Беспокойная ночь
23 июня 2021 г. в 09:10
Я сидел на кухне и пустыми глазами смотрел в одну точку минут десять, пытаясь всё обдумать и хоть немного понять, что происходит, унять дрожь в теле.
Три часа боролся я с температурой у Ника, протирал его холодной водой, давал жаропонижающее, пытался вытащить жар пламенем, и с огромным трудом, но мне всё же мне удалось заставить ползти её в низ. Никита никак не просыпался. Но теперь он хотя бы мог спокойно дышать, и даже, возможно, ему стало лучше. Сейчас температура стояла на отметке «38.1», что было вполне прилично в данной ситуации.
Первый час прошел очень и очень сложно. Температура поднималась чуть ли не до сорока градусов, Ник сильно задыхался, сердце билось очень прерывисто и тяжело, перекачивая огненненую кровь.
Парень сильно потел и, что-то бормоча, метался по кровати и даже иногда вскрикивал. Периодически он с силой сжимал свою руку, оставляя синяки на ней. Я опасался худшего.
Практически не отходил от него, боясь, что вот ещё немного, и маленькая истощённая грудь перестанет подыматься и опускаться, а глаза больше так и не откроются, горячая кровь застынет в жилах мёртвым грузом. Я молился всем духам, каких знал, чтобы он не… Даже думать не хотелось. Но всё же, сейчас ему лучше, я выдохнул с огромным облегчением. Он сладко спал, всё также сжимая мою подушку.
Я провёл ладонями по лицу, снимая напряжение и усталость, развернувшись, я направился обратно в комнату к парню, чтобы вновь измерить температуру.
Шизу сидел в полудрёме рядом с Максом, оперившись на его тёплое пузико, как на подушку, но было видно, что он тоже волнуется за своего хозяина. Совёнок за этот день тоже порядком устал. Он все три часа сидел вместе со мной, иногда дёргая хозяина за волос, в попытке его разбудить. Иногда передавал мне со стола таблетки, мягко вспархивал, хватал в лапки упаковку нужной таблетки и приносил их мне. Снова усаживался на Ника, ухукая и потираясь головой. Казалось порой, будто он плачет, я его понимал.
Хоть мы и были знакомы с ним чуть больше пяти часов, но я почему то чувствовал в нем родную душу, по нему было видно, что он прекрасный и очень добрый человек, которого хорошенько так помотала жизнь. На часах было уже восемь вечера. Кое-как уговорив себя, я оставил Никиту и быстро сходил искупаться и даже заставил себя поесть, а заодно и покормил зверей.
Как оказалось, Шизу был не против не только пшена и каких-то ещё семян, но и мяса, его он уплетал за обе щеки. В конце концов, я открыл ноутбук и засел на несколько часов за универсетеским проектом, периодически проверяя парня.
Оторвался я только в двенадцать ночи, глаза слезились от яркого монитора, а спина ныла от многочасовой неправильной позы креветки. Голова тоже уже начинала болеть от огромной порции информации. Я сохранил файл и захлопнул крышку ноутбука.
Поднявшись, я потянулся в глубоком сладком зевке и с приятным хрустом распрямил спину и широкие плечи, мышцы тихо затрещали наливаясь свежей кровью. Закинув руки за голову, я прогнулся ещё сильней. Голова немного кружилась.
Я подошёл к мирно спящему парню, дотронулся до его лба, жар практически отступил, но всё же был. Ночью он вновь мог возникнуть, или прийти новый приступ. Всю ночь я бы не смог не спать и следить за ним, я ещё раз взглянул на парня, решение само пришло в голову.
Я забрал у него подушку, просунул руки под парнем и осторожно приподнял его, быстро расстилая кровать и укладывая его на простынь, затем стянул с себя майку и лёг рядом. Ник, видимо подумав, что я — и есть отнятая подушка, сразу же прижался, закидывая руку мне на грудь, а ноги на талию, от этого я немного вздрогнул, но ничего не сделал.
Ещё немного поёрзав и приняв удобную позу, он мирно уложил голову мне на плечо и затих, сопя мне в ключицу. Я лишь улыбнулся, если ночью у него опять полезет температура или начнётся приступ с дыханием, то я быстро проснусь. И с этими мыслями я мирно уснул, положив руку парню на голову.
Темноту сна разрезало слишком сильно нагретое тело , которое жалось к груди и тяжело кашляло. Я с трудом открыл глаза, приходя в себя от сна и поворачивая голову к источнику кашля и хрипения. У Никиты вновь поднялась температура, и похоже, снова очень высокая. Я, кое-как отлепив его от себя, скинул ноги с кровати и резко встал, зевая и потягиваясь. В комнате было ещё очень темно, рассвет даже и не думал просыпаться, небо индиго-ультрамаринового цвета, куполом накрывало постоянно бодрствующий город, тяжёлые тучи ползли по небу нескончаемым потоком, угрожая развернуться ливнем.
Я вновь взял градусник и вернулся к парню, сев на диван и кладя градусник под руку Ника. Положив уставшим голову на руку я почти задремал.
— Рома, — Ник наконец немного приоткрыл глаза — Мне холодно, — вновь произнёс парень, пытаясь вдохнуть воздух. — Очень холодно, и болит, — он указал на низ живота. — Сильно. Тяжело, тянет, — слёзы закапали на подушку.
— Сейчас, — сон смыло лядяным потоком, быстро схватив упаковку и, достав капсулу, я протянул ее парню и тут же подал воду.
Парень опустошил весь бокал, потратив на это все скопившиеся силы, и вновь безвольно упал на мокрую простынь.
Взяв телефон со стола, я лёг в кровать. Прижимал Ника к своей груди, стараясь согреть его теплом своего тела. Он же, в свою очередь, как и в прошлый раз, уложил голову на моё плечо, прижимаясь всем телом. Единственное, чем я мог ему сейчас помочь — это согреть трясущююся плоть.
Я посмотрел на экран телефона время было 2:47 ночи. Быстро разблокировав телефон, я набрал номер, прикладывая трубку к уху. Шли гудки, секунд через десять на том конце послышалось «Алло».
— Алло, пап, это я.
— Рома? — в трубке послышался глубокий зевок. — Три часа ночи, что стряслось?
— Пап, у Ника очень высокая температура, она ещё вчера появилась, я пытался её сбить, но всё бесполезно, вечером она немного опустилась, а сейчас опять очень большая.
— Какая она была вечером? - голос отца стал серьёзным.
— Тридцать девять , — ответил я.
— А сейчас сколько?! - на фоне послышалось шуршание одеяла.
— Сейчас скажу, — я осторожно достал термометр и, посветив экраном, проверил столбик. — Пиздец, — тихо выругался я.
— Что там? — обеспокоенно спросил отец.
— Сорок, — ответил я, Ник, похоже чувствуя, что о нём говорят, немного дёрнул головой и снова закашлялся, я лишь гладил его по спине, пытаясь успокоить приступ.
— Черт возьми ! — прошипел в трубку Пётр Николаевич. — Мы будем через полчаса, ждите, — послышались тихие гудки, трубку бросили.
На улице сверкали огни баров и клубов, тусклый ночной пух падал на лицо и плечи парня, и я мог с легкостью его рассмотреть. Майку с него я снял ещё ночью, чтобы он не липла к нему.
Плечи его были очень маленькие, тонкие ключицы припирали в области шеи, тонкая кожа была, как и всегда, бледноватая. Я перевёл взгляд на ладонь, которая невесомо лежала на моём солнечном сплетении, не знаю, что со мной было, может обстановка такая, а может я такой, но они были такие родные и знакомые.
Я осторожно взял руку Никиты, рассматривая её, она была в мелких белесых шрамиках, а область запястья разрезали два огромных, почти зарубцевавшиеся шрамов. Продольные линии светло-розового цвета выглядели довольно болезненно, я нежно погладил их большим пальцем. Рука парня была безумно мягкая.
Я повёл взглядом вверх, возвращаясь к плечам, затем и на лицо, оно было очень уставшим, тёмные круги под глазами и ещё один шрам, тянущийся от уголка правой губы до середины подбородка. Прядь тёмных волос падала на то измученное лицо, её я аккуратно убрал за ухо. И поцеловал парня во влажный от болезни лоб. Боже, что же со мною ?
Звонок трезвонил на весь дом, я отцепил Ника, натянул майку со штанами и побежал открывать дверь. На пороге стоял Пётр Николаевич и Виктория Романовна.
Её милое лицо с пухлыми щёчками было обеспокоено, очки немного запотели, ярко красная помада была быстро наложена на губы и чуть-чуть выехала за контур. На шее у неё висел стетофонендоскоп.
Густые волосы ложились на, такие же как у Ника, маленькие плечи, на которых был большой и тёплый свитер , связаный из белой пряжи вручную. Объёмная, как и её формы, грудь быстро вздымалась вверх и вниз, перекачивая воздух. Похоже они бежали. Рядом стоял такой же запыхавшийся отец.
— Что с Никитой? — бросила Виктория, снимая кроссовки и ставя чемоданчик.
— Сейчас температура так и держится, он говорит, что у него сильно болит голова и жалуется на боль в животе, — я указал на место, куда показывал парень — чуть ниже пупка.
Они с отцом переглянулись. Вика протянула мне большой оранжевый чемодан, приказывая идти к Нику, а сама отправилась в ванную мыть руки.
Я заглянул в тёмную комнату, парень всё также тихо лежал на кровати. Я зажёг свет и поставил чемодан на стол. Через секунду в дверном проёме появились отец и Виктория. От созданного шума проснулся и совёнок. Он сонно открыл глазки и широко раскрыл клювик в зевке, растрёпывая пёрышки.
Тут его глаз наткнулся на гостей. Пернатого сразу как будто подменили, он молнией вспорхнул вверх и даже как будто стал больше. Он широко размахнулся гигантскими крыльями и кинулся на отца и Вику, злобно клокоча и стараясь расцарапать их лица и плечи. Вика замахала руками стараясь его отогнать, а папа пытался поймать его за крылья. Шизу был уже размером с орла, он зло хлестал мощными крыльями, которые горели оранжевым ядовитым цветом на кончиках. Глаза сверкали угрожающим зелёным.
Я стоял в глубочайшем шоке, Макс со скулежом залез к Нику на диван и, забравшись под крылья, вжался в стену. Крик совёнка уже не был простым клокотанием, это был настоящий рёв дикого зверя. Если бы в этот момент не очнулся Ник, то Шизу порвал бы их на маленькие кусочки.
— Шизу! — гулко крикнул Никита, совёнок резко развернул голову. — Иди ко мне, — уже тише добавил парень, вновь ослабевая. И в тот же миг птица успокоилась и, развернувшись, кинулась к хозяину. Сова в полёте обратно скукожилась до маленького пушистого комочка и приземлилась возле Никиты, потираясь о руку и зло смотря в сторону шокированных людей.
Оба вздохнули с облегчением, похоже смерть на сегодня откладывается. Встряхнув головой и поправляя съехавшие очки, Вика, не обращая внимания на шипение совы, подошла ближе и щёлкнула замками чемодана, раскрывая его. Внутри были всякие ампулки, шприцы, таблетки и прочие вещи первой необходимости.
Виктория Романовна — старый друг нашей семьи. Это миловидная женщина сорока трёх лет с выдающимися формами, хотя и очень низкая. Ее рост был примерно метр пятьдесят. Она была рядом с нами всё время, сколько я себя помню, первая ангина, первые ссадины, переломы, когда я падал с дерева и разбитые носы в драке. Она всегда меня успокаивала и поддерживала, лечила мои раны. Многие годы работала врачем , и владела часной клиникой.
— Сколько уже держится температура? — вскрыв ампулу, спросила женщина.
— Со вчерашнего вечера, по-моему с пяти.
— Что случилось перед этим?
— Он упал в обморок.
— Ага, чем лечил?
— Ну, я давал ему несколько раз жаропонижающее и болеутоляющее, — я почесал бровь, пытаясь вспомнить всю массу таблеток, которые я давал парню, чтобы он банально не умер.
— Когда в последний раз давал жаропонижающее?
— Ну часа два где-то назад, — я указал на стол с горой упаковок из домашней аптечки. — Там ещё обезболивающее, — она повернула голову к таблеткам и её глаза округлились почти до размеров Шизу.
— И всё это ты ему скормил?! — в ответ она получила кивок.
Виктория, наводившая что-то в шприце, звонко ударила себя по лбу ладонью, громко вздыхая.
— Господи, а это-то когда появилось? — она указала на крылья парня поворачиваясь к нам с отцом.
Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но понял, что понятия не имею откуда взялись первые и взглянул на папу.
— Первые появились позавчера ночью, а вторые — вчера утром, — ответил за меня отец.
— А почему сразу мне не сказали, ироды вы человечьи?! — крикнула на нас Виктория. — Врачами заделались оба! - она стукнула по столу кулаком, от чего мы вместе с папой вздрогнули и склонили головы как провинившиеся пятикласники, а она грозно глядела на нас.
Вика была наидобрейшей женщиной на свете. Но когда доходило дело до здоровья, а тем более халатного отношения к нему, то тут она готова была порвать отца. Когда я начинал болеть в детстве, то отец пытался вылечить меня сам. И в итоге всё запускалось и за это он часто получал от Вики по шее. А вот теперь и я, как нашкодивший школьник, стоял перед строгим завучем и слушал нотации.
А Вика тем временем, злобно ругаясь на нас, осторожно ввела в вену какое-то лекарство. Спустя несколько секунд лицо парня расслабилось. Дыхание выровнялось, и он перестал метаться на кровати. Виктория развернулась к нам, ещё сильней сводя брови к переносице.
— Боюсь вас огорчить, но это далеко не простуда, — серьёзным тоном обьявила она.
Мы в четыре глаза уставились на неё в немом вопросе. Вика же выкинула пустые ампулы в мусорное ведро и присела на край кровати, сложа руки в замок и кладя ногу на ногу.
— Сейчас я ему вколола сильное обезболивающее вместе со снотворным, — вкрадчиво объяснила девушка. — Как минимум до одиннадцати утра он проспит, а потом я уже не знаю. Часто этот препарат колоть нельзя, иначе мы ему последний иммунитет и желудок угробим, — она сняла очки, потёрла переносицу. — Единственное, что я могу сказать — возможно у него идет воспалительный процесс. Ром, ты говорил, что у него болит низ живота, да? — она перевела взгляд на меня.
— Да, говорил, что сильно.
— А что-то конкретное?
— Ну… — потирая, виски протянул я, пытаясь вспомнить. — Говорил, что тяжело, тянет. Вроде так, только я ничего не понял.
Женщина взволновано закусила губу, печально смотря на парня.
— Ром, мне нужно осмотреть его живот, — я сглотнул ком в горле. Очень нехорошие предчувствия забрались мне в голову.
Я подошел ближе и стащил с кровати поседевшего пса, который до сих пор сидел с шокированной мордой, в глазах несчастного мелькали вьетнамские флешбеки. По-моему он стал заикой.
Шизу, на удивление спокойно, сам слетел с кровати и присел мне на руку, тихо и жалобно ухукая.
— Спасибо, Ромуль, —осторожно уложила парня на спину я отошёл, уступая место Вике Приподнимая низ майки и оголив живот Никиты, женщина осторожно ощупала его. Лицо её было напряжённое.
Воздух в комнате накалился. Мы напряженно ждали. Две минуты прошли как вечность. Я безумно волновался за парня. Капелька пота потекла по краю виска и капнула на пол, как мне казалось, с оглушительным звоном. Напряжение росло с каждой секундой, настенные часы мерзко тикали, капая на мозг. Я не выдержал и рывком поднялся с кровати.
— Ну что там? — неожиданно тихо просипел я дрожащим голосом.
— Ничего хорошего, — женщина встала и вытерла капельки пота с низкого лба. — Нужно ультразвуковое обследование. Так ничего не поймешь, — Вика подошла к столу и захлопнула чемоданчик. — В больницу ему надо, вот и всё, — заключила Виктория. — Документы-то хоть есть у него аль нет?
— Ещё пока не успели сделать, — замявшись, промямлил папа.
— О-о-ой, мама дорогая а, шо-шь мне с вами делать-то, а? — я посмотрел на Вику глазками голодного щенка - Чёрт с вами, давайте в мою клинику его- махнула женщина рукой - Донесёшь его до машины это чудо .
— Спасибо , тётя Викочка, — заулыбался я - Конечно донесу, любименькая — нагнувшись, я обнял женщину, которая заменяла мне мать.
— Ой волчара, ой волчара, — засмеялась Вика, собирая чемоданчик.
— Конечно, — я поцеловал её в щёку и опустил подбородок на её мягкие, пушистые, и волнистые волосы.
— Мы тогда с папой ждём внизу. Главное, спрячь его крылья, — я уверенно кивнул головой.
Входная дверь хлопнула, а я подошёл к спящему парню и провёл по влажным, таким же мягким как у Вики, волосам. Чем-то они были похожи. Такое же милое лицо, мягкие волосы, добрые-предобрые глаза, невинные как у дитя. Мягкие руки. Тёплый голос.
— Что же с тобой случилось-то… — я накинул кончики пледа на Ника, образуя кокон и подхватил на руки. Жаром от него так и пыхало.
Когда я был уже у входной двери, то тут же рядом магическим образом появился Шизу, в сопровождении заикающегося Макса.
— Ну что, поехали, подлечим нашего друга?
Изловчившись, я закрыл дверь и, подумав, что в лифте нас могут увидеть — странная картина: парень везёт в четыре утра большой чёрный кокон, в котором кто-то сипит — я уверенно двинулся в сторону ступенек прямиком к машине.