Репрессированная

Слегка темные, едва освещенные коридоры темницы добивают осознанием сей неизбежности: все последующие три года ее жизнь будет освещена только одним-единственныи тусклым желтым светом. Холодные запястья немеют под жестким металлом наручников, и она тяжело вздыхает, когда резко чувствует ноющую боль в скованных руках. За поворотом следует еще один коридор, атмосфера которого значительно отличается от предыдущего. Здесь освещение более яркое, и Юля щурит глаза, пытаясь привыкнуть к едва ослепительному. Надзиратель открывает наиболее крупную дверь и приказывает следовать за ним. Просторный и, на удивление, уютный кабинет секундой заставляет забыть, где она в действительности находится. В поле зрения бросается блондинка, которая, накинув ногу на ногу, смотрит на нее ожидающим взглядом. Держа палец у виска, облокачивается локтем об стол и смотрит с некой заинтересованностью, которая провоцирует заключенную слегка вздрогнуть. – Присаживайтесь, в ногах правды нет. – слегка улыбается блондинка. Юля неуверенно идет ближе и садится прямо напротив. – За что ее? – добавляет Тина, обращаясь к надзирателяю – За плохую рифму. – усмехается тот. Тина удивленно приподнимает бровь, не сдерживая усмешки. Берет в руки папку с делом арестованной и, внимательно вчитываясь, прикусывает губы. – Юлия Санина, значит, да? Брюнетка молчит. Смотрит завороженно на тонкие пальцы хрупкой руки девушки, переводит взгляд на ее саму и вглядывается в каждую черту. Легкий смешок, который вмиг сменяется невозмутимой серьезностью.

«а тут Хрущі над партієй гудуть, поки людей нездатних засилають та інші слуги землі їм орають. ота́ман перший кукурудзу жере, на всю Америку кричить як навіжене, доки пуза нутрощі не заревуть – лихоманку мізки його не обійдуть.»

Тина прекрасно понимает, что написать такое – заранее заключить себя под стражу. Противостоять, и, тем более, насмехаться над нынешней властью – наивысшая степень смелости и слабоумия. Но второе под описание Юли не совсем подходит. И она видит это в отражении серо-голубых глаз, которые упрямо смотрели на нее все это время и наивно полагали, что остаются незамеченными. Признаться честно, стихотворение показалось ей забавным. Правда, Хрущев бы не оценил. Но она оценила. И Юля, замечая это, смотрит в глаза блондинки, пытаясь скрыть ямочки на щеках. Она понятия не имеет, как зовут эту девушку, но для себя отмечает, что та весьма привлекательна: алая помада подчеркивает голубизну ее глаз, платье-пиджак обтягивает бедра, и Санина недоумевает, как в таком допускают к работе, ведь всю свою жизнь руководящих данными заведениями она представляла совершенно иными – строгая форма, собранные в тугой узел волосы и каменный, переворачивающий все внутренности взгляд. А у незнакомки глаза.. добрые что-ли? И взор такой мягкий, немного теплый. – Тина Григорьевна. – проговаривает, не отводя заинтересованный взгляд. – Юля. – голос охрип и, придя в себя, добавляет. – Юля Санина. Уголки губ Тины приподнимаются и брюнетка опускает взгляд в пол, обрывая зрительный контакт.