"это то, чему я тебя учил?"

— Мы разве не были вместе? — Спросил Меглин у Есени в очередной поездке. Было видно, что вопрос был задан не только не вовремя, но и не тому человеку. Меглин знал, что девушка солжёт. Солжёт без зазрения совести. Солжёт с дрожащими губами и пугливым взглядом. Сожмётся в клубок боли, но солжёт. — Зачем ты повторяешь этот вопрос каждый день? — Неожиданно спокойно взяла себя в руки Стеклова. — Вдруг я всё вспомнил? Машина резко остановилась прямо посреди дороги. Родион улетел вперёд, смачно вписавшись головой в стену автомобиля. Истошный крик его бывшей помощницы донёсся словно из трубы, звонко и с эхом. Следователь смутно видел происходящее вокруг, но чувствовал всё очень резко: Есенин страх, её ледяные руки на щеках и горячее дыхание, что опаляло лицо с каждым словом сильнее. — Вот я… наручники… чёрт… замок… Теперешняя Осмысловская тряслась над бывшим начальником, повторяя неясные для него слова. Он смотрел на неё с упоением, словно выискав ту самую минуту, когда можно было не бояться своих чувств, когда можно было их показать и не быть за это наказанным. Девушка видела этот взгляд, но не понимала. Она точно не принимала тот факт, что глаза Меглина впервые за всё время смотрели на неё с открытой, ничем не прикрытой любовью. Той самой, которую она мечтала узреть. — Как так вышло, что он не был пристёгнут? — Строгий отчитывающий тон Бергича пролетал мимо ушей Есени. — Ты понимаешь, что он мог быть опасен? Для тебя прежде всего… мы не можем так рисковать… Он начинает приходить в себя, неужели ты не хочешь, чтобы всё было как прежде? — К нему можно? Врач смачно плюнул и махнул ладонью, дозволяя делать следователю всё, что угодно. Он видел его, он понимал, что возвращается тот Родион, которого он потерял, но это было никому не важно. Есеня сидела у кровати Меглина почти всю ночь. Она плакала, хватала его за руку, снова плакала и без остановки просила прощения. Она извинялась перед дочерью, перед Женей, перед Богом, и… наконец перед Меглиным. Она не понимала, от чего она плачет, не понимала, слышит ли её Родион… не понимала она и того, что ждёт её теперь. Она смутно помнила взгляд, слабо понимала, что прямо сейчас её любимый майор слышит все её слова и борется с собственным телом, чтобы лишь на минуту прикоснуться к ней и подарить то тепло, что ей сейчас так необходимо. Его рука была словно свинцовой, прикованной к кровати и совершенно бездвижной. С блаженной улыбкой он положил её на голову Есени… легко погладил её по шелковистым волосам и что-то сказал про любовь… про ту чёртову любовь, которую никогда не мог показать. — Зачем, Родион… зачем? Ты в своём репертуаре, Меглин! Голос срывался на крик. Стеклова уже не сдерживала эмоций и отчаянно била стену. Эти вопросы, точно в СИЗО. Эти бесконечные шутки, смешки… неужели он не понимает, какой камень на её сердце? Неужели он… ничего не чувствует? — Ты вообще что-нибудь чувствуешь? — Обессиленно прошептала Есеня. — Я люблю тебя, ты… ты это чувствуешь? Родион тяжело вздохнул. Он понимал каждое слово, понимал каждое движение, чувствовал все её настроения. Он понимал абсолютно всё… кроме того, как теперь себя вести. — Ты говорил, что тяжело убить того, кого любишь… зачем? Скажи мне… Сердце кольнуло. Меглин дёрнулся, подскочив на кровати. Девушка с размаху грохнулась на колени перед кроватью сыщика. Она вцепилась в больничную рубаху руками и прямо в лицо заорала то, что беспокоило её весь этот год. — ЗАЧЕМ? Неожиданно карие глаза уставились прямо на Стеклову. Они смотрели точно на неё, со смыслом и явным осознанием момента. От неожиданности губы девушки задрожали, предвещая слёзы. — Это то, чему я тебя учил? — Хрипло спросил Меглин. Взгляд его становился суровее с каждой секундой. Девушка будто бы проседала под ним, проваливаясь в пол. — Это то, чему я тебя учил?? — Ещё строже спросил майор, вглядываясь в потерянные глаза девушки.