— Ро-о-ома-а-а! — срывающимся голосом кричал парень, задыхаясь от крика. Солёные слёзы водопадом падали мне на щёки. — Рома, родной, умоляю, открой глаза! — он провёл ладонью по моим грязным и мокрым от крови, снега и слёз волосам.
Спину холодила промёрзшая насквозь земля, вокруг летел пушистый снег, но приближаясь к земле, таял вокруг меня, словно сгорая от огня. Грудная клетка безумно болела, пронзённая чем-то железным, но меня это не трогало.
Сил не было даже вздохнуть. Я мог лишь улыбаться и смотреть на заплаканное и измазанное сажей и землей лицо Никиты, которое было пронизано ужасом.
Он горько плакал, прижимая меня к груди, как в последний раз. Всё вокруг содрогалось от рёва и взрывов, ближайшие деревья горели, превращая снег в воду, которая тут же смешивается с кровью, моей кровью. Я взглянул на свою руку, она тоже была вся в крови, мой живот был разрезан вдоль и гигантская рана сильно кровоточила, в тот же момент я разразился кашлем тоже с кровью. Парень вновь взвыл, не в силах сдерживаться. Где-то рядом завыла стая волков, удваивая крик парня и разнося его по округе.
Хрипло дыша, я опустил взгляд вниз и увидел небольшой и округлённый животик парня. Почему-то это казалось таким привычным и даже не удивляло. С трепетом положив на него ладонь, я мягко засмеялся. Это было что-то родное и очень дорогое мне, я буквально ощущал это кристаллом. Сердце билось спокойно, разливая мягкое тепло по венам. Я никогда прежде не чувствовал такого счастья, огромного и обволакивающего. Такое настоящее и близкое.
Парень наклонился и поцеловал меня в лоб дрожавшими и потрескавшимися губами. Зрение расплылось, а свет уходил куда-то далеко. Единственное, что я теперь слышал, это запуганное клокотание сердца и всхлипы.
— Я люблю тебя, Ром, — зашептал парень, снова капая огненными, как мне казалось, слезами. — Люблю вас обоих, мои солнышки, — парень тоже положил руку на свой живот, поверх моей.
И снова это тепло внутри, я уже зависел от этого чувства, хотя и чувствовал его буквально впервые. Хотелось ощущать его всегда, всю жизнь, каждый момент. Я расслаблено прижался щекой к ласковой ладони любимого человека и, как мог, старался дышать.
Но страшный момент всё-таки наступил. Лёгкие перестали меня слушаться, хриплое дыхание прервалось, темнота заволокла зрение, и рука упала на колено парня. Сердце заломило, но оно продолжило биться, пусть даже судорожно и очень тихо
Никита провёл замёрзшей и трясущейся ладонью по моей щеке, тут же понял, что я не дышу. Зрачки в ужасе сузились. А кристалл щёлкнул тёмно-синими обжигающими искрами, которые пробились даже сквозь тёплую толстовку.
Нехорошее предчувствие сдавило и без того умирающее сердце. Тихий плач создал некое подобие тишины, секунды растянулись на века, за этой тишиной я мог услышать падение снежинок, хруст их кончиков, когда они таяли, слёз я уже не чуял. В следующий момент тишину разорвало в клочья оглушительнам, разносящийся по всей округе рёвом парня. Что-то засвистело сверху, а затем раздался вой ветра и грома. Я кожей почувствовал взрыв. Но даже он не мог перебить рёв Никиты. Я не мог открыть глаз, чтобы взглянуть на то, что творится. Резко всё стихло, оставляя только звенящую пустоту. Последнее, что я услышал это женский крик и хруст костей.
— Ром, — послышался откуда-то голос отца. — Рома, сынок, вставай, — тяжёлая рука легла мне на плечо и слегка сотрясала. Я сонно открыл глаза. Предо мной стоял отец, открывая дверь автомобиля, сзади я мутно видел образ: Вика разговаривала с кем-то.
Я ведь даже не заметил, как уснул по дороге, но что еще интереснее… Что это сейчас было. Я положил руку на свою грудную клетку. Мягкое и уютное ощущение до сих пор теплилось внутри, рядом с сердцем. Такой странный сон, почему Никита плакал, почему он говорил, что любит меня, и что значит обоих… А что важнее — что было с его животом. Он был такой странный, как будто — мысль оглушила, не хуже выстрела в голову — беременный.
— Рома, — уже громче сказал папа, выводя меня из размышлений. — Выходи, нужно Никиту в палату отнести.
— Да, да, — ответил я, всё ещё сонно, так и не отойдя от сна. — Сейчас…
Я смотрел на спящего парня, который буквально секунду назад плакал надо мной во сне. Он тяжко сопел мне в живот и немного дрожал от холода, похоже температура вновь начала утихать. Мои губы сами расползались в мягкой улыбке. Сейчас он казался самым важным на свете. Кристал тихо щёлкнул красной искрой под майкой, настолько невесомо, что это никак не тронуло меня. Я осторожно приподнял его и выйдя из машины, направился к Вике. Та же, в свою, очередь поспешно открывала двери чёрного входа.
— Ром… — еле слышно простонал парень. - где я — он держал руки на низу живота . — Больно… — одними губами промолвил Никита.
— Это Никита говорит? — шокированным голосом спросила Вика, — Он же… — договорить она не успела.
Никита отвернулся от женщины и в тот же миг слёзы огнем опалили мою грудь. Наверное не хотел, чтобы кто то видел его в таком состоянии.
— Проходи, скорее, — она указала на дверь. — Пятый этаж, шестая палата, — я кивнул и взлетел по ступеням вверх, стараясь не сильно тревожить Никиту.
Уже через пару минут я спиной открывал дверь на пятый этаж. Уверенными шагами, стараясь не споткнуться, я быстро прошёл по коридору, глазами ища номер «6» на двери. Дверь оказалась практически в конце коридора..
Открыв дверь в палату , я вошёл в тёмное, приятно прохладное помещение с огромным окном и большой, воздушной белой кроватью, на которую падал предрассветный туманный свет. Подойдя ближе, я осторожно уложил дрожащее тельце на кровать.
Тут же подоспели и папа с Викой.
— Мне нужно минут пятнадцать, — заявила женщина. — Открыть кабинет и настроить машину, потерпите чуть-чуть. Ром, последи за ним, а ты — поможешь мне, пошли.
И тут же все скрылись в коридоре, закрывая дверь и оставляя нас наедине.
— Никит, ты как? — я присел на колени рядом с кроватью, всё такие же слёзные глаза смотрели на меня из-под прикрытых век.
— Больно, — всё что мог прошептать он мне. Жемчужина стекла по бледной коже и тихо приземлилась на кровать.
«Что?! Что мне делать? Чем я могу ему помочь?!» — кричал и метался я внутри себя. Я ругал себя за беспомощность. Но тут решение ярко щёлкнуло искрой. Это было очень опасно, но…
— Ник, Никита, — я взял щёки парня в ладони, пытаясь обратить внимание на себя.
— Никита, — снова зашептал я, когда трясущиеся зрачки остановились на мне. — Никит, я могу попробовать тебе помочь, но тебе нужно лечь на спину и довериться мне, — он смотрел ещё несколько секунд на меня, ища какой-то подвох, но всё же неуверенно кивнул. С кряхтением и стонами, он перевернулся с бока на крылья и рефлекторно подогнул колени.
Я же, дребезжавшими от страха и напряжения руками, стянул свою майку, оголяя торс и кристалл посреди груди, который, активируясь, плевался недовольными искорками. Этой штукой я мог с трудом управлять, но при должном подходе и упорстве всё выходило вполне сносно.
Закинув руки за шею, я потянулся, хрустя всеми костями, и, встряхнувшись, повернулся в сторону ничего не понимающего парня.
— М-да… — протянул я, с тяжёлым вздохом, разматывая бинты с рук. — Давненько я в этом не практиковался.
Потерев ладонь о ладонь и оставив страх и сомнения в прошлом времени, я подошёл к стонущему парню и, как и Вика, приподнял край майки.
Я в последний раз глянул на парня, у которого мелко дрожала нижняя губа. Вновь глубоко вздохнув, я потёр лицо и положил руки поверх живота парня. Меня мелко трясло.
Сомкнув веки и выкинув ненужные мысли, я пустил тёплый, целительный огонь по венам в направлении ладоней. Представил, как они загорелись мягким малахитовым туманом, как оно обволокло нежное и самое незащищенное место у Ника, как начал забирать боль в себя, как согревал его и дарил свои чувства. Как отдавал частичку души. Что-то невесомо щёлкнуло внутри, так тихо и незначительно, что я даже этого не заметил. Малюсенькая, едва заметная красная искорка мигнула и тут же погасла настолько же тихо, как и в прошлый раз, и вновь осталась незамеченной.
Это был очень редкий вид магии. Владели ей только единицы. Сила её заключается в том, что человек как бы сливал две души, забирал боль одного и давал взамен свои эмоции и чувства. У Ника не было ещё своего кристалла, так что я мог с лёгкостью читать его эмоции, а он нет. И, слава звёздам, он не чувствовал всего того, что сейчас перенесу я. Я, закусив губу, поглощал неимоверную боль. Но понимание того, что Нику становится лучше, придавало сил. Я приоткрыл глаз, смотря в окно, в тоже место, что и парень. Из-за края здания поднялась макушка солнца, вот и родился новый день. Я почувствовал нежную ладонь на моём запястии, которая успокаивала лёгкой прохладой. Ещё одна более мощная искра выбилась из зелёного камня на груди, пытаясь привлечь внимание. Никита смотрел на меня удивленными и, в тоже время, безумно благодарными глазами. Кристал нервно подрагивал от перенапряжения, впитывая мысли Ника.
***
«Боль куда-то делась в один момент, а внутри наоборот разливалось нежное тепло. А мягкие ладони на животе приносили желанное расслабление, огонь завораживал своими изумрудными переливами на языках пламени поглощая в гипноз. Взор медленно перетёк на создателя пламени».
«Лицо Ромы очень напряжённое. А непонятная вещь в его груди стреляет голубыми искрами. Рука чуть сильней надавила на живот, и я готов был поклясться, что со мной что-то не так, как будто в низу живота появилось что то новое. Это было до чертиков странно, но в тоже время прекрасно. Как будто сейчас происходило то, что изменит всю мою жизнь навсегда»
***
А огонь всё перетекал и перетекал, метаясь между моими руками и животом Никиты. Боль глухо отдавалась в сердце, перекачивая огонь с чёрной жижей, которая жгла вены, как кислота. Дышать становилось тяжелей, главное чтобы приступ не начался раньше времени. Я молился всем богам, чтобы всё получилось. Как и ожидалось, внутри органа Никиты пошёл воспалительный процесс, но только я не мог понять, что это. Я хорошо знаю анатомию, но вот в слепую понять, что это, я никак не мог. На лбу выступила испарина, вытащить эту гадость было безумно сложно, но у меня всё же получилось. Огонь мягко перешёл в ярко-изумрудный, вытягивая последнюю заразу и, щёлкнув, затух. Я вытер разгорячённой рукой лоб. Капли пота стекали на глаза и шею. Вся спина и торс тоже были мокрые и липкие. Вид у меня был такой, как будто я разгрузить тону зерна вречную. Грудная клетка гулко раздувалась качая огромное количество кислорода.
Тело дрогнуло, в глазах помутнело, все мышцы готовы были сойтись судорогами. Меня мутило. Чтобы не показывать лицо, я опустил его на мягкое, прохладное одеяло, вдыхая запах свежего порошка.
Сзади тихо раскрылась дверь, я, по размеренным, но быстрым шагам, шаркующим на правую сторону из-за больного колена, понял, что это был папа. Никита всё ещё сидел, шокированный от случившегося. И смотрел круглыми глазами на меня.
— Что слу- начал было Петр Николаевич, но мой скрипящий голос быстро перебил его.
— Папа, увкди Никиту пожалуйста, — желудок рвался наружу.
Отец, похоже, всё поняв , поманил парня парня за собой и тихо закрыл дверь.
Я кинулся к раковине, еле успевая, чтобы не заляпать всё вокруг. Угольно-чёрная жижа вышла наружу сгустками, а потом ещё, и ещё. Меня выворачивало наружу и выкручивало внутренности так, как будто там была огромная мясорубка. Вены вновь начало жечь адским огнём. Затылок и виски болели так, как будто по ним били молотками. Глаза словно залили бензином и кинули зажигалку. Тело пульсировало, мышцы покалывало. Сердце то замирало, то снова боролось с умертвляющей всё живое жижей, стреляя так, будто бы хотела наконец остановится. Кашель встряхнул тело, теперь уже брызнула кровь, руки окрасились этой бархатной жидкостью, неприятный привкус железа жёг губы, все мышцы в один момент свело жуткой судорогой. Зубы ударялись друг друга, я был словно на электрическом стуле.
Меня рвануло сперва к правой стене, потом в левую, и по новой. Я сносил всё на своём пути, силясь вдохнуть, острыми когтями царапал свою грудь и горло, кровь тихо капала на пол, все стены были измазаны в ней же. Страшный хрип вырвался из глубин глотки. Зрачки мелко тряслись а глаза налились слезами. Вскинул голову вверх а немом крике к потолку, нитка слюны стекла вместе с кровью и слезами. Кончики пальцев онемели и оледенели, спина громко хруснула, когда я резко вывернулся назад в нечеловеческой позе. Боже, как же плохо. Никогда так отвратительно себя не чувствовал. Со всей дури я ударил кулаком себе по кристаллу, столб искр осветил комнату не хуже лампы, оставляя пропалины на кровати и полах, боль зашкалила до предела. Новая порция крови и чёрной жижи вышла из меня, пачкая и без того испорченную простынь.
Но всё же боль пошла на спад. Я теперь смог вздохнуть. Голова жутко пульсировала, мышцы ныли, а глаза совершено ничего не видели. Ничком я упал на залитую кровью пол и больше не шевелился, силы покинули меня. Хорошо, что Ник не видел меня в таком состоянии. Он бы перепугался до смерти.
Ник? Ник! Его же увел Папа . Надо туда идти, вдруг что-то случится и понадобится моя помощь, а вдруг ему опять станет больно. . Я с огромным трудом дышал забитым кровью носом, надо бы к Вике сходить, главное, чтобы она меня не доломала за испорченную палату.
Встать оказалось почти невыполнимой задачей, пришлось приложить просто титанический труд, чтобы просто подняться.
***
Мягкий огонь только-только перестал полыхать на моём животе, последние нотки боли исчезли вместе с ним. Я с нескрываемым
шоком смотрел на парня, которому, вероятно, сейчас было нехорошо. Он тяжко дышал, опустив голову на кровать. По гладкой спине стекали капельки пота. Я хотел было что-то сказать, как услышал скрип двери. Повернув голову, я увидел Петра Николаевича. Его глаза выражали полное непонимание.
— Что слу- начал было он, но грубый голос парня заскрипел раньше.
— Папа, уведи Ника пожалуйста, — проронил он, краем глаза я увидел железную хватку на простынях, рука парня настолько сильно сжимала ткань, что мелко тряслась, а костяшки побелели. Стоп, он назвал этого мужчину папой? Или мне показалось?
Мужчина поманил меня рукой , я осторожно слез с кровати и кинкл благодарный и сочувствующий взгляд на парня . Последнее, что я видел в щели закрывающейся двери, это искажённое лицо парня, который кинулся к умывальнику. Хлопок двери, и уже за ней спустя пару секунд раздались звуки рвоты. Уже когда мы были в конце коридора, я услышал шум и стоны боли.
Я поднял глаза на Петра. Лицо у него было хмурым, глаза были чуть прикрыты, а брови сдвинуты к переносице, морщины выделялись на смуглом лице, я буквально мог видеть как седеют новые пряди. Он назвал его отцом, возможно ли такое. А почему и нет.
Позади раздался ещё один крик, шум битого стекла и ещё чего-то. Звуки падающих обломков рассыпались крупой по зданию, отдаваясь эхом в стенах коридора. Что же там происходит?
— Эх, Ромка-Ромка… — пробасил мужчина.
— С ним всё будет хорошо? — тихо прошептал я , мужчина глубоко выдохнул, боль неприятной молнией резанула по лицу, было видно, что он тоже очень беспокоится за Рому.
— Если честно, не знаю, это трудная магия, — он опустил голову. — Из всех, кого я знаю, ей владеет только Рома.
— А что это за магия?
— Я не могу это точно объяснить, но смысл в том, что человек выкачивает болезнь с помощью магии огня. Он поглощает её в себя, человек выздоравливает, а лекарь получает тяжёлую отдачу, по мере болезни. Чем она опасней, тем отдача больше. Человек может даже умереть от этого, — на последней строке его голос предательски дрогнул.
Я затих, погружаясь в свои мысли. А вдруг он и правда умрёт, тогда получается это я его убил. А ведь он меня всего один день знает, а уже на такое пошёл, это ведь неправильно.
Пётр открыл дверь и мы оказались в такой же тёмной комнате. Горел лишь приглушённый свет, создавая полумрак. За монитором возле кушетки сидела милая женщина с белыми волосами. Она повернула голову в мою сторону и улыбнулась.
— Никит, можешь показать место, где болит? — обратилась ко мне женщина.
— Если честно, сейчас ничего совершенно не болит.
— В каком смысле? — уставились на меня глаза сквозь стёкла очков.
— Это Ромка, — гулко отозвался Пётр из тёмного угла. Он стоял, опираясь на стенку, скрестив руки на груди. Лицо женщины исказилось он страха и обеспокоиности. Через открытое окно холодный утренний ветер морозил кожу. Небольшая роса уже скопилась на моих перьях.
— Петь, прикрой окно, — блондинка легко смахнула росинки с керамического стола. — Холодно ещё.
Мужчина ничего не ответил, а лишь тенью прошёл к окну и беззвучно его закрыл.
— Тебя сейчас что-то ещё беспокоит?
— Не особо. Только голова сильно болит, и спать хочу.
— Тогда ладно, — женщина поднялась с кресла и поманила меня за собой ладонью. — Я проведу тебя в палату, а завтра тогда уже начнём обследование, тебе нужно хорошенько отдохнуть, да и нам тоже, нам тоже - она зделала паузу оглядываясь на мужчину - не помешает. — глубокий выдох завершил предложение.
Я послушно махнул головой и направился за женщиной, а Пётр остался в темноте комнаты.
— А что с Ромой?
— Тебе потом всё объяснят, договорились?
Я затих, вспоминая стоны и крики парня, грохот как будто что-то разбили, и далеко не раз. И этот огонёк. Что всё это было… И что теперь будет дальше? Я слишком сильно хотел спать, чтобы думать об этом.
Несколько завитков коридора, и меня завели в тихую палату с одной единственной кроватью, такой же белоснежной как и предыдущая.
— Ну вот, мы и пошли, — она осторожно уложила меня и прикрыла одеялом. — Отдыхай, зайчик. У тебя был трудный день
Это было слишком мило. Столько людей беспокоились за меня, за всю жизнь ко мне не проявляли столько внимания. Уснул я с широкой улыбкой и почти слезами на шеках. Дверь тихо закрылась.
