***
Тучи затянули все небо, не пропуская ни единого лучика. Дождь музыкой падал на край крыши, отбивая бешеный ритм и, казалось, это единственное, что сейчас могло успокоить Эльзу. Вчера она поссорилась с отцом (м-да, это мягко сказано). Сейчас он с её матерью рассматривал варианты перевода: мужчина сказал, что готов даже вновь переехать из этого грязного города, только чтобы его дочь больше никогда не встречалась с «мерзавкой, что испортила её». Идуна пыталась раскрыть мужу глаза, но Александр не слушал. Ему было наплевать. Единственное, что его сейчас волновало – собственное достоинство, разбитое в дребезги. Отец Эльзы всегда был таким: зависел от мнения общества. Он всегда говорил, что мир взрослых страшное место, где твое положение было самым важным. Миром управляли деньги и власть и Эльза понимала всё это. Но Анна – это другое. Блондинка серьёзно не знала, сможет ли двигаться дальше, если отец отправит её за сотни километров от этого лучика. Да, возможно это уже походило на зависимость, но это были её настоящие чувства. Эльзе страшна даже сама мысль потери того единственного счастья, что осталось в её жизни. И она понимала, как по-идиотски это звучит: они с Анной почти не общались, а если уж и доводилось, то сталкивались не на шутку. Но ей казалось, что за эти пару дней блондинка узнала Марш лучше, чем кого-либо. Она слишком сильно привязалась к ней за такой короткий срок, и Эльза не была готова терять это всё: ей только дали шанс. Но она просто не могла сражаться в одиночку, хоть рядом и была мама. Прямо сейчас она нуждалась в Анне как никогда раньше, но страх втянуть её во всё это ещё больше перевешивал, поэтому Эльза решила не касаться телефона с момента ссоры, чтобы не поддаться эмоциям. Книга лежала по правую руку, а сама президент не отрывала взгляда от окна. Эльза смотрела на стекающие с крыши капли дождя и медленно прокручивала вчерашний день, пытаясь сполна насладиться им. Она уже не была уверена, что это когда-нибудь еще повторится. От этого на лице появилась грустная улыбка, хотя по тяжелому взгляду казалось, что та уже и вовсе со всем смирилась. Мензел устала. Слишком устала, чтобы продолжать делать что-либо. Даже сражаться за свою жизнь. Неожиданный стук в дверь отрезвил её мысли и, когда в проходе Эльза увидела маму, новая порция горьких слез начала скатываться по щекам. Женщина молча закрыла дверь и абсолютно спокойно присела на кровать. Идуна крепко прижала дочь к себе, пытаясь этим сказать, что она рядом.***
В уши громким басом бьет звонок, оповещая о конце урока. Казалось, история тянулась вечность, а тихий голос учителя усыплял невыспавшихся учеников. И вот, Анна быстро забрасывает учебник в почти пустой рюкзак и срывается с места. Сейчас она направлялась к спортзалу и я даже не знаю, что лучше: если бы Ханс там был или нет. Потому что Марш была в ярости и если она прямо сейчас не узнает хоть что-нибудь об Эльзе, то просто сойдет с ума. В причастности Фэллона ко всему этому она была уверена на все сто процентов, что заставляло её волноваться еще больше. Она буквально пролетела ступеньки, резко заворачивая за угол, где через пару шагов находилось просторное помещение, отделенное от основного учебного корпуса. Плитка была очень мокрой, но Марш это не волновало, сейчас её ничего не волновало, кроме вопроса «Что случилось с Эльзой и какого черта она не отвечает ни на звонки, ни на сообщения?». Она дала ей шанс, и Анне кажется, что Мензел вновь отдаляется от нее и это пугало сильнее всего. Вдруг её вновь использовали? Или это были очередные шуточки компании блондинки? Или её семья что-то сделала с ней? Вопросов было куча, и ответы на них можно было получить лишь от одного человека, а она, к большому сожалению, не желала брать трубку. А злость то нужно на кого-нибудь выместить и Ханс Фэллон показался ей идеальным вариантом. Отворив тяжелую дверь, взгляд Анны сразу зацепился за высокого блондина, что активно замахал, заметив подругу. Но Анна, под косые взгляды остальных членов команды, намеренно проигнорировала Кристофа, двинувшись в сторону Ханса. Парень стоял поблизи трибун, рядом с тренером. Парень только попытался что-то сказать, как Марш тут же прервала его: — Мне нужно с тобой поговорить. Сейчас. Отказы не принимаются, — голос Анны был грубым, ей не приходилось стараться, чтобы показать свои намерения, она буквально рычала. Ханс, под раздраженный взгляд тренера, молча поднялся с места, направляясь к выходу из зала, явно понимая, о чем сейчас пойдет речь. Только Фэллон переступил порог помещения, а двери за Анной закрылись, Марш схватила того за локоть, невольно зажимая мышцы, ведя его куда-то на задний двор. И Ханс ничего не мог сказать: во-первых, из-за жгучей боли в руке, во-вторых, из-за огромного чувства вины, что тяжёлым грузом давило на его плечи, мешало спать, есть... жить. Парню сложно было представить, что сами девушки переживали в этот период, ему было жалко их. Хотя в первую очередь себя: ему было жалко себя за то, что он такой бесхарактерный слабак, что не может перечить своему отцу, желанию стоять выше других, быть признанным. Но это не оправдывало его поступки. Даже то, что отец избивал своего сына за каждый проступок, лишал карманных денег и прессовал морально за свою бесполезность ему. Хотя, может и оправдывало бы, но лишь в том случае, если прямо сейчас парень не разрушит жизни двум невиновным девушкам. Да, ему определенно было стыдно за содеянное и он бы всё отдал, чтобы вернуться назад. Но сейчас он мог лишь стоять напротив озлобленной Анны, стыдясь даже мельком заглянуть в глаза цвета свежескошеной травы. Он заламывает пальцы, понимая, что не отступит, если Марш начнёт бить его прямо сейчас. Ведь он виновен перед ними, не только из-за из ссоры, но и из-за сегодняшнего отсутствия Эльзы, в чем был уверен. — Ханс, ты, блять, понимаешь, что зашел слишком далеко? Мать твою, говори, что ты натворил? — Анна тыкала в Фэллона пальцем в плечо, всё дальше отталкивая его назад. Осознание того, что он непременно замешан в происходящем пробирало, чувствовалось каждой частичкой тела, ведь никогда ещё она не видела у него такого выражения лица. У Ханса был безысходный взгляд. Будто он не передал отцу фото, который после отправил их для шантажа Александру, а совершил самое тяжёлое преступление. — Прости, — Анна продолжала наступать на Ханса, а тот всё дальше пятился назад, временами спотыкаясь о свои же ноги. — Прости меня пожалуйста, я не мог по-другому. Если бы я не отдал ему фото, я не знаю, что бы он со мной сделал. — Кто? — одновременно это прозвучало и устрашающе, и жалко. В один миг голос хрипит, сменяясь тихими всхлипами. Вы думаете: какого черта происходит? Боже, её не было всего один день, а Анна уже на грани срыва. Рыжую волновал вопрос, почему Ханс, как последняя тряпка, разрешает делать с собой всё, что Анна сочтет нужным? А ещё Анна боялась. Нет, не из-за того, что отец Эльзы может запереть её дома, вступить с ней в конфликт, попытаться исправить свою дочь ведь, по словам Эльзы, когда он зол, Александр превращается в настоящего зверя. Она боялась потерять её. Боялась, что Мензел больше не появится на пороге её дома, что не сводит в какое-нибудь глупое место. Уйдет, и даже не услышит то, что Анна никак не может решиться и сказать напрямую. — Мой отец. Она ведь все тебе рассказала? Пойми, у меня не было выбора и я не могу изменить прошлое. Но ты, Анна, ты можешь изменить буквально всё. Тебе нужно идти к ней, отстаивать себя... — Ханс, ты даже не представляешь, как бредово это звучит из твоих уст. Да и ты не понимаешь, каково это. Каково бояться, что родители могут отказаться от тебя лишь из-за того, что ты предпочитаешь человека своего пола. — Как скажешь. Но я советую тебе поторопиться. После этих слов, Анна отшагнула от Ханса. Одежда её промокла до последней нитки, но она этого не чувствовала, ей было наплевать. Лишь одна мысль крутилась у неё в голове: хоть в чем-то она с этим придурком была согласна. И, о боже, пару дней назад, кто бы мог подумать, что она пройдет через все круги ада, лишь бы спасти отношения с человеком, которого совсем недавно так ненавидела. Хотя не зря говорят: «От любви до ненависти один шаг, и наоборот». И Анна была готова сделать этот шаг. Поэтому, молча развернувшись, Марш просто ушла. Ноги сами несли её, она даже не могла ничего увидеть через стену дождя, что стояла у неё перед глазами, но юная художница решила довериться себе.***
Анна пыталась подготовиться к тому, что сейчас должно было произойти. Она осознавала насколько это огромный шаг для них, хоть его и должна была сделать Эльза (как считала сама Анна). И, стоя перед дверью, её рука дрожала. Марш никак не могла понизить резко подскочившее из-за сильного бега давление и подавить остальные чувства. Да и она не сказала Эльзе, что придёт. Хотя, та сама виновата, что не отвечала на звонки и сотни сообщений. «Боже, и что я им скажу? Привет, простите, что потревожила вас, просто хотела проверить, жива ли ты тут, Мензел. О, нет, миссис Идуну, я имела в виду вашу дочь, но и вас я тоже рада видеть!» Теперь вся эта затея казалась очень глупой и невзрослой. Будет забавно, если окажется, что Эльза просто приболела, а не отвечала на звонки, потому что были проблемы с телефоном или что-то типа того. Сделав глубокий вдох и выдох, Анна решилась. В доме стук в дверь раздался эхом, отбиваясь от стен. Жители этого места уже давно затихли, но эта тишина была совсем недоброй: все были в своих мыслях. И вот, Эльза спускалась со ступенек, еле передвигая ногами, но её опередили, и, когда входная была открыта, перед лицом Анны оказался озлобленный отец. Сперва его лицо не выражало явных эмоций, но когда мужчина начал приглядываться к неожиданной гостье, осознал, что это та самая девушка с фотографий, которые повлияли на их с Эльзой ссору. Взгляд с каждой секундой становился всё тяжелее, черты лица строже, а тело, напротив, напряглось до такой степени, что Анне показалось, будто она сама почувствовала, как каждая мышца натягивается, словно струна на гитаре. — Здравствуйте, можно, пожалуйста, Эльзу? — Марш и сама не заметила, насколько тихим и жалким голосом произнесла эти слова. Александр еще более скривился, выражая своё недовольство, но на помощь пришла сама виновница торжества: она тут же сорвалась с места, услышав знакомые нотки голоса. — Анна, что ты здесь делаешь? — это было сказано вовсе не с упреком, скорее сожаление звучало в её голосе. Она настолько сильно заставила волноваться Анну, что та решилась и пришла к ней домой. И Эльза понимала, что девушка вложила много усилий, чтобы перебороть себя и сделать то, что сделала. Заметив Мензел, рыжая тут же принялась взглядом исследовать внешний вид блондинки: глаза красные и опухшие, единственное, что их могло перекрывать – синяки. Очевидно, от большого недосыпа. Губы поджаты, из-за потери воды в организме и вовсе высохли и теперь нежные, влажные и любимые губы президента представляли собой тонкую белую линию. Она продолжала кусать собственную нижнюю губу, замечая на себе пристальный взгляд. Их перебил грубый басистый тон: — Я попрошу вас убраться из моего дома. С этих пор вы нежеланный гость здесь, — за широкой спиной послышалось тонкий голос: «Отец», после чего Александр бросил на дочь тяжелый взгляд, заламывая бровь, как бы говоря: осмелишься ли ты бросить мне вызов вновь? Но Эльза замолкает на некоторое время. Взгляд её потерянный и тревожный, казалось, будто сейчас она боролась со своими страхами, и главным из них была она сама. — Нет. Она пришла ко мне – не к тебе. Ты не имеешь права выгонять её, — вот она, Эльза, которую знала Анна: сильная, независимая, немного дерзкая, отстаивающая свои права. В один миг лицо Александра сменило несколько оттенков, от красного до совсем багрового. В этот момент из гостевой вышла Идуна. Приветливо улыбаясь, спросила: — Вы ведь не против пойти в гостиную и выпить кружечку горячего чая? — в ответ ей прилетела лишь неловкая тишина, казалось, воздух стал тяжелее. — Отлично, приму это за положительный ответ. Тогда все идите и рассаживайтесь, а я принесу напитки, — больше ничего не сказав, Идуна развернулась, скрываясь в двери, что находилась чуть дальше от прохода в гостиную. Эльза наконец смогла заглянуть в чистые глаза Анны. В них ясно читалась неловкость, страх и стыд. Рука блондинки незаметно скользнула по ладони Марш, в попытке успокоить, когда она выдвинулись в указанное им место, после того, как Александр наконец впустил девушку в дом. Нет, он не смирился, просто решил подыграть жене – ничего больше. Следующие минут пять они сидели в полной тишине. Анна и Эльза расположились на диване, хоть им и пришлось рассесться по разным углам. А кресло отца блондинки находилось совсем близко к дочери, всего в шаге от неё. Марш предложила, даже настаивала на том, чтобы помочь Идуне, но та не отступала и приказала ждать её на веленном месте. Как же было неловко. — Анна... — первой заговорила Эльза. — разве занятия не должны были закончиться минут десять назад? Ты ушла с уроков? Лицо девушки тут же сошлось с тоном лица Александра, особенно после его холодного взгляда. Рыжая заправила выбившийся локон за ухо, пытаясь слиться с диваном, медленно спускаясь по нему всё ниже. — А? Да, наверное, я слишком перенервничала. Не переживай, — тишина вновь заполнила пространство своей тяжелой атмосферой: честно признаться, не каждый бы смог держать себя в руках. Анне чувствовалось, будто Мензел притащила её на раннее знакомство с родителями. Потому что при каких бы обстоятельствах они с Александром не познакомились, Анна уверена, мужчина всё равно не одобрил бы её. — И как давно продолжаются эти ваши.. — Мензел старший сделал короткую паузу и продолжил, — отношения? — Оу, мы не то чтобы... — начала аккуратно объяснять Эльза, но Анна решила, что справится с этим лучше, потому и перебила блондинку: — Официально это продолжается уже некоторое время. Но со времени поступления Эльзы мы, можно сказать, ходили довольно по тонкому льду. В ответ послышалось лишь тихое, хриплое «понятно». Наконец вернулась Идуна. Женщина несла поднос, на котором виднелось четыре чашки чая, — хозяйка на все сто процентов была уверенна, что знала все предпочтения сидящих перед ней людей, — и пару кусочков пирога, который мама Эльзы приготовила специально для сегодняшнего дня (конечно, тогда она и подумать не могла, что у них состоится разговор с Анной, но теперь это было не так важно). Молчание, царившее в комнате, со временем угнетало всё больше и больше. Пока в один момент Мензел старший не проговорил следующее: — Мне противна мысль о том, что моя дочь состоит в отношениях с девушкой. Я никогда не смогу принять этот факт, — голос мужчины был ровным, от его слов по коже проходил электрический разряд. В груди Эльзы что-то до боли сильно сжалось, отчего девушка слегка скривила лицо. Она просто проглотила этот ком, принимая колкие речи родного отца. Анна слегка пододвинулась к Эльзе, на достаточное расстояние, чтобы не соприкасаться коленями, но при этом суметь слегка сжать тонкие пальцы в попытке поддержать. В этот момент сердце президента будто остановилось. Она подняла голову вверх, замечая, как зелёные глаза сверкнули от злости. Анна сделала глубокий выдох. — При всём моём уважении к вам, мистер Мензел, но не вам решать, с кем ваша дочь имеет отношения. Три пары глаз тут же были направлены на уверенное лицо Анны. Девушка казалась такой расслабленной, она понимала, что это её выход. Кроме Марш, Эльзе никто не поможет, поэтому она продолжила: — Я понимаю, что вы пытаетесь оберегать свою дочь. Вы и так не видитесь часто, да и с каждым разом Эльза становится всё более взрослым и самостоятельным человеком и это пугает. Но вам нужно принять тот факт, что ваша малышка уже давно выросла. Я уверена, Эльза никогда не пыталась разочаровать или опозорить вас, да и, думаю, если бы это был её выбор, у неё уже давно был бы парень. Все вновь замолкли: Идуна понимала, что в данный момент ей нечего сказать, да и это не её время, пока что она делала достаточно. Эльза находилась в полном недоумении, её эмоции были где-то на грани счастья, потому что она может быть рядом с такой прекрасной девушкой как Анна, и в то же время её пугал абсолютно безэмоциональный взгляд отца, который бесстыже разглядывал сидящую перед ним рыжую девушку с сотней мелких веснушек на лице. А Анна... она терпеливо ждала ответа, пыталась разглядеть его в серых глазах напротив, но у неё не выходило. За свои сорок лет жизни Александр научился скрывать эмоции, пряча их под маской безразличия. Очевидным было лишь одно: слова Анны сумели затронуть его, где-то там, глубоко. — Я вижу, что ты очень умная девушка, Анна Марш. Вся в отца, я бы хотел сказать, но нет, ты копия матери, — мужчина глубоко вздыхает, падая на спинку удобного кресла. Он закрывает тяжелые веки, потирая виски и ему чертовски стыдно от сказанного им вчера дочке. Он ещё утром осознавал, что перешёл ту самую черту. И вот, Анна буквально носом ткнула его в очевидную проблему, будто нашкодившего кота. Эльза смотрит то на отца, то на Анну. Она почти не дышит и вовсе не понимает, что происходит. Почему на лице Анны находилась эта легкая улыбка, а отец, впервые за день, вёл себя расслабленно. Тем более при незнакомом ему человеке. Хотя, президент уже сомневалась, что незнакомом. — Да, мне часто это говорят. Но я более склоняюсь к тому, что мне передались черты обоих родителей. Вы хорошо знакомы с ними? — тема разговора постепенно сходила на безопасную для них. Александру нужно было подумать, поэтому он решился переключиться именно на это. — О, да. Мы переехали сюда по большей части из-за того, что я родился в этом городе, хотел показать Эльзе, откуда идут её корни, так сказать. Мы с Каем и Гердой были лучшими друзьями в старшей школе. На заднем дворике кто-то курил траву – золотое трио; кто-то опять запер мистера Флетчера в кабинете химии – золотое трио. Ха-ха-ха, какие были времена. Помню, мы ещё тогда спорили с Каем, кто из нас получит танец с твоей матерью на выпускном. — Я так понимаю, выиграл отец. — Ох, нет, дорогая, победу одержал я, но лишь из-за того, что этот идиот сломал ногу прямо перед церемонией. Можешь себе представить? — в комнате раздался тихий смех. Грубый и хриплый перебивал мурлыканье, которым Эльза наслаждалась сполна, с каждой секундой получая все большее удовольствие. Все вновь затихли. Александр отстукивал пальцем незамысловатый ритм, даже не пытаясь установить зрительный контакт с дочерью. Эльзу трясло и Анна чувствовала это, поэтому продолжала наматывать круговые движения на тонком запястье, даря понятные волны и поддержку дорогому ей человеку. — Я не знаю, смогу ли я когда-либо принять тот факт, что моя единственная дочь состоит в отношениях с девушкой. Но, полагаю это лучше, чем какой-нибудь глупый мудак, а я, как погляжу, Анна, ты очень даже умная. На кого поступаешь? — Я – художник, — впервые в жизни Марш произнесла это так громко и чётко, осознавая вес этих слов. Александр улыбнулся. — Ох, твой отец многое теряет, я бы забрал тебя в свою компанию. Улыбка тут же передалась Анне, после чего девушка смущенно забрала за ухо выпавший локон. В разговор наконец вступила Идуна: — Так что, девочки, вы ведь встречаетесь? От настолько неожиданного вопроса Эльза невольно дернулась. Она повернула голову к Анне, слова просто не выходили из горла. Она ждала ответа Марш, ведь сама не могла понять, какие у них отношения сейчас. Рыжая тихо вздохнула. — Да, мы с Эльзой состоим в отношениях. Я не знаю насколько сейчас всё это серьёзно, но, даю слово, я не позволю никому обидеть её, вы слышите меня, мистер Мензел? — голос Анны был уверенным, она ни разу не сбилась, не задумалась. Мужчина выдохнул, осознав свои ошибки, хоть и не хотел признавать этого вслух. Ему оставалось лишь тихо кивнуть, поддаться и наблюдать за доброй улыбкой на веснушчатом лице, наблюдать, как его дочка начинает светится от счастья. Эльза смотрела лишь на Анну, не обращая своё внимание больше ни на кого. Казалось, время остановилось, звуки пропали, и в этой комнате остались лишь они. Марш некоторое время не решалась повернуть голову к Эльзе, но сложно было перебороть саму себя. Взгляд зелёных глаз встретился с синевой неба; она и вправду светилась от счастья, и, казалось, если бы не сидящие рядом родители, Мензел набросилась бы на Анну и больше никогда не отпускала. Большой палец рыжей нежно поглаживал ладонь Эльзы, и девушки понимали, насколько стали зависимы друг от друга.