей. — Я не пью, спасибо, – ответил Мишель слегка дрожащим голосом, но в опровержение своим словам почти выхватил у преподавателя бокал и опустошил наполовину одним залпом. — Ну-ну, – усмехнулся Этьен и похлопал его по плечу. – Волнение во время твоей первой выставки – это нормально. Но не думаю, что тебе стоит так уж переживать, потому что судя по тому, что я слышал краем уха от гостей, им нравятся твои работы. Серые глаза Мишеля загорелись надеждой и каким-то странным благоговением. — Правда? «Боже, еще совсем ребенок, неискушенной жизнью», – улыбнулся про себя Этьен. — Слушай, давай-ка я тебя кое с кем познакомлю. Только для начала сними этот пиджак и помпезную бабочку. Посмотри, здесь творческие люди, и они одеты довольно просто. Это же не светский прием. — Что, так ужасно выглядит, да? – поморщился парень, но по одному его виду было понятно, что такое предложение преподавателя было для него облегчением. — Не ужасно, но лучше сними. Мишель завозился с бабочкой, потом практически стряхнул с себя пиджак, откидывая его куда-то в сторону и оставаясь в одной белой рубашке. Признаться, Этьен впервые видел своего студента в таком виде – обычно он одевался достаточно просто, в джинсы и футболки. — Так, а теперь набери воздуха в легкие, – шепнул ему на ухо художник и помахал рукой стоящей неподалеку девушке. – Катрин, можно тебя на пару минут? Улыбка красивой блондинки озарила собой пространство. Она заторопилась к молодому человеку на высоких тонких каблуках и одарила еще одной, не менее ослепительной улыбкой. — Конечно, Этьен. Слушаю тебя. — Познакомься, это Мишель. — Ну, конечно! Юный гений, чья рука написала эти восхитительные картины! Этьен, и где ты только таких находишь? – девушка неожиданно подалась чуть вперед и коснулась губами щеки явно смутившегося парня. — Катрин, несмотря на возраст, уже многого достигла в искусстве, – объяснил Этьен своему студенту. – Многие критики прислушиваются к ее мнению, так что отдаю тебя ей на попечение. Катрин, познакомишь Мишеля с остальными? Он подмигнул девушке, и та понимающе кивнула, тут же подхватывая Мишеля под локоть и уводя за собой. Щеки молодого художника окрасились в яркий, выдающий смущение румянец. — Отдал его на попечение этой вертихвостке? Этьен обернулся на голос Марселя за спиной. — Сколько раз тебе повторять, не разговаривай с набитым ртом, – Этьен отобрал у коллеги тарелку с канапе. – И ее общительность и обаяние, – он сделал особый акцент на этих двух словах, заменяя ими определение Марселя, – помогают налаживать связи. Ты видел еще более общительного человека, чем она? Спорим, за час она сделает Мишеля звездой вечера? — Ага, чтобы потом за это взять свою цену, – многозначительно повел бровями Марсель, снова утягивая с тарелки канапе. — Ну, нравятся ей молодые мальчики. Что в этом такого? — Защищаешь ее. — Нет, просто у каждого свои наклонности. — А по-моему, это извращение – домогаться восемнадцатилетних мальчишек. — Ты сегодня на редкость зануден, – фыркнул Этьен и потянулся к карману брюк за сигаретами. – Знаешь, зачастую человеку необходимо такое внимание со стороны, чтобы воспитывать уверенность в себе. Поэтому не вижу ничего плохого в том, чтобы Катрин придала эту уверенность нашему Мишелю. — Слушай, и как таких преподавателей как ты в университете держат? – засмеялся Марсель, но его подшучивания прервал подошедший к ним мужчина в возрасте с тонкой бородкой и усами. — Этьен, давно не виделись! – он по-отечески обнял молодого человека. – Спасибо, что пригласил старика полюбоваться искусством. — Старика? Кажется, ты преувеличиваешь. Ты еще и молодежь переплюнешь. — Льстишь, не краснея. Мужчину звали Домеником. Этьен знал его еще с детства, так как он был лучшим другом его покойного отца. Этьен до сих пор часто приглашал его на выставки, отсылая по почте приглашения – он прекрасно знал, что Доменику приятно видеть, как сын его друга идет по стопам отца. — Марсель, а ты все не меняешься. Опять с целой тарелкой еды? И куда только все пропадает? – он похлопал молодого человека по худому животу. – Ну, познакомите меня с новыми экспонатами этой прекрасной галереи? Он взял со стола бокал с шампанским и сделал пару глотков. — Конечно, пойдем. Марсель, ты с нами? — Да, составлю вам компанию, пожалуй. — И я тоже, – к ним подошла одна из приглашенных журналисток. — Как раз смогу записать ваши мысли относительно этих работ, Этьен. И таким составом они двинулись вдоль стен с картинами, останавливаясь возле каждой на расстоянии и высказывая свое мнение. Разве что потеряли по дороге Марселя, но Этьен был уверен, что его друг и бывший одноклассник непременно нашел приятную компанию с какими-нибудь закусками. Этьен оказался прав относительно Катрин и Мишеля. Девушка перезнакомила его уже с половиной присутствующих гостей, и парень явно чувствовал себя неловко от такого количества внимания к своей скромной персоне. К вечеру должна была подъехать Эми, чтобы тоже поприсутствовать на открытии выставки, а пока… — Эй, Этьен, – кто-то дернул его сзади за локоть – Марсель. — Да? — Можно тебя на секунду? — Что такое? Хочешь рассказать мне про те вкусные трюфели? – усмехнулся Этьен, откидывая назад волосы. — Да нет. О них позже. Там, наверху, тебя ждут. — Кто? – не понял художник. — Не знаю. Какой-то парень. Я его не видел раньше. Говорит, что ему необходимо с тобой обсудить какое-то дело. — Что еще за дела? У меня тут гостей куча, да и я должен говорить сейчас официальную речь, – Этьен нахмурился. — Я пытался выставить его, но он уперся и говорит, что не уйдет, пока не поговорит с тобой. Мол, это важный вопрос и не займет много времени. — Черт, и кого это принесло? – выругался Этьен и пододвинул к себе хрустальную пепельницу, чтобы затушить сигарету. – На втором этаже, говоришь? — Да, в кабинете. Я увел его от глаз подальше. Мало ли что… — Сейчас вернусь. Ты здесь за главного, – Этьен ткнул Марселя пальцем в грудь и уверенным шагом направился к лестнице. Он расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки и положил руки в карманы зауженных темно-серых брюк. Что за наглость – не понимать того, что человек занят? Толкнув дверь кабинета, Этьен зашел, сразу натыкаясь взглядом на спину стоящего посреди комнаты юноши. Черные волосы спускались ниже плеч, почти доставая до лопаток, передние пряди были затянуты назад тонкой резинкой. На нем были черные узкие брюки и такого же цвета джемпер с капюшоном и широкими рукавами. «Черный нынче так в моде?» – с сарказмом подумал Этьен, потом слегка прокашлялся: — Вы меня спрашивали? – обратился он. Юноша повернулся к нему так резко, будто не ожидал, что помимо него в комнате появился кто-то еще. Этьен чуть прищурился, замечая, что тот был явно не европейцем – восточная внешность и миндалевидные глаза ясно говорили об этом. На мгновение ему показалось, что в лице юноши было что-то знакомое, но он мог поклясться, что видел его впервые в жизни. — Спрашивал, – сказал тот на французском с сильным акцентом, и его темные глаза почти с вызовом остановились на молодом человеке. – Мне нужно с вами срочно поговорить. — Хмм, и в чем же срочность, что вы отвлекаете меня от важных дел, как уже успел сообщить вам мой коллега? – Этьен откинулся спиной на стену и сложил руки на груди, принимая недовольный вид. Юноша сделал два шага навстречу и абсолютно нетерпящим возражений тоном сообщил: — Вы будете моим учителем. С завтрашнего дня. От такой наглости Этьен чуть не подавился воздухом. — Что-то еще? – иронично спросил он, стараясь искриться благосклонностью. — Нет, больше ничего. Во сколько мне завтра приходить? — Позвольте хотя бы для начала узнать, как вас зовут, – Этьен изобразил на лице улыбку. — Можете называть меня просто Наоки. — Что ж… Наоки, – заключил молодой человек, потом сделал пару шагов навстречу юноше так, что они оказались напротив друг друга, и строго отчеканил: – Дверь за моей спиной. Далее – вниз по лестнице и прямо. И, надеюсь, у вас больше не хватит наглости заваливаться ко мне в галерею и заявлять, кем и кому я должен быть. До свидания. Юноша явно растерялся. А чего еще он ожидал? Этьен в жизни ни от кого не слышал и не видел такой откровенной и нахальной беспардонности. — Но я выбрал тебя своим учителем! – повысил голос посетитель к удивлению Этьена – ему казалось, что тот понял, какой дорогой указали идти. Да еще и этот неожиданный переход на «ты». Какого черта он вообще себе позволяет?! — А меня спросить не забыл? – так же на «ты» резко ответил художник, которого уже порядком достала эта ситуация. Через пять минут он должен давать официальное интервью… — Разве ты не преподаешь? Я видел тебя вчера в университете! – юноша чуть ли не сжал кулаки от желания доказать свое. — Вот именно – я преподаю в университете, я не даю частных уроков. Поэтому если тебе так угодно у меня учиться, поступи туда и ходи ко мне на групповые занятия, хотя еще подумаю, прежде чем на это согласиться. — Сколько? — Что? – Этьен нетерпеливо положил руки в карманы. — Сколько ты хочешь за частные уроки? — Тебе не по карману. А теперь, извини, но дорогу я объяснил… — Я никуда не уйду, пока ты не согласишься! – перебил его юноша, решительно меряя взглядом. — Слушай, как там тебя… Наоки, да? Так вот, Наоки. У меня открытие выставки, и я должен быть сейчас внизу, поэтому не заставляй меня применять силу и выйди отсюда сам. Я уже сказал, я не даю частных уроков. Тем более, кому попало. В комнате повисла тишина. Темные глаза юноши буквально врезались в Этьена, который в свою очередь жалел, что из-за вежливости и норм приличия не может выкинуть этого бесстыжего самодовольного мальчишку за шкирку на улицу. — Не оскорбляй меня, – серьезно, но значительно тише выговорил Наоки. – Не заставляй меня разочароваться в человеке, которого я выбрал своим сенсеем. — Да мне все равно, разочаруешься ты или нет. Я тебя вижу в первый и последний раз, – Этьен развернулся и уже направился к выходу, намереваясь закончить несуразный и раздражающий разговор, когда вдруг перед дверью словно из-под земли вырос этот надоедливый Наоки, расставив руки по сторонам и преградив ему путь. — Это еще что такое? – с угрозой в голосе потребовал объяснений Этьен. — Согласись быть моим сенсеем! Пожалуйста! — Соизволил сказать «волшебное слово»? — Этьен де Мони, я хочу, чтобы ты научил меня живописи так, как учишь своих студентов, – вдруг официальным тоном заявил ему юноша. – Я приду завтра к двенадцати. Подумай над ценой. Но я не откажусь просто так. — Да? – Этьен вдруг усмехнулся. – Отлично. Завтра в двенадцать. За один урок – двести евро. Каждый третий урок – экзамен. Провалишь хоть один – полетишь вон из этой галереи. А теперь, надеюсь, дорогу вспомнишь. Адью! Этьен обогнул юношу и дернул дверь, раздраженно выходя в коридор и направляясь вниз к гостям. «Так, надо взять себя в руки. Там же куча народа. Успокойся, выдохни… Забудь…» — Этьен? – окликнула его Катрин, махая рукой. – Наконец-то! Мы тебя потеряли. Молодой человек выдавил из себя улыбку и присоединился к их компании. — Было одно срочное дело, извините. — Ничего, ничего. Ну, приступим к официальной речи? — Да, думаю, самое время. Марсель как-то подозрительно посмотрел на друга, замечая, что тот изрядно нервничал, но ничего не сказал, только покосился на лестницу, ведущую на второй этаж, и увидел спускающуюся по ней темную фигуру. «Странно. И кто это мог быть?» – задал он себе немой вопрос, но его размышления прервал голос Этьена. — Итак, я хочу еще раз поприветствовать вас всех, дорогие друзья, на открытии нашей выставки… Мощеная улица с разбросанными по ее бокам кафе сворачивала налево и перерастала в широкий перекресток. Зонтики всевозможных расцветок и форм стояли, будто вросшие в землю, и деревянные, соломенные, пластиковые и даже металлические столики и стулья ожидали новых посетителей, приглашая устроиться и отведать чего-нибудь незатейливо простого, нежели наоборот, деликатесов. А хотелось просто холодного чая. С молоком. И парой ложек сахара. Наоки ненавидел горький черный кофе. Безразлично относился к простому черному чаю. Но вот зеленый или с молоком – это совсем другое дело. Он свернул в одно из кафе, которое приглянулось в первую очередь почти полным отсутствием посетителей, сел за крайний столик и бездумно взял карту с фруктовыми коктейлями. И зачем? Ведь он хотел чай. — Добрый день, желаете что-нибудь? – девушка-официантка в длинном темном фартуке мило улыбнулась ему. — Да, – Наоки отбросил меню. – Зеленый чай. С молоком, льдом и сахаром. Девушка как-то странно на него посмотрела и осторожно переспросила: — С молоком, льдом и сахаром? Зеленый чай? — Да, вам что-то непонятно? – Наоки и так был раздражен сейчас, а еще когда задают кучу глупых вопросов – это вообще выводит из себя. — Нет, все понятно. Сейчас принесу. Официантка заторопилась выполнять заказ, а Наоки откинулся на спинку соломенного кресла и вытянул ноги. Разговор с этим художником забрал много сил. Да, может быть, и не надо было начинать беседу так прямо, но, черт возьми, ведь этот его коллега сказал, что у Этьена де Мони мало времени и попросил быть предельно кратким. Вот Наоки и выпалил все, уместив в паре лаконичных предложений. Что тут непонятного? Ох уж эти европейцы! Наоки фыркнул вслух. Как бы то ни было, а цели он своей добился. Оставалось только одно «но». Говоря о «любой цене» он никак не думал, что это будет такая цена! Это же просто немыслимо – за одно занятие платить двести евро! Да, де Мони, конечно, знают в богемных кругах и он не первый день пишет картины, но, черт возьми, это грабеж средь бела дня. «Ладно, надо думать, где доставать эти деньги, когда кончатся те, что на кредитке». Наоки вытянул темную прядь волос и стал накручивать ее на палец. Он всегда так делал, когда размышлял над чем-то. Через пару минут девушка принесла на подносе его заказ. Молоко было отдельно в молочнике, лед – в стакане. Наоки хмуро оглядел столпотворение посуды, но ничего говорить не стал. Просто вылил чашку зеленого чая в стакан со льдом, добавил туда молока и пару ложек сахара, потом тщательно перемешал и удовлетворенно выдохнул: вот теперь порядок, прямо как дома, в Японии. Светильники озарили спальню по всему периметру, убивая сумерки. Этьен подошел к окну, задернул светлые шторы и принялся расстегивать пуговицы рубашки. Ноги гудели – он простоял почти весь день, уделяя внимание гостям. — Устал? Он оказался в кругу рук Эми, она прижалась щекой к его плечу. — Немного. — Иди сюда, – она потянула его на широкую постель, заставила сесть и, стянув рубашку, стала массировать плечи и спину. – Насколько я поняла из увиденного, открытие прошло успешно? — Да, довольно хорошо. Думаю, Мишеля заметили. Этьен чувствовал, как по очереди расслабляются его мышцы, и тело снова наливается импульсами энергии. — Ему прежде всего повезло, что ты его заметил. — Он талантлив, но к таланту нужно привлекать внимание, чтобы его увидели и оценили по достоинству. Если картины будут пылиться где-нибудь на чердаке, то вряд ли у них будут зрители. — А твои картины, когда у них будут зрители? — Сначала мне нужно написать что-то новое. — Ты же написал пять картин… — Пять – недостаточно для выставки, – Этьен развернулся и посмотрел девушке в глаза, потом протянул руку и убрал с ее лица прядь темно-каштановых волос. – Ты переживаешь за меня. — Так и есть, – она кивнула, придвинулась к нему ближе и обняла за шею. – Раньше ты рисовал больше. — Нужна свежая волна. Она придет, – Этьен провел пальцами по щеке Эми и, наклонившись, коснулся губами ее губ. – Представляешь, сегодня в галерею ворвался какой-то парень и потребовал, чтобы я был его частным учителем. Этьен упал поперек кровати и утянул Эми за собой. — Потребовал? — Да, именно так. По-другому это и не назовешь. И, кстати, судя по тому, что он назвал меня сенсеем, в нем течет японская кровь. Девушка с любопытством в глазах приподнялась на локте. — Может быть, тебе все же стоит попробовать взять ученика? — У меня много учеников – в университете. — Это другое, – Эми провела пальцем по его груди. – А вообще, я не понимаю, почему ты всегда был так против частный занятий. Многие этим даже на жизнь зарабатывают. Этьен ничего не ответил, только мышцы под ее ладонью заметно напряглись. — Это из-за того, что ты никого чужого не пускаешь к себе в студию? – продолжила Эми после небольшой паузы. — И поэтому тоже. — Не хочешь хотя бы попробовать? — Не хочу, – отрезал Этьен, показывая, что желает закончить этот разговор. – Забудем об этом, ладно? Он одним быстрым движением перевернулся и опрокинул Эми под себя. — Мне кажется, есть более интересные вещи, которыми можно заняться, – он скользнул взглядом к вырезу ее светлой кофточки, скрывающей небольшую, аккуратную грудь, и лукаво улыбнулся. – И более приятные. Эми всегда была хорошей любовницей: безмерно нежной, отзывчивой, гибкой. Этьену нравилось наблюдать, как она будто тает в его руках от наслаждения, а ее темные глаза прикрываются пушистыми ресницами, когда они занимались любовью. Его ласковая девочка… — А если у нас когда-нибудь будет ребенок, ты хотел бы мальчика или девочку? — Что? – Этьен не ожидал услышать такого вопроса, лежа с Эми в постели и перебирая пряди ее волос. Признаться, он редко задумывался о детях, а если это и происходило, то носило скорее гипотетический характер. – Хмм, не знаю. Наверно, мальчика. Хотя, если будет девочка, это тоже прекрасно. — Наверно, у нас был бы красивый ребенок. Говорят, от смешения рас получаются красивые дети. — Он в любом случае был бы самым красивым, – улыбнулся Этьен. – Весь в мамочку. — У нас ведь будут дети? Этот вопрос на какое-то время повис в воздухе. Этьен слегка нахмурился, глядя в потолок, потом как-то пространно пожал плечами. — Я не думал об этом так серьезно. Хотя… – он выдержал паузу, размышляя, – знаешь, я бы хотел ребенка. Но к этому нужно готовиться, морально и материально, так что может года через два-три... Я хочу, чтобы у моего ребенка было все, дать ему по максимуму. — Избалуешь, – тихо засмеялась Эми. — Меня тоже баловали, отец и няня. Считаешь, плохим вырос? – улыбнулся молодой человек. — Нет, думаю, замечательным, – однозначно ответила девушка и удобнее устроилась на подушке. «Интересно, каково это – ощущать себя отцом, чувствовать ответственность за своего ребенка. Повзрослеть самому.» - мысли собирались в сознании Этьена, разбегаясь по самым дальним уголкам и перешептываясь, как заядлые сплетники. Пребывая с ними в диалоге, Этьен и думать забыл про данное сегодня обещание незнакомому юноше.