***
Саундтрек: YG feat. Drake, Kamaiyah — Why You Always Hatin? Среди ночи Дафна просыпается не раз. На второй раз не было тепла и ласки. У нее на глазах черная повязка. Руки привязаны к кровати. Со стороны раскрытого балкона слабо доносятся дискутирующие низкие голоса Теодора и Блейза. В какой-то момент так и вовсе слышится скрежет обуви о каменный пол с отголоском угроз одного сбросить другого с балкона. Ее связал определенно Блейз. Его почерк. Он же и грозится сбросить безрассудно засмеявшегося Теодора. Они оба не в духе. Накаленно готовые снова подраться. — Давно ты ее в задницу трахаешь? — беспечно перехватив у Блейза сигарету, интересуется Нотт и, сунув ту в рот, напряжённо выкуривает из лёгких дым. — Принимает она уже, смотрю, опытно. — Ты не знал… а вот она обожает, — отвечает Блейз тягучим баритоном, в котором сквозят доминантные нотки. И у прикусившей губу Дафны рефлекторно сокращаются ягодицы, отдаваясь между них в увлажненном остатками его вытекающей спермы сжатом колечке мышц фантомными толчками, воспроизводимыми непристойными рассуждениями о ее мадам сижу. — Обож-а-ает, когда ее трахаю в задницу — я, — подчеркиваюше уточняет Блейз, отпихнув его от себя в плечо и отобрав свою сигарету, потому как слышится затяг и тление. — Я знал, Забини. Поэтому не открывал ей этот дополнительный портал в разврат. Дафна и без того та ещё кошка… — усмехается он плотоядно, принявшись делиться своими нескромными рассуждениями на ее счёт: — Любительница поскакать передком на члене, ее и без того надо объезжать как борзую кобылку… так ты ещё ей и задок разворотил. С этой ее, хм, так скажем, французской любвеобильной ментальностью… сегодня затеялось весьма рискованное мероприятие. В конце концов она дочь своей матери. Не боишься, как бы не пристрастилась к ménage à trois?.. Я вот с другой стороны всегда был более увлечен ее горлом… У нее потрясающее горло, правда ведь? — посмеиваясь, будто ведёт самую обычную светскую беседу, докапывается Нотт. — Нравится тебе, смотрю… У тебя она тоже глотает? Что-то я не заметил. — О, она глотает. И добавки просит… — с тенью злобы скалится Блейз и выверенным тоном ему культурно объясняет: — Даф — чувственная и верная девочка. Это ты у нас, Нотт, как раз таки слабенький на передок, ну, чем не сын своего отца? Вот уж, у кого что болит, тот о том и говорит, да? А Дафна — она горячая и душой и телом: в постели ей нужны как твердая рука, так и много любви, тепла и заботы. Тебе в соло, может, не по зубам, но меня одного ей — всегда более чем хватает, не переживай. Я черный, я итальянец, и я ее муж, — поясняет он свои суждения с характерным себе гангстерским антуражем заносчивого превосходства. — Я знаю, как совладать с ней. Прикусив язык, Дафна ругается на них про себя за подобные разговоры. Тем не менее не может игнорировать, как мужские грязные разговоры проходятся волной похоти по упомянутым им частям ее запаленного обилием секса тела, в котором сегодня плескались частички обоих. Она приглушенно и несвязно зовёт «дорогого», путаясь в истомленных чертогах сознания. — …Да, детка? — лукаво протягивает Блейз, первым оказавшись рядом и погладив Дафну по ноге. В ответ на ее нуждающийся жалобный стон соблазнительно ведёт рукой вверх по ее телу, пальцами «прошагав» до ее сократившего горла ко рту, чтобы, сунув свои длинные пальцы внутрь, исследующе погладить язык. Прогибается матрас, и в ее распухшую все ещё смазанную вульву скользят пальцы Нотта. Считав женское заведенное настроение, они раздразнивают Дафну ещё сильней, пока она не начинает стенать и метаться по постели. С обеих сторон между скользких губ — тех, что сверху, и тех, что снизу — ее трахают мужские пальцы. Вместе с тем Блейз свободной рукой похлопывает ее по подрагивающим грудям, а Теодор по лобку. В какой-то момент она на грани чего-то слишком эмоционально ослепляющего и захватывающего протестующе мычит, и Блейз вынимает пальцы из ее горла, среагировав на ее желание, что-то сказать. — Остановитесь… вы оба… я больше не могу. Но стоит Нотту вынуть пальцы и — судя по всасывающему звуку — смакующе те в ее соках облизать… и Дафна непроизвольно опустошенно вскидывает бедра. Ее щелка ненасыщенно сжимается в тоске по его пальцам, а чувственный рот раскрывается, губами в воздухе так же ища пальцы Блейза. Язык у Дафны, как у змеи, высовывается… Они плутовски посмеиваются, сверху вниз глядя на нее, связанной — по-кошачьи гибко выгибающуюся, сладко хнычащую и свирепо порыкивающую. Чувствуя взгляды Теодора и Блейза на себе, Дафна знает: они восхищаются. У нее с этим их в кои-то веки дружным баритонным хриплым звуком — между верхних и нижних губ начинается слюноотделение. И не зря ее патронус — тигрица. Дафна чувствует себя дикой, словно хищница, которую долго таскали за хвост ненасытные самцы, и она вот-вот готова выпустить свои клыки. Блейз точно ударяет Дафну пальцами по высунутому языку, — как бывало делал стеком, исполняя идеальную влажную дробь мерными постукиваниями по языку и клитору, — и сплевывает в распахнутый рот. Прежде чем перекинуть через ее грудь свою ногу и начать дразняще пошлепывать увесистой головкой члена по мокрому языку. В то время как Теодор звучно шлёпает вымокшую киску Дафны, ладонями с упором придавливает ее ноги к матрасу и, наглаживая ее распахнутые белые бедра, также сплевывает в блестяще разинутое алое отверстие между ними. Они делают это маскулинно эротично: Дафна охотно сглатывает, горло расслабляется в готовности принять член, киска начинает вожделенно пульсировать. Но что-то в сознании переворачивается, вызывая нехорошие ассоциации, которые она пытается игнорировать, подавляя всплывающее смутное воспоминание. О том, как так же плевал в ее влагалище мистер Нотт… Она лежит покорно и ждёт, когда это пройдет, чувствуя стремительно налегающий мужской вес на себе. Блейз коленями перебирается с ее груди верхом над ее лицом, заскользив своим длинным стволом по языку вглубь рта. Рукой слегка придушивает Дафну, пока елозит членом у нее во рту туда сюда, будто поудобней устраивается. Она встречает его своими коронными круговыми движениями языка, испытывая легкое головокружение от его власти, благодаря которой отступают нежелательные волнения. Застонав от ее как всегда теплого приветствия, Блейз отпускает шею Дафны и залпом проникает по самые яйца в ее горло, ударяясь тяжёлой мошонкой по подбородку. Вероятно, чтобы в своей альфа-манере как следует продемонстрировать конкуренту, как она любит у него глотать, если Нотт с первого раза не заметил… Пока тот в свою очередь поудобней устраивается у Дафны между бедер: облюбовательски закидывая ее ноги к себе на плечи, пристраивает член к ее распухшему входу и окунает головку в ее влаге. Дафне внезапно начинает не хватать воздуха. И не от того, как Блейз, найдя руками опору в изголовье кровати, на согнутых ногах привстает и с животным рыком приседает над ее лицом. И не от того, как Тео, одной стопой упёршись в матрас, с протяжным стоном ныряет в нее на всю глубину, вжимаясь мошонкой в другие ее губы. А от другой нежелательной ассоциации. Когда на нее подобным образом забирались Монтегю и Блетчли… Саундтрек: JAY-Z — Venus Vs. Mars Нет, с каких пор они сговариваются за ее спиной, что им с ней делать? К Дафне сквозь сладость момента подступает горькое напоминание, кто какие роли играет. Мужчины делают, что хотят. Но она… женщина не может делать то, что хочет, без борьбы и чувства вины. В ее голове выстраиваются навязчивые логические цепочки, из-за которых она кажется себе сумасшедшей. Дафна во внутреннем конфликте с самой собой маниакально думает о том, что в чистой крови, вероятно, генетически заложено что-то первобытное, заученное из древна из поколения в поколение, что заставляет ее получать отрадное удовольствие от мужской власти над собой. Когда беспомощность побуждает ее желать опоры так сильно, а обостренная женственность позывает играть с ними. И это удовольствие… словно седативное, призванное биологически запутать ее, лишь бы продолжить род. В ее охлаждённом воспоминаниями воспалённом сознании вперевес разожженному сексуальному влечению в колокол бьет понимание, что не может быть с ними двумя. Сквозь маску из глаз спонтанно хлынут слезы. Прерывисто дыша в подступающей необъяснимой панике, Дафна ударом пятки в грудь отпихивает Теодора от себя, едва он успевает как следует вымочить свой член парой вертикальных погружений на самую ее глубину. Он валится на матрас, ругнувшись. Блейз тут же слезает с нее, невольно ударив хлестко выскользнувшим членом по щеке, снимает черную ткань с глаз и развязывает ей руки. Хуже всего, как ей начинает не хватать их веса на себе, и Дафна невосполненно выгибается, вымученно простонав. Бережные руки Блейза на ее теле, когда он берет ее в свои объятия, убаюкивают ее, как ребенка. Его успокаивающие прикосновения, стирающие с глаз слезы, убедительные слова, что здесь всё контролирует она… что они тут ради нее, что хотят облегчить процесс, мирясь с тем, что им приходится делить ее, — не сильно помогают. Это заставляет ее чувствовать ответственной за происходящее, словно она мучает их. Но она ведь не этого хотела. Дафне невыносимо хочется избавиться от этого груза, который на нее взвалило родовое проклятие. — Я не могу это контролировать, Блейз… — выдыхает она ему в шею, захныкав и свернувшись в его объятиях в клубок. — Не могу… Блейз тонко считывает, что она имеет в виду, погладив ее по волосам и с пристальной чуткостью посмотрев в глаза. Дафна знает, он ее понимает. Его рука спускается по ее голой спине, круговыми движениями начав гипнотизирующе гладить ее по попке. Его губы накрывают ее лоб, и Дафна млеет от его заботливых прикосновений. Ее сердце перестает расколото кровоточить, отзываясь на его обволакивающий голос, как у ангела-хранителя, завораживающий своим чистым мужественным звучанием — в идеальной комбинации внушительной силы и исключительной нежности. — Тш-ш, моя девочка… папочка рядом. В ответ на ее едва слышный трепетно отзывающийся лепет в его темную кожу «папочка», Блейз крепче с обостренным оберегающим чувством сжимает Дафну в своих сильных руках — одной оглаживающей мягкость ее ягодиц, а другой вырисовывающей узоры на женской спине. Все ее странности находят отголосок в его странностях. Она не желает, чтобы Теодор слышал их постельные разговоры, но он все же слышит, ведь кожей чувствует, как он со стороны буравит ее своими пронизывающе-изучающими осознанными глазами, будто понимает, что за этим ее фетишем стоит. Сысканное у Блейза Забини то же ощущение безопасности, заботы и защищённости, какое ей давала до него лишь отцовская фигура. Дафна толком не осмысливает, откуда это сейчас берется и почему вдруг так необходимо. Наверное, ей хочется ощутить это отцовское покровительство, которое утратила сначала из-за поведения матери, которое она сейчас как ни прискорбно повторяет… а потом и вовсе с его смертью. И Блейз и Теодор оба, кажется, это понимают. — Тогда это буду контролировать я, — решает он, мягко откинув ее макушку назад и одним взглядом безмолвно напоминая ей их уговор. — Ты будешь хорошей девочкой, Даф? Потому что я ещё толком ничего не контролировал, но если начну… У Дафны вырисовывается полная картина. Казалось бы, у Блейза уже всё под контролем, однако он способен подвергнуть ее куда большему контролю. Ей никогда раньше не приходилось усомниться в его уверенности в своих действиях. Но ей становится дурно от мыслей, что будет с ними после, когда он осознает сполна, что она уже возможно беременна, и не от него. Она хочет стереть эту картину, напоминая себе безусловную любовь, которую он испытывает к ней. — Все будет хорошо, детка, — чарующим голосом обещает он, погладив ее щеку большим пальцем и забегав по беспокойному лицу Дафны своими магнетически властными глазами. Остальными пальцами Блейз натягивают хватку в ее волосах, когда целует в висок, губами смещается ближе к ее уху и, волнующе обдав кожу своим дыханием, проникновенно ведает: — Это все не только ради тебя, но и меня… Ты мне нужна живой. Ведь ты — моя единственная. — Твоя… — трепетно подтверждает Дафна, накрыв его ладонь на своей щеке. — …Я знаю, что делаю, — кивнув, уверяет Блейз и, с мудрой полуулыбкой проводя по ее носу указательным пальцем, зачаровывает ее окончательно терпко-сладким шепотком на ушко: — …Просто слушайся папочку. Он успокаивает ее, размывая картину страхов и сомнений в ее голове. И ему это удаётся, особенно когда своим повелительным тоном вдруг приказывает ей, коротким кивком указав вниз: — А теперь — на пол. Ей не хочется помнить, что им с Ноттом нужно сделать это не раз, чтобы зачать наверняка. Она фокусируется только на выполнении его приказов, чтобы забыть о своей потребности контролировать то, что ей неподконтрольно. И аккуратно с изяществом сползает на пол, как загипнотизированная, не открывая глаз от Блейза. В его темных почти черных глазах есть что-то демоническое, когда он поднимается во весь рост и кругом обходит Дафну. Толкает ее ногой в спину, вынуждая опуститься на четвереньки. Туфлей соскальзывает с ее спины, упираясь в ягодицы до появления на коже обувного отпечатка, пока ее поза идеально не выставит женские прелести между вздёрнутых бедер в самом откровенном доступе. Отрегулировав свою нижнюю, Блейз расстёгивает ремень, вытаскивая его из петель с характерным хлестким звуком и бряканьем стальной пряжки. В их сессиях всегда было что-то пассивно-агрессивное. Они пытались уравновесить уровень причиняемой друг другу боли, всегда испытывая взаимное облегчение, выпустив пар с помощью БДСМ-практик. Так сохраняя свою гармонию. — Накажи меня, папочка… — сладко слетает с ее губ. Теодора Нотта в данный момент не существует. Пусть он и сидит в кресле, закинув ботинок на колено, и смотрит так тяжело и весомо, накрыв крепко сжатую челюсть ладонью, — что как правило в его впечатляющем исполнении трудно игнорировать. Он словно занимается собственным моральным мазохизмом, наблюдая за парой, как за своим персональным парализующим кошмаром, пока в нем разворачивается тяжелейшая внутренняя борьба. На данный момент есть только они. В динамике доминанта и сабмиссив. …и непреодолимо-навязчивый, как у маньяка перед срывом, взгляд побледнелого Теодора — прикованный исключительно к свисающему с шеи между грудей Дафны снежному обсидиану.***
Ночь кажется бесконечной. Под утро Дафна после ванны обнаженной стоит у раковины, рассматривая свое сексуально изможденное отражение в зеркале. Блейз скупал ее после интенсивной показательной сессии, в которой принял несущественное для сцены, но значимое для зачатия участие Теодор. Это было безумие в его самом филигранно-извращенном проявлении. Дафна с рассеянной поволокой в глазах смотрит на свое искусанное тело, расписанное алыми любовными отметинами — от груди узором дальше рассыпающихся по шее, плечам, спине. Осторожно прикасаясь к своим багряным ареолам и соскам, которые стоят так затвердело воспалённо, как никогда прежде, Даф с томным стенанием одергивает руки, все равно что коснувшись оголенного провода. На бедрах помимо синеют отпечатки пальцев от двух разных мужчин. И ей не нужно было поворачиваться пульсирующим раскаленным задом, чтобы понять, как сильно она выпорота. В ее женском естестве плодовито разворотилось жаждущее неукротимое пламя, на всеопаляющем фоне которого подвывал скрипучий холодок на душе. Дафне приходилось разделять в своей голове два голоса, шепчущих слова любви. Сердце раскалывается надвое, внимая каждому. В голове разделяются два царя: один хочет разумно править, другой безумно любить. Сущность ее сейчас — напичканная бомба, в терзаниях с какой стороны ей взорваться. Снаружи или внутри. Поражающе или саморазрушающе. Творец и хозяйка ли своей жизни. Или благородная леди и будущая любящая мама. Больше всего Дафна желает гармонии в этих ипостасях. Но, чувствуется ей, она взорвется. По спине проходит рой мурашек, заставляя выгнуться от остаточных ощущений. Блейз, подошедший к ней сзади — так же обнаженным после совместной ванны, — только распаляет. Его большие ладони накрывают ее на мраморной столешнице. Он бережно целует Дафну в плечо. Их глаза остро встречаются в зеркале. На уме отголоском всплывают фрагменты их минувшей сессии — одной из самых с наивысшим мастерством исполненных. Его талантливое руководство было… всеобъемлюще грандиозным. Ее безупречное покорство… потрясающе захватывающим в свои свободные сети. Саундтрек: Kanye West — Monster (Ft. Jay-Z, Rick Ross, Nicki Minaj & Bon Iver) Дафна все ещё не может отойти от его хлопков ремня о свою плоть, в том числе и по вульве… своих ярчайших помутненных вскриков. Она отрезвлено вспоминает, как после порки у нее перед лицом промелькнула пара мужских ног в дорогой обуви: Блейз перешагнул через ее спину и уступил ее призрачно подошедшему Нотту, чтобы тот наполнил ее. Взглянув на него тогда снизу вверх из-под полуопущенных век, у Дафны перед глазами всё расплывчато смешалось. В сознании, как в чистилище, помнилась только своя принадлежность к Забини. Блейз знал, какой оглушительно-всеподавляющий эффект на нее воспроизвел, выпоров со столь высоким градусом напора, как редко бывало. Поэтому со стальной выдержкой смотрел со стороны, как Нотт с хладнокровием заряженного пистолета пристроился сзади на коленях к его жене. Сверху накрыл ее спину и запустил пальцы в беспорядочную белокурую гриву, чтобы держать Дафну, как самец при спаривании самку за загривок, — и всё так по-свойски слаженно, точно имел ее в этой позе тысячи раз… В процессе Блейз заходил из стороны в сторону, как коршун. Весь акт, пока Нотт ее трахал, его коварные шаги мелькали у Дафны перед глазами, как дисциплинирующий своим отлаженным стуком метроном. Была в Блейзе Забини какая-то манерная жестокая мощь и темная сила, которой невозможно было не подчиниться. В конце, когда по бедрам Дафны стекало ноттовское ДНК, а его обладатель, отдышавшись ей в затылок, слез с нее, так тяжело и болезненно, будто неизличимо больной старый зверь, у которого отнимали последнее пропитание. Блейз со стуком своих туфель, так и звучавшим у Дафны в голове всёзатмевающими точными ударами, подошел к ней — все такой же повинующейся неподвижной из течной позы безмятежно-спаривающейся львицы — к ее приопущенному в пол на свои сложенные ладони лицу. Даже зная, в каком отрешённом эмоциональном состоянии она принимала Нотта, субпространственно погруженная в полную самоотдачу своему мужу — то бишь ему. Блейз сам был как разъяренный доминантный лев: внешне угрожающе властный и поступательно опасный с той плескающейся внутри него, исподлобья отражающейся в ожесточённых глазах замогильной яростью, которую мужчина в знак своей доминации желал вылить. У Дафны до сих пор отчётливо стоял в ушах звук его расстегиваемой молнии на брюках, когда Блейз с хищной грацией шагнул вперёд по обе стороны на нее, затаившую дыхание, грузно достал свой пенис — и помочился на ее спину. С прессующей подавляющей наглостью глядя при том страшно сатанеющему Нотту прямо в глаза, словно метил свою женщину, чем-то похлеще, чем его семя в ее чреве, нацеленное оплодотворить. Плывя где-то в другом измерении, в котором всецело господствовал ее Верхний, Дафна завороженно тогда различила на изогнувшихся губах Блейза взыгравшую диковатую ухмылку, тонко выказывающую стоящие за той беспроигрышное могущество и свирепую агрессию, когда он, закончив, встряхнул над ней своим членом и отошёл со звуком застегиваемой молнии на брюках — во второй раз звонким эхом разошедшимся у нее в ушах. — Клянусь… если бы не Обет, я бы сию секунду убил тебя, ублюдок, — сказал Нотт пугающе ровно, как самый прозрачный факт, бесновато наблюдая ту совершенную сабмиссивную роль, которую Дафна по отношению к Блейзу играла. Тут же контрастно разразился истерическим смехом и послал в заслуженно прослывшего Коброй волшебника — искрящимся синим пламенем круциатусом. Королевская кобра несет в себе смерть, затаив скрытые знания и мудрость, с которыми не спешит делиться. Блейз непоколебимо и талантливо отразил его проклятие одним точным взмахом, магически разошедшимся черной дымкой. Мрачно ухмыльнулся, мол, взаимно. Затем наклонился к Дафне, ласково поглаживая ее по макушке, пальцами скользнул в ее волосы и оттянул за голову назад. Чтобы проницательно заглянуть сквозь дымчатую поволоку в ее разомленных, будто после приятной утренний росы, глазах — прямо ей в душу и воочию оценить внутренний настрой своей женщины. Спустя минуту созависимой сцепки пристального зрительного контакта, за время которого сабмиссив не выказала ни крохи непокорности к своему доминанту, лишь благоговение в своих растворенных в неге перед ним, завораживающих его небесных глазах, Блейз удовлетворённо клюнул Дафну в губы. И с лёгким демонстрирующим взмахом руки показал Теодору выражение преданности на ее лице в свой адрес, повернув за голову ладонью, что держал в ее жемчужно-белых волосах. — Говорил же, уж я-то знаю, как с ней совладать, — протянул он, искривив уголок губ в дьявольском оскале, и ещё раз в зачарованном восторге погладил Дафну по волосам и щеке, проворковав: — …Умей принимать поражения, Нотт. В нависшем над ней густом облаке мужского соперничества, пока Блейз в завершении не взял ее на руки с пола и не отнес в ванную, Дафне ослепительнее всего запомнились три вещи. Первой были его ноги в черных лаковых туфлях перед собой на полу. Второй — своя вскинутая кверху голая задница, которая словно имела отдельный от нее пульс с охлаждающим опаленные осемененные стенки вагинальным дыханием. И в особенности — струя на своей пояснице, производящая на нее страннейший мощнейший эффект полного эротического подчинения, которое она когда-либо к своему Верхнему испытывала. Во всем теле наступила невесомость. Духовная космическая отстраненность от всего с ориентиром на один только Его божественный голос, Его грациозные, как у пантеры, движения. Присутствие Нотта в ее теле отошло на второй план, напоминая устаревший механизм их множественных подобных актов, в которых Дафне приходилось не так уж часто доходить до разрядки из-за нагруженности отвращенных мыслей о том, сколько раз Тео, будучи в отношениях с ней, имел такой интимный контакт на стороне… ныне и вовсе заимев от другой женщины ребенка. С Блейзом ее голова никогда не была нагружена ничем лишним. С ним она плыла в абсолютной пьянящей лёгкости… …зная, что владеет им полностью. Чем сильнее отдавались ей, тем сильнее отдавалась она. Дафна умела быть властной. И умела быть благодарной. Саундтрек: Lana Del Rey — Freak Более менее она пришла в себя только сейчас, стоя с Блейзом у зеркала после ванны. Он водит носом по ее коже от плеча к шее, будто ее аромат действует на него, как дурманящее успокоительное. Его бархатистое дыхание окутывает Дафну сзади, ее замеревшее сердце подстраивается под его размеренный ритм. Блейз вымученно утыкается лбом в ее плечо, будто вернулся домой, пройдя сквозь кошмарную бурю, — продрогнувшим, вновь оказавшись в ее тепле. С мягкостью ее бедер под его длинными пальцами. Отражением ее обжигающей ледяной красоты в зеркале. Шелком ее ароматных волос, щекочущих его нос. Дафна застывает, с нежностью желая отогреть Блейза ещё лучше, глубже и сильней, как она это чувственно умеет. Его обнаженная плоть уютно приникает к ее голой коже, тяжестью сзади прилегая к расселине между нежных полушарий. Она выгибается ему навстречу, желая принять его обратно в свое тепло. Блейз с гудящим баритонным стоном поддается ей, заскользив головкой по распущенным между фигуристых стройных бедер упругим лепесткам, обволакивающих своей согревающей влагой, как в сиропе, и тут же утонув в принимающей его как своего распаленно-красной сердцевине. — Малыш… — упоенно выдыхает Дафна, сжимая тугими взбухшими стенками своего лона его заполняющую массивную длинну внутри с желанием никогда больше оттуда не выпускать. Блейз с рыком наваливается на нее со всей мощью своего высокого гибкого тела, с упором взявшись руками за столешницу по обе стороны от нее. Дафне приятны до дрожи в подкосившихся коленках тяжесть его широких атлетических плеч, сверху накрывших ее; его восхитительного черного члена, погрузившегося в нее на всю глубину. Звук его нутряных стонов, трогающих ее сердце. Трепет его поцелуев в ее челюсть и висок, когда Блейз, плавно задвигавшись в ней, чутко пытается найти правильный угол, чтобы не причинить ей в позе стоя боль. Киска Дафны за столько проникновений за ночь становится такой проторенно глубокой и пластичной, что вскоре буквально проглатывает его толчки под любым углом. Их левые руки с обручальными кольцами переплетаются с друг другом пальцами на столешнице. Правой Блейз с грубой лаской берет растроганно задышавшую через рот Дафну за одну грудь, а она очень нежно обхватывает его сзади за шею. В отражении одно ее полное белое полушарие с заострённой, до красна зацелованной пикой качается под ритм толчков Блейза, второе сминается в его большой темной ладони, между длинных пальцев которой торчит и перекатывается спелый, как вишня, сосок. Дафна податливо принимает Блейза, по-хозяйски скользящего в ней. Его суровый нрав успокаивает ее за ночь запаленно вошедший в раж нежнейший канал эластичных мышц, затягивающий его так глубоко и сильно, что они не помнят ничего от головокружительно интимного ощущения друг друга. Объятый ее пламенем, Блейз замедленно горит в танце с ней. До самого конца. Пока не опустошит свои чресла в Дафну, вновь схватившись за ее болезненные воспалённые ударами его ремня вздрагивающие ягодицы и изящно подмахивающие ему бедра. А она на волне затяжного оргазма не упадет лицом на зеркало, запотевшее от ее горячего рваного дыхания. Прижатые груди холодит поверхность зеркала, и Блейз от этого зрелища буйно толкается в Дафну еще раз, финальным рывком обильно выплескиваясь внутрь. Его эротичнейший гортанный стон при том вибрирует у Дафны у уха, и она тонко и протяжно постанывает от наивысшего любовного наслаждения. Рукой Блейз нащупывает ее припухлый Венерин холм, в порыве страсти смяв его и нещадно захлопав по мокрому клитору, эрегированно торчащему из капюшона, чем заставляет Дафну срываться сначала на писк, потом на звучащие в такт хлопкам частые вздохи и под конец на затяжные стоны. Его рот впивается в ее шею, посасывая с такой страстью, будто хочет съесть. Ее влагалище, проливаясь, плотно и учащенно сжимается вокруг вторгающегося толстого ствола члена, высасывая из него, будто яд из питона, всю щедро вплескиваемую сперму и втягивая в матку со смаком, как деликатес. Блейз спускается мурчащими поцелуями по позвоночнику Дафны, выскальзывая из ее переполненной киски. Его сбивчивое дыхание постепенно выравнивается в унисон с ней. Привалившаяся к зеркалу, Дафна отталкивается ладонью и взглядывает на себя сквозь эйфорическую дымку перед глазами, чувствуя, как из нее по ногам вытекает их смешавшийся любовный коктейль. Она мечтательно закусывает губу, прикрыв веки в утешительной усладе, что его намного больше, чем с Ноттом... Но всё улетучивается по мере того, как Блейз, выругавшись и придерживая ее за талию, мягко и тщательно спешит очистить ее сзади. Ядро огненной сексуальности Дафны всполыхнулось из недр женственности наружу в своем пиковом проявлении. Блейз и Теодор — они оба подожгли ее сегодня. И все равно в голове под страстный гимн ее в апогее раскрепощенной чувственности не дают покоя мысли, играющие фоновым трагическим аркестром, грозясь заиграть на всю громкость и оглушить ее. Дафна опускает затуманенный взгляд на свой живот в отражении и смятенно кладет на него ладонь. Блейз пронзительно улавливает ее жест, когда выпрямляется, закончив удрученно вычищать ее от своего семени. Переводя взор с ее живота, они долго и пристально смотрят друг на друга через зеркало. Печаль следует за ними по пятам, нагоняя все хорошее, чем они пытаются осветить тьму, в которой танцевали с огоньками света в своих сердцах. Блейз видит, как в истомных глазах Дафны за полученное удовольствие, которым они с Ноттом в своем временном относительном перемирии ее отвлекали, начинают нагонять отброшенные чувство вины и страх за будущее. Бессильная в борьбе с самой собой за несовместимую для нее роль его верной леди Забини и любящей мамы для наследника дома Ноттов, Дафна не может быть всем для них обоих. Ее чувства к каждому из них не могут сосуществовать в одно время, накаляясь до просто непереносимого восторга, слишком концентрированного от ядреной смеси мужских темпераментов, приводящей ее к моральному похмелью, как от смешания крепчайших сортов алкоголя. Они хотят от нее слишком многого… Блейз поворачивает Дафну за плечи к себе лицом. Она робеет перед ним, будто оголенная по-новому, рассекреченная от всех своих глубинных запретов. Знает ли он, как действует на нее близость с Тео? Дафна уверена, Блейз не мог не заметить. Как она слабеет перед ним. Чтобы отвергнуть власть Тео над собой, она приложила столько усилий, уже распробовала вкус свободы, но все тщетно. Дело даже не в сексе. Его дыхание на ее коже говорит: он не может дышать без нее. Его интеллектуальный средоточенный взгляд знает ее вдоль и поперек. Его манящий голос — то спокойный и меланхоличный, то маниакальный и имперский — впечатан в ее сознание с тех пор, как она себя помнит. Дафна боится признать, что всё это ещё что-то значит для нее. И ей страшно, что как бы она не пряталась от этой части самой себя, Блейз видит ее насквозь. Она уязвимо смотрит на Блейза, так и держа руку на своем животе, моргает под его неустанно наблюдательным взглядом. Он не хочет видеть. Или в первую очередь видит другое: то, что важнее, то, что может подорвать ее свободу, за которую он вместе с ней сражался. Или же видит всю картину сразу, подбирая рассудительное решение… Дафна теряется в загадочной глубине его кофейных глаз. — Это твое, — он указывает на ее живот, затем собственнически обхватывает за талию. — А ты — моя. И всё твое — мое… Я хочу сказать, Даф: я не отдам ему твоего ребенка, — неотступно поясняет он, заправив ее распущенные влажные волосы за уши, притягивает к себе за затылок и крепко целует в макушку. Дафне хочется разрыдаться от спасительной любви к нему. Всплакнув, она проносится глазами по слабо отражающейся на полу от двери тени и сильней прижимается к Блейзу, потянувшись, чтобы взяться за его широкие плечи. Дафна на носочках наступает ему на стопы, вплотную соприкоснувшись с ним голой грудью. Блейз самоуверен и всегда найдет выход, но она все же не представляет, как он это сделает возможным. — Я дала обет… что отдам ему ребенка, Блейз. — Но я — не давал, — ровно напоминает он в ее макушку. Дафна на подогнувшихся ногах опирается на его плечи, в раздумьях поводив по его сильным мышцам кончиками своих заостренных ногтями пальцев. Властный голос Блейза, монотонно внушающий ей, что у него все под контролем, бальзамом разливается на душе и изгоняет бесов. Он способен единолично править ее сердцем. Его уверенностью хочется заразиться. Так приятно было бы спрятаться за его покровительской мужественностью… Быть женой главаря мафиози — благо и риск. Блейз — опасный человек, Дафна знает. Но то, на что он готов пойти ради нее… сулит войной, учитывая, какими силами обе стороны обладают. — Тем более что Грейнджер и Малфой сами рано или поздно либо ликвидируют, либо упекут Нотта за решетку, — утешительно погладив Дафну по спине, находит он и с мстительной ухмылкой, слышащейся в его размеренном тоне, иронично добавляет: — В лучшем случае будет ходить в черно-белую полоску в новенькой тюрьме, за то, что уничтожил старую… Дафна в растерянности упирается подбородком в плечо Блейза и задумчиво поглаживает его по мускулистой спине. В ее груди глухо сжимается сердце. Он уже говорил ей нечто подобное, но она не желала думать, чем это всё в конце концов обернется. На их стороне Драко и Гермиона: с такими блестящими союзниками успех гарантирован. Но ее терзают серьезные сомнения. Желает ли она такого конца для Тео? Сдастся ли он так? За этим гениально-безумным больным ублюдком ведь тоже идут люди. И хотя ей удалось вынудить их обоих дать Непреложную клятву, запрещающую покушаться на жизнь друг друга — не закончится ли это всё в таком случае нескончаемой войной, зерно которой посажено в ней? В дверной щели Дафне на секунду видится, как проскальзывает тень…***
Саундтрек: Frank Ocean — Pyramids С рассветом, зверски проголодавшись, Дафна, Блейз и Теодор спонтанно едят за одним столом в тех же апартаментах. Это странное мероприятие сопровождается вражескими мужскими переглядываниями через небольшой стол и чёрствым пережевыванием пищи. В отличие от леди, которой в этот момент на своей волне есть дело только до сладких булочек, клубнично-овсяной каши и блинчиков с сиропом, лорды едва ли забывают о вражде как во время еды, так и во время секса. За эту ночь Дафна просто до обморочного состояния вымоталась и за обе щеки уплетает всё, что подал к столу Космо, не по-дамски поставив одну ногу на стул и запивая всё большими глотками апельсинового сока. После ванной она толком не привела себя в порядок, только почистила зубы, расчесалась и накинула белый банный халат. Эффекта от этих процедур много не было, Дафна все равно выглядит точно так же беспорядочно, как выглядела бы любая другая, ночь напролет занимающаяся сексом с двумя горячими молодыми мужчинами. Когда она пошатнулась на выходе из ванной, Блейз придержал ее с беспокойным вопросом, как она себя чувствует, не хочет ли есть, — и тогда в подтверждение с заурчавшим желудком Дафна пришла к выводу, что если не поест, то точно упадет в обморок. Сейчас, пока она, облизав пальцы, в голодной спешке измазавшиеся в сиропе, насыщенно-спокойно доедает булочку, под столом на ее обнаженную ногу ложится рука Теодора. У Дафны чуть не выпадает булочка из замерших рук. Сахарная пудра остается на верхней губе, когда она изумлённо обращает на него невинный взгляд — исподтишка хитро улыбнувшегося, пока сам непренужденно водит пальцем по ободку кубка с тыквенным соком, а рукой под столом скользит дальше по ее ноге. Бессовестно заигрывая с чужой женой — без трусиков доступной к его манипуляциям. Пока ее муж, доев сэндвич с ветчиной, допивает стакан гранатового сока и вытирает рот салфеткой, не подозревая об этом. Прежде чем Дафна отреагирует, у нее проносятся перед глазами все те разы, когда они в прошлом так ели вдвоем, а Тео постоянно отвлекал от еды тем, что ласкал ее под столом. На светских приемах, устраиваемых их родителями... Бывало даже в Хогвартсе в том числе за пределами гостиной Слизерина. И раньше ей очень нравилась эта их маленькая шалость, она никогда не могла устоять, в каких бы отношениях они не были… Всё это — ночь втроем, совместный завтрак с запретными прикосновениями к ней — в совокупности вдруг напоминает изначально просто неловкий эпизод из их общего детства, но ставший постыдным, после того как троих десятилеток пристыдили взрослые. Такие моменты обычно надолго исчезают из памяти, но в какое-то время нежданно всплывают. И как раз сейчас в паутине детских воспоминаний у в миг покраснелой Дафны вырисовывается, как в начале пубертатного периода, когда мальчики и девочки начинали интересоваться своими физическими отличиями, маленькой застала Блейза и Тео у себя дома за сравнением своих половых органов. Мальчики тогда попытались скрыть свои дела, но Дафна заметила и из простого детского любопытства попросила показать ей тоже, что они и сделали, а потом попросили и ее показать, что там у девочек. Она смущалась, но все же удовлетворила их любопытство в ответ, ориентируясь на Тео, который задрал ее платье, посадив на кровать, и без какого-либо сексуального подтекста чисто из познавательных интересов показал лучшему другу, как сильно девочки отличаются от них. За этой невинной, но все равно нехорошей шалостью их троих с разразившимся скандалом застукала Донателла. Тео немедленно отвела за руку на особый воспитательский разговор с его отцом на тему, как нельзя показывать наготу своей невесты другим юным лордам. На Блейза предвзято спустила больше всех собак, как на очевидного в ее глазах плохиша компании, гневно и в красках пожаловавшись его матери в письме, мол, за дурное влияние. А Дафне потом лично строго-настрого запретила, как хорошей девочке из знатной семьи, позволять мальчикам трогать себя между ног. Дафна тогда уточнила: «Вообще нельзя?», и Донателла ей ответила: «Только Тео… когда вырастешь». Хотя сейчас Дафна наперекор словам матери не позволяет именно его пальцам, уже было пробравшимся к ее за ночь взвинченным губам и пощекотавшим ее едва успокоившийся клитор, единолично себя соблазнить. Она не хочет создавать новый конфликт, поэтому просто молча, глядя на своего бывшего-сегодняшнего справа от себя с этой его очаровательной взъерошенной ею шевелюрой каштановых волос и с исцарапанным тоже ею торсом, слизывает с верхней губы сахарную пудру и закидывает ноги на колени к мужу слева от себя. Чем забирает у первого доступ к своей гиперсексуально разошедшейся киске. Блейз принимается отстраненно-привычно массировать ее стопы, пока хмурится на вставшее за окном солнце, берет со стола портсигар и, вытянув зубами одну сигарету, закуривает. Его лёгкий белый банный халат свободно распахнут на рельефной крепкой груди, по которой Дафне хочется игриво провести ногой, чтобы отвлечь от погруженности в себя, если судить по его глубокомысленному взгляду. Даже у него не остаётся сил выгонять третьего лишнего. С раскрытых створок панорамного окна дует осенний ветерок. Над дубовым лесом, провожая лето, кружит жёлтый листопад. Дафна таки проводит ногой по груди Блейза, словив на себе его по-домашнему потеплевший взгляд, когда посылает ему одними глазами самую любящую улыбку на всем белом свете. В ответ он тянется рукой к ее лицу, в повседневной заботе стирая большим пальцем с уголка губ остатки сахарной пудры. А затем, пристально глядя Дафне прямо в глаза, поочередно облизывает ее недостаточно очищенные от сиропа тонкие пальцы. У нее всё внутри теплеет и трепещет от ощущения его горячего рта и юркого языка. По завершении, вылизав ее пальцы, Блейз оставляет на ладони своей леди поверх татуировки цветочной куфии джентльменский поцелуй. Она не может влюбленно отвести от своего красивого лорда глаз, пока он с дерзкой ухмылкой откидывается на стуле и делает безмятежную затяжку, искоса наблюдая недовольное выражение лица ее бывшего. Поманив также у Блейза двумя пальцами сигарету, Дафна ловит на себе такой серьезный осуждающий взгляд от Теодора, будто он самый ответственный взрослый тут, а не сбежавший из психушки злодей. Ей смешно, ей-богу. Хмыкнув, Дафна с дразнящей полуулыбкой принимает с рук Блейза сигарету, ждёт пока он ту между ее зажатых губ подожжет, затягивается и своенравно выдыхает дым в сторону Теодора. На что он, потянувшись к ее губам ладонью, выхватывает сигарету и сминает ту прямо зажженной, обжигаясь так, будто вовсе ничего не чувствует. Но Дафна не сдается и невозмутимо берет вторую сигарету — у с интересом следящего за ее действиями Блейза из протянутого портсигара — и демонстративно вновь закуривает, упрямо глядя прямо на Теодора с вскинутым подбородком. У Блейза на это вырывается умудренный смешок, как бы говорящий Нотту, что Дафна-то, сколько ее не воспитывай, все равно будет делать то, что ей угодно. Не одному из них, а — ей. Запрети Дафне что-то — и она сделает наперекор. Теодор не говорит ни слова, тем не менее ясно видно, как вымученно пляшут бесы в его зелёных глазах, словно она вкрай отбившаяся от рук девчонка, которую Блейз напрочь избаловал, а у него словно в силу своих лет уже не осталось сил приручать. Хотя для него примечательно, как Забини давал Дафне полную свободу воли, сначала сделав из нее бандитку, а потом уравновесив ее ураган бунтарства, грозящийся обратиться в торнадо самоубийства, до преданной ему до смерти жены, которая идёт на компромисс, чтобы жить. Вывод тут для него напрашивается сам: чем свободнее она была, тем дальше держалась от безумств. А Дафне интересно, почему он так опасно притих. Что-то задумал опять нехорошее. Или просто устал. Ведь Блейз определенно задумал, и она уже знает, что. А вот, что задумал Тео — нет. И это гложет. В любом случае после бессонной бурной ночи они все вымотались. Быстро перекусив и перекурив, они просто один за другим падают в кровать как убитые. Через несколько часов сна Дафна слабо просыпается от ощущения, что на нее смотрят. И не ошибается, потому что Теодор лежит рядом с открытыми глазами и смотрит на нее как-то замышляюще таинственно. Он выглядит просветленным, словно у него открылось новое дыхание. В зелени его глаз мерцает некое блаженное ви́дение, точно он глубоко витает в своих фантазиях. Его лицо красит спокойная улыбка, как когда он был самим собой: тихим художником, страстно смешивающим оттенки в своей палитре, чтобы нарисовать свою невесту, и уникумом, читающим книги, чтобы познать все таинства магии. Его напитанный всесторонне развитый острый ум способен за гранью безумия сгенерировать свое собственное ви́дение, вдохновленное Дафной. Без нее у него в голове хаос, с которым сложно оставаться в своем уме, как в разогнавшейся со скоростью света мощной машине без водителя. Без любви… Без своей королевы. Он потерял власть. Самое главное — над собой. Его неотрывный юношеский взгляд на ней сейчас — как проводник в прошлое, в котором он приходил к ней среди ночи после ссор и расставаний, а Дафна с утра нежданно видела Тео перед собой таким же фантазийно отчужденным, затягивающим в свои фантазии ее. Порой она просто ощущала шлейф его присутствия во сне, не меньше погружающим ее в их прекрасный и проклятый мир. Дафна проводит пальцем по его густым бровям, смахивая упавшую на лоб вьющуюся каштановую прядь… наверное, чтобы убедиться, что он ей не снится. Тео умиротворенно прикрывает веки, затрепетав темными ресницами, когда ее пальцы спускаются по его скулам и губам, заканчивая на щетинистом подбородке. Как если бы укололась, Дафна одергивает руку, потому что вспоминает, что было ночью. Тео действительно здесь. И ей нужно держаться от него подальше. Его внутреннее ви́дение слишком эффектно заразительное, чтобы иметь перед ним абсолютный иммунитет. Особенно теперь, когда он, вероятно, запустил в нее свои корни. И без того достаточно его красивых слов, его изумрудных глаз, в которых исторически запечатлена практически вся их жизнь, чтобы расположить к себе. Чего стоит хотя бы то, сколько потерянных людей Тео, став темным магом, собрал вокруг себя, просто чтобы использовать в своих целях, навязав ложные идеи. Нет, он бывал честен. И Дафна одна из немногих, кто легко могла распознать его ложь, но не когда он сам в ту верил. Тео точно читает ее мысли и с медленно растянувшейся безумно мечтательной улыбкой проводит рукой по низу ее живота. Его пальцы безмятежно гладят ее от лобка, покручивая на кончиках шелковистые светлые завитки, и поднимаются вверх до пупка, по кругу обводя тот указательным. Внезапно Тео собственнически сжимает ее живот своей большой ладонью. Полубодрая, глубже задышавшая Дафна, поджав ноги, накрывает свой живот ладонью в защитном жесте. Только он на этом не останавливается бродить по ее нагому телу столь непренужденно-естественно — как по своему. И, расправляя развороты халата, перебирается огрубелой ладонью выше по ее оголившимся мягким полушариям и их заостренным пикам. У Дафны в полусне всплывает очередное воспоминание, как в детстве Тео обожал персики и всякий раз, когда домовики подавали их на стол, собрав с персиковой рощи во французском шато Ноттов, его кристально-зелёные глаза счастливо загорались. Она любила наблюдать, как он пальцами оглаживает бархатистую поверхность спелого фрукта, а затем ест их с особым удовольствием. Такой он страстный человек. Замерев сейчас, он проводит ладонью по ее грудям так же очарованно, как по любимым персикам, которых долгое время не ел, очерчивая большим пальцем налитые вишенки сосков, окружённые сливовым окрасом от интенсивности мужских ласк. Дафна чуть совсем не засыпает вновь, затрепетав от того, как чутко он ласкает ее крайне эрогенную грудь, будто интроверт после пиршества желающий смакующе полакомиться в одиночку. Как тут он нахмуренно берет пальцами снежный обсидиан с ложбинки. И Дафна, широко распахнув глаза, тут же отодвигается от Нотта назад к спящему позади нее так же на боку Блейзу. Его сильная рука покоится на ее ноге под полами развязавшегося халата, и она нащупывает ту своей, перетягивая к своей груди, чтобы защитно обвить себя, будто стараясь закутаться им. Во сне Блейз инстинктивно крепче прижимает Дафну к себе и, обхватив руками за грудь и талию, закидывает на ее ногу свою. Так что Нотт перестает трогать ее амулет, призванный оберегать ее от него. Тяжесть практически двухметрового крепкого тела Блейза окутывает Дафну сзади одеялом тестостерона, под которым ей ничего не страшно. Веки постепенно закрываются, то и дело любопытно открываясь, чтобы понаблюдать за лежащим без сна, так и смотрящим на нее Тео. Спустя несколько минут такого моргания она таки обратно погружается в сон. Саундтрек: grandson — Oh No!!! В следующий раз она просыпается снова от ощущения, что кто-то смотрит. На этот раз откуда-то сверху. Дафна сонно и нехотя открывает глаза. Над кроватью проглядываются силуэты Драко и Гермионы в форменных мантиях невыразимцев. Оба абсолютно шокированные. В замешательстве при виде них троих в одной постели с измятыми, запутавшимися между телами простынями. Верховные расценивающе переводят взгляды с Теодора, наконец уснувшего раскинувшимся на спине с протянутой рукой на животе Дафны. На Блейза, обнимающего во сне Дафну за ее пышную грудь. И на нее саму — между ними неловко хлопающую своими небесными глазами. Стараясь прикрыться, Дафна в процессе замечает свои ярко проявившиеся многочисленные любовные укусы и отметины на теле и порядком смущается. Думается ей, случилось что-то срочное, раз они так ворвались. И будит Блейза, глядя на застывших крайне серьезных друзей с подозрением. На них лиц не было. — О, да бросьте, — заметив их присутствие, хрипло протягивает сонный Блейз, считывая ступор друзей неправильно и накрывая себя с Дафной получше одеялом. — Не вы ли кувыркались втроем с Пэнси, чтобы так реагировать… Ах да, именно вы, — заключает он, рухнув обратно в постель и притягивая к себе настороженную в отличие от него реакцией друзей Дафну за бедра. — Так что отвалите… В мысленном несварении поводив на них бровью, Драко прокашливается и отходит от любовного ложа на троих. У него не находится вступительных слов, чтобы объяснить, что отныне знает, что они ещё похлеще могли бы натворить в будущем. Зато находит Гермиона: запальчиво потреся в своих маленьких руках большим высоким черным томом с римскими цифрами и вместе с тем своими буйными, как у безумной ученой, волосами, она язвительным, на редкость себе ненавидящим тоном грозно командует: — Подъем, господин бывший Верховный Нотт! Вас Часовой сдал! Дафна и Блейз, окончательно сморгнув сон от такого странного заявления, обмениваются озадаченными взглядами. Гермиона выглядит жёстко триумфальной, словно сделала страшное открытие, которому одновременно профессионально рада и личностно зла. Драко пообок от напарницы возвышается, как дракон подле своей королевы, в куда более сложной версии спутанных чувств. Угрюмой злости — от всего увиденного из другого будущего. И отрады — что всё то уже не случится. Больше потрясенный и некого рода по-другому смотрящий на всех них троих. Теодор же в тот же миг распахивает глаза в настоящем обличительном ужасе, загоревшимся изумрудным пламенем в его радужках с вмиг расширяющимися зрачками. Его раскрыли. И — да разрази его гром — предал его чертов магический искусственный интеллект, которому он доверял больше людей! Из груди Нотта вырывается припадочный неверящий смех, пока он судорожно соображает. Замысленное в его голове теряет всякие тормоза, которыми Теодор пытался себя остановить. Этот Замысел возрастающей опухолью надежды пульсировал у него в голове с момента, когда он увидел, чем именно Забини заполучил Дафну, будто и сам может, последовав его великодушному примеру, стать для нее такой же авторитетной надёжной фигурой, подобной ее отцу. Этот Замысел чуть болезненно не извергся внутри него ложной надеждой, когда увидел, какой властью Забини ныне обладает над Дафной, потому что явно не сможет ее больше по-настоящему заполучить. Этот же Замысел воспалился до вынужденной идеи фикс, когда подслушал, что Забини планирует в обход обета отобрать его ребенка, пока их с Дафной друзья-Верховные — всерьез планируют его устранить, то есть фактически объявить ему войну, ведь он так им не дастся… И в конце концов то, как Даф памятно посмотрела на него за столом и будучи сонной в постели, — разожгло в нем пожар, в котором Тео не боялся сгореть. Однако до конца не был уверен во внутренних дебатах с безумным и логичным собой. Он ведь не хотел снова спалить ее в своем пламени… Отныне же этот Замысел больше не кажется ему повторением одного и того же цикла, а кажется единственным выходом сокрыть истину, которая не только перевернет весь ее мир, но и наверняка навсегда отвратит ее от него, похоронив его единственную надежду. Он убеждает себя, что хотя бы даст себе фору, ведь с рождением его ребенка от нее из-за данного обета все равно не сможет держать Дафну силой. И ради одной только попытки сокрыть от Дафны свои тайны Теодор пойдет на всё. Посмеявшись, Нотт в единомыслии с самим собой подскакивает, принимая сидячее положение, чтобы без раздумий и на месте убить Грейнджер и Малфоя. Ранее наложенные чары Дафны, удерживающие его от вредительства ее близким, перебарываются с его ничем неодолимым рвением уничтожить угрозу. Кровь в его жилах вскипает синем пламенем, отражаясь в изумрудных глазах: он молниеносно приманивает из рук Грейнджер предмет наивысшей секретности. Воинственно сощурившись, как пара хищных акул, невыразимцы с безупречной реакцией нацеливают в него свои палочки, чтобы напасть и вернуть волшебную книгу, содержимое которой засекречено невозможно пересказать; посторонним имея возможность лишь напрямую показать с рук когда-либо действующих Верховных, а также открыто обсуждать исключительно в кругу Совета. В секунду завязывается схватка величайших магов своего… и измененного будущего времени, кончаясь едва ли не на следующую. Могущественные лучи света Грейнджер и Малфоя, преобразованные из чар Патронуса, отталкивают Темную магию Теодора, искрящуюся от него со всех сторон синими искрами. Давая ясно понять: они — сила, с которой нужно считаться. У Нотта нервно дёргается глаз: если в первое время он параноидально опасался, что Королева грязнокровок охомутает Дафну с ее лесбийскими наклонностями; потом вполне себя оправданно, что внушит ей свои безумные идеи; так теперь приходится и вовсе иметь дело с тем, что заумная выскочка дорвалась до сверхзасекреченного преданного ему древнего механизма и, наверняка как-то тот взломав, получила доступ к информации, к которой имел только он, чтобы раскрыть тайны всей его жизни. С самого начала Нотт знал: Грейнджер опасна, как ураган, который, ворвавшись в их волшебный мир, принесет одни беды. И уже натравливал на блестящую ведьму своего возраста «диких пчел» Блэков, отстраняя героиню войны на тот момент от своей должности, чем радикально отбирая у Дафны возможность работать на ту. Только нежданная подружка Дафны того хуже вошла вместе с ней в состав мафии, продолжив не только подвергать его невесту своему вдохновляющему на борьбу с ним влиянию, но ещё и затеяв грандиозное противостояние Миссии Свободы его ставленников. Доведенный до отчаянного злодейского безумия Теодор даже подрывал взрывным артефактом Грейнджер с вкрай охомутанным ею, испорченным Малфоем на дирижабле. Но эта чокнутая всё не сдается! Она забрала всё. Она захватила власть, извратила Драко, сделав из наследника дома Малфоев своего ручного дракона, настроила Дафну против него, подтолкнув ее в объятия Забини! А теперь и того хочет уничтожить дело всей его жизни. А неплохими такими союзниками всё-таки обзавелся Забини в войне с ним… От осознания, как всё-таки зло шутит над ним жизнь, Теодор бы непременно зашелся гомерическим хохотом, что клокочет у него где-то в осколках души. Наяву же у него нет времени на промедление — на рваном выдохе он рассредоточенно-яростно концентрирует темную энергию в себе и в ответ преобразовывает ее, возрастив силу до синего огненного потока, извергнувшегося из него и накрывшего правящих Верховных. Оно со вспышкой сбивает Гермиону и Драко с ног далеко и быстро и несомненно убило бы, не защитись они своей новаторской наивысшей светлой магией вновь. Краем глаз Нотт в состоянии аффекта обостренно видит, как Забини незамедлительно атакует его с другой стороны с заволокшими мутной серой пеленой глазами. И следом с феноменальной скоростью блокирует чернильные вихри магии вуду, едва не попав под подавляющие волю чары. Перемирие закончено. Но Нотт может лишь подальше оттолкнуть его, безотказно скованный данным Дафне обетом не сражаться с Забини на смерть. После чего мгновенно достает из кармана брюк заготовленный артефакт-икс. Хватает перепуганно-растерявшуюся безоружную Дафну, закутавшуюся в простыни и вжавшуюся в матрас, за запястье, в одну секунду застегнув на том краденный браслет — по совместительству созданный им незаконный портключ до Франции. Она беспомощно мотает головой, такими молящими глазами воззрившись на него, что у Тео ответно пылают глаза, но совсем не на ее немую просьбу, а разжигаясь в своих намерениях от вида ее пленительной слабости перед собой. Толком не соображая, что Нотт творит, но чувствуя: ничего хорошего это ей не сулит, Дафна, впившись ногтями в его предплечье, осевшим голосом взывает к нему, чтобы остановился. Но Тео настойчиво прожигает ее обезумевшими глазами и, усиливая хватку на ее вырывающемся запястье, активирует портключ. Дафна, задыхаясь, пытается бороться с ним. Пытается… до тех пор, пока оцепенело не оглядывается по сторонам, увидев ущерб нанесенный ее друзьям, рискующих жизнями, чтобы помочь ей… Как Драко, весь светясь серебристо-небесным свечением, в лютейшей поистине драконьей защите прижимает к себе голову заскулившей от боли Гермионы и гасит остатки пламени с ее кудрей, пока она так же своей магией расправляется с огненными ошметками на нем. Как Блейз поднимается с заволокшими разрушительным для души колдовством вуду глазами… Дафна поникает и усмиряется в ноттовской подавляющей хватке. Под ошалевшие взоры раненных действующих Верховных, лихорадочно тушащих друг на друге свои загоревшиеся и прожигающие кожу мантии, и устрашающий взгляд смертоносно быстро надвигающегося на них Забини… …ровно за долю секунды, как тот успеет схватиться за Дафну и оттянуть на себя… …Теодор с дрогнувшей на губах исступленной улыбкой исчезает с ней и хранящей его тайны книгой прочь. Таки свершив свой Замысел.В небе снова дым, Итак, я снова под кайфом, Получаю еще один удар в диафрагму. Я никогда не рисовал план, Как разобраться с этим дерьмом, Так что я снова краду и лгу, у-оу! Ты — моя мечта, ты — мой кошмар, Жизнь — сука, она играет не по правилам, Тут же бросает тебя. Я надеялся, что ты заметишь моё отчаяние. Беги прочь от боли, мне всё равно, ведь...
Сначала они подстрекают к насилию, Их переклинивает, а потом они призывают к молчанию. Я сжигаю всё дотла, и мне кажется, мне нужно какое-то руководство, У детишек нет шансов, Нет, у детишек нет никаких шансов!
Старые проблемы снова вернулись, Они гробят мои планы, я такой: «Оу нет! Оу, нет!» Я снова вернулся во мрак! У меня снова старые проблемы! Я думал, что у меня есть преимущество, оу, нет, оу, нет! Я снова вернулся во мрак!
Этот цикл повторяется. Секс, рок-н-ролл, успокоительные средства... Выродкам нужны лекарства. Я потратился просто так. Мне плевать, что мне втюхивают, как будто я непорочен, нет! И я знаю — я кусок дерьма, Уже надо было это усвоить, спокойствие... Мне оно срочно нужно, или хотя бы его частичка! В школе этому не учат. Каждый из нас пытается освободиться, Но этот процесс, видимо, немного медленный.
Что бы вы мне ни втюхивали, я — это злая шутка, Мной пытается править преступник, и я не могу с этим справиться, Я влюблён в боль! Мы боремся с системой, потому что она в упадке, у-у! — grandson «Oh No!!!»