Пицца с ананасами? Звучит по-гейски.

      Светло рвано выдохнул, упираясь ладонями в широкую грудь:       — Вань, смена скоро начнётся уже.       — Ну и что?       Обветренные губы скользнули по линии шеи.       — Опоздаем ведь… — пробубнил Ванечка, ощущая как его сильнее прижимают к раковине, не оставляя ни единого шанса на отступление.       — Да, похуй вообще.       Татуированная ладонь скользнула по кадыку, чуть сомкнув на нём пальцы, затем по груди, а после спустилась ниже, застыв на ремне, у самой пряжки. Светло замер, не в силах даже вдохнуть. Уставился на Евстигнеева в упор, рассматривая длинные светлые ресницы. Почувствовав, как чужие пальцы ловко вытащили ремешок из шлёвки, Ванечка вцепился в запястье, останавливая его. Повисла неловкая пауза.       — Вань, я… — начал было Светло, но Руд не дал договорить, резко отстранившись и виновато хлопая серыми глазищами.       — Прости, пожалуйста. Это как-то само…       — Нет-нет…       — Я не специально, — сбивчиво оправдывался Руд, сделав ещё пару шагов назад, — извини.       Светло и опомниться не успел, как тот уже хлопнул дверью и был таков.       — Блять… — с досадой выругался Ванечка, — какого хера, а…       Евстигнеев вылетел из уборной как ошпаренный, схватил первый попавшийся фартук и рванул на кухню. Сердце колотилось с такой скоростью, что не нужны никакие стимуляторы.       — У тебя чего так руки трясутся? — открывая ему смену, спросил Карелин, — ты нормально себя чувствуешь?       Руд лишь кивнул молча и пошёл на мойку, забыв даже спросить, за что он сегодня отвечает. Да и не до этого было, честно говоря, в этот момент он чётко для себя осознал, что спермотоксикоз берёт своё. Ему, как и любому другому здоровому мужику, как ни крути, нужен секс, которого, естественно, не было с того самого момента, как он начал проводить время со Светло. И если по началу он ещё как-то обходился «своими» силами, то чем дальше, тем становилось сложнее, а так как опыта с мужчинами у Рудбоя до этого никогда не было, он понятия не имел, как оно там должно происходить. Он даже думал как бы зайти-то издалека, чтобы Ванечку не обидеть, но подобрать нужных слов, к сожалению, так и не смог. Всё надеялся, что Светло сам догадается и оно само всё как-то произойдет, по наитию, но тот тоже, ломался как красная девица и даже футболку с себя стянуть не давал. То ли боялся, то ли стеснялся. Непонятно.       — Извини… Извиняю, блять! — пробурчал недовольно Светло, глядя на себя в отражении.       Потяжелевший в секунду низ живота предательски сводило, выдавая все тайные желания с потрохами. Ему ведь тоже хотелось близости не меньше, чем Рудбою, но каждый раз, когда они находились на грани между стянуть уже с себя всю одежду или сбежать, Евстигнеев всегда выбирал второе. И надежда на то, что Ванечке всё же не придётся делать первый шаг, таяла на глазах. Самому страшно было, а вдруг что-то пойдёт не так? Ванечка, конечно, был парнем отчаянным, как минимум потому, что решился на такие вот недоотношения, но секс… Это уже какой-то другой уровень. Светло почему-то казалось, что это будет равносильно признанию в любви. Слишком много ответственности. Даже признать тот факт, что Евстигнеев ему нравится, было страшно, а тут такое.       — Ну если я ничего не сделаю, то это ссыкло точно так и будет по ночам в ладошку дрочить… — подумал Ванечка, старательно умываясь холодной водой.       Сейчас нужно было абстрагироваться от своих ощущений. Ещё целый день впереди.       — Ваня!       Светло аж подпрыгнул от неожиданности, услышав голос Славы. В дверь громко постучали.       — Ваня!       — Что?! Чего ты орешь так?       — Ты собираешься работать? Евстигнеев и тот уже на смене, а ты всё копаешься!       — Да иду я! Иду!       — Давай быстрее, а?       Выдохнув, Светло поправил волосы, убрав пятерней чёлку на правый бок, и наконец приоткрыл дверь уборной, нос к носу столкнувшись с Карелиным.       — Почему опаздываешь? — поинтересовался тот, пытаясь попасть в туалет, но Ванечка не торопился его впускать.       — У меня ещё две минуты до открытия смены, чего ты доебался? — тыча смартфоном другу в лицо, пробурчал он.       — А я хочу поссать. Ещё какими фактами поделимся? — спросил Славка и, силой сдвинув его в сторону, зашёл внутрь.       — Так бы и сказал сразу! — хохотнул Ванечка, — А то смена, смена!       — Иди уже, а? — расстёгивая ширинку, крикнул Славка.       Ванечка скорчил смешную гримасу напоследок, передразнив друга, и наконец вышел из уборной. Плотно закрыв за собой дверь, он потянулся, шею размял и взял с крючка фартук. Завязывая лямки, Ванечка молча наблюдал из персоналки за тем, как Рудбой собирает сухие лексаны с полок и думал. В голове творился такой кавардак, что казалось будто всё происходящее нереально. Мог ли Светло когда-нибудь подумать, что он будет вот так смотреть на какого-то мужика и разрабатывать план как затащить его в постель? Анекдот, который стал реальностью. Вот до чего гейские шутки доводят. И пиццы. Гейские. Точно не гавайские. Прав был Славик.       — Ну ладно, была не была. Пока адреналин в крови играет надо действовать, — решился Светло и отдёрнув фартук, стремительно направился в сторону кухни.       Он не знал, что сейчас скажет и сделает, но одно понимал точно — если вдруг что-то пойдёт не так, то он просто как всегда заржёт в своей привычной манере и скажет, что пошутил. Приблизившись к Евстигнееву вплотную, Ванечка привстал на носочки и, обхватив рукой его за шею, прошептал прямо в ухо:       — Я не могу больше терпеть. Я хочу.       У того аж лексаны из рук в мойку выпали от пробежавших по затылку мурашек. Ваня как-то сжался весь сначала, глядя прямо перед собой, но через мгновение резко перевёл взгляд на Светло и процедил сквозь зубы:       — Отойди от меня.       — Нет.       — Отойди…       — Нет.       — Прошу тебя, я и так не могу думать ни о чём, кроме…       — Меня?       Ванечка слегка прищурился, с вожделением наблюдая за чужой растерянностью, а затем снова буквально промурчал ему в ухо:       — Я знаю, что ты тоже хочешь.       — Ничего я не хочу, — пробубнил Руд, локтем отодвигая Светло от себя.       — Эй, ну хватит! Проявление чувств не делает из тебя…       — Да каких-таких чувств ещё? — выпалил вдруг Ваня, — да с чего ты взял вообще, что я что-то…       Евстигнеев резко замолк, понимая, что сейчас соврёт. Были у него чувства. Да ещё какие! Он, конечно, мог бы сейчас поломать комедию, повыебываться, построить из себя великого Казанову, но нахуя? Разве что Ванечку лишний раз обидеть, чего Рудбой совсем не хотел.       — Ну же, договаривай, — начал Светло с ярко-выраженной ноткой обиды в голосе, — ну? Давай. Расскажи, как тебе всё равно. Давай. Я послушаю.       Руд заметил, как от влаги блеснули его глаза, и этого было достаточно для того, чтобы ощутить непомерное чувство стыда за свой длинный язык.       — Не надо, пожалуйста, я не это имел в виду… — прошептал Руд.       Он тихонько коснулся Ванечкиного локтя, но тот его отдёрнул.       — А что ты имел в виду? Объясни.       — Блять, Вань, мне не всё равно. Ты же знаешь.       — Нет, не знаю. Ведь ты говоришь обратное, — парировал Светло, строя из себя мистера «невозмутимость».       Руд взгляд отвёл, тяжело вздохнув. Как же всё это, блять, было не вовремя.       — Не заставляй меня говорить всё это вслух, прошу. Я, сука, терпеть это ненавижу!       Ванечка слегка нахмурился, приподняв одну бровь. Ещё и руки на груди скрестил, приняв максимально требовательную позу.       — Блять… — Руд вздохнул обречённо, понимая, что на этот раз ему точно не отвертеться, поэтому собрал в кулак остатки своей смелости и, глядя Светло в глаза, сказал:       — Вот как в моей жизни случился ты? Я всегда считал, что я натурал. Убежденный, сука, гетеро мужик, которому нравятся большие сиськи и вагина. Я всю свою сознательную, если, конечно, всё это можно так назвать, жизнь думал, что просто ещё не нашлась та, с которой я смогу раз и навсегда, а в итоге, как выяснилось, дело было совсем не в этом. Я сейчас скажу без угара и пиздежа — я пиздец как боюсь. Я боюсь прикасаться к тебе, боюсь что-то сделать не так, боюсь навредить. Я боюсь, что я тебя потеряю. Извини, если я недостаточно эмоционален. Но я вот такой. И я бы хотел сказать больше, но…       Руд запнулся на полуслове и замолчал. Ему было тяжело признать, что на этот раз он действительно что-то чувствует. Привязывается и, кажется, влюбляется. Но из-за того, что он всё ещё не научился со всем этим жить и не принял это как норму, внутри происходил конкретный раздрай. Патологический страх, что кто-то узнает или начнёт догадываться обо всём происходящем, тоже давал о себе знать, вызывая паранойю. Руд постоянно стирал все переписки, скрыл уведомления на смартфоне, старался не приезжать к Ванечке на своей машине днём и, естественно, перестал транслировать свою жизнь в интернет, чего требовал и от Светло, который вообще не понимал к чему всё это.       — Ты правда считаешь, что если вдруг я случайно выложу фото в твоей толстовке все вокруг сразу поймут, что это именно твоя толстовка и ношу я её именно потому, что мы ебёмся?       — Да.       — Но мы не ебемся, Вань.       — Но они же подумают.       — Пиздец… — отбивая фейспалм ворчал Светло, в очередной раз нажав на кнопку «сохранить в черновик», — что же будет, когда мы ебаться начнём? Даже представить боюсь.       Ваня отчасти понимал, насколько глупо он выглядел в такие моменты, но ничего поделать с этим не мог, при этом до глубины души поражаясь, насколько же просто ко всему этому относился Светло. Он, конечно, не лез к нему целоваться при всех и всё такое, но Рудбой ни раз замечал как Слава с Мироном с удивлением зыркали в их сторону, когда Ванечка начинал поправлять его торчащий в разные стороны воротничок у рубашки или весьма бесцеремонно лез вилкой в его контейнер с едой. А с учетом бэкграунда их взаимоотношений всё это, естественно, казалось пиздец каким странным.       Руд едва заметно вздрогнул, почувствовав прикосновение к руке:       — Поцелуй меня… — прошептал Ванечка, снова приблизившись к нему вплотную.       — Мы ж на работе.       — Как ты там все время говоришь?       — Похуй?       — Именно.       Руд глянул в сторону коридора, ведущего в персоналку, и, убедившись что никого на горизонте нет, коснулся Ванечкиных губ своими, но углублять поцелуй не стал. Отстранился тут же и продолжил собирать лексаны из раковины.       — И это всё? — разочарованно вздохнул Ванечка.       — Светло, уйди по-хорошему.       — А что ты сделаешь, если я не уйду?       — Ничего. Я ничего и никогда не сделаю, если ты понимаешь о чём я, — прошипел Руд, завидев Фёдорова в конце коридора.       Светло на это хохотнул в голос и, протиснувшись между мойкой и Ваней, при этом нарочито обтеревшись задницей обо всё что только можно, наконец отправился в заготовочный цех.       — Ну и вот за что мне это всё, а? — глядя в потолок, пробормотал Евстигнеев.       — Всем привет! — поздоровался Мирон, положив на менеджерский стол связку ключей.       Руд кивнул молча, а Светло махнул рукой из заготовочного:       — Как ваше ничего, Мирон Яныч?       — Да, ничего! — ответил тот, — ты как?       — Да лучше всех!       В этот момент на кухню зашёл Славик. Он неспешно включил музыку с «говорилкой», взял со стола рабочий планшет и двинулся в сторону кассы.       — Здравствуй, Слав, — протягивая ему связку ключей, поздоровался Фёдоров, но в ответ не получил никакой реакции.       Карелин просто прошёл мимо, не обратив на него ни малейшего внимания.       — Что это значит? — нахмурившись пробормотал Фёдоров и поспешил вслед за ним.       По правде говоря даже Рудбой немного опешил от такого выпада. С каких это пор Слава игнорирует Мирона? Слава мог игнорировать что угодно: ураган, смерч, потоп, конец света, но никак не своего любимого Фёдорова.       — Вань…       Рудбой обернулся.       — Что-то случилось? — настороженно спросил Светло.       — Да Слава чёт чудит. Тебе помочь?       — Ага… — кивнул Ванечка, высыпая в мойку томаты из огромного прозрачного лексана. —       Овощи помыть, да? — заходя в заготовочный цех, уточнил Руд.       — Да, вон там сверху ещё перец с луком стоят.       Ваня включил воду и достал из-под стола чистый лексан.       — А чего чудит-то? — поинтересовался Ванечка, которого явно любопытство распирало.       — Да они по ходу с Мироном что-то не поделили.       — В смысле?       — Да хуй знает. Сам потом у Славы своего спросишь.       — Ну ладно.       Ванечка взял из лексана один крупный перчик, ополоснул его под водой и вернулся обратно к своему столу.       — Ты у меня сегодня останешься?       — А у меня варианты есть? — ловко закидывая чистые томаты в лексан, с усмешкой поинтересовался Руд.       — Нет.       — Ну вот и всё.       — Давай посмотрим гей-порно.       — Что?       Ваня выключил воду и уставился на Светло.       — Ты слышал.       — Блять…       — Нужно понять готовы ли мы…       — Послушай…       — Я никогда не держался за мужской член! Я не знаю, как я…       Евстигнеев схватил Светло за запястье и приложил его ладонь к своей ширинке:       — Ну? Как ощущения?!       Ванечка попытался отдернуть руку, но Руд держал крепко, ещё и потерся об неё как следует, а когда тот перестал дёргаться, направил его ладонь ниже.       — А там яйца. Прикинь?       Ванечка слегка сжал ладонь. Замер. Затем снова сжал, аккуратно, не торопясь.       — Тебе приятно?       — Так, всё! Хватит! — отпихивая его руку, пробурчал Руд.       — Нет, подожди, дай я…       — Нет!       — Но я хотел просто…       — Блять! — выругался Евстигнеев, когда Ванечка снова попытался его коснуться.       Светло замер, глядя на порозовевшие щеки с едва различимыми на них веснушками, улыбнулся и прошептал:       — Я обожаю тебя… Правда…       Сказанное прозвучало так тихо и уютно, что Рудбой непроизвольно расплылся в полуухмылке.       — Господи, как же ты улыбаешься! У меня мурашки по телу! Оставь это всё и уходи! — выталкивая Евстигнеева из цеха, воскликнул Светло, — Уходи! Иди вон на мойку свою обратно, иначе я так и не смогу сосредоточиться на работе!       — Что происходит? — Мирон швырнул ключи прямо в одну из ячеек кассового аппарата.       Слава на секунду заострил на них внимание, затем взял и, спрятав их в карман, продолжил заниматься своими делами.       — Слав…       — Ты хочешь кофе? Я сейчас досчитаю и сделаю.       — Послушай…       — Минуту.       — Да, Слава, блять!       Карелин от такого тона напрягся весь, челюсть непроизвольно сжалась до хруста. На щеках заиграли желваки. Он швырнул купюры обратно в кассу, со стуком закрыл выдвижной контейнер и уставился на Фёдорова сверху вниз:       — Я же сказал, что досчитаю и сделаю! В чем проблема? — процедил он сквозь зубы, пытаясь не сорваться на более высокий тон.       — Да что с тобой такое?!       — Нет, это с тобой что?! Ты подождать не можешь?! У меня дел море, а тебе вечно вынь да положь! Слава то, Слава это! Слава заебался! И Слава уходит!       После этих слов, Карелин сорвал с головы кепку и, швырнув её на пол, пошёл в сторону персонального помещения.       — Это всё из-за вчерашнего? Да?       Голос Мирона звучал тихо, надломлено. Ему было неприятно от того, что он услышал, но и просто так отпустить Славу он не мог. Нужно было поговорить до того, как их пути разойдутся раз и навсегда.       — Я не понравился твоему отцу, — прошептал Карелин, чуть сильнее сжав их пальцы в замок.       — Ему не нравлюсь даже я, — с улыбкой ответил Фёдоров, — о других здесь даже говорить нечего.       — А тебе?       — Что, мне?       — А тебе я нравлюсь?       — Что за вопросы такие? Ты же всегда рядом со мной, ты — моя правая рука! Как ты можешь мне не нравиться? — Ты не понял, я ведь о другом.       У Мирона в этот момент всё внутри будто оборвалось. Пальцы разжались сами собой, отпуская чужую руку.       — Слав, я… — начал было он, но договорить не успел, в этот момент произошло то, чего он вообще не ожидал.       Слава как-то уж слишком решительно обхватил его лицо ладонями и притянул к себе. Мирону для осознания, что их губы соприкоснулись хватило секунды, после чего он резко отстранился и попятился назад, к двери:       — Стоп-стоп-стоп… погоди… это…       Слава тут же в лице изменился.       Побледнел даже. Мирон смотрел в его испуганные глаза и пытался подобрать хоть какие-то слова, но как назло на ум вообще ничего не шло. Молчание затянулось. Карелин не выдержал и первым схватился за ручку, чтобы сбежать.       — Нет, Слав, подожди! — вцепившись в его футболку, начал было Фёдоров, но тот его уже не слышал.       — Отпусти, — сгорая со стыда пробормотал Слава, — Это ошибка. Мне очень жаль.       — Слав, пожалуйста, давай это обсудим. Это не ошибка.       — Отпусти, прошу тебя! Дай мне выйти отсюда.       Мирон впервые видел его в таком состоянии. Было видно, что ему нехорошо. Его всего колотило, на лбу проступила испарина. Грудная клетка ходуном ходила, зрачки стали огромные, словно он зверя опасного увидел, а не с человеком поцеловался.       — Слава…       — Да оставь меня, я сказал!       — То есть ты вот так решил? Да? Наговорить мне гадостей и сбежать?       Слава остановился, глядя прямо перед собой. Руки непроизвольно сжались в кулаки до такой степени, что ногти до боли впились в кожу на ладонях.       — Я ни от кого не сбегал.       — Да? А вот это вот всё, что сейчас было? Ты проявил ко мне неуважение. Не поздоровался. Накричал на меня, будто я какой-то мелкий надоедливый ребёнок, который тебя уже достал! Кажется ты забыл, что мы на работе. Какие бы не были у нас отношения, ты не можешь так со мной…       — Ты просто меня используешь.       — Что? Повтори.       Слава сделал вдох, выдохнул, а затем развернулся к Мирону лицом и сказал всё, что он думает, глядя ему прямо в глаза:       — Ты знаешь, что я чувствую к тебе и пользуешься этим. Слава, сделай кофе, Слава, распечатай документы, Слава, заполни мои отчёты, а что взамен?       — А что ты хочешь взамен? Меня? Я тебе не вещь!       — Я всегда был рядом с тобой!       — Я знаю и я благодарен! Я плачу тебе зарплату за всю помощь, которую ты мне оказываешь, я уважаю тебя и я думал, что мы близки, но как оказалось, я ошибался.       — Мы близки, но…       — Не на столько, чтобы я ответил тебе взаимностью на поцелуй? Это тебе не понравилось?       — Да причём здесь это? Я даже и не думал…       — Не думал? — Мирон усмехнулся, — Оно и видно. Прекрати вести себя как истеричка. Мы взрослые люди. Ты даже не поговорил со мной вчера. Просто сбежал, накрутив там себе непонятно что. Я думал, что мы понимаем друг друга, и забота, которую мы проявляем, это и есть то, к чему нужно стремиться. Мне тридцать лет, Слава, и зажиматься по складам я с тобой не собираюсь.       — А ты не мог просто сказать мне, что я тебе не интересен, раз уж ты такой взрослый? Зачем ты тогда ко мне лезешь? Обнимаешь, за руки берёшь…       — А кто тебе сказал, что ты не интересен?       Славу этот вопрос поставил в тупик. И правда, а кто ему это сказал? Разве что он сам себе это придумал.       — Никто.       — Вот именно, Слава. Вот именно.       Наступила тишина. На фоне заиграл какой-то старый трек группы «Руки Вверх». Слава взял с полки фирменный брендированный стаканчик:       — Хочешь кофе?       — Хочу, — ответил Мирон.       Пока Слава старательно отмерял нужное количество сиропа, Мирон быстро пересчитал кассу и сделал запись в журнале.       — Извини… — сказал Карелин, поставив кофе на стойку.       Фёдоров сделал пару глотков из стакана. Это по-прежнему был лучший напиток из всех, что он когда-либо пробовал.       — Приходи сегодня на мою собаку посмотреть, — предложил он.       — Собаку? У тебя же аллергия на шерсть, разве нет?       — Я сказал приходи. Сегодня. После работы, — уточнил Мирон и пошёл в сторону своего кабинета.