Три всадника несчастья

Первую неделю в стационаре Максим правда держал себя в руках. Бывает, поговорит с Лёшей и ляжет смотреть очередной "захватывающий дух" боевик. С капельницей ему было неудобно и непривычно: никаких резких движений, как бы игла не отклеилась, терпение и труд с лёгкой ноющей болью, хрен ты локоть свой согнёшь. По расписанию его травили таблетками, однако с соседом было не так одиноко. Бывало, находили тему и лениво беседовали, дабы раскрасить унылые деньки. Зато с приходом второй недели и, по совместительству, самого начала третьего триместра, присутствие в четырёх стенах начали бесить гамму. К тому времени съехал его горе-собеседник и заселили до жути молчаливого гамму, фильмы уже не приносили прошлого удовольствия. Максимов прекрасно понимал, что в нынешнем состоянии ему сидеть и не рыпаться, но... не привык он к этому. Не любит он лечиться, надышался уже запаха спирта на всю жизнь (как бы иронично это ни звучало). Масла в огонь же подливала ситуация с нераскрытыми убийсивами. По словам Леонидова, Стрелова честно призналась в том, что покрывала мужа. Алиби были недействительными. Как говорила женщина, это вышло почти неосознанно и далось очень тяжело: — «Я... честно, не поверила, что Антон на такое способен. Тогда я очень испугалась. Испугалась, что Антона посадят, что Саша останется без отца... Нам и так очень трудно даётся его инвалидность, — Лёша говорил, она плакала. — А Анна... Господи... Анна была учительницей Саши. Тогда она обругала его и просила, чтобы я пришла в школу... Я ведь и собиралась. Антон был таким злющим, он места себе не находил. Я говорила, что всё в порядке, а потом узнала... Я сразу поняла. И я... До сих пор в ужасе, до сих пор не могу поверить. Я согласилась подтвердить его алиби и подала на развод. Хотела... чтобы Саше ничего не угрожало, чтобы его потом не мучила совесть». — «Антон согласился»? — спросил Лёша. — «Он сильно нервничал, но поставил свою подпись. В последнее время мне кажется, что он вот-вот вернётся, и мне правда страшно. Страшно, что он попробует забрать у меня Сашу или убьёт кого-то ещё». Гамма мог только представить, как тяжело сейчас живётся Стреловой в страхе за себя и ребёнка. А ведь удивительно, как стремительно повышалась его чувствительность к теме материнства. Как понимать отцов-омег и матерей стало легче, как порой кололо в сердце из-за страданий чужого ребёнка. Максим всегда был добрым и уязвимым где-то внутри. Понимал чужую боль, понимал самих людей. Такое сильное у него было чувство справедливости — это и стало его главной особенностью среди других полицейских, — но сейчас всё как-то иначе. Ребёнок для него не просто юный жилец мира. Ребёнок — часть его самого. Второе сердце, которое хочется защитить от каждого. Он ужасно волнуется, и его это пугает. Пугает, что он такой уязвимый. Как бы материнская чувствительность не срослась с чувством справедливости, и это не обернулось потом против него. Максимов вовремя вспоминает слова альфы в Консультации о том, что в этот период гамма будет сам не свой, и быстро успокаивается. Очередной боевик мозолит глаза, и вместо этого он решает вздремнуть. Завтра обещал прийти Леонидов — по его словам, постарается задержаться подольше и попробует провести Пса хотя бы в зал здания. А там мужчина их встретит.

***

— Слышно что-нибудь про кролика-то нашего? — спрашивает Максимов. — Залёг на дно. В списке уезжих не числится, значит, ещё где-то рядом. — Охрану Стреловой поставили? — Она просила тебя, но я сказал, что... Ну, не в состоянии ты, — говорит Лёша. — Гнездилов что ли пошёл? — удивляется Макс. — Боже упаси. — Пусть от этого дела вообще подальше держится. И так один чёрт вые... выёживается, не дай бог операцию сорвёт или Стрелова спровоцирует, — гамма отпивает мятного чая (а хотелось бы кофе). — Надо у людей, знакомых поспрашивать. Без помощи-то он вряд ли бы далеко сбежал. — С этим мы разберёмся. Скажи лучше, тебе вообще как чувствуется? Ничего не болит нигде? Голова не кружится? Макс улыбается, как довольный кот, и свободной рукой гладит вертящегося под ногами Пса. Взгляд у мужчины теперь особенно тёплый. — Лёш, сгребсти вот тебя, как игрушку, и пожамкать. Глянь на своё лицо. Леонидов аж теряется. — Точно с тобой всё нормально? — альфа трогает лоб несчастного пузоодарённого. — Что со мной здесь-то случится? Таблетками меня травят — раз, под контролем держат — два, беседуют со мной, как с сумасшедшим каким-то, — это три, — Максим считает на пальцах. — Мне скорее помощь от помощи пригодится, Лёш. Ни больше, ни меньше. — Так сильно плохо здесь? — А в следующей жизни как с пузом ходить будешь, так и ответишь себе на этот вопрос. Лёша прыскает от смеха и обнимает гамму за плечи. Так они болтают ещё минут десять: позже Максимова зовут на очередную душещипательную беседу с психологом, и Пёс, с трудом отлипнув от друга, ещё долго скулит у Леонидова в машине. Мятный чай Макс забирает с собой, так сказать, вспомнить былые деньки. Он ловит себя на мысли, что совсем скоро накупит уйму этого чая и выпьет его уже в домашней обстановке, поэтому быстро расслабляется.

***

С триумфальным возвращением Максимова домой не поздравил его, разве что, Гнездилов. Видно, тяжким трудом было надеяться на то, что лучший сыщик города задержится на лечении подольше. А потом так обломаться. Действительно удача, свойственная Игорю. Тридцать первая неделя встречает Максима с внезапно выросшим аппетитом. Кушать тянет только так, доставать Леонидова своими незамысловатыми заказами — дело, достойное награды. Гамма казался самому себе обычной беременной омегой-женщиной, как в фильмах — сказочный аппетит, живот, более раскрепощённое поведение, однако его не сильно это тревожило. Гораздо важнее было знать, что спиногрыз, который с полным неуважением к отцу так пинается, сейчас в безопасности. А болячки давно позади. Также с каждым днём Лёша всё упорнее просил гамму оставаться дома. Несмотря на то, что живот не был таким большим, как бывает у женщин, через одежду его уже было заметно. Альфа не тупой: понимал, что на работе Максимов регулярно подвергается опасностям. И это его рвение скорее раскрыть дело о двух ногах не предвещало ничего хорошего. Лёша боялся, как бы полицейский, не дай Лена, не попал в драку или перестрелку. Не очень кайфово мальчику будет получать пинки в ответ и слышать кряхтение его отца. Леонидов перестал пускать мужчину на выезды. Оставлял в офисе под наблюдением Вахтанга, подсовывал бумажки по работе. Правда, обещал сразу же звонить, если что. И это единственное условие, которое держало его в отделении. Да, Леонов лично не был для него проблемой. Особенно с хитростью и способностью к дружеским манипуляциям в своём положении. Позже гамма делает КТГ и УЗИ. Факт того, что роды приближаются всё стремительнее, серьёзно озадачивают Максимова. Он часто зависает, мало спит после очередного марафона по омежьим форумам. Мужчина пытается лишний раз не дёргать своего альфу... по крайней мере, пытался, до момента возвращения перемен в настроении. Максим мог только морально поддерживать Леонидова в этот нелёгкий период: ведь по большей степени получать пиздюлей будет именно он. — Ваш мальчик в полном порядке, товарищ Максимов, — говорит ему врач и улыбается — лежащий на койке Максим выглядит, как депутат с пивным животиком. — Сердцебиение в норме. Лечение в стационаре не прошло даром. — Скажите, доктор, ещё какие-либо угрозы имеются? — интересуется Леонидов. — Мы не можем знать точно. Поздний токсикоз вовремя предотвратили, однако есть вероятность преждевременных родов. — Не понял, — Макс будто просыпается и поднимает голову. — А с какого это? Вы сказали, что всё в норме. — Причиной не обязательно может быть заболевание или осложнение. К преждевременным родам может привести также стрессовое состояние омеги или гаммы. В большинстве случаев — гаммы. — Такие везучие у нас гаммы, — присвистывает Максимов и с кряхтением садится. — Прямо фортуна на их стороне. Доктор, почему так-то? — Не забывайте, что, как бы ни выглядели идеальными в половой жизни гаммы, беременность не может пройти также успешно, — врач поправляет очки. — Целостность гаммы, как альфы и омеги, имеет свои недостатки. Можно сказать, одно мешает другому точно также, как дополняет. Если бы у гамм всё шло также успешно, как у альф и омег одновременно, были бы нам нужны ещё кто-то, кроме них? Леонидов кивает и подаёт гамме влажные салфетки. — Звоните сразу, как почувствуете схватки. Чаще всего они сопровождаются сильной болью в животе. Вас не мучали подобные симптомы, следовательно, Вы поймёте сразу, — объясняет мужчина. — В ином случае: так как мы делаем кесарево, в пределах тридцать седьмой — тридцать восьмой недели Вам придётся ехать в роддом для обследования и подготовки к операции. «Снова здорово» — проносится в голове Максимова, и он лишь разок кивает. — В этот раз ни с чем не затягиваете. Наступает серьёзный период для ребёнка. — Мы поняли, спасибо, — Лёша поднимается с места и дожидается Макса у двери.

***

— Макс? Как насчёт того, чтобы переехать ко мне в квартиру? Шоркающий тапочками Максимов откладывает чашку с чаем из каких-то вкусных трав и с кряхтением перекатывается через Лёшу, приземляясь на вторую сторону кровати. Воскресенье дарит радость и уют, и это единственный день, когда альфа может не стараться так яростно носиться за Максом по всему отделу. — Кто ж тебе такую страшную идею нашептал... — Макс, я серьёзно, — Алексей переворачивается на бок, приподнимается и смотрит на гамму. — Скоро нужны будут пелёнки, памперсы, детское питание. Здесь хватит места, думаешь? Потом Мише нужна будет своя комната. — А, так мы уже решили, как назвать? — вскидывает брови полицейский. Лёша раздражённо машет рукой, как бы «давай потом». — Лёш, ну эта комната ему лет через двести только понадобится. Он говорить-то научится только года через два. — Здесь хорошая квартира, много места, но... не то. В моей квартире поудобнее будет. Ты не беспокоишься об этом? — Лёшенька, на живот мой посмотри, — отвечает Максимов. — Мне есть, о чём беспокоиться. Кроватку мы и в гостиной поставить можем. — Кухни нет, плиты нормальной нет. — Раньше же справлялись как-то. — Макс, ну посерьёзнее давай, — настаивает Лёша. — Ты отец, — гамма хлопает его по груди. — Ты эту кашу заварил, ты её и расхлёбывай. Оперативник ощущает на себе осуждающий взгляд, но сдаётся под ним только секунд через двадцать. — Давай так: кроватку ставим у тебя, но если ему не понравится, возвращаемся обратно. Всё, успокоил материнское сердце? — Замечательно. Довольный Леонидов целует Макса в щёку и крепко обнимает, дабы в тишине разделить дремоту. Так они и валяются, пока Максимов не ругается на пинающего мочевой пузырь ребёнка и не сбегает в туалет.

***

Ближе к тридцать пятой неделе с чемоданом и самой мерзкой на свете улыбкой к Максу приходит то, что он, наверное, остерегался даже больше самой операции — декрет. Пока Гнездилов в танце маячит перед глазами коллег, гамма оставляет заявление на столе начальника и уезжает домой. Дома Лёши с Псом почти нет — ещё один минус декрета. Заняться нечем: фильмов он насмотрелся во время лечения, телевизор не воодушевляет. Бывает, погуляет в парке и вернётся в квартиру. А там рутина. Заставляет всё чаще задумываться о предстоящей операции, об отцовстве, о воспитании ребёнка. О затратах на потребности маленького дьявола и, вероятно, на няню во время работы. Звучит многообещающе, но доставляет минимальное удовольствие. Сейчас бы уйти в спячку дней на три-четыре, лишь бы отдохнуть от всего этого. Долго Максимов всё равно не может сидеть на месте. Поэтому, стоило настроиться и плотно покушать, гамма поехал на встречу со Стреловой. — Максим, здравствуйте, — здоровается женщина и удивлённо смотрит на чуть выпирающий через толстовку живот. — Ох, последние недели? — Типа того, — мужчина прокашливается. Женщина приглашает его в соседнюю кафешку, и гамма соглашается, скорее, ради приличия. — Как проходит расследование? Ничего не слышно? — Пропал Ваш Антон, — кивает Макс. — Расследованием я заниматься, к сожалению, больше не могу. Женщина с пониманием кивает. — Ваш сын дома? — интересуется мужчина. — С охраной. Саша нервный в последнее время, не хотела тащить его за собой по городу, — Стрелова косит взгляд в окно и отпивает заказанного кофе. — А сами не боитесь без охраны-то ходить? — Ну что Вы. Главное, что Саша в безопасности. Макс какое-то время молча обдумывает сказанные слова. Впитывает чувства женщины, материнскую любовь и всё такое, а потом отвлекается на звонок Алексея и отходит на минутку. — Макс, ты не дома? Гамма осматривает себя со всех сторон. — Жучок что ли поставил? — Макс, — голос Леонидова звучит серьёзнее. — Я просил сидеть дома. Ну мало что случится, ты ходишь и животом своим светишь. — Лёшенька, ничего у меня не светится. Сижу и мирно с подружкой общаюсь, пьём чай, — полицейский косит взгляд на Стрелову. — Чего хотел? — Сейчас едем на задержание. Хотел убедиться, что ты сюда ни ногой. — А не Антона Стрелова, случаем, задерживаете? — Как будто некого кроме него, — фыркает альфа. — Не его, к сожалению. Ладно, до связи. После чая сразу домой, понял меня? — Понял, Лёш, не волнуйся. — Отлично. Всё, давай... Максимов с улыбкой отключается и возвращается обратно к столику. — У мужа приступ паники, извините. — Так у Вас есть муж? — удивляется омега. — Ну, типа того, — он прокашливается. Впервые в жизни у него язык подвернулся назвать Леонидова своим супругом. — Точно Вам охрана не нужна? Я бы Пса приставил, смотрите. Как раз при исполнении будет. Вы его только кормите, и он весь Ваш. Женщина смеётся и несколько раз ему кивает. Они общаются ещё недолго: сначала о работе, потом как-то резко пошло «что-то на материнском». Гамме просто была любопытна эта тема, как максимально близкая и ожидающая его в будущем. Омега успела рассказать о времени, когда Саша был ещё в пелёнках, раскрыла занавес жизни юной матери и успела убедить, что роды нужно просто пережить. Потому что переживают все. Она прибавила уверенности и заранее поздравила. Также порекомендовала быть осторожнее в эти дни, поделилась немного историями из детсадовских лет её сына. Максим не осознавал до конца, почему внимательно слушал и искренне вникал в суть. Раньше ему было это не нужно. Раньше он не задумывался ни о себе, ни о своём будущем, и Лёша, наверное, тот самый неожиданный помощник, который позволил забыть об одиночестве. А ребёнок просто окончательно его в этом убедил.