Рисуя линии жизни

Три с половиной года спустя. — Эй, маленький, привет, – улыбнулся Наоки и наклонился ниже, прикладываясь ухом к животу Катрин, который теперь был круглым и большим. — Дай руку, – девушка перехватила его ладонь. – Чувствуешь? Это пяточка. Наоки приподнял брови от удивления, действительно ощущая выпуклость. — Правда? — Да, мне доктор показал. — Все протекает нормально? – уточнил Этьен, который сидел с другой стороны. — Все отлично. Так что, пора думать над именем. — Мне кажется, что он родится блондином, поэтому нужно что-нибудь такое легкое, – заключил Наоки. — Его отец темноволосый, так что возможно и сын будет таким же. — Да какая разница, – махнула рукой Катрин. – В любом случае он будет красивым, поэтому и имя должно быть красивым. — А что говорит Поль? — Доверяет мне в этом выборе. Поль был однокурсником Наоки, а теперь еще мужем Катрин и отцом ее ребенка. Девушка так и не изменила своим предпочтениям: Поль был младше ее на семь лет, но, тем не менее, вместе они являли собой прекрасную пару. — По-моему, он тебя слишком балует, – улыбнулся Этьен, делая глоток кофе. — Такую шикарную женщину, как я, и надо баловать. Ну, что мы все обо мне, да обо мне. Как вы сами, мальчики? — Этьен весь в работе в преддверии новой выставки, а я готовлюсь целыми днями к экзаменам. — Но, надеюсь, хотя бы ночи посвящаете друг другу? – захихикала Катрин. — А то, – подмигнул ей Наоки. — А вы никогда не задумывались о том, чтобы когда-нибудь завести ребенка? Ведь мы живем в двадцать первом веке. Столько всего придумано! — Как-то не думали, – пожал плечами Этьен, хотя понимал, что врал самому себе. Он уже давно задумывался о детях, просто не хотел говорить об этом Наоки. Прежде всего, нужно было думать о здоровье друга, и ни о чем другом. Катрин кивнула и перевела разговор на другую тему, видимо, заметив некоторое смятение художника. Через полтора часа, они были вынуждены попрощаться с девушкой, которая обещала навестить их снова в ближайшее время. У Наоки был назначен прием у врача. Его посещения раз в месяц стали уже привычными для Этьена за несколько лет. Но только Наоки так и не смог к ним привыкнуть. Вот и сейчас он ехал рядом на переднем сиденье и был молчалив и напряжен. Так происходило каждый раз по дороге в клинику, и Этьен прекрасно понимал почему: время продолжало утекать сквозь пальцы, напоминая о страшном. Он сам всячески отгонял от себя подобные мысли и старался делать все для того, чтобы отгородить от них и Наоки, но сегодня, когда Катрин спросила их о детях, в очередной раз в сердце что-то кольнуло: если бы с Наоки было бы все хорошо, то было бы гораздо проще думать о будущем. Красный сигнал светофора заставил остановиться. Пользуясь моментом, Этьен положил руку на колено Наоки и успокаивающе погладил. — Катрин идет беременность, правда? – решил он завести разговор, чтобы отвлечь и себя, и друга от меланхоличных мыслей. — Да, очень. Я поскорее хочу увидеть малыша. — Остался всего месяц, так что это событие не за горами. Светофор снова загорелся зеленым, и Этьен вернул руку на руль. — Ты ведь думал про детей, да? Вопрос застал художника врасплох. Притворяться, что он не понял, о чем речь, было бы глупо. — Думал, – признался он. — У тебя будет такая возможность. Из тебя выйдет прекрасный заботливый отец. Ты обязательно должен продолжить род. Этьен непроизвольно нахмурился. — Нао… — Не одергивай меня. Я не говорю чего-то плохого или неразумного. Это вполне рациональные вещи. Цикл жизни продолжается, даже если кто-то и сходит с его пути. — Прекрати. С чего ты вдруг заговорил о детях? На тебя так Катрин подействовала? Наоки молчал какое-то время, глядя в окно. — Я просто сказал то, что сказал. Этьен, мы договаривались жить настоящим, но это не значит, что нужно лгать самим себе. Мы оба прекрасно знаем, что то, что сейчас – это самая настоящая ложь самим себе. Этьен сглотнул тугой ком в горле, крепче обхватил пальцами руль и повернул вправо на парковку. — Приехали, – сказал он после паузы, отстегивая ремень безопасности. Наоки сделал то же самое и уже хотел выйти из машины, но Этьен поймал его за руку, притянул к себе и обнял. – Я никуда не отпущу тебя. Мне плевать, называется ли это ложью или еще как-то. Спустя полминуты он отпустил его и, толкнув дверь, вышел из машины. — Вот твои результаты обследования, – доктор Верн разложил перед собой на столе бумаги и, поправив очки, стал внимательно их изучать. Наоки сидел напротив в кресле, беспокойно отбивая ногой монотонный ритм. В кабинете пахло лекарствами, и этот запах навевал на него непреодолимый страх. — Что там? – спросил он, не выдерживая затянувшегося молчания. Седой мужчина поднял на него глаза и помотал головой. — Никакого прогресса нет, наоборот, регресс. Болезнь продолжает развиваться, и, думаю, пора назначить усиленную терапию. — Какой в ней смысл, если ничего нельзя остановить? Какой смысл оттягивать время? – Наоки отвел взгляд в сторону. — Чтобы жить. Разве ты не этого хочешь? — В моих желаниях нет никакого смысла. — Наоки, депрессия не приведет тебя ни к чему хорошему. — У меня нет никакой депрессии, я просто смотрю правде в глаза. — Тогда давай посмотрим вместе: раз в полтора месяца ты будешь ложиться в клинику на обследование и лечение. Я лично буду твоим лечащим врачом. Сейчас болезнь приобретает такую стадию, когда наблюдение необходимо на более частой основе, чем прежде. И ты должен сам принимать все меры осторожности: никакого спорта, тяжелых нагрузок, переутомлений, стрессов. Тебе даже нельзя носить тяжести. — Я становлюсь слишком похож на инвалида. — Я повторюсь, это меры осторожности. — Сколько еще? – неожиданно задал вопрос Наоки и посмотрел прямо на врача. — Наоки... — Просто скажите сколько. Одну цифру. Доктор Верн вздохнул и провел пальцами по седой бородке. — Если ничего не изменится, то максимум год. Наоки кивнул и сглотнул образовавшуюся во рту горечь. — Спасибо, что говорите правду. — Давай договоримся так: ты подумаешь насчет того, что я сказал. В конце недели мне позвонишь, и мы обсудим детали. Я надеюсь на твое благоразумие. Ты обязательно должен лечь в клинику, иначе процесс может ускориться. — Хорошо, я позвоню вам. — И запомни, никаких стрессов, переутомлений и нагрузок. И вот еще, – врач быстро написал на листке названия каких-то препаратов. – Это список лекарств. Пей четко по инструкции, а последнее - название средства, которое ты все время должен носить с собой – на случай неожиданного приступа. Наоки протянул руку, забирая листок, и только сейчас заметил, как дрожали его пальцы. — Спасибо. — Иди, удачи тебе. — Всего доброго. Этьен как всегда ждал его в коридоре. Поравнявшись, они пошли к выходу. Оказавшись на улице, Этьен прикурил сигарету и посмотрел на молчавшего всю дорогу Наоки. — Что сказал кардиолог? Наоки, видимо, настолько был погружен в свои мысли, что даже ощутимо вздрогнул от голоса друга. Он попытался принять нормальное выражение лица и выдавил из себя улыбку. — Все в порядке. Результаты обследования в норме. Никаких изменений нет, – и пошел к машине, стараясь не встречаться с Этьеном взглядом. — Нао! — Что? Художник догнал его и, поймав за локоть, заставил остановиться. — Ведь ты сейчас говоришь неправду. Карие глаза смотрели на него и будто умоляли замолчать. Белые блики дрожали в зрачках. — Я хочу домой, – отвернулся Наоки, игнорируя предыдущий комментарий. — Нао… — Я сказал, я хочу домой!!! Крик вырвался сам, не спрашивая разрешения. Полный отчаяния и боли. — Прости, – Наоки зажмурился и буквально упал в руки Этьена. Обнял его за талию, спрятал лицо на груди. – Просто давай поедем домой. Прошу тебя. Этьен, гася в себе собственные растрепанные чувства, кивнул. — Конечно. Поехали домой. Наоки сидел по-турецки на постели в их спальне и раскачивался из стороны в сторону. — Доктор Верн сказал, что мне нужно будет лечь в клинику, – наконец, сказал он, не глядя сидящему рядом Этьену в глаза. Художник сдержанно выдохнул. — Когда? — Чем быстрее, тем лучше. Теперь так будет раз в полтора месяца. — А результаты обследования? — Именно поэтому он так и сказал. — Они ухудшились? Юноша кивнул. — Я не хочу ложиться туда. — Но Наоки!.. — Я знаю, что ты скажешь. Но я не хочу ложиться в клинику. Последний раз я был там, когда чуть не покончил собой. И это было ужасно! — Наоки, это необходимо сделать для твоего же здоровья. — С моим здоровьем и так уже ничего не поделаешь. Никаких стрессов, нагрузок и переутомлений, – он скопировал тон доктора. – Еще немного, и он скажет мне не заниматься сексом! — Это тоже относится к физическим нагрузкам. Наоки метнул на Этьена раздраженный взгляд. — Только попробуй еще раз заикнуться о чем-то подобном, и я тебя ударю, – пригрозил он. — Ладно, иди сюда, – Этьен притянул его к себе, прижался щекой к волосам. Теперь Наоки было уже двадцать шесть. На его глазах он превратился из юноши в статного красивого молодого человека. Волосы отросли ниже лопаток, но были все такими же густыми. Все эти годы они были неразлучны. И Этьен по пальцам мог сосчитать их ссоры, которые и ссорами-то трудно было назвать. Он с уверенностью мог сказать, что они были счастливы. Картинная галерея приносила неплохой доход, и в ней все чаще устраивались выставки. Сам Этьен теперь тоже выставлялся не реже, чем раз в год. Наоки по-прежнему занимался мангой, что так же стало приносить неплохую прибыль, хоть и был он популярен только в Японии. С Эми они созванивались несколько раз за все время – поздравить ее с днем рождения и рождеством. Разговоры проходили сдержанно. Сестра Наоки теперь жила и работала в Ницце, поэтому даже случайно встретить ее в Париже не представлялось возможным. Этьен прекрасно чувствовал, что Наоки все еще сильно переживал из-за сестры, но старался не касаться этой темы, чтобы лишний раз не бередить его раны. Три с половиной года, как они вместе. Много или мало? Но когда Наоки вот так прижимался к нему, и Этьен ощущал в руках его стройную фигуру, чувствовал теплое дыхание, время переставало иметь значение. — Я люблю тебя, – шепнул он в темноволосую макушку. — Если я все же соглашусь лечь в клинику, ты будешь меня навещать? Значит, Наоки все еще размышляет, а не сразу отказывается. — Конечно, буду. Можем договориться с доктором Верном, и я даже смогу оставаться с тобой на ночь. — Это было бы замечательно. — Подумай как следует. — Хорошо. Этьен? — Ммм? — Давай сегодня никуда не выходить из дома? — Я могу приготовить ужин. — Давай лучше закажем что-нибудь, чтобы не терять времени. — Не терять времени на что? — Друг на друга. Наоки поднял голову и провел пальцами по щеке художника. — Давай напишем какую-нибудь картину вместе? — Вместе? — Да, ты и я. — Не знаю, что из этого получится, но попробовать можно, – улыбнулся Этьен. – Какой будет сюжет? — Надо подумать. А пока… – Наоки приподнялся и сел чуть выше, чтобы быть с Этьеном на одном уровне. – Иди ко мне. Он поймал его лицо ладонью и накрыл губами губы, принимаясь расстегивать мелкие пуговицы на светлой кофте. Этьен поставил чистый холст на мольберт в гостиной, разложил масло и кисти. — Ну, как, ты придумал сюжет? — Думаю, да. — Что же это будет? — Я думал написать что-то, что могло бы символизировать нас с тобой вдвоем. По китайским традициям – это обычно две летящие бабочки, в Европе – напридумывали много чего, но все кажется банальным. Поэтому я подумал о Японии. — Это связано с традициями? — Скорее с символикой, – Наоки взял одну кисть и посмотрел на ее пушистый кончик. - Цветок апельсина. Мы напишем два цветка апельсина. — Он чем-то похож на орхидею. — Да, есть некоторое сходство. — И что он символизирует? — В Японии он символизирует чистую, верную любовь. — Ты сегодня романтично настроен, – улыбнулся Этьен и, взяв Наоки за запястье, поцеловал в губы. — Так и есть. Ну что, приступим? — Поделим холст на части или как ты хочешь? — Не знаю. Это не имеет значения. Главное не в том, каким выйдет изображение, а что мы в него вложим. Поэтому начинай, как считаешь нужным. — Тогда… – Этьен развернул Наоки за талию спиной к себе, провел по его руке от локтя до запястья, поймал ладонь, держащую кисть. — Помнишь, как мы рисовали, когда я был твоим сенсеем? — Тогда все закончилось тем, что мы занялись любовью в первый раз, – усмехнулся Наоки. — Ну, кто знает, чем все закончится сегодня, – с улыбкой ответил Этьен. – Что ж, приступаем? Наоки уверенно кивнул и расслабил пальцы, чувствуя, как рука Этьена ведет его за собой, словно по жизни. Когда они решили сделать паузу, чтобы отдохнуть, и Этьен принес две кружки ароматного горячего шоколада, Наоки сидел и крутил тонкую кисть, которой они рисовали, в пальцах. — Повесим то, что получится? — Конечно. Может, в спальне или здесь, в гостиной. Мы часто тут с тобой проводим время. — Над камином, – показал рукой Наоки. – А ту картину перевесим на противоположную сторону. — Договорились. Этьен сел на диван рядом с Наоки и пригубил свой горячий шоколад. — Я хочу, чтобы мы видели ее, пока я тут. А потом ты снимешь ее и уберешь. В одно мгновение сладость шоколада превратилась в горечь. — Наоки, зачем ты опять говоришь такие вещи? — Просто я не хочу, чтобы ты больше жил прошлым. Никогда. И у тебя будет свое прекрасное будущее, я уверен в этом. Я видел твою ладонь – у тебя длинная и ровная линия жизни. Этьен посмотрел на свою руку, потом взял ладонь Наоки, раскрыл, изучая тонкие полосы. — Это она? – показал он на одну из них. — Да. — И ты веришь в это? — Верю. — Тогда, – художник вытянул кисточку из второй руки Наоки, посмотрел на ее темно-зеленый кончик и улыбнулся, – я нарисую тебе длинную и ровную линию жизни. Он заметил, как задрожали ресницы Наоки, как приоткрылись его губы. Этьен коснулся кисточкой гладкой кожи на ладони друга и повел прямую тонкую линию практически до самого запястья. Когда он закончил и поднял голову, Наоки все еще смотрел на свою ладонь, а потом обнял Этьена и уткнулся лицом ему в грудь. Плечи дрогнули. Он плакал. — Посмотри, я составил план размещения картин, – позвал Марселя Этьен, чтобы тот ознакомился с проектом. – Мне нужно твое мнение. Блондин отложил плитку шоколада, на которую смотрел жадными глазами, проверяя свою силу воли, и подошел к другу. — Давай посмотрю. Этьен освободил ему стул, а сам закурил сигарету и остановился у окна, выдыхая на улицу сигаретный дым. Дверь приоткрылась, и к ним заглянул Наоки. — А вы по-прежнему в работе. — Трудоголики, что ж поделать, – усмехнулся Марсель, на секунду отрываясь от макета. Наоки скинул сумку на диван и подошел к Этьену, коротко чмокнув в губы. — Поздравляю с успешной сдачей экзамена, – улыбнулся художник. — Спасибо. — Я припас для тебя подарок. — Я же пока только один экзамен сдал. — Ну вот, как раз, чтобы был стимул и дальше учиться на «отлично». У нас с тобой сегодня ужин вдвоем. — В каком ресторане? – Наоки поставил локти на подоконник и тоже выглянул в окно. На улице свежо пахло весной. — Это не совсем ресторан. — А что же тогда? — Ну, мы отправляемся с тобой в небольшое речное путешествие. — Ух ты! За такие подарки я точно готов прилежно учиться! – засмеялся Наоки, но его смех прервал зазвонивший мобильный Этьена. В голубых глазах художника пробежало удивление. — Эми. — Эми? – не поверил Наоки и заглянул в экран мобильного. Этьен ответил и, судя по тому, что он практически ничего не говорил, а только слушал и лоб его хмурился, Наоки сразу понял, что что-то не так. — Что случилось? – торопливо спросил он, когда художник закончил разговор. — Она попала в аварию, сейчас находится в больнице. Очень просит нас скорее приехать. — Нас? — Да, говорит, что ей необходимо нас увидеть и поговорить. — Черт, – Наоки впал в панику. – Значит все очень серьезно! Если она сама не звонила нам почти четыре года, и вдруг решила объявиться. Наоки дернулся, намереваясь куда-то идти, но потом остановился, как будто не мог решить, что ему делать. — Поехали, Этьен! – он вцепился в руку мужчины. – Нам нужно ехать к ней! — Ехать? До Ниццы шесть часов на поезде, а если на машине, то мы приедем только завтра. Нужно лететь самолетом. Марсель, услышав их разговор, тут же схватился за трубку телефона. — Я сейчас позвоню знакомой, которая сможет быстро достать авиабилеты на ближайший рейс. Честно сказать, в какой-то момент Этьен поймал себя на том, что не понимает, что происходит. Все случилось слишком внезапно. Они жили спокойно и мирно, и тут вдруг неожиданный звонок Эми. Они несутся в аэропорт. Летят в самолете. Снова такси и просьба довезти быстрее до нужной больницы. К черту летели все планы. Этьен беспокоился за Эми, но еще сильнее переживал за Наоки, который все это время был как на иголках. «Никаких стрессов и переутомлений,» – звучали в его голове слова доктора Верна. Такси остановилось, и они поспешно вышли и шагнули в раздвижные двери здания. Наоки практически бежал, так что Этьену пришлось поймать его и задержать. — Не беги, прошу тебя. Ты же знаешь, что нельзя. — Мне все равно. — А мне – нет! Наоки даже слегка опешил от такой эмоциональной реакции Этьена, но чуть сбавил скорость. Они подошли к стойке ресепшена, и Наоки буквально закричал: — У вас находится моя сестра, Эми Рюзава! Нам нужно к ней! — Одну минуту, – девушка заглянула в монитор компьютера. – Второй этаж, комната 246. Наоки с огромными от тревоги глазами, скачущим в груди сердцем искал нужную палату. — Должна быть там, – показал рукой Этьен, когда из предполагаемой комнаты вышли двое мужчин в белых халатах. Он подбежал к ним и остановился. – Извините, мы ищем Эми Рюзава. Ее доставили сюда после автомобильной аварии. — Кем вы ей приходитесь? — Я ее брат! – вмешался Наоки. – А это наш близкий друг. Один из мужчин, помоложе, сделал шаг вперед. — Я сожалею, но авария была слишком сильная. Ваша сестра скончалась два часа назад. Сейчас мы оформляем все бумаги. Этьен замер, не смея двинуться. В себя его привел только Наоки. — Как вы можете так договорить?! Она не могла умереть! Не могла! Это я должен был умереть, но не она! – по щекам Наоки струились слезы, всхлипы разрывали грудную клетку. – Она не могла… Не могла… Моя сестра… Этьен прижал Наоки к себе, пытаясь успокоить, но тот его не слышал. — Она умерла, так и не простив меня! Как так случилось?! Я должен был умереть вместо нее! Я… – Наоки задохнулся. – Я не верю… Она… – пальцы так сильно вцепились в кофту Этьена, что ему показалось, что ткань вот-вот порвется. — Нао, – позвал он, чувствуя, как его самого душат слезы. Но тот не ответил, продолжая сжимать рубашку Этьена и всхлипывать, а потом вдруг застонал и буквально повис в руках друга. — Нао? – Этьен заглянул в заплаканное лицо и увидел там такую гримасу боли, что ужаснулся. – Нао! Наоки схватился за грудь и изо всех сил стиснул зубы, чтобы не закричать. Но вместо него кричал Этьен: он звал врачей. А потом перед глазами все потемнело. Он очнулся в светлой палате с приглушенным светом. Солнце уже садилось, окрашивая помещение в оранжевые оттенки заката. Левая рука словно онемела, и из вены на сгибе локтя торчала игла с тянущейся вверх капельницей. Голова кружилась, но он все же повернулся, чтобы оглядеться, и сразу же наткнулся взглядом на Этьена. Художник сидел рядом на больничном стуле, положив голову на согнутые руки на краю постели, и смотрел куда-то в одну точку. — Этьен? – голос казался надтреснутым, и Наоки попробовал прокашляться. Мужчина вздрогнул и тут же обеспокоено повернулся. Голубые глаза были покрасневшими и уставшими. — Нао! Как ты себя чувствуешь? — Не знаю, – признался тот. События, которые заставили его оказаться здесь, стали проявляться в сознании, и в груди снова всколыхнулось волнение. – Эми… — Тише, Нао, – Этьен положил ладонь ему на лоб. – Не нужно сейчас. Тебе снова может стать плохо. — Ее, правда, больше нет? Мужчина тихо кивнул и провел рукой по его волосам. — Пожалуйста, тебе ни в коем случае нельзя волноваться. Ты потерял сознание от сильного приступа боли прямо в коридоре. Доктора вкололи тебе необходимые лекарства и снотворное, чтобы ты отдохнул, но у них нет гарантий, что это не повторится снова в любой момент. — Как я могу быть спокоен, когда моя сестра… – Наоки зажмурился – произнести последнее слово он не смог. – Она же всего на пару лет тебя моложе. Ей было двадцать восемь – такая молодая… Глаза снова наполнились слезами. — Любимый, прошу тебя, – шепнул Этьен и поцеловал в висок. – Я тоже не могу до сих пор в это поверить, но самое главное сейчас – это твое здоровье. — Как парадоксально: мое здоровье… Я знал, что умру. А она была здорова, и простой нелепый случай оборвал все. — Нао, посмотри на меня, – Этьен убрал с его лица прядь волос. – Я понимаю твою боль. Я разделяю ее, ведь она и мне была не чужим человеком. Но я прошу тебя только об одном: не истязай себя. Ты жив – и ты должен жить и бороться до последнего. Ради себя, ради меня. Ради нас. Эми не стало, но если что-то случится еще и с тобой, я… – голос сорвался, перешел на сип. – Нао, пожалуйста… Тонкие прохладные пальцы дотронулись до его руки, несильно сжали. — Этьен, не плачь, умоляю… На самом деле художник даже не заметил собственных слез, а они рисовали дорожки на его щеках. — Я не могу видеть, как ты плачешь, – он стер влагу с щеки друга, коснулся светлой брови. – Я буду бороться, обещаю. Я лягу в клинику, когда мы вернемся в Париж. Ради тебя, ради себя, ради сестры. Только не плачь, слышишь? У меня все разрывается внутри… — Прости, – Этьен взял его руку в свои ладони, сжал и поднес к губам. – Я очень сильно за тебя испугался. Думал, с ума сойду, пока врачи тобой занимались. — Я люблю тебя. — И я тебя, мой хороший, – по губам Этьена скользнула измученная улыбка. – И я тебя. Этьен провел ночь рядом с Наоки, поспав пару часов в кресле рядом с кроватью. Слава богу, что им удалось уговорить врачей отпустить Наоки из больницы, потому что тот не представлял, как сможет находиться здесь дольше. Белые стены, капельницы и неудобная жесткая кровать не просто злили его, а настолько удручали, что Этьен сам согласился настоять на том, чтобы покинуть это место, лишь бы Наоки смог действительно восстанавливаться в более располагающих условиях. Он снял номер в недешевом отеле с двумя большими комнатами, но взял с Наоки обещание, что тот будет вести себя смирно и вести постельный режим до их возвращения домой. Сидя на широкой двуспальной кровати рядом с другом, он позвонил Марселю, чтобы тот заказал им билеты обратно в Париж, потом достал листок бумаги с номером телефона. — Что это? – Наоки посмотрел на написанные от руки цифры. — Мне дали в больнице. Это телефон ее мужа. — Мужа?! — Да. Видимо, многое произошло, пока мы не виделись. — Она вышла замуж и даже ничего не сказала, – Наоки отвернулся, и было видно, как в нем плескалась обида. – Интересно, знают ли родители. — Ваши родители – странные люди. За все годы, что мы с тобой были вместе, они позвонили тебе всего пару раз. Будто ты не их сын, а далекий родственник. — У нас всегда были такие отношения. С Эми они были немного ближе, но только благодаря ей самой. Они не приняли ее решения уехать учиться во Францию, она сама звонила им и хоть как-то поддерживала связь. — Думаю, ее муж уже связался с ними и сообщил о случившемся. Вполне возможно они успеют к похоронам. — Я бы не хотел их видеть там. — Если не хочешь, можем сходить на кладбище после похорон. — Посмотрим, – Наоки положил руку Этьену на бедро и снова отвернулся к окну. – Звони ее мужу. Спроси, когда похороны. Низкий мужской голос ответил через несколько гудков. К удивлению, Этьену не пришлось долго объяснять, кто он такой – каким-то образом Ксавье все знал, в том числе и о Наоки. — Завтра похороны. В двенадцать. И мне нужно будет поговорить с вами по просьбе Эми. — Да, конечно. А ее родители? Они знают? — Я сообщил им только час назад. Они не успеют прилететь, будут позже. — Нужна ли какая-нибудь наша помощь? — Нет, я все сделаю сам. — Хорошо, тогда мы подойдем завтра к двенадцати. Этьен опустил мобильный на кровать. Достал сигарету и подошел к балкону, прикуривая на ходу. — Интересно, что Эми говорила мужу про нас. — Думаешь, нас завтра будет ждать не самый теплый прием? — Мне все равно. Если он попробует что-либо сказать тебе, я все равно не позволю ему этого сделать. — Защитник моей чести, – улыбнулся Наоки и встал с кровати. Он подошел к Этьену и прислонился к дверному косяку напротив, глядя на живописный вид и синее море. – Здесь необыкновенно красиво. — Не понимаю, почему у меня не возникало мыслей отвезти тебя в Ниццу. А теперь мы здесь при таких обстоятельствах. — Мы можем как-нибудь съездить сюда спустя какое-то время? – Наоки жмурился от яркого солнца. – Погулять по берегу. В детстве я всегда собирал ракушки. У меня осталась в Японии целая коллекция. — Обязательно съездим. Этьен подошел к другу, закинул руку ему на плечо и вывел на балкон ближе к перилам. Обнял тепло и надежно. Наоки ничего не говорил. Он просто стоял и чувствовал, как расслабляется и его тело, и сознание. Руки Этьена действительно обладали какой-то скрытой силой – Наоки понял это уже давно. Свежий морской ветер легко трепал кроны деревьев, пока они шли по дорожке кладбища мимо старых и новых надгробий. Наоки нес в руках огромный букет пышных белых роз. Он специально попросил Этьена прийти позже, когда люди уже разойдутся. Ему не хотелось, чтобы кто-то видел его скорбь и слезы, помимо родного и близкого человека. На дорожке показалась высокая фигура идущего им навстречу мужчины. — Ксавье, – шепнул Наоки, всматриваясь в силуэт. Они попросили его встретить их, чтобы не заблудиться. На вид мужу Эми было лет тридцать. Вполне возможно, они были с Этьеном одного возраста. Светлые волосы были зачесаны назад, вид был уставший и вымотанный. Когда он приблизился, Наоки неосознанно напрягся, но тот только лишь пожал им руки и поприветствовал. — Осталось только еще пара человек. Это наши близкие друзья. Все остальные разъехались, – сообщил Ксавье и повел их к могиле. Невысокое надгробие располагалось под раскидистым деревом. Рядом с ним стояли две женщины, мужчина и маленький ребенок. Все были одеты в строгие, черные костюмы. — Наоки, если ты хочешь побыть там один, я попрошу их пока пройтись. Наоки даже не ожидал подобного предложения, но охотно согласился. Когда Ксавье поговорил с друзьями и те согласились отойти, он помахал рукой Наоки и Этьену. Это было больнее, чем он думал – сидеть на корточках рядом с могилой сестры, понимая, что он больше никогда не увидит ее живой. Наоки не мог контролировать слезы: они просто тихо текли по щекам. Глаза Эми на фотографии смотрели ровно на него теплым родным взглядом. «Прости меня, сестренка. Прости за все. Скоро мы будем вместе и я уже никогда тебя не оставлю,» – он стер тыльной стороной ладони влагу с лица и положил цветы на каменную плиту. Ему на плечо легла рука Этьена. — Ты в порядке? Наоки кивнул, поднялся на ноги и прижался к другу, пряча лицо. Ему было все равно, что подумает рядом стоящий Ксавье, лишь бы чувствовать поддержку любимого рядом. Он и сам не заметил, как стал зависим за эти годы: теперь он не знал, как существовать без Этьена не только в минуты радости, но и горя. — Я хочу, чтобы меня похоронили тут, рядом с ней. Этьен молчал, просто гладил его по волосам. Наоки никогда не говорил о смерти столько, сколько за последние дни – с тех пор, как врач сказал ему об ухудшении здоровья. А случившееся с Эми, казалось, окончательно подорвало чувства Наоки. Соглашаться или отрицать, просить не говорить о смерти – Этьен пробовал и то, и другое, но самым действенным по-прежнему оставалось просто обнять и дать почувствовать свою близость. Когда Наоки постепенно успокоился и отстранился от друга, глядя на цветы на могиле, Ксавье подошел к ним ближе. — Хорошо, что вы все-таки приехали. Эми была бы очень рада. — Ты многого не знаешь, – блеклым голосом произнес Наоки. — Я знаю достаточно, чтобы так говорить. Мы были женаты с ней два года. Эми очень хотела увидеть вас обоих. Думаю, она понимала, что умирает. Ее состояние было слишком тяжелым. Я держал ей трубку, когда она говорила с тобой, Этьен. — Она хотела… попрощаться? – хрипло произнес художник. — Думаю, прежде всего, попросить прощения. — Прощения? – Этьен непонимающе помотал головой. – За что? — Подробностей всего, что было между вами, я не знаю. Она только все время говорила, что очень переживает из-за того, что произошло. Эми чувствовала себя виноватой и никак не могла решиться сделать первый шаг, чтобы наладить отношения. Эти слова стали шоком и для Этьена, и для ее брата. — Она говорила еще что-нибудь? – взволнованно спросил Наоки. — Ну, что вы… вместе. Но есть еще кое-что очень важное. Думаю, это ключевой момент, почему она хотела вас видеть, потому что… – Ксавье не успел договорить, как ему в ногу ударилось что-то. Они были настолько увлечены разговором, что даже не увидели, как маленький ребенок отошел от компании взрослых и подбежал к ним. Это был мальчик лет трех, светлокожий, с отросшими темно-каштановыми волосами и изящным миндалевидным разрезом больших светло-карих глаз, явно говорящем о его принадлежности к восточным кровям. — Когда мы пойдем домой? Когда? – спросил он, картавя и дергая Ксавье за брючину. — Хиро, подожди немного, – мужчина взъерошил его волосы на макушке. Этьен с умилением наблюдал за ребенком, который явно плохо понимал, что здесь происходило. А потом его будто настигло озарение. — Это ваш сын? Ксавье поднял на него глаза, прищурился. — Нет, Этьен, – сказал он твердо. – Это твой сын. Художника качнуло. Сердце упало куда-то глубоко. — Что? – во рту пересохло. — Именно о нем хотела сказать тебе Эми. За все годы она так и не набралась смелости сделать это, почему-то считая, что вы ее никогда не простите. И это была ее последняя просьба. Она попросила меня отдать тебе сына, потому что ты его отец. Этьен смотрел на ребенка и не мог ничего сказать. Слова будто потеряли всякий смысл. Как Эми могла скрывать от него такое? — Хиро? – переспросил Наоки, не менее шокированный новостью. – Как его полностью зовут? — Хироки, – Ксавье наклонился и обратился к мальчику. – Хиро, помнишь, мама тебе рассказывала про папу? Ребенок кивнул головой. — Это и есть твой папа. Глаза мальчика округлились, он уставился на Этьена, а потом вдруг широко улыбнулся и кинулся к нему, поймал двумя ручками за ноги и обнял. — Так ты и есть мой папа! У Этьена подкосились ноги. Он опустился на колени, сгреб ребенка в охапку: еще недавно такого чужого, а теперь… Он не знал, как относиться к этому маленькому существу, не знал, что говорить ему и как себя с ним вести. Он даже не понимал до конца, что это его собственный ребенок. Мальчик вывернулся из его рук и посмотрел на Наоки. — Ты – дядя, – засмеялся он. – Дядя Наоки! Он переключил свое внимание на Наоки, так же обнимая, будто давно не видел своих родственников и успел соскучиться. — Я понимаю, что для тебя это, наверно, шок, – обратился к Этьену Ксавье. – Но так уж вышло. Я не думаю, что будет правильным, если Хиро останется со мной, ведь, по сути, я ему никто, хотя и сам принимал роды. — Ты сам принимал роды у Эми? — Так мы и познакомились, – грустно улыбнулся мужчина. – Я врач-акушер. Этьен рассеянно кивнул. — Я не понимаю, почему она ничего мне не сказала. У меня все это время был сын, а я даже ничего не знал! — Я же говорил, она думала… — Все равно! – крикнул Этьен, отдаваясь эмоциям. – Поставь себя на мое место! Через три года тебе сообщают, что у тебя есть сын! — Не вини ее. — Я не виню, просто… – он потерялся. Сел на небольшую каменную скамейку и накрыл голову руками. — Этьен, – родной мягкий голос раздался рядом. Он почувствовал, как рядом садиться Наоки и обнимает его за плечи. – Слышишь меня, Этьен? Легкий кивок головой. — Я знаю, что тебе сейчас сложно. И больно. Даже не знаю, а просто чувствую. Но разве это не благословение? Посмотри на него, на этого чудесного ребенка. Это самое прекрасное, что могла подарить тебе Эми. — Наоки, это не подарок. Это живой человек. Ты понимаешь, какая это ответственность? Я ведь понятия не имею, что такое быть отцом! — Всему можно научиться. А ответственность… Ты никогда не был ею обделен. — Почему ты плачешь? – тонкий высокий голосок заставил Этьена поднять глаза. Он даже не сразу понял, что обращались к нему, потому что не заметил собственных слез. – Мама говорит, что мужчины не должны плакать. Хироки стоял напротив него и щурился от солнца – совсем как Наоки. — Когда хочешь плакать, надо сильно-сильно зажмуриться. Попробуй, – мальчик заглянул Этьену в глаза. – Давай, попробуй. Художник поддался на детскую просьбу. Зажмурился, что было сил, а когда поднял ресницы, карие глаза по-прежнему смотрели на него – прямо перед лицом. — Ну, как? — Легче, – сглотнул Этьен и улыбнулся уголком губ. – Спасибо тебе. — Пожалуйста! Когда мама вернется, я скажу, что научил тебя. Этьен посмотрел в сторону на Ксавье, будто молча спрашивая: «Вернется?». Тот подошел к ним ближе. — Хиро, мамы долго не будет. Поэтому мы с твоим папой поговорим и решим, у кого ты будешь жить. — Думаю, здесь нечего обсуждать, – ответил Этьен. – Я заберу его. — Ты уверен, что это осознанное решение? Это ребенок, Этьен, а не игрушка. Я мог бы усыновить его и... — Я понимаю, – он взял маленькую хрупкую ладошку мальчика в свою руку. – Он мой сын. Даже если я еще до конца не осознал этого сейчас, мне в любом случае предстоит это сделать. Хироки смотрел на него своими красивыми большими глазами, которые искрились чистым доверием и наивностью. — Благословение, – повторил Этьен недавние слова Наоки и улыбнулся. Этьен смотрел в иллюминатор на дымку белых облаков. За полчаса после взлета рядом сидящие Наоки и Хиро уже успели задремать. Мальчик прижался к его боку и только изредка двигался во сне. Наоки же долго боролся со сном, пока его ресницы, наконец, не опустились. Этьен был даже отчасти рад, что остался бодрствовать один, потому что так можно было хотя бы проанализировать последние несколько дней. Это, казалось бы, столь короткое время было напичкано такими глобальными событиями, будто он прожил целую жизнь. Болезнь Наоки, ухудшение его здоровья, смерть Эми и, наконец, это маленькое существо, которое он сейчас аккуратно держал за плечо – его сын. Последнее до сих пор не укладывалось в голове. Конечно, должно было пройти время, чтобы осознать все, но этого времени у Этьена не было. Выбор стоял сразу: забрать ребенка или отказаться от него. Последний вариант был немыслимым. Они провели с ребенком два дня до своего возвращения в Париж. Ксавье отдал все бумаги Хироки, собрал и привез его вещи и игрушки. Этьен боялся, что в первое время мальчик будет капризничать и упрямиться, ведь, по сути, он оставался с чужими людьми, но на удивление тот оказался покладистым и понятливым, с мягким характером и еще ни разу не закатил какой-нибудь истерики, как любят делать маленькие дети, или что-то в этом духе. Хироки будто изначально принял тот факт, что теперь будет с отцом и дядей, и ни капли об этом не сожалел. Теперь так многое изменилось – Этьен понимал это. Ответственность за собственного ребенка – огромное дело, требующее сил и отдачи. Размышлять, был ли он к этому готов, уже не было никакого смысла. Факт оставался фактом. А ведь недавно он признал для самого себя, что у него никогда не будет детей… Теплый воздух коснулся его плеча. Наоки проснулся и придвинулся чуть ближе, глядя на друга из-под ресниц. — Я прервал твои размышления? – улыбнулся он. Потом перевел взгляд на спящего Хироки. – Такое впечатление, будто он всегда знал, что ты его отец. — Дети доверчивы. — Далеко не все. — Я до сих пор не верю в то, что Эми винила себя во всем, и из-за чувства вины все зашло так далеко. — Если честно, я тоже, – Наоки взял правую руку Этьена в свою, погладил его пальцы. – Я думал, она ненавидит меня. — Но все оказалось совсем иначе, - тихо ответил художник и на пару секунд прижался губами к виску друга, пользуясь тем, что Хироки спал. — Теперь нам нужно контролировать себя и свои желания. — При Хиро? Наоки кивнул. — Не думаю, что ребенку будут понятны наши отношения. — Согласен. Но делать вид, что мы чужие друг другу, я тоже не хочу. — Это сложный момент. — Думаю, он будет более сложным, когда Хироки станет подростком. Наоки вздохнул, отвечая молча: «Не заставляй меня напоминать тебе, что тогда у тебя будет уже совсем другая жизнь». В этот момент мальчик зашевелился, открыл заспанные глаза и расфокусированным взглядом посмотрел на Этьена. Наоки тут же отпустил руку друга, убирая ее обратно на колено. — Проснулся? – Этьен погладил мальчика по плечу. — Угу, – Хироки по-прежнему прижимался к отцу, потом сжал ручки в кулачки и потер глаза. – Мама снилась. Она улыбалась и говорила, что счастлива за меня. Этьен и Наоки переглянулись. — Хочешь чего-нибудь попить? — Сок. — Какой твой любимый? – улыбнулся Наоки. — Яблочный. — Да? У меня тоже. Хироки расплылся в улыбке. — А ты покажешь мне человечков? — Человечков? – не понял тот. — Мама рассказывала, что ты рисуешь истории про человечков. Как в мультфильмах. — Мама даже это тебе говорила? – не без грусти в голосе произнес Наоки. – Конечно, покажу. — А еще она говорит, что папа тоже рисует, только по-другому. И я люблю рисовать. — Правда? – спросил Этьен. — Угу. Маме нравится. — Нарисуешь нам что-нибудь? — Хорошо. Только нужны карандаши. Я нарисую тебя, – Хироки ткнул пальцем в Этьена, – и Наоки. — Договорились. Мальчик замолчал, увлеченно выпивая принесенный стюардессой сок. — А где мы будем жить в Париже? — В доме. — Целом доме? – глаза ребенка округлились. — Да, красивом, старом доме, – подогрел его любопытство Наоки. — А где я буду спать? — В своей комнате на втором этаже. — А вы где? — А мы в соседней комнате. — Вы спите там вдвоем? Улыбка Наоки сползла с лица, и он покосился на Этьена. Тот, казалось, опешил не меньше. — Так как у нас только две спальни, нам с твоим папой пока придется ночевать вместе. Зато так у тебя будет целая комната в твоем распоряжении, – выкрутился Наоки, не придумав ничего лучше. — Только не делайте мою комнату как для детей, – поморщился мальчик. – Я уже не маленький. Хироки отстранился от Этьена и прижался лбом к иллюминатору, глядя на облака и синее небо. — Кажется, по характеру, он чем-то похож на тебя, – шепнул Этьен и усмехнулся. — Вообще-то я всего лишь его дядя. Так что, он скорее в отца. Они оба тихо засмеялись. Оказавшись в Париже, Этьен первым делом набрал номер Софи и попросил ее приехать к ним домой. Он не представлял, к кому еще можно обратиться за помощью, но Софи он доверял, и уж тем более, сам ею воспитанный, мог доверить и Хироки. Поставив вещи в гостиной, Этьен первым делом открыл окна, впуская свежий воздух в комнаты. Потом заказал еду на дом, потому что готовить самостоятельно сейчас не хотелось: они порядком устали после дороги. Хироки с нескрываемым любопытством в глазах разглядывал первый этаж дома, держа Наоки за руку и, то и дело, задавая один и тот же вопрос: «А что это?». И Наоки приходилось отвечать, хотя по его виду можно было сказать, что он сильно устал. Лицо было бледным, улыбка несколько вымученной. Нужно было срочно отправить его принять лекарства и отдыхать. Софи не заставила себя долго ждать. Она закрыла за собой двери и расцеловала Этьена в обе щеки. — А где твоя вторая половинка? – улыбнулась женщина, но Этьен приложил палец к своим губам, давая ей знак говорить такие слова тише. – Что случилось? — Наоки, а кто это пришел? – раздался звонкий голос из-за спины. Софи заглянула за плечо Этьена, и ее глаза наполнились тем теплом, с которым она всегда смотрела на Этьена, когда тот был маленьким. — Ой, а кто это у нас такой красивый? К вам кто-то в гости приехал? — Не совсем, – Этьен отступил на шаг назад. – Хироки теперь будет здесь жить. Софи с явным вопросом на лице посмотрела на мужчину. — Расскажу все позже, – ответил художник. – Но я был бы тебе благодарен, если бы ты нам помогла. У нас с Наоки не особо много опыта в воспитании детей. А доверить своего сына я могу только тебе. — Сына?! — Софи, подробности позже, как и договорились. Наедине. Ты можешь присмотреть за Хиро пару минут? Я отведу Наоки в спальню. Ему надо отдохнуть. — Я и сам могу дойти, – засопротивлялся тот, но Этьен его не слушал, а просто взял за руку и повел за собой на второй этаж. — Мне кажется, ты слишком вживаешься в роль отца, потому что даже со мной ведешь себя как с ребенком, - проворчал Наоки, когда они оказались одни в спальне. — Если теперь у нас есть Хироки, это не значит, что я буду уделять тебе меньше внимания. Ты должен больше отдыхать. Давай, ложись, – Этьен подтолкнул друга за плечи к кровати. – Сейчас дам тебе лекарства. — Лучше бы сам лег со мной, – Наоки стянул футболку через голову.– А еще лучше, занялся бы со мной любовью. Мы не делали этого с тех пор, как уехали из Парижа. В его голосе отчетливо слышалась досада. — Не сейчас, любимый, – Этьен подошел сзади, обнял. – Нужно подготовить комнату для Хиро. Он ребенок, дорога вымотала его. — Ладно, тогда иди уже. Как освободишься, приходи ко мне. — Хорошо. Оставшись один, Наоки стянул джинсы и отнес их вместе с футболкой в корзину для грязного белья. Хотелось быстро принять душ и освежиться – он действительно устал и физически, и эмоционально. Горячие струи воды ударили в плечи и грудь. Он с трудом представлял, как они будут жить втроем с Хироки. Конечно, мальчик был замечательным, но все упиралось не столько в самого ребенка, сколько в обстоятельства. Сможет ли Этьен разрываться между болезнью любимого человека и желанием быть хорошим отцом? Да и Наоки не просто девушка, которую можно было бы представить Хироки, как мачеху. Мало того, что он мужчина, так еще и его родственник, который спит с его отцом в одной постели. — Какая-то сумятица, – тряхнул волосам Наоки, отгоняя от себя мысли. – Действительно нужно просто отдохнуть. Наоки сидел на мягком диванчике, который они выносили на лето на лоджию, и рисовал. Недавно он начал новый томик манги и надеялся, что сможет закончить его до конца и увидеть напечатанным. Вечер выдался теплым: он был в одной кофте и широких джинсах. Уже смеркалось, и рисовать становилось все труднее – не хватало света. Поэтому Наоки прищуривался, пытаясь внимательнее вглядываться в линии на планшете. Этот день был не такой сумбурный, как предыдущий. Утром они поехали в магазин покупать для Хироки все необходимое под четким руководством Софи. После этого Хиро остался с няней дома, а Этьен и Наоки еще успели сделать в галерее кое-какие дела, связанные с подготовкой к новой выставке. Света стало совсем мало, сумерки окрасили пространство, и Наоки отложил планшет, подтягивая к себе босые ноги. Рядом раздались тихие шаги, и он обернулся на балконную дверь, рядом с которой стоял Этьен. До этого мужчина целый час укладывал Хироки. — Кажется, уснул, – он опустился рядом с Наоки на диван, закинул одну руку на мягкую спинку и вздохнул. – Не думал, что детей так сложно укладывать. — Может быть, это потому что он не привык спать в этой кровати и комнате. Если честно, то, если бы не Софи, нам бы пришлось туго. — И хорошо, что Хиро ее принял. Обычно дети настороженно относятся к чужим людям. — Он доверчивый, – улыбнулся Этьен, поднимая планшет и глядя на горящий экран. – Продолжаешь историю про Никко? — Да, это будет последний том. — Можно я потом полистаю на планшете? — Конечно, – Наоки придвинулся ближе и положил голову на плечо друга. – Я соскучился. — Я тоже, – художник обнял его и улыбнулся. – Наверно, ты обижаешься, что я стал уделять тебе не так много внимания с появлением Хироки, да? — Вовсе нет. Я очень рад, что теперь есть Хиро. Мне будет на кого тебя оставить. Наоки сказал это, не подумав, и явно не ожидал такой реакции от Этьена. Тот поймал его за плечи так крепко, что наверно остались синяки, посмотрел прямо в лицо. — Наоки, я запрещаю тебе говорить подобные вещи. Слышишь меня? Ты не говорил о них все эти годы, но в последнее время такое впечатление, что ты только и думаешь о смерти! — Не кричи на меня, – Наоки скинул с себя его руки и отвернулся. – Ты разбудишь ребенка. — Прости, – уже более спокойно сказал Этьен. — Не извиняйся. Ты прав. Тяжело, когда тебе постоянно напоминают об этом. Но, Этьен, просто мне никогда не было так… страшно, – Наоки не плакал, просто смотрел перед собой на пол невидящим взглядом. – Страшно, что наступит тот день, когда я потеряю тебя. «Страшно не умирать, а терять любовь?» – поразился про себя Этьен. Сердце екнуло от этих слов. — Нао, – он взял друга за ладони. – Ты знаешь, что ты необыкновенный? И я по-прежнему верю в чудо. — Это глупо. — С каких пор ты стал рационалистом? Наоки придвинулся к нему ближе и обнял за талию. — Помоги мне справиться с этим страхом, – с надеждой попросил он. – Только ты можешь помочь. — Я сделаю все, что в моих силах. И мы ведь нарисовали тебе новую линию жизни, помнишь? — Помню, – улыбнулся Наоки. — И с тех пор, как мы это сделали, наша жизнь действительно изменилась. У нас появился Хиро. Он ведь твой родной племянник. — Мы как настоящая семья, – карие глаза загорелись теплом. — Так и есть. Поэтому давай думать об этом. И мне нужна твоя помощь с Хироки. Иногда я просто совершенно не знаю, что делать. А прошло всего четыре дня, как он с нами. — Мы справимся. Иначе и быть не может. — Мне нравится твоя уверенность, – Этьен провел рукой по бедру Наоки и наклонился к самым губам. – Кстати вчера со всей этой суматохой и нашим приездом мы сразу заснули и кое о чем забыли. — Неужели? – выгнул бровь Наоки. — Именно, – Этьен коснулся губами его щеки, потом уголка рта. Провел ладонью от бедра до колена и снова вверх, пробираясь под ткань кофты. – А теперь я уложил Хироки, так что мы остались вдвоем. И… — И? — И я собираюсь воспользоваться этой возможностью по полной, – усмехнулся Этьен и, вскочив с дивана, подхватил Наоки за талию, унося в спальню. Он уронил свою драгоценную ношу на кровать, склонился сверху и провел ровную черту от лба друга до его подбородка. – Любимый мой… И вместо продолжения слов поцеловал – так, что Наоки чуть не задохнулся от чувств и эмоций, обнимая художника еще крепче, приникая к нему всем телом, вжимаясь бедрами в бедра. — Чертова одежда, – выругался Наоки, пытаясь как можно скорее стянуть с Этьена рубашку. — Когда мы ее покупали вместе, ты говорил, что она мне идет… — Не остроумничай, лучше помоги…и-и… – последний звук вышел более чем странным, потому что ладонь Этьена оказалась под поясом джинсов Наоки и накрыла собой пах. — А ты сегодня быстро, – шепнул художник, находя уже твердый член друга под тканью белья. — Я терпел шесть дней, – шикнул тот и в очередной раз подался бедрами навстречу ладони художника, чувствуя, как в животе начинается кружиться вихрь и… — А что вы делаете? Детский голос разорвал пелену закипающей страсти. Они так резко отдернулись друг от друга, что Наоки заехал локтем Этьену по лицу. — Ах, черт! – выругался художник, хватаясь за щеку. — Не ругайся при ребенке, – грозно шепнул Наоки и сел на кровати, поправляя одежду. – Хиро, мы… Мы с твоим папой… Играли! — Играли? Я тоже хочу! — Хиро, почему ты не спишь? – страдальческим голосом произнес Этьен, замечая, как мальчик толкает дверь и проходит в спальню. — Проснулся и не могу заснуть. Можно я поиграю с вами? — Э-э-э… – Наоки бросил косой взгляд на Этьена. – На самом деле, мы уже устали. И собирались ложиться спать. — Да, малыш. — А во что вы играли? — Мы… Мы щекотали друг друга, – ляпнул Этьен, чувствуя себя полнейшим идиотом. – Хиро, пойдем в твою комнату. Уже поздно, пора спать. — Почитаешь мне на ночь? Мама так делает. — Хорошо, почитаю, – Этьен спрыгнул с кровати и подхватил мальчика на руки. — Нет! – запротестовал тот. – Я хочу, чтобы Наоки тоже пошел с нами. — Ладно, ладно, иду, – согласился Наоки. Он подтянул сползающие джинсы и откинул назад волосы. – Иду с вами. Этьен опустил Хироки на кровать, которая явно была мальчику велика, накрыл по плечи одеялом. — Что будем читать? — Сказку! — Сказку, – повторил Этьен, доставая из стопки одну из книг. Он вернулся к мальчику, сел рядом с ним на кровать, прислонившись спиной к изголовью. — Наоки, иди к нам! – Хироки вскочил на кровати так, что пришлось снова его укладывать, а Наоки не стоять в стороне, а лечь с другого края постели. — Ну, что ж, все готовы? – усмехнулся Этьен и принял важный вид. – Тогда я начинаю. Он старался читать с выражением, но в то же время спокойно, будто сдавал экзамен в начальной школе, и незаметно и сам увлекся детским сюжетом. А когда озвучил последнее предложение, повернул голову к Хироки: мальчик спал, уткнувшись лбом в руку Наоки. Но Хиро заснул не один. Голова Нао тоже склонилась на бок, и по всей вероятности он видел уже десятый сон. Этьен умиленно улыбнулся и тихо отложил книгу на тумбочку. — Отлично, хороший из меня чтец, – шепнул он. Встав с кровати, художник подтянул одеяло к плечам ребенка, выключил ночник и включил торшер, стоящий в дальнем углу комнату. Вернувшись, он аккуратно погладил Наоки по плечу. — Нао? Нао? Никакой реакции. — Наоки? – снова шепнул он, стараясь не разбудить Хиро. Темные ресницы медленно открылись, расфокусированный взгляд непонимающе остановился на Этьене. — Только тссс. Хироки спит. Пойдем в нашу спальню, соня. — Ммм, – протянул тот, хватаясь за руку художника и тут же снова закрывая глаза. Этьену ничего не оставалось, как аккуратно взять друга на руки, словно ребенка, и вынести из комнаты. Он стянул с него одежду, уложил под одеяло и коснулся губами мягких, расслабленных губ. Наоки проснулся от будоражащего ощущения в животе: будто что-то горячее и сладкое разливалось в нем, устремляясь к паху. Странно, ведь никаких снов интимного содержания он не видел. Легкий укус прямо рядом с соском заставил окончательно очнуться и открыть глаза, чтобы обнаружить в области груди светловолосую макушку. И теперь он понял, почему в животе было горячо: рука Этьена уже вовсю ласкала его член. — Приятное пробуждение, – промурлыкал он слегка севшим после сна голосом. Этьен поднял голову и улыбнулся. — Просто я понял, что иначе мы не доберемся с тобой до этого, – сказал он с акцентом на последнем слове и оставил на шее Наоки поцелуй. — Надеюсь, в этот раз ты закрыл дверь? — Не сомневайся. И я проверил: Хиро еще спит. — Тогда… – Наоки зарылся пальцами в его волосы. – Продолжай. Я полностью в твоем распоряжении. Наконец-то снова оказаться так близко друг к другу, что чувствуешь пульс любимого человека. Прерывисто дышать в унисон, и все равно тянуться за поцелуями. Сливаться телами и ощущать, как нарастает шкала наслаждения вдоль позвоночника. Наоки запрокинул назад руку, поймал Этьена за шею и прикрыл глаза от удовольствия, когда губы художника поймали его в нетерпеливом поцелуе. Еще пара глубоких толчков, и Наоки, упершись ладонями в стену над изголовьем кровати, прочувствовал всем телом тот самый фонтанирующий пик удовольствия, к которому каждый раз его приводил Этьен. Грудная клетка тяжело вздымалась, волосы прилипли к лицу. Развернувшись к другу, Наоки опрокинул его на подушки и склонился между ног, чтобы ответить тем же. Долго ждать не пришлось.