***
Начинается. Народ потихоньку заполняет зал, на танцполе собирается плотная толпа, особо резвые уже начинают слэмить. Дима выглядывает из-за кулис, пытается унять мандраж, Рэд протягивает ему флягу, Дима отпивает, кашляет, утирает рот кулаком. Сережа с Владом весело толкутся внизу, у самой сцены, ищут глазами Диму. Минуты тянутся мучительно долго, Дима сидит на стареньком усилителе, его потряхивает. Ну вот и все. Он выходит на сцену, его ослепляет прожектор, оглушают крики толпы. Машинально он берется за гитару, тянется к микрофону. Сережа смотрит только на Диму, видит только прекрасное раскрасневшееся голубоглазое лицо, слышит только грохот собственного сердца. Вся нелепая песня пролетает мимо ушей, хотя народ, в общем-то, доволен. Они заканчивают петь, зал одобрительно шумит, Дима делает шаг назад. Передышка. Он переглядывается с Рэдом, кивает ему, берет микрофон, кладет пальцы на гриф и бьет по струнам. Сережа узнает ее с первой ноты. «Луч солнца золотого тьмы скрыла пелена…» Прекрасный глубокий голос раскатывается по низким темным стенам. «И между нами снова вдруг выросла стена…» Они смотрят друг другу в глаза; Сереже кажется, что его грудь разорвется, Дима не понимает, как умудряется петь с таким количеством воздуха в легких. «Ночь пройдет, наступит утро ясное…» Сияние Диминого лица расплывается из-за подступивших слез. «Знаю, счастье нас с тобой ждет…» Сердце больно сжимается, нет, нет, неужели это происходит со мной—с ним—с нами. «Ночь пройдет, пройдет пора ненастная…» О господи. «Солнце взойдет!..» Весь зал как будто разом присел, никто не слэмился, не размахивал руками, не подпевал — все молча смотрели на сцену. Ребята, мягко говоря, охерели от Диминой выходки, но быстро подхватили свои партии — все как будто так и задумано. На втором куплете по толпе прошла волна, все вместе стали потихоньку раскачиваться в такт, засветились зажигалки, фонарики телефонов. Не было уже ни одной души в этом зассаном клубешнике, кто бы не подпевал Диме на припеве. Сережа не мог оторвать взгляда от того, как Дима открывал рот, вдыхая для следующей строчки, как при этом поднималась его широкая грудь, как сильно длинные пальцы сжимали струны. Дима видел только одно блядское лицо в этом мерзотном тесте из тел, как будто световик специально направил прожектор прямо на Сережу. Он пел ему одному. «Солнце взойдет!..» Песня закончилась, должный эффект был произведен, зал зашелся ревом. Дима уже ничего не соображал, когда отшвырнул гитару и спрыгнул прямо в толпу, мощными гребками отталкивая от себя визжащих девчонок. Сережа проталкивался ему навстречу, пока не запнулся о чью-то ногу и не упал прямо в Димины объятия. Если бы это был ромком, то камера облетела бы их по кругу, а монтажер наложил красивые эффекты с какими-нибудь блевотными сердечками. Сережа поднял голову, и ядерная бомба в клочья разорвала этот гадюшник, когда они мокро поцеловались. Под аплодисменты и улюлюканье, взявшись за руки, они выбежали в черный ход. Уже на улице, тяжело дыша, их догнал Влад, потом вышли остальные ребята из группы. Все смеялись, обнимались, братались, курили, передавали по кругу водку, хлопали Диму по спине, журили и хвалили его одновременно — даже Рэд был всем доволен. Пьянка продолжилась в подсобных помещениях клуба, к ним присоединились другие музыканты вечера, был даже кто-то более-менее известный. Охуительно весело, шумно, пьяно, горячо. Сережа, вусмерть пьяный, сидел у Димы на коленях и громко смеялся, проезжаясь задницей по его паху, пока тот прижимал его к себе, как личный трофей. К концу посиделок (вернее, поблевалок) у обоих конкретно стояло, так что они, сметая все на своем пьяном пути, зажались в темном углу с какими-то блядошвабрами. Вздохи, стоны, поцелуи, руки под майками, руки в штанах, красные щеки, бряцанье ремня, шорох джинс, вскрики, стук коленей о пол, блядоватое чмоканье, прикрытые глаза, пальцы в волосах, блестящие губы, стиснутые зубы, стекающая слюна, беспорядочно вскидывающиеся бедра, белые капли на лице. — Ох, блядь, о господи, о боже… Довольная ухмылка, грязный поцелуй. Лохматые, взмыленные, возвращаются в общую комнату, все вместе смеются над пошлыми подъебками. К половине второго приезжают в общагу. — Влад, не говори Костяну, что мы юзаем его кровать, к-как последнюю блядь. Ближе к утру Сережа просыпается от дикого сушняка, выпутывается из Диминых рук и встает попить. Садится на кровать и наталкивается на блеск открытых глаз. — Чего не спишь? — Сереж. — Чего? Странно склоняет голову: — А ты… а мы… у нас, ну… как бы… все серьезно? Сережа подавляет улыбку: — Все всерьез и надолго. — Правда? Ласковое поглаживание торчащего из-под одеяла плеча: — Хуявда.***
Новый год они всей шайкой-лейкой встретят в общаге, напьются и всю ночь будут признаваться друг другу в любви. Весной Димина мать уйдет от его отца. К лету Дима кое-как окончит школу и с горем пополам поступит на бюджет в музыкальный; Сережа придет к нему на выпускной и трахнет в туалете. Они с Владом закончат бакалавра с красными дипломами, поступят в магистратуру. Сережа выйдет работать в школу, станет влажной мечтой всех старшеклассниц; Влад начнет работать в крупном издательстве, будет дарить им первые издания Пелевина и Водолазкина; Дима вольется в университетскую тусовку, свергнет Рэда и переименует группу. Их концерты станут собирать по несколько сотен восторженных школьников в прокуренных клубах, и каждый блядский концерт Сережа будет приносить Диме по огромному букету. Они начнут снимать квартирку на ВДНХ, съедутся, в первую же ночь сломают раскладной диван; купят фикус, дешевую икеевскую посуду и заведут огромного полосатого кота по кличке Шер-Хан. У них все будет хорошо. У нас все будет хорошо.