- Сколько раз тебе повторять? Расчленение заложников не единственное, в чём ты мастер. - Акутагава-кун, тебе и через сто лет не одолеть Сакуноске. - Ты всегда медленно учился и никогда не следовал инструкциям. Не говоря уже о бесполезной способности. Мой новый подчинённый намного превосходит тебя. - Поймаешь оборотня? Ты? А сможешь ли?
Презрительные взгляды, ядовитые ухмылки, режущие без ножа слова. Дазай топтался по чувствам Акутагавы, по его самомнению, по его самооценке. Он сделал всё, чтобы его похвала стала смыслом жизни Акутагавы; и добился успеха, как и всегда. Ради его признания Акутагава стал готов сердце себе вырвать. И пусть он ненавидел, пусть боялся, пусть начал презирать после того, как Дазай сбежал из мафии, это ничего не изменило. Годы в разлуке ничего не изменили. Стоило однажды встретиться, и кольцо замкнулось; всё началось вновь. - Он был в ярости, - едва слышно рассказывал лежащий на больничной кровати Ацуши, избежавший незавидной участи лишь благодаря Кёке. - Всё рычал, что не позволит кому-то важному для него вновь повторить какие-то слова, а после как с цепи сорвался. Он будто... Будто хотел уничтожить меня без следа. Стереть саму память обо мне. Я так и не понял, почему именно я. Почему именно моя смерть стала ему так нужна и важна. Почему именно моя жизнь встала ему костью в горле... Дазай тогда вслушивался в каждое слово, наблюдая за танцем пылинок в лучах света заходящего солнца, но мыслями при этом был далеко. Анализируя рассказ Ацуши, он раз за разом прокручивал в памяти прошлое: все тренировки Акутагавы и все сказанные ему слова, прочитанные нотации, высказанные претензии. И впервые задумался, понимал ли Акутагава, что Дазай был так жесток с ним не потому, что ему нравилось мучить его, а потому что тот сам его вынуждал. Положение Порта было незавидным на тот момент, когда он привёл Акутагаву в мафию. Им с Мори приходилось много работать, и поиски сильных одарённых, которые пополнят ряды организации, шли полным ходом. Чтобы подняться со дна, на которое предыдущий Босс опустил их всех, нужны были сильные, преданные, способные бойцы, умеющие не только выполнять приказы, но и пользоваться своими мозгами. Акутагаву же вели эмоции. Ему часто отказывала логика. Он совершенно не контролировал свою способность, не развивал её, даже не задумывался об этом. И Дазая это изрядно раздражало. - Будь к нему хоть немного снисходительнее, Дазай-кун, - как-то раз пожурил его Мори, когда узнал, что Акутагава в третий раз за месяц оказался на больничной койке после их тренировки. - Главное ведь старание, верно? Результат второстепенен. Судя по всему, для Акутагавы результат был не то что второстепенен, а вообще едва ли имел место в списке его приоритетов. Ничего не оставалось, кроме как вбить в него хотя бы старание. Вбить буквально, что Дазай и сделал. Он не чурался никаких методов и был рад узнать, что они дали результаты. Жаль только, что главным катализатором послужил его уход из мафии. Это стало ясно, когда Дазай оказался прикован на этом самом минусовом этаже кандалами, и Акутагава спустился к нему, чтобы сообщить о том, что ждёт пленника. Стоило назвать всего одно имя, показать, что даже спустя годы Дазай не считает Акутагаву кем-то достойным, и тот сорвался, вываливая на него все свои тщательно скрываемые эмоции через вспышку банального гнева. И вроде бы даже толкового диалога не состоялось, но пылающие серые глаза поведали Дазаю обо всём, что ему было интересно. Акутагава бил, ярился и плевался ядом, но в его глазах стыли одиночество и отчаяние. Всё это время он тосковал по Дазаю. И за это же возненавидел его только сильнее. - Почему вы вернулись? Кажется, проходит вечность, прежде чем голос Акутагавы хриплым эхом отскакивает от стен. Дазай перехватывает его взгляд и приподнимает уголки губ в намёке на улыбку. - Какой вежливый. Кажется, не так давно ты не был настроен столь благодушно. Уже забыл, как в этом самом месте поклялся превратить меня в отборную отбивную? Акутагава поджимает губы, но не отводит взгляд. Смотрит из-под нахмуренных бровей так, будто ожидает какого-то подвоха. Всё такой же твердолобый. Всё такой же дикий щенок, раз за разом кусающий хозяйскую руку. По этому, как ни странно, Дазай тоже успел соскучиться. В его холодном цепком взгляде появляется намёк на тепло. В прошлом характер Акутагавы выводил его из себя, но всё познаётся в сравнении. А уж материал для сравнения и анализа у Дазая появился тот ещё. Знай он, что Куникида повесит заботу об Ацуши на его шею, ни за что бы не ввязался во всю эту авантюру. С другой стороны, не появись в его жизни Ацуши, кто знает, добился бы Акутагава таких успехов или нет, и пересмотрел бы свои методы и отношение сам Дазай, когда увидел собственными глазами, что бывает, когда сильный дар достаётся слабому человеку. Акутагава был сложным ребёнком. Дазаю пришлось с ним несладко. Однако что ему всегда нравилось в этом ершистом щенке, так это его внутренний стержень, упёртость, готовность всегда идти вперёд и абсолютное непринятие даже самой мысли о том, чтобы сдаться или опустить руки. Сколько бы раз Акутагава ни падал, он всегда поднимался. Он никогда бы не принял поражение. Порой Дазай думал, что если не признает его силу, Акутагава будет преследовать его до самой старости, а если Дазай вдруг умрёт раньше времени, то и вовсе сойдёт с ума. Ацуши был его полной противоположностью. Ему с детства твердили, что он не достоин жизни, что он лишь грязь под ногами, что он абсолютно никчёмен, и Ацуши принял это как данность. Быть может, смирение прошло так гладко из-за того, что он рос в приюте: как-никак крыша над головой, свой угол и кусок хлеба. Пусть его ненавидели, потому что боялись из-за способности, это не меняло того факта, что выживать Ацуши не приходилось. Да, он подвергался побоям и унижению, тонул в одиночестве и непонимании, отчего мир так жесток с ним, но у него всё равно была уверенность в завтрашнем дне. Росший в трущобах Акутагава, с малых лет дерущийся - буквально - за право на жизнь, изначально был намного сильнее и духом, и телом. Вот только одно дело - детство. Другое дело, когда ты уже не ребёнок и осознаёшь мир вокруг себя, понимаешь, как этот мир на самом деле жесток и несправедлив. Никто не протянет тебе руку помощи. Никто не позаботится о тебе кроме тебя самого. И нет Бога, который присмотрит и убережёт; а если Бог и есть, Дазай уверен, он давно разочаровался в людском роде и перестал уделять ему своё внимание. Ребёнка могут одарить жалостью и рождённой ею милостью, но не взрослого человека. Поэтому Дазаю было так интересно наблюдать за метаниями Ацуши. Поэтому он постепенно всё больше и больше в нём разочаровывался. - Что скажешь об Ацуши, Акутагава-кун? - спрашивает Дазай вместо того, чтобы дать ответ на вопрос. - Ты так часто сталкивался с ним за прошедшее время. Несколько раз чуть не лишил его жизни. Само собой, безуспешно. Не то чтобы меня это удивляет, разумеется. Глаза Акутагавы вспыхивают чёрным огнём ненависти. Дазай сладко улыбается, чуть подаваясь вперёд, будто акула, сменившая курс на запах крови. Сейчас, когда Гильдия больше не представляет собой угрозу, интересно вспоминать и анализировать всё произошедшее. Да, с помощью Хироцу Дазай добился того, чтобы Акутагава попал на «Моби Дик», но ведь отправляться во вражеское логово или нет было выбором самого Акутагавы. И тот отправился. Но не ради того, чтобы сразиться с бойцами Гильдии, а для того, чтобы в очередной раз сцепиться с Ацуши. Через запасной микрофон, о котором Ацуши понятия не имел, Дазай прекрасно слышал их перепалки и только диву давался хладнокровию Акутагавы в тот момент, когда он проигнорировал стоящего буквально в двух шагах от него Фицджеральда, предпочитая, если верить звукам, пару раз хорошенько пнуть по рёбрам валяющего на полу почти поверженного Ацуши. «Что за мстительный маленький ублюдок», - почти с нежностью думает Дазай и продолжает уже вслух: - Так и будешь молчать? Акутагава весь подбирается. Полы его плаща едва слышно шелестят, завиваясь вокруг коленей. Дазай уверен, спрятанные в карманы руки Акутагавы сжаты в кулаки с такой силой, что ногти впиваются в ладони. - Не знаю, что вы хотите услышать, Дазай-доно. - Ты не настолько глуп, чтобы не понимать простых слов, Акутагава-кун. Давай же, поговори со мной. Не пытайся строить безразличие. Мори-сан рассказал мне много интересного о твоих метаниях из-за моего ухода. Ради того, чтобы поговорить со мной, ты спрыгнул в шахту за рацией. К слову, нужно будет уничтожить твою предсказуемость. Повёлся на эту уловку, как малый ребёнок, честное слово. После, стоило похвалить тебя, ты и вовсе упал в обморок, будто нежная барышня. А теперь ты... - Я не падал в обморок! - не сдержавшись, рявкает Акутагава. Дазай только шире улыбается и добавляет насмешливости в тон. - Нет? А мне показалось, именно так всё и было. Уверен, Фукудзава-сан подтвердил бы мои слова, будь он здесь. - Я отключился, потому что израсходовал все свои силы! - взрывается Акутагава, делая резкий шаг вперёд с таким видом, будто вот-вот бросится. - Я отправился на «Моби Дик», чтобы прикончить этого чёртового оборотня, а после и лидера этой чёртовой Гильдии! Если бы вы не нашёптывали джинко каждый шаг, у меня бы получилось! Он слабый! Мягкотелый, слабохарактерный, жалкий! Только и знает, что ныть, жаловаться на свою судьбу и убегать от проблем! Стоит чему-то пойти не так, стоит кому-то оказаться сильнее, и он опускает руки! Вечно полагается на кого-то! Вечно ждёт, что кто-то примет решение за него! Смел читать мне нотации, уличать в лицемерии, а сам мгновенно растерял веру и в себя, и в свои способности, стоило ткнуть его мордой в пол. Только и делал, что скулил и жалел себя! Как будто он один на целом свете, у кого никого нет! Как будто он один хлебнул горя, одиночества, боли и всеобщего презрения! Под конец Акутагава срывается на крик. От его плаща начинает струиться тьма «Расёмона». Чёрные ленты беспокойно вьются вокруг своего хозяина, давая знать, что он на самой грани самоконтроля, который вот-вот полетит к чертям. Дазай всматривается в дикие глаза и делает шаг навстречу. И ещё один. И ещё. Чем ближе он подходит, тем беспокойнее становится «Расёмон». Чем ближе он подходит, тем сильнее склоняется Акутагава, постепенно принимая боевую стойку, из которой легко броситься вперёд, поднырнуть под блок и нанести удар под дых. Недоверчивое дикое животное. Столько лет прошло, а ничего не изменилось. Тем забавнее наблюдать, как Акутагава замирает, стоит только опустить ладонь на его макушку. Зарывшись пальцами в жёсткую шевелюру, Дазай ерошит растрёпанные пряди и с интересом наблюдает за тем, как меняются эмоции во взгляде Акутагавы. За тем, как ярость и гнев исчезают, сменяясь чистой концентрированной растерянностью. - О том, что ты так и не научился рассчитывать свои силы и выносливость, мы ещё поговорим. Но в целом всё верно, Акутагава-кун, - согласно кивает Дазай, продолжая поглаживать переставшего дышать Акутагаву по затылку, постепенно стекая пальцами на беззащитный загривок. - Вот такой он и есть, этот Накаджима Ацуши. Простодушный наивный дурак, который постоянно пытается получить разрешение на то, чтобы жить, вместо того, чтобы взять его силой. Который любит кричать о долге, верности, правильных поступках, но на деле сдаётся сразу, как только что-то идёт не так. Который имеет такой сильный дар, но не использует его, не развивает, даже ненавидит порой. Который только и умеет, что паниковать и жалеть себя. Который вместо того, чтобы пользоваться своими мозгами, предпочитает, чтобы за него думали другие. Который перекладывает ответственность на товарищей, команду, вместо того, чтобы даже подумать об уничтожении врага в одиночку. Который и уничтожить-то не сможет, не сможет убить, даже если выбор будет между его смертью и смертью противника. Подавшись вперёд, Дазай прижимается своим лбом к чужому. Перехватывает полный паники взгляд не привыкшего к подобному физическому контакту Акутагавы - если только это не удар, выводящий из строя - и едва заметно усмехается. - Он действительно полный дурак, - продолжает он, пристально глядя в широко распахнутые глаза. - Потому что продолжает цепляться за уже не имеющее значения прошлое. У него ведь есть всё теперь. Дом, друзья, работа. Узы, уничтожившие одиночество. У него есть дар, сильная способность, дающая возможность защищать то, что дорого. Но вместо того, чтобы озаботиться всем этим, чтобы ценить то, что у него есть, он предпочитает жалеть себя и лелеять боль, причинённую ему, когда он был беззащитным ребёнком. Не могу сказать, что он сломался, но обстоятельства не закалили его. Совсем наоборот. В нём прячется трусливость, подавить которую может только сильный всплеск адреналина и отсутствие выбора, чья-то жизнь на кону. Жизнь, не принадлежащая ему самому. Всё это весьма печально, если задуматься. И бесконечно глупо. - Вы говорите всё это, - едва слышно сипит Акутагава, бегая нервным взглядом по его лицу, - но тогда почему вы всё это время были на его стороне? Он отвратителен. Он ничтожен. И вы всё равно дарили ему свою похвалу, защищали его. Почему он? Что в нём такого особенного? - Ничего, - пожимает плечами Дазай и отстраняется, наблюдая за тем, как на чужих щеках расцветает румянец раздражения. Усмехается, разглаживая большим пальцем складку между нахмуренными бровями, отчего у Акутагавы делается совершенно беззащитный вид. Маленький щеночек, не привыкший к ласке. Выглядит забавно. - В нём нет ничего особенного. Я просто нашёл для себя, что вы в некотором роде похожи, и мне стало интересно, можно ли заставить его расти. Тебя приходилось держать в ежовых рукавицах. Ацуши для того, чтобы стать сильнее, нужно было доброе слово и ласковый взгляд, дающий понять, что он не пустое место. Вот только мой эксперимент провалился. В случаях крайней нужды его начал поддерживать адреналин, как и тебя в прошлом, но на этом всё. Его ведёт сентиментальность. Он не понимает, что жизнь - это постоянная борьба, и отдать свою за кого-то - недостаточная мера. Он считает, что если умрёт в бою, спасая чужую жизнь ценой своей, на этом всё закончится. Он не думает о том, что как только умрёт, появится подкрепление, которое уничтожит защищаемую им жизнь без следа. - Поэтому вы вернулись? - помолчав, спрашивает Акутагава и делает шаг назад, едва слышно закашливается, прикрывая рот тыльной стороной ладони. - Потому что вам стало скучно и на той стороне? - В том числе, - легко признаётся Дазай; и лукаво щурится. - Всё познаётся в сравнении, и я вдруг понял, что ужасно соскучился по твоему отвратительному характеру, заносчивости, наглости и бараньей упёртости, А-ку-та-га-ва-кун. У Акутагавы от его протяжного мурчания начинают гореть кончики ушей. Восхитительно. И почему Дазай никогда не играл на «светлых» эмоциях Акутагавы, отдавая предпочтение пересчёту его рёбер? Поправив плащ на плечах, он неторопливо проходит мимо Акутагавы к ведущим наверх ступеням и попутно треплет его по плечу. - Хироцу-сан успел рассказать пару интересных историй о том, что здесь произошло, пока меня не было. Знаешь, когда ты похитил Ацуши, никто в агентстве не рвался его спасать. Можешь в это поверить? В логове трясущихся над чужими жизнями святош никто не пожелал идти против Портовой мафии ради какого-то мальчишки, пусть и потенциально полезного. Накаджима Ацуши прошёл вступительный экзамен, доказал свою преданность и рисковал жизнью ради дел агентства, но когда ты забрал его, пришлось вмешать Фукудзаву-сана, чтобы Куникида пошевелил хоть пальцем ради спасения тигриной шкуры. Дазай криво улыбается, вспоминая своего святошу-напарника. Сколько же в Куникиде на самом деле сокрыто лицемерия? - А вот когда пришли за твоей головой после того, как ты потопил чужой груз - хотя, как я понял, бомбы заложила Кёка?- твоя милая ассистентка тут же рванула следом, - продолжает он. - Я бы подумал, что Хироцу-сан меня разыграл, если бы не услышал сегодня, как она запаниковала, осознав, что наша с тобой приватная беседа пройдёт в камерной пыточной. Одна, без способности, нарушив приказ, Хигучи не только отправилась за тобой, доказывая свою личную преданность, но и умудрилась заразить своей целеустремлённостью «Чёрных ящериц». Эти две истории наглядно показывают, как важен ты, неуправляемый агрессивный социопат, и как бесполезен по своей сути, несмотря на сильную способность, тихий, зажатый и робкий Накаджима Ацуши. - Лидер Гильдии сказал, что сила существует не для помощи слабым. Сказал, что сама суть получения денег и не только - это извлечение ценности из слабаков, - слышится из-за спины. Дазай оборачивается и смотрит сверху вниз на стоящего у подножия лестницы Акутагаву. Свет бьёт ему в спину. Его тень накрывает Акутагаву, топит в вязкой тьме. Обдумав сказанное, Дазай согласно кивает. - Могу его понять. Вся жизнь - естественный отбор. Сильный пожирает слабого. Если слабый не хочет или не может стать сильнее, его ждёт незавидная участь. Это касается как мирной жизни, так и теневой. Как легального бизнеса, так и криминала. Именно поэтому... Улыбка стекает с его губ, взгляд пустеет, и Акутагава мгновенно подбирается, ощущая начавший исходить от Дазая привычный Демону-Вундеркинду холод и опасность. - ... я привёл тебя для нашего разговора в это место, - взмах кистью в сторону пропахшего кровью зала. - Я больше не буду ломать тебя, Акутагава-кун. Я больше не буду исправлять твои ошибки. Ты сам завысил планку. Ты стал сильнее, намного сильнее, чем раньше. Когда я сказал «ты одолел лидера Гильдии», я имел в виду именно это. Без твоих пинков Ацуши и минуты не продержался бы против Фицджеральда. Не отправься ты на «Моби Дик», в настоящем город лежал бы в руинах. Думаю, именно поэтому Мори-сан решил не сдирать с тебя шкуру за твою выходку. Ты натворил дел, ты же за собой и прибрался, при этом внося значительный вклад в нашу победу. Поэтому моя похвала, моё признание там, у залива, было искренним. Это не были пустые слова, сказанные лишь потому, что мне нужно было держаться привычной для Фукудзавы-сана маски. Я действительно считаю, что ты стал намного сильнее, Акутагава-кун. Я признаю твою силу. Но теперь тебе нужно быть осторожнее и осмотрительнее. Склонив голову к плечу, Дазай какое-то время вглядывается в напряжённое выражение лица Акутагавы, а после разворачивается и начинает подниматься дальше вверх по лестнице. - Ты наверняка задаёшься вопросом, почему, - продолжает он, прекрасно зная, что Акутагава тенью следует за ним. - Я отвечу. Потому что занизить планку, которой ты достиг, я не позволю. Потому что теперь я стану ещё требовательнее к тебе и твоей способности. И потому что ответственность за наше с тобой совместное будущее лежит теперь только на твоих плечах. Повторюсь, я больше не собираюсь нянчиться с тобой. Пришла пора учиться думать головой и брать эмоции под контроль, даже если ярость и злость разрывают изнутри. Не разочаруй меня, Акутагава-кун. Потому что если разочаруешь, я вернусь к попыткам выбить хоть какой-то толк из Накаджимы Ацуши. За спиной слышится прерывистый яростный вздох. Усмехнувшись, Дазай игнорирует его, нажимая на кнопку лифта, что мгновенно распахивает свои дверцы; заходит внутрь и оборачивается, перехватывая потемневший взгляд застывшего Акутагавы. - Ты не ослышался. Как только у меня появятся сомнения в твоей старательности, я найду способ, чтобы добиться от Мори-сана разрешения периодически наведываться в агентство. И своё свободное время я буду тратить не на перспективного, способного достичь больших высот тебя, а на бесполезного тигра, который до сих пор жив лишь потому, что не нашлось достаточно упёртого охотника или достаточно жадного чучельника-коллекционера. И каждый день, каждый час, каждую минуту своей жизни ты будешь раз за разом прокручивать в голове мысль о том, что сам во всём виноват, потому что не оправдал моего доверия, а ведь это было совсем нетрудно. И третьего шанса я тебе не дам. Обычно я не даю и второго, но для по-настоящему ценных подчинённых готов иногда делать исключение. Так что не подведи меня, Акутагава-кун. Акутагава какое-то время сверлит его пристальным взглядом, явно дословно запоминая всю эту отповедь - как прелестно - а после подбирается, вытягивается по швам и склоняется в глубоком поклоне, опуская взгляд в пол. - Клянусь, Дазай-доно. Я вас не подведу. По губам Дазая скользит довольная улыбка. Другого ответа он и не ждал.|...|