Pov Тина
На дворе двадцатый век, а мы все еще должны сажать за решетку тех, кто высказывает свое мнение. Идиотизм. Или же просто власть Советского Союза. Странно слышать это от меня, ведь я и есть одна из непосредственных представителей советской власти, но, стоит сказать, подобное отношения к правам человека переходит все рамки. Быть надзирателем – это не значит быть Цербером, который запугивает людей, запертых в клетках. Быть надзирателем – являться тем, кто поможет личностям, когда-то совершившим ошибку, от этой самой ошибки отмыться. Пусть и столь радикальными методами, но все же – на войне все средства хороши, и пусть я не полностью согласна с этим утверждением. Сейчас сижу в светлом кабинете, где воздух до невозможности забит пылью и едва уловимым запахом духов, у приоткрытого окна стоит вазон с денежным деревом, листья которого уже давно покрыты слоем смога, на столе и в шкафах кучи желтоватых папок, кресло с неудобной спинкой поскрипывает, когда кто-то пытается сесть в него, а на хилой деревянной тумбочке еще с прошлой недели стоит чашка из-под допитого кофе, на стенках которой засох нерастворившийся сахар. Это и есть эстетика тюремного работника, дамы и господа. Заполняя очередную документацию о прибывших в заведение сегодня, я снова краем глаза улавливаю напечатанное в последней колонке, теперь уже знакомое, ФИО.Санина Юлия Александровна. Киевская область. Тридцать полных лет.
Недавняя юбилярша, значит… Наверное, грустно начинать свой четвертый десяток жизни взаперти, но я попытаюсь скрасить Ваш досуг, Юлия Александровна. Вы станете любимой заключенной, ведь память и воспоминания, пришедшие в мою голову секундами ранее, дают понять, что Ваши голубые глаза и каштановые волосы мне уже некогда знакомы. Мне знакома Ваша родинка на мизинце и рубец на правой руке. Именно эту руку семь лет назад Вы подали мне, помогая перелезть через забор, когда огромной компанией мы убегали от милиции в теплую летнюю ночь после танцев. Неожиданное совпадение, не правда ли? Годы идут, а фраза «Милиция – это козырная шваль власти», которую я бросила, со всех ног удирая от районных следователей в тот вечер, не теряет своего знаменательного смысла до сих пор. Получается, я в какой-то степени теперь и есть одна из этой швали. Еще одно ироничное совпадение, после которого горькая полуухмылка растягивает уголки губ. Хочу еще раз убедиться, что не ошиблась в своих же утверждениях. Не ошиблась в тебе. Поэтому резко подрываюсь с кресла, быстрым шагом выхожу из кабинета, направляясь к твоей камере, куда тебя уже успели завести. «Как-то странно будет явиться к девушке без какой-либо причины, Кароль… Не подумают ли лишнего?» – гадаю про себя, и мысли тут же улетучиваются, когда я вижу своего помощника, уверенно шагающего по коридору с соответствующей тюрьме черной одеждой в руках. – Сидренко, а ты куда? - строго выпаливаю я, заставляя парня остановиться. – Так я одежду новенькой несу, Тина Григорьевна. Этой… Саниной вроде, – испуганно тарахтит тот, от чего голос чуть ли не срывается. – Просто именно ты мне и нужен. – Чем могу помочь? – Сгоняй в ближайший канцелярский, купи ручку с черной пастой и пачку бумаги, – произношу я, достаю из кармана мелкие купюры и протягиваю их парню. – Только скорее, мне прям срочно. Я бы сама сходила, но боюсь, не добегу – намекая на не особо удобную обувь, произношу я и показательно поднимаю ногу каблуком вверх. – А как же? – еле слышно говорит парень, указывая взглядом на одежду для Саниной. – А, так давай я сама отнесу, справлюсь, а ты, скорее, пожалуйста, это срочно, – повторяюсь я уже менее строго.