А я не знал, что ты хороший папаша, Соник.

       Если сказать честно, я был ошарашен тем фактом, что Шэдоу считал себя бесполезным. Реально. Его слова крутились в моей голове как заезженная пластинка снова и снова, как будто это было единственное, о чем я мог думать в данный момент. Я даже не заметил, как уже вышел из душа и шипя, забрался в кровать, когда коснулся ободранными коленями холодной ткани. Шэдоу всерьез сказал, что считает себя ничтожеством. Это просто не укладывалось в моем мозгу. Надменный, гордый, самовлюбленный эгоист, которого я знаю никогда бы не осмелился произнести подобное вслух. Точно не при мне. Хотя, я был уверен, что он не сказал бы это никому. Ни одной живой душе. Сто процентов. Даже, если бы он хоть на секунду подумал об этом, он унес бы эти мысли с собой в могилу и я бы никогда не смог предположить, что он вообще мог подумать о себе ниже, чем о СОВЕРШЕНСТВЕ. Лучше всех и особенно — меня. Он всегда пытался доказать мне это.        Но не сейчас.        Это заставило меня волноваться и много думать. Слишком много.        Я не мог спать, разгадывая эту загадку, потому, что мысли тысячами и миллионами роились в моей голове, создавая невероятный шум, от которого я был готов лезть на стену. Он причинял боль. Но не физическую. Он заставлял вспоминать сотни странных ситуаций, показывающих истинное поведение Шэдоу, на которые я старался не обращать внимания, потому, что это выбивалось из общей картины слишком сильно и я относил их к бреду собственного воображения, нежели к правде. Это помогало. До сегодняшнего дня. А теперь, эти воспоминания обрушились на меня как долбаная лавина, с которой я не мог справиться.        Его испуганный взгляд, когда я истекал кровью от очередного удара о землю после падения с огромной высоты. Его теплые руки, которыми он касался меня, исцеляя, когда я почти сломал ногу. Его отчаянные крики, когда моё сердце почти остановилось, потому, что я не мог выбраться из воды, из-за того, что был привязан к камню и брошен на дно. Я помню, как он прыгнул за мной, я видел панику в его глазах. Я помню, как его пальцы тряслись, когда он думал, что я погиб. Он думал, что я не вижу. Но я всё это помню. До мельчайшей детали.        Это не давало мне покоя и я предпочитал игнорировать все эти моменты, потому, что, как только всё становилось хорошо, он снова относился ко мне, как к дерьму.       Почему, Шэдоу?! ПОЧЕМУ?        Я не мог понять этого. Просто не мог.        Робкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть и я обнаружил, что сижу на балконе, обнимая свои колени, и смотрю на звезды. Когда я успел вылезти из кровати?        — Да? — тихо спросил я, думая, что мне померещилось, но дверь тихонько открылась и в глубине темноты ярко вспыхнули два кроваво-красных рубина.        — Не спится? — понимающе усмехнувшись, спросил я, замечая, как ежонок нерешительно переминается с ноги на ногу, отводя странно серьезный взгляд.        — Я случайно. — отмазался он и я улыбнулся, вставая и скидывая одеяло с плеч, которым я до сих пор был укрыт.        — Случайно не встают ночью и не стучат в двери. — снисходительно ответил я, подходя к малышу и садясь перед ним на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне. Он решительно посмотрел на меня, словно готовился к чему-то, и сжал пальцы вместе, как будто не давая им делать то, что они хотят. Это показалось мне странным, но ежонок сам ответил на мой невысказанный вопрос.        — Я был слишком сонный и забыл, что я здесь. Обычно я стучал в дверь, когда мне нужно было отлучиться и когда я возвращался, чтобы Мария знала, что я… — он хмыкнул. — Дома… Мы так переговаривались. Два стука — он продемонстрировал — Значит, что мы ушли. Три стука, значит, что мы вернулись.        Я рассматривал палевую мордочку с глупой улыбкой, пока малыш говорил и вспоминал секретный язык, с помощью которого мы общались с лисом, когда еще жили в лесу совсем маленькие. Это было так мило. Не думал, что на колонии, среди ученых, где все слишком умно и рационально, будет использоваться такой способ общения. Наверное, всем детям иногда хочется подурачиться. А может быть, это просто способ показать другу, что ты думаешь о нем.        — Мы с братом тоже так общались в детстве, это здорово, так что я тебя понимаю. Ты меня не разбудил, не волнуйся. — я встал и намекнул Шэдоу, что не расстроен, заметив его растерянный взгляд. — Ложись спать… — пробормотал я, зевая и идя в сторону кухни, но, когда малыш не сдвинулся с места, я обернулся. Некоторое время он молчал, смотря в стену, а потом вздохнул.        — Ты прав. Мне не спится. — в обычной манере сложив руки на груди, произнес он.        Я покачал головой, замечая, как обреченно это звучало из его уст. Как будто он снова не был уверен в правильности своего решения. Бедный малыш, как мне его жаль.        — Как насчет успокаивающего чая? — предложил я, махнув головой в сторону кухни.        Малыш радостно приподнял уголки губ в маленькой улыбке и кивнул, а затем уверенно пошел за мной, вызывая странное чувство внутри меня, как будто это не тот маленький Шэдоу, к которому я так привык за эти два слишком коротких дня. Но я отбросил его подальше, потому, что мне надоело бояться того, чего пока нет. По крайней мере до тех пор, пока Тэйлс не починит прибор. Хех. Ну что ж, я все равно собирался заварить себе порцию. Посидим вместе.  — подумал я, незаметно для себя умиляясь тому, как засияли золотистые искорки в алых глазках.        — С мятой или ромашкой? — спросил я, разглядывая банки с травами, стоящие в кухонном шкафу. — Еще есть… — я помедлил, вставая на носочки, чтобы дотянуться до тех банок, что стояли позади. — Лаванда, чабрец и мелисса.        Я мысленно хлопнул себя по лбу, потому, что вдруг понял, что наверняка, малыш не пробовал ничего из этого, но он не выглядел расстроенным, как раньше, вместо этого, плавно постукивал пальцами по столу, сидя на стуле и любопытно наблюдая за мной.        — На твоё усмотрение. Я уверен, это будет вкусно. — медленно сказал он и я удовлетворенно хмыкнул. Это было приятно. Слышать от Шэдоу похвалу, когда он еще даже не знал, что ты ему подашь. Удивительно приятно. Теперь я понимаю почему Тэйлс так покраснел.        Решив, что мята в нашем случае самый лучший вариант, я положил ее в заварочный чайник, вместе с чаем, а затем залил эту смесь горячей водой. Пусть немного настоится. Я всегда так делал, когда мне не спалось, поэтому даже не понимая, что сейчас немного не та ситуация, я протянул малышу две пустые кружки, которые он удивленно, но без вопросов взял и последовал за мной, когда я забрал поднос с чайником и молча пошел в свою комнату. Видимо, я слишком устал, либо был глубоко погружен в свои мысли, но я абсолютно не задумывался о своих действиях, как будто это было настолько естественно, словно мы с Шэдоу делали это каждый день. Вернувшись на балкон, я поставил поднос на пол, а сам сел на длинную диванную подушку, которую притащил сюда ранее. Ежонок осмотрел мой импровизированный лежак и сел рядом со мной, поставив кружки на поднос рядом с чайником, от которого шел пар.        Только сейчас, когда я отчетливо увидел ДВЕ кружки, вместо одной, я очнулся от непонятного транса, в который впал, пока заваривал чай.        Я не был один.        Но это ощущение расслабленности и спокойствия не покидало меня, как будто я вообще был не в себе. Это немного напугало меня, но пришлось делать вид, что все в порядке, потому, что ежонок как ни в чем не бывало подтащил одеяло, которое валялось рядом. Я ведь так и не убрал его, когда пошел на кухню. Хм… Наконец-то он стал делать что-то, не спрашивая разрешения.        Ночи еще не были достаточно прохладные, чтобы замерзнуть, но я любил заворачиваться в одеяло и пить чай. Почему-то, это заставляло меня чувствовать себя в безопасности когда-то.        Шэдоу накрылся одной половинкой плотной ткани и накинул на мои плечи оставшуюся часть, мягко улыбаясь, как будто он делал это раньше когда-то давно и вспомнил это чувство. Я благодарно кивнул, неосознанно удивляясь насколько мне было отрадно наблюдать за этой частью его характера, которая несомненно не могла просто исчезнуть, спустя годы. Не могла. Я не верю в это. Это просто невозможно.        Пока я задумчиво пялился в пол, пытаясь сдержать волнение, усердно пробивающееся сквозь невероятно плотную дымку умиротворения, окутавшую мой разум и тело, ежонок подвинулся чуть ближе, робко касаясь меня своим плечом, от чего я вздрогнул.        — Соник… — бархатный голосок звучал так ласково, что я невольно начал таять изнутри, наполняясь блаженным теплом от осознания, что я вообще это слышу.       Даже, если это происходит в последний раз в моей жизни, я был полон готовности впитать максимум ощущений из того, что сейчас происходит и спрятать это под замок, как можно глубже в своей душе, чтобы как только мне снова станет плохо, вспоминать эти волшебные минуты единения, о которых я забыл и которые так безжалостно стёр из своей памяти после того, как разочаровался в том, чтобы стать кем-то большим для Шэдоу, чем просто надоедливым соперником.        — Да, Шэдоу? — томно пробормотал я, замечая, как рубиновые глазки засветились ярче, когда я поймал взгляд.        — Я думал о том, что ты сказал. — решительно произнес он, не отводя взгляд и я немного повернулся, чтобы лучше рассмотреть его, но пожалел об этом, потому, что эти бездонные рубины, внезапно ставшие пугающе серьезными, пристально смотрели прямо в мою душу, словно поглощая каждую частичку уверенности в том, что передо мной все тот же малыш и что этот момент больше никогда не повторится.        Мне стало немного не по себе, но я ничего не мог сделать. Моё сердце отказывалось биться быстрее, показывая неподдельное волнение, будто его кто-то контролировал извне, не давая ускорить ритм, отчего я становился все более расслабленным и податливым, чувствуя, что готов рассказать всю правду, если это черно-красный комок вдруг спросит о чем-то. Какой бы горькой она ни была. И почему я вдруг подумал об этом?        Потому, что Шэдоу полчаса назад говорил о Марии в прошедшем времени… — подсказал внутренний голос и я нервно сглотнул, прижимая уши к голове от страха.        — Продолжай… — нарочно спокойно сказал я, отводя взгляд якобы для того, чтобы налить чай в кружки, но это был лишь предлог, чтобы не выдать свой испуг. Мне нужно было хотя бы несколько секунд…        — Я думал о том, что ты утверждал, что знаешь меня… — задумчиво сказал он, принимая кружку из моих рук. — Ты упомянул, что я тоже должен был знать тебя, но я тебя не помнил… — он помолчал, странно стискивая зубы, будто боялся выдать что-то слишком личное. Подождите, НЕ ПОМНИЛ? А сейчас, что…        — А потом, я отчетливо осознал, что ты не чужой для меня. — он наклонил голову, снова всматриваясь в мои глаза, полные шока. — Обрывки воспоминаний о тебе вспыхивали картинками в моих снах, но я не придавал им значения, пока сегодня, не увидел тебя над собой. Обеспокоенного и счастливого, от того, что я выжил. Я уже видел это. Точно видел. Это не дежавю. Я уверен. — твердо сказал он и я потерял дар речи, когда вспомнил, что однажды мы с лисом уже реанимировали Шэдоу в том же самом месте, в мастерской. Именно поэтому Тэйлс так уверенно сказал, что ёж оклемается.        — И это странное тепло в моей груди, которое я чувствовал, когда ты касался меня. Я помню его. Я уже ощущал его не один раз. Точно… Профессор говорил, что хаос может настраиваться на одну волну. Что-то типа слияния. И если это происходит один раз, то больше эта связь никогда не сможет быть нарушена. Хаос запоминает своего уникального партнера и создает нерушимый баланс между его носителями, который обладает различными свойствами, одно из которых… — он горько усмехнулся, на секунду отворачиваясь, а затем снова посмотрел на меня и я вдруг понял, что этот пронзительно жесткий взгляд до боли знаком мне и я мечтал бы никогда больше не видеть его в этих прекрасных алых глазах. — Возвращать память.        Сказать, что я вдруг почувствовал себя просто отбитым на голову мудаком с полнейшим отсутствием хотя бы капли моральных ценностей — ничего не сказать. Мне было безумно стыдно. Видимо, мой собеседник тоже почувствовал настолько мне стало хреново, потому, что его победную ухмылку, которую я не видел уже два ужасно коротких дня, в течение которых я был почти счастлив, невозможно было не заметить теперь.        Некоторое время между нами висела напряженная тишина, которая была сравнима с мрачным небом за секунду до того, как оно разразится разрядом молнии. То самое чувство, когда ты знаешь, что вот-вот тебе наступит конец, но ты абсолютно уверен, в том, что ты заслужил самую жестокую казнь за свои бездушные поступки. Я просто не знал, что сказать. Я не хотел оправдываться и не хотел врать. Шэдоу был прав, мой хаос выдаст меня с потрохами сейчас, и я почему-то знал, что ему не нужно касаться меня, чтобы узнать что я сейчас испытываю. Но он сделал.        Теплая маленькая ладонь уверенно и немного грубо обхватила мой подбородок и приподняла голову выше, чтобы ее хозяин мог посмотреть в мои, полные отчаяния глаза, начавшие становиться влажными. Я стиснул зубы и зажмурился, потому, что не был готов сейчас открыться перед тем, кого я искренне не хотел больше видеть. Да. В глубине души я надеялся, что Тэйлс никогда не починит эту гребаную хрень и Шэдоу навсегда останется тем милым, застенчивым малышом, который искренне рад моему присутствию. Который тянется ко мне… Который прислушивается ко мне… И которого я больше не хотел отталкивать… О котором я хотел бы заботиться…        — Я вспомнил всё. — бархатный голос звучал немного печально, но мне уже было все равно, потому, что я хотел побыстрее уйти отсюда, чтобы чувство разочарования от того, что я больше никогда не почувствую ласковых объятий этой недотроги и не услышу восхитительного радостного смеха, не вырвалось в дикой истерике. Я дернул головой, вырываясь из хватки и резко встал, сбрасывая одеяло, чтобы убежать как можно быстрее, но Шэдоу схватил меня за руку, отчего я вздрогнул, вспоминая эти удары по лицу, которые неминуемо преследовали любые прикосновения ко мне этих полосатых пальцев.        — Отпусти меня. — прорычал я и к моему удивлению, соперник молча разжал ладонь, продолжая серьезно смотреть на меня.        Как только он сделал это, я спрыгнул с балкона и понесся прочь, стирая текущие по щекам слёзы. Я не плакал уже очень и очень давно. И не собирался делать это снова, но долбаные слезы текли безостановочно, застилая глаза, отчего я несколько раз цеплялся за корни деревьев и падал, но снова поднимался и бежал, несмотря на боль, до тех пор, пока не уперся в большой пруд, к которому раньше часто приходил, когда мне нужно было остаться наедине с собой и подумать что делать дальше… Атмосфера здесь всегда успокаивала и наводила на правильные мысли, чтобы со спокойной душой возвращаться домой, уже зная примерный план.        Только в этот раз я вообще не был уверен, что хочу возвращаться…