***
Дверь открылась и я охуел. Высокий, светлоголовый, стоит, улыбается, тянет руку: — Дима. Отводит взгляд. Прочищаю горло. — Сергей. Жму горячую и влажную ладонь. Улыбаюсь, как черт. Мамаша провожает в комнату, маленькую, светлую. Идеально чистую. Садимся за старый письменный стол. Чувствую тепло на своей ноге. Отдергиваю колено. — Давай попробуем отсюда. Читай. — Покрашенный стол... — Так...? — Э-э... — Сколько эн напишем? — Одну? — Почему одну? — Две? Хмыкаю. — Давай сразу: сомневаемся — определяем часть речи. Ну? Улыбается, краснеет. — П... — подсказываю. — Мм... — При... — Лагательное? — Прич... — Причастие! — Почему причастие? — Ну ты же... вы же... Смеюсь. — Во-первых, давай на ты. Во-вторых... Причастие — это что такое? Помним? Прижимает кулак ко рту, отворачивается. Хлопаю его по бедру, обжигаясь (да, я уже совсем охуел). — Ты чего? Не помнишь — так и скажи: мы это в седьмом классе проходили, с черта ли я вам это помнить должен? Смотрит, улыбается шире. — Не помню. — Ну, давай так... Полтора часа сижу в двадцати сантиметрах от прекрасных пылающих щек, покрытых светлым пухом. Любуюсь размашистым почерком двоечника. Скашиваю глаза на шею, считаю родинки. Ловлю движения мягких губ. Слушаю смущенный низкий голос. Замечаю прокол в мочке уха. Стою в прихожей на деревянных ногах, улыбаюсь родителям, неловко сжимаю деньги. Спасибо, спасибо. Да, конечно, да, до четверга. Бросаю последний взгляд, открываю дверь и выхожу на лестничную клетку. Курю по дороге к метро.***
Отворачиваюсь к стенке. Вспоминаю серо-голубые глаза, мягко очерченное лицо этого союзмультфильмовского Трубадура. Свешиваюсь с кровати: Влад спит. Немного раздвигаю ноги по одеялом, приспускаю трусы. Господи, прости мою душу грешную...***
Шесть утра. Пустой общажный коридор. Возвращаюсь из туалета, мерзну по дороге. Сегодня ночую один — Влад остался у девушки. В комнате тепло, темно. Забираюсь на свою кровать, смотрю в окно. Кажется, я горю. Пробую уснуть. Не получается. Вся следующая неделя — туман. Общажная комната — сумрачная берлога. Сплю по пятнадцать часов; в периоды бодрствования питаюсь сигаретами; околачиваюсь, как медведь-шатун, по всей комнате, изрыгая в сторону Влада ужасающие смешки. Чувствую конкретно надвигающуюся депрессию; подавляю апатию просмотром нелепых видео с ютуба. Пытаюсь не забросить "Бродяг Дхармы". Не получается. Ночами штудирую школьную программу, объясняю Владу правила: — Ну как, понятно? — Да, супер. — А ребенок поймет? — Твоему ребенку 18 лет. — Ну и че? Сажусь, решаю ЕГЭшки. — Да еб вашу мать! — Чего такое? — Да блядь, налепили, блядь, вот это вот, орфограммы, понимаешь, а мне, типа, ебись с этим... — Чего-чего? Кто тебя там ебет, говоришь? — хитрюга.***
В следующий четверг против обыкновения просыпаюсь раньше трех часов дня, даже не побаловав себя сигареткой, продолжаю листать справочник Розенталя. Влад в шоке от моего усердия. — Пойдем покурим? — Щас. — Я это четвертый раз слышу. — Погодь. Закатывает глаза. Забрасываю в себя тарелку гречки, выбегаю из общаги. Курю уже на ходу. Знакомый дом, мандражирую в лифте, мнусь под дверью. — Здравствуйте! — Здравствуйте-здравствуйте, проходите, — маман принимает куртку, замечаю уебанское пятно на рукаве. — Привет. Поднимаю глаза, краснею, жму руку. Заходим в комнату, садимся. Даю решать вариант ЕГЭ, сам делаю вид, что изучаю кодификатор. Осматриваюсь. Светло-серые обои в колониально-совковом стиле. Тяжелый, походу, дубовый, шкаф, аккуратно заправленная кровать... ха! грязный носок, завлекающе торчащий из-под покрывала. — Как успехи? — Да во-от... — Если не знаешь, наугад не отмечай, просто решай дальше. Потом все сразу разберем. — Ага. Ищу глазами книжную полку и не нахожу. Зато над кроватью висит гитара. — Ладно, давай до точки и начнем потихоньку разбираться. Идет туго. Пыхтит, старается; я любуюсь белобрысыми вихрами. — Правильно? Понимаю, что все это время бездумно пялился на самодельный плакат каких-то чертей. — Твоя группа? Название — супер, — вру. Краснеет, а у меня внутри все екает и как будто чешется. Я так давно не ебался, господи. — Моя. Наша... с пацанами. Вглядываюсь в лица с рисунка: — Девчонка тоже пацан? Смеется: — Почти. — Тексты кто пишет? — Я и Рэд. Господи боже. Хорошо, не йелоу. — Че за Рэд? Смотрит куда-то в сторону, понижает голос: — Кореш, — и, немного подумав, — типа наш фронтмен. — Дашь послушать? — Мы не записывались... — Ну, сыграй. — Прям щас? — Не, сначала вариант дорешаем. Засиделись; так и не сыграл — слишком долго соображал. Опять дурацкое расшаркивание перед уходом, беру деньги, уже представляю, на что буду откладывать (известно на что — общага сама за себя не заплатит). У самого метро догоняет сообщение: "Нашел!". Во дурак — думаю — и улыбаюсь: отвечу попозже как-нибудь интригующе.***
В пятницу безбожно нажираюсь. — Вла-влади..ик!... Вла-ад!.. Я же тебя... я же... ты же... ты б-бля — ик! — бляди...ночка моя!.. Вальд — ек! — марик! Моя-а м-маленькая шалавочка! И-ык! — Да-да... Ну-ка, приляг. — Да я же... я тебя... Влад—ик!... Ты меня прости-и — ик!... з-за... за все... Влад смеется: — Тихо-тихо, я понял... — Ну прости — ик! — ишь?! — Прощу! — Ну ты же зна — ик! — знаешь... Владик, знаешь... какое я хуепута — ик! — ло... Влад уже громко ржет: — Знаю, все знаю... щас водички тебе принесу. Я откидываюсь на смятое одеяло, закрываю глаза. Мне так горячо. — Д-думаешь, норм —ик! — ально... с эти...ч-ческой точки зрения... трахнуть ш-ш-школьни — ик! — ка? — Учитывая, что ему 18 и... и ты ему не учитель, — нормально. Отпиваю из протянутого стакана, обливаюсь, беру телефон, набираю "ты пхож ныа блндина из бреиннских музыкнатов". Не успеваю отправить, телефон отрубается. Я тоже.