Рисуя линии жизни

Этьен стоял, прислонившись к перилам веранды, и с наслаждением вдыхал в легкие сигаретный дым – все-таки от этой привычки он никогда не избавится. Но еще больше он наслаждался царящей идиллией. Весна украшала небольшой дворик, купала веранду в косом солнечном свете, а напротив него сидели два любимых человека. Причем, теперь Этьен действительно считал, что их было двое. Прошло две с половиной недели, как Хироки жил с ними, но Этьен настолько привязался к ребенку, будто это были два с половиной года. Несмотря на сложности и собственное неумение, он уже не представлял, что будет, если Хиро кто-нибудь заберет. Этот маленький шалопай, пусть и требовал к себе много внимания, но будто бы еще ближе соединил Этьена и Наоки. И несомненно дарил столько же тепла, сколько и забирал. — А сегодня вы меня совсем-совсем не отдадите няне Софи? – переспросил Хироки еще раз, переводя взгляд с Этьена на Наоки и обратно. — Нет, сегодня же выходной, – Этьен легонько щелкнул мальчика по носу. – Так что у нас впереди еще целый вечер. Утром мы были в зоопарке, так что теперь, после плотного обеда, время отдыха. — Не хочу! – замотал головой мальчик. – Вы же не спите! И я не буду! — Но Хиро… — Папа, ты же сам сказал, что сегодня выходной, – надулся ребенок и прижался к Наоки, сидящему рядом на диване. – Скажи ему! Скажи! — Он твой папа, поэтому решать ему, – помотал головой Наоки, понимая, что у отца должен сохраняться авторитет. Хироки сложил ладошки лодочкой и сделал жалобное лицо. — Ну, пожалуйста, па-па-а-а. Этьен принял вид, будто серьезно размышляет над этим вопросом, и в итоге заключил: — Ладно, в качестве исключения тихого часа сегодня не будет. — Ура-а-а! – закричал Хироки, запрыгивая на диван с ногами и прыгая от радости. – Тогда будем играть. Давайте играть! В футбол. Или догонялки. Наоки, давай! Этьен аккуратно убрал руку мальчика от кофты друга и усадил на место. — Хиро, давай придумаем какую-нибудь более спокойную игру. Помнишь, я говорил тебе, что Наоки нельзя бегать? Ребенок смиренно кивнул головой, а потом поднял глаза на художника и робко спросил: — А почему нельзя? — Так сказал ему врач. — Наоки, ты болеешь? – Хиро снова дернул его за рукав. — Немного, – грустно улыбнулся тот и потрепал мальчишку по голове. – Не беспокойся за меня. Просто давай придумаем какую-нибудь другую игру. Или поиграй с папой. — Нет, я хочу втроем, – Хироки широко улыбнулся. — Ладно, тогда сначала допей свой коктейль, – Этьен протянул ему стакан с фруктовым шейком, и мальчик жадно впился губами в соломинку. Его отросшие волосы перепутались на затылке и стояли торчком. Наверно, летом с такой стрижкой ему будет жарко. – Хиро, может тебя подстричь? Ребенок поднял на него красивые большие миндалевидные глаза и помотал головой. — Нет, когда я вырасту, у меня будут такие же длинные волосы как у Наоки. — Летом же жарко. — У тебя тоже длинные волосы, но ты же не стрижешься. — Не переспорить, – усмехнулся Этьен. – Ты точно пошел характером в дядю: то пушистый как котенок, то упрямый. Наоки улыбнулся и бросил в Этьена лежащую на диване подушку. — Между прочим, у меня замечательный характер, – прокомментировал он. — Помню, как поначалу я думал, что у тебя ужасный нрав, – подначил художник. — Ты бы себя видел и слышал. «Выход – вниз по лестнице», – процитировал Наоки, пытаясь сдержать смешок и слыша, как хихикает Хироки не столько от понимания смысла сказанного, сколько от наигранных интонаций. — Это было прямой реакцией на твое заявление: «Вы будете моим учителем». И вообще, у тебя было тогда такое выражение лица, будто ты считаешь себя наследным принцем. В Этьена полетела вторая подушка. — Ах, так? – усмехнулся он и, кинув сигарету в пепельницу, крикнул ребенку. – Хиро, хватай его! Наоки даже не понял, каким образом его вынесли во двор, опустили на траву и стали щекотать с двух сторон. Звонкой смех Хироки раздавался прямо над ухом, от него не отставал и Этьен. Приходилось извиваться словно змее, умолять, чтобы эти двое прекратили свои пытки. — Ладно, сжалимся, – Этьен сел на траву рядом, пытаясь отдышаться. Хироки тут же забрался к нему на колени, все еще смеясь. — Вы изверги, – Наоки выпрямил спину и расправил задравшуюся кофту. – Но если вы думаете, что я так просто сдамся, то очень ошибаетесь. И он рывком повалил и Этьена, и Хироки на землю, принимаясь щекотать сразу обоих. Больше всех досталось мальчику, потому что он оказался между двумя мужчинами. Смех всех троих залил собой пространство, пока Наоки вдруг не остановился, падая в сторону и держась за грудь. Лицо стало белым, как снег. Хироки, все еще смеясь, схватился за его руку: — Ты сдался! Папа, Наоки сдался! Мы победили! Но его никто не слышал. Этьен сидел в кресле, перебирая в пальцах мягкие волосы Хироки. Мальчик заснул на его коленях еще час назад. Наверно, Хиро совершенно не понимал, что происходило все это время: скорая, больница, люди в белых халатах, запах лекарств и ощущение чего-то плохого. Перед тем, как заснуть, он сонным, уставшим голосом спросил Этьена: — Папа, ведь с Наоки все будет хорошо? Этьену самому хотелось в это искренне верить. За окнами уже был вечер, а Наоки по-прежнему лежал с капельницей и спал после дозы снотворного. Как часто теперь будет так происходить? Как часто страх за любимого человека будет окутывать с ног до головы, ослеплять, жалить? Меланхолию Этьена прервал тихий стук в дверь, и в палату вошла Софи. — Как вы? – она подошла к Наоки и провела рукой по его плечу. — Как видишь, не очень хорошо. Спасибо, что смогла приехать и забрать Хиро. Не хочу, чтобы он мучился и ночевал в больнице, – Этьен погладил мальчика по щеке, чтобы тот просыпался. – Хиро. Хиро? Темные ресницы плавно открылись, и мальчик непонимающе уставился на отца. — Хиро, няня тебя заберет домой. А завтра утром я приеду. Ребенок сжал в кулачках рубашку мужчину. — А можно мне остаться с тобой? — Нет. Ты выспишься в своей кровати, а утром мы увидимся. Думаю, и Наоки уже к этому времени проснется. — Папа, я хочу, чтобы он поправился, – Хироки прижался щекой к груди Этьена. — Он обязательно поправится. Если мы с тобой будем в это верить, – художник улыбнулся, хотя сделать это было сложно. – А теперь иди к няне Софи. Вам пора. — Пойдем, мой хороший, – женщина взяла ребенка за руку, помогая слезть с колен отца, и повела за собой. Дверь тихо закрылась, погружая палату в тишину. Этьен поднялся с кресла, перетащил его ближе к постели и сел, глядя на Наоки. Взял его бездвижную руку в свою, погладил тонкие пальцы. — Ты обязательно поправишься, Нао. Ради нас троих. Ты ведь знаешь, что без тебя я… – он запнулся, закрыл глаза и прижался губами к прохладной руке друга, – я не смогу жить без тебя. Он действительно сказал то, что чувствовал и никогда не решался озвучить при Наоки вслух, опасаясь показать свою слабость. Ведь рядом с ним он должен был быть сильным, опорой, поддержкой. — Не вздумай так говорить, слышишь? – тихий, немного сиплый голос заставил Этьена вздернуть голову. Наоки лежал с открытыми глазами и смотрел прямо на него. – Ты никогда не должен так говорить. — Нао! — Ты считаешь, я смогу прожить оставшееся время, понимая, о чем ты думаешь? – в глазах Наоки стояли слезы. — Прости. Только не волнуйся. Тебе нельзя волноваться, – Этьен прижал его руку к своей груди. – Я больше никогда не скажу этого, клянусь. — Ты слишком долго держался, Этьен. Я не могу больше видеть, как причиняю тебе боль. — Не говори ерунды. — Это так. — Нет! – Этьен вскочил с кресла и уткнулся лицом в плечо друга. – Если ты не хочешь, чтобы я говорил о том, что не смогу без тебя, тогда ты должен жить! Мы найдем какой-нибудь способ. Мы обязательно это сделаем. — Это шантаж, – горько усмехнулся Наоки сквозь слезы. – Ты же понимаешь, что дальше будет только хуже. — Но ты же сам до сих пор не лег в клинику, как говорил доктор Верн, – Этьен заглянул в карие глаза и стер с его щеки влагу. – Он говорил тебе, что нужно пройти обследование и терапию, но ты сам отказывался до сегодняшнего дня. — Потому что хотел дольше быть с тобой и Хиро. — Если хочешь быть с нами дольше, тогда слушай врачей, – настойчиво и твердо сказал Этьен. Они оба молчали, просто смотрели друг другу в глаза, видя во взглядах общие переживания и тревогу. — Хорошо, – наконец, произнес Наоки. – Я лягу в клинику. — Ляжешь? — Да, я обещаю. Этьен слегка нахмурился, будто не верил до конца. — Я честно обещаю, Этьен, – повторил Наоки, окончательно убеждая друга в своих искренних намерениях. — Тогда завтра же поговорим с доктором Верном. Наоки кивнул и прикрыл глаза – снотворное все еще продолжало действовать. Высокий мужчина сидел на стуле напротив Наоки и проводил пальцами по седой бородке. Доктор Верн всегда делал так, когда задумывался или хотел сказать что-то важное. После шести часов всевозможных обследований у Наоки уже голова шла кругом. Он настолько вымотался, будто пробежал кросс по стадиону. — Устал? – будто прочитал его мысли доктор. — Если честно, то да. — Знаешь, я удивляюсь, как ты не попал сюда еще раньше, чем вчера. Наоки посмотрел на мужчину, потом на толстую папку с историей болезни, лежащую на тумбочке. — Почему вы так говорите? — Потому что твое состояние за этот месяц не улучшилось, а, боюсь, наоборот. Доктор Верн достал из папки листы, на которых были снимки УЗИ и стал показывать кончиком ручки, объясняя Наоки на сложном медицинском языке, что произошло еще большее сужение устья легочной артерии. Эти термины Наоки слышал еще давно, просто вдаваться в подробности ему не очень хотелось. Какая разница, что именно происходило с его сердцем, если исход был один. Сложный порок сердца – диагноз, при котором единственный выход – пересадка органа. Но доноры не стояли в очереди, и многие больные ждали своего шанса десятилетиями. Он же ждать не мог. — Вы хотели назначить мне терапию, – Наоки серьезно посмотрел на доктора. – Я согласен. Делайте, что сочтете нужным. Доктор Верн отложил папку, снял очки и убрал их в карман белого халата. — Наоки, все не так просто. Судя по результатам сегодняшнего обследования, я уже не уверен, что эта терапия исправит ситуацию. — Но вы же говорили… – Наоки сжал пальцами одеяло. – Выходит, и сроки стали другими? Ему вдруг стало поистине страшно. Он боялся слышать ответ, но неизвестность пугала настолько же сильно. — Пять месяцев, полгода, – Верн положил руку на плечо своего пациента, будто его жест мог как-то подбодрить. — Ясно, – голос сел. Наоки смотрел на край одеяла в своих пальцах. – Можно попросить вас не говорить об этом Этьену? — Как скажешь. — Спасибо. — Не за что. Это же твое личное дело. Наоки, послушай, что я тебе скажу. Мы в любом случае проведем терапию более усиленными методами. Без этого твое состояние может еще больше ухудшиться. У нас пока есть время. Возможно, за этот период найдется донор… — Он не найдется, – помотал головой Наоки. – Вы же и сами знаете, сколько лет занимают все эти очереди. Я не хочу себя тешить глупыми надеждами. Давайте просто делать то, что мы можем. Сейчас. Я полагаюсь на вас. — Хорошо, – доктор кивнул и, взяв папку, поднялся со стула. – Тогда я пойду к себе в кабинет и пропишу всю последовательность действий и медикаменты, а ты пока отдыхай. Без присутствия хотя бы врача стало совсем тошно. Больше всего Наоки хотел, чтобы сейчас рядом с ним оказался Этьен и он бы смог спрятаться в его объятиях хотя бы на пару минут. Но он сам отправил художника домой к Хироки и в галерею еще утром, строго наказав не возвращаться до вечера, пока тот не разберется со своими делами. Взяв с тумбочки мобильный, он хотел позвонить Этьену, услышать его голос, попросить вернуться в клинику раньше, но так этого и не сделал. Раньше эгоизм всегда выигрывал. Но теперь все поменялось. Будто в нем надломилось что-то, и он, как сломленный росток, медленно увядал. Но мобильный зазвонил сам. Только на экране горело вовсе не имя Этьена, а совсем другое. — Ичиро-сан! – Наоки даже сам не понял, как выкрикнул это имя в динамик телефона. С последнего их разговора, должно быть, прошло месяца четыре. Только вскрик был скорее отчаянный, а не радостный. — Тише, тише, – послышалась добродушная усмешка. – Неужто ты так соскучился? — Мы давно не говорили. Я рад тебя слышать. — Да? Тогда что с голосом? — Я в клинике. — Я знаю, поэтому и звоню. — Знаешь? – не понял Наоки. — Ты недооцениваешь меня, мой мальчик. — Что это значит? — Всего лишь то, что два известных кардиолога: один из Японии, другой – из Франции, общаются между собой. И благодаря хорошим отношениям с первым – я в курсе всего. — Ты что, купил их? — Ну, скажем так, без денег тут не обошлось. — Зачем ты это делаешь? — Чтобы не повторять ошибок прошлого и не оставлять тебя одного. Знаю, знаю, ты сейчас скажешь, что с тобой Этьен, но, при всем уважении к вашей паре, я предпочитаю доверять, прежде всего, самому себе. — Ты никогда не меняешься, – Наоки улыбнулся. – Но я не сержусь на тебя. Значит, получается, ты в курсе всего. — В курсе всего, – на последнее слово был сделан особый акцент. — Ясно, – вздохнул Наоки. – Ичиро-сан, я не буду говорить Этьену о том, что сегодня сказал врач. Наша жизнь поменялась. Его жизнь поменялась. Эми погибла в автомобильной аварии. Оказалось, что она родила от Этьена сына. Хироки сейчас три года, и он живет с нами. — Хироки? — Да, он чудесный мальчишка. Я рад, что Этьен останется не один. — Тебе еще рано говорить о подобном. — Нет, не рано. Повисла небольшая пауза. — Наоки, помнишь, я однажды сказал тебе, что сделаю все, что в моих силах и досягаемости, чтобы ты был жив? — Помню. Тогда ты пришел ко мне в больницу. Я только очнулся после всего, что сотворил с теми таблетками. — Так вот, ты прав, я не меняюсь. — Давай не будем вспоминать прошлое. — Я о настоящем. Ответь мне на один вопрос: если бы тебе представился шанс рискнуть жизнью, где на кону стояла бы эта самая жизнь, что бы ты сделал? — Думаю, в моем случае, уже нечего было бы терять. — То есть, ты согласился бы? — Жить дальше – значит жить с Этьеном и Хироки одной семьей, заниматься любимым делом — моей мангой. Разве от этого можно отказаться? — Так вот, Наоки, напоминаю еще раз: я не меняюсь. Сегодня к тебе зайдет доктор Верн серьезно поговорить. Не теряй шанса. — Что ты имеешь в виду? Я не понимаю. — Я должен бежать. Удачи тебе. Я позвоню на следующей неделе. Ичиро сбросил звонок, а Наоки сидел, глядя на мобильный в руке и его душили слезы: говорить о подобных шансах и ставках было слишком жестоко. — Соберись, – процедил он сквозь зубы, ругая самого себя. – С каких пор ты стал такой тряпкой? Мобильный снова зазвонил. На этот раз – Этьен. — Наоки? Мы с Хиро едем к тебе. — С Хиро? — Да, он побудет с нами до вечера, а потом Софи его заберет. Он соскучился по тебе, и потом, думаю, так мы сможем провести больше времени вместе. — Хорошо, буду ждать вас. «Больше времени вместе… Нет, Этьен, осталось слишком мало. Но я обещаю, что до последней минуты буду делать тебя счастливым,» – Наоки откинулся на подушки и прикрыл глаза. Они пережили вместе много, даря друг другу любовь и тепло – то, чего лишены многие. И этого было предостаточно, чтобы уйти, зная, что прожил жизнь не зря. — Спасибо, Ичиро-сан, – шепнул Наоки в пустоту. – Ты спас меня тогда, когда я даже не подразумевал, что смогу быть так счастлив. Губы тронула легкая улыбка. Больше никаких слез. До самого конца. Два года спустя. Морской ветер трепал волосы, приятно освежая в теплую погоду. Вдали от бетонных улиц, здесь, в тени высоких раскидистых деревьев, было так тихо и спокойно, что слышно даже шорох сухого листа, попавшегося под подошвы замшевых ботинок. Теплая ладошка в руке грела, казалось, само сердце. Этьен присел на корточки и положил на гранитный камень большой букет белых роз. Их лепестки казались белыми и нежными как снег. Стоящий рядом Хироки прижался ближе к отцу. Он здорово вырос и повзрослел за это время, обгоняя своих одногодок в развитии. Темно-каштановые волосы касались плеч, как и у художника. Большие миндалевидные глаза привлекали к себе внимание, и Этьен часто слышал от незнакомых прохожих фразу: «Какой красивый ребенок!». Он не скрывал, что в такие моменты его брала гордость: ведь Хиро был его сыном. — Папа, – Хироки чуть крепче сжал его руку. – Я скучаю по маме. — Верю, – Этьен с грустью посмотрел в светло-карие глаза. – Но такова жизнь, Хиро. Мы не можем вернуть маму. — Я знаю, – вздохнул мальчик и перевел взгляд на белые розы. — И я очень скучаю по Наоки. — Я тоже, – мужчина прижался щекой к виску ребенка и на пару секунд прикрыл глаза. Порыв ветра отбросил в лицо прядь волос. – Я тоже очень по нему скучаю, Хиро. Они стояли перед могилой еще минут десять, разглядывая выбитые на камне буквы и цифры, а потом пошли по аллее к выходу. До кафе, где они собирались перекусить, доехали на такси за пять минут. Этьен помог Хироки вылезти из машины, снова взял его за руку и повел за собой на веранду с белыми столиками и стульями. С нее открывался красивейший вид на море. Хироки тут же вскочил на один из стульев с ногами и, поставив локти на каменную ограду, воскликнул от восторга: — Ух, ты-ы-ы! А мы сходим потом на берег? — Конечно. Неужели ты не помнишь, как был здесь еще маленьким? — Плохо помню, – Хироки пожал плечами и почесал недавно разбитую коленку. За спиной раздался шорох шин по асфальту – остановилось такси. Этьен обернулся, замечая, как задняя дверь машины открылась, и из нее вышел стройный молодой человек в белой футболке и рваных синих джинсах. Темные, стриженные до плеч волосы выбивались из-под светлой шляпы. Хироки обернулся, прослеживая взгляд отца, и расплылся в широкой улыбке. Он резво спрыгнул со стула, чуть не упав и снова не разбив себе колени, и полетел в сторону дороги. — Ура-а-а! Ты вернулся! Молодой человек опустился на колено и поймал Хироки в свои объятия. Его губы окрасила улыбка. — Разве я мог не сдержать обещание? — Я соскучился. — Если бы ты знал, как я скучал. — И папа тоже, – почти с гордостью сообщил мальчик. — И папа? – усмехнулся тот. — Да, он сказал, что очень соскучился. — Значит, соскучился, да? – обратился он к подходящему к ним Этьену и выпрямился. — Не то слово, – художник протянул руку и, поймав тонкие пальцы, притянул к себе и горячо обнял. – Я очень по тебе скучал, Наоки. Как хотелось поцеловать эти манящие к себе губы, но делать подобное при Хироки было слишком рано. — Я люблю тебя, – шепнули ему на ухо. Этьен улыбнулся в ответ и нежно провел рукой по щеке друга. — Зато теперь ты на целых шесть месяцев в нашем с Хиро распоряжении. — Не то слово. За эти три недели стены клиники казались мне клеткой. — Ну, теперь ты на свободе. — Наоки! Наоки! А что там с тобой сделали? — Просто различные обследования, ничего страшного, – молодой человек потрепал мальчика по макушке. – Слава богу, что клиника в Ницце, и не нужно было тратить еще полдня на то, чтобы лететь к вам в Париж. Ну, идем обедать? У меня уже в животе урчит. Сидя за круглым столом, Этьен не мог скрыть улыбки. Наконец-то очередной полугодичный осмотр Наоки завершился, и теперь они снова вместе. Одной семьей. Пусть вдоль груди Наоки теперь и красуется продолговатый выпуклый шрам после операции, но это такая маленькая цена за подаренную жизнь. Как и эти три недели разлуки раз в шесть месяцев. — А давайте закажем мороженое! – Хироки потянулся за десертным меню. — Ты выбирай, а я пока не хочу, – ответил Наоки и перевел взгляд на Этьена. Карие глаза загорелись теплом. – Я так рад, что вы за мной сюда приехали. — Да, как раз навестили могилу Эми, оставили цветы, пока было время. И, в конце концов, я же обещал тебе, что мы как-нибудь обязательно выберемся с тобой сюда, в Ниццу, отдохнуть. — Отдохнуть? — Именно, – загадочно улыбнулся Этьен. — Папа заказал большо-о-ой номер в красивом отеле! – Хироки выдал весь секрет на одном дыхании. – И он прямо у моря, да, па? — Так все было спланировано? – Наоки протянул руку и положил ладонь на запястье друга. — Мы здесь на неделю, – накрыл его пальцы своими Этьен. – Так что отдыхай. Это подарок. — Спасибо, – почти одними губами ответил Наоки. — Клубничное! Клубничное мороженое! – раздался рядом голос Хироки. Он показывал пальцем в десертное меню и чуть ли не облизывался в предвкушении. Пока Хиро носился по берегу, подбирая выброшенные приливом на песок ракушки и складывая их в бумажный пакет, у Этьена и Наоки была прекрасная возможность остаться вдвоем. Они медленно шли вдоль кромки моря. В какой-то момент Этьен взял друга за руку, пользуясь тем, что Хироки был занят своим увлекательным делом. — Когда вернемся, нужно будет записать Хиро в школу. — Время так летит, – Наоки посмотрел в сторону мальчика. — Но разве теперь время имеет значение? – Этьен остановился. Он поднял ладонь Наоки и провел по ней указательным пальцем. – Линия жизни теперь длинная. — Думаю, она изменилась, когда ты ее нарисовал, – от прикосновения художника по коже побежали мурашки волнения. — В нашей жизни все возможно, если очень этого захотеть. Этьен достал из кармана бумажник, где в одном из отделений хранилась вырезка из медицинского журнала: «Французские и японские врачи совместными усилиями впервые в истории медицины совершили операцию по лечению сердца, которая может послужить в дальнейшем отличной альтернативой сложнейшей операции по пересадке сердца. Операция была проведена мужчине в возрасте двадцати семи лет, который страдал серьезным пороком сердца и нуждался в пересадке этого органа. Мужчине грозило просто не дожить до этого момента. Хирурги предложили ему стать добровольцем в новой методике лечения сердца. Один из врачей, проводивших эту операцию, Ёдзи Иссава, утверждает, что подобная практика лечения сердца в будущем сможет стать верной заменой трансплантации этого органа. Спонсор данной операции, ставшей прорывом в современной медицине, пожелал остаться неизвестным...» «Спасибо, Ичиро-сан», – поблагодарил в своих мыслях Этьен. — Ты теперь все время будешь носить это с собой? — Конечно, это как талисман. — Между прочим, на мне опыты ставили, – засмеялся Наоки. – А ты говоришь «талисман»… Но его смех на какое-то время оборвался, когда Этьен поймал его за талию, прижал к себе и поцеловал так, что дыхание перехватило. — Там же Хиро, – шепнул Наоки, томно глядя на любимого. — У Хиро есть увлекательное занятие, о котором ему рассказал дорогой дядя: коллекционировать ракушки. Поэтому ему сейчас не до нас, – улыбнулся Этьен и взял друга за руку, продолжая их неторопливый путь вдоль берега. — Папа! Наоки! Смотрите! Смотрите, какая ракушка! – раздался из-за спины крик Хироки. — Не до нас, да? – усмехнулся Наоки, но Этьен только с улыбкой пожал плечами. Художник поймал бегущего навстречу мальчика, поднял на руки, рассматривая на открытой маленькой ладошке белую ракушку. У нее действительно была необычная продолговатая форма. — Наоки, держи, это тебе, – Хироки передал ее Наоки. – Чтобы ты всегда о нас помнил и был с нами. Наоки с благодарностью посмотрел на племянника, потом в голубые глаза Этьена и улыбнулся. — Теперь я с вами надолго. Обещаю. И они пошли втроем по светлому песку, а морской ветер уносил их голоса куда-то на юг.