Все, что делаешь, надо делать хорошо, даже если совершаешь безумство.
Жизнь устроена так, что человек долго и мучительно идёт к осознанию, казалось бы, элементарных вещей. Мы шагаем, растём и учимся, полностью погружаясь в ритм нашего мира, не желая оторваться от этого шума ни на миг и разобраться в себе. Нам просто напросто страшно. Кому не станет страшно разобрать причины своего разбитого сердца или же…почему в голове постоянно витают мысли о смерти? К сожалению, наша жизнь коротка и мы, все мы, обязаны ступать по этой земле твёрдо, не позволяя никаким ветрам и, тем более, людям сломить наш внутренний стержень, заставить нас пасть на колени и лишить всякой надежды. Человек — создание высшего порядка, но также и чрезвычайно уязвим. Да, по сути, человечество способно создать невообразимое оружие, панацею от болезней и даже вечную жизнь в её первобытном понимании, но…всё это в конце концов станет жертвой и залогом человеческой слабости. Неважно, насколько необходимо создание чего-то там, в любой момент человек может использовать это лекарство, словно смертельный яд. Панацею же человечество ни за что на свете не изобретёт, потому что…потому то её создание облегчит жизни, а это…невыгодно. В нашей жизни, сколько бы о смысле жизни и о необходимости соблюдать мораль не говорили бы все подряд, но…в конце концов историю напишет не тот, кто даровал спасение и мир, а тот, у кого оказалась сила, чтобы задавить всех несогласных. И тогда получается…всё предрешено? Раз ты обладаешь силой, то за тобой и голос? А все слабые…всего лишь пушечное мясо? Просто ресурс для достижения власти? И все те дети, что рождаются в клубке страстей за обладание силой…они тоже…с самого начала обречены? И какого же…? Что значит родиться ребёнком в семье каге? Стать старшим ребёнком в такой семье? Темари но Сабаку точно знала ответ. Это значило омыть всю себя ещё с самого детства в смеси отборной грязи, смраде алчности и порочности. В прямом смысле значит родится не как личность, а как изначальный ресурс для поддержания авторитета семьи и деревни, которой правит родитель. Тебя продадут в любой момент, как красивый товар, обладающий репродуктивной функцией и радующий глаз. Не спросят, но позаботятся, а просто отдадут, желая получить выгоду из этой сделки. И знаете что? Она почти смирилась. Она почти смирилась в тот день, когда отец, папочка, которого она так обожала, избил её, требуя от неё смирения. Удары сыпались нещадным количеством по всему телу, но лицо не трогали, чтобы лицевую сторону товара не украшали синие следы. В тот момент девочка, ещё даже малюткой лет пяти, вспомнила обидные слова старейшины Чиё: «Она принесёт пользу, раз родилась не уродливой» Но тогда как же… Как же её желания? Её стремление стать шиноби? Сильной старшей сестрой для Канкуро и будущего, ещё не родившегося братика или сестрёнки, это было не так важно? Ей просто…надо молчать и кивать головой? Смириться с судьбой? Принять то, что сказал отец? То, что сказал четвёртый казекаге Раса? Оставить свои тренировки и быть просто полезной? Бросить всё то, ради чего она терпит ад вокруг? — Темари, не смей открывать рот пока я или другой мужчина не позволит тебе. — Тяжёлая рука больно хлопнула по её руке, оставляя покраснение на детской коже. — Не смей даже мыслить о том, что сможешь решать что-либо. — и глаза отца…нет, биологического родителя, впервые девочка поняла, что никогда не видела и не увидит в этих глазах и намека на тепло, на человечность. Он на это был не способен. — П-папоч-чка… — она отлетает от него, когда он больно сжимает её плечо и толкает её от себя. Ей немного, она ещё ребёнок, но…как же она хотела услышать слова доброты от отца. Глупая глупая малютка Темари хотела, чтобы отец признал её, чтобы гордился ею… Как тупо это было. — Раз родилась слабой и никчёмной девчонкой, так знай своё назначение. — Её поднимают за волосы, опаляя детское лицо жутким дыханием. — Послужи хорошо и качественно. Отплати за свою жизнь. — Б-боль-но… — Она зажмуривается, ощущая, как по лицу текут противные слёзы. Это плохо. Темари помнила, что её отец ненавидит слёзы. Он презирает слабых. Ей нельзя рыдать, даже если очень больно. Ей нельзя расстраивать отца, потому что иначе он может переключиться внимание на Канкуро. Её папочка просто зол наверное, да? Он же их любит, да? Но в ту же секунду в детский мозг прилетает фраза отца о том, что он ненавидит её, его дочь. И знаете…? В её голове именно в тот раз что-то щёлкнуло. Наверное…это лопнуло её терпение и вера в лучшее. Темари упала на самое дно своих иллюзий, вспарывая душу острыми осколками розового стекла. Мерзко. Ей было противно от своих ожиданий. — Мерзко. — это слово больно бьёт по вискам шестилетней девочки, заставляя кровь бить по ушам. — Какая же жалкая у меня дочь. — Раса умеет бить в эпицентр слабости собственных детей. — Пару ушибов, а уже ревёшь? Не смей показывать эти противные слёзы никому, понятно? — Она слабо кивает, чувствуя, как во рту появляется привкус железа. Кажется, она снова прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, когда отец ударил её… — У тебя нет права портить свою репутацию товара. — Я…поняла. — Хоть это ты смогла сделать. — он разворачивается к дверям, не кидая взгляда на дочь, еле стоявшую после его побоев. — Ты женщина, Темари. Твой удел — жить в подчинении. — А теперь в голове лопает лампочка. Она взрывается, словно стекло с бомбой, разнося в ничто всякое тепло к этому человеку. Отныне там лишь адский лёд. — … — она не отвечает, ощущая, как внутри всё накаляется и непонятная лава словно течёт по её венам. Лава, несомненно чёрного цвета, насыщенная жгучей ненавистью к человеку, с которым она связаны кровью. Она молчит, потому что не хочет больше и слова произносить в сторону своего врага. Да. отныне её отец — её заклятый враг. Монстр, несущий опасность её семье. И тот, кого необходимо ликвидировать. Темари и слова ему не скажет, даже если он будет снова и снова лупцевать её своими мерзкими лапами и обливать её ядовито-кислотными словами и прожигать ледяным взглядом. Она всегда будет молчать в его сторону, потому что…её молчание — самое совершенное выражение презрения. Ей больше не нужны его слова или признание. Она ошибочно считала Расу — отцом. Она тихо поднимается с пола, не обращая внимания на старейшину Чиё, которая всё это время сидела рядом и наблюдала за воспитательным процессом. Темари не хочет сейчас видеть кого-то из этих чудовищ. Её детское воображение рисует, что книжка с легендами ошиблась. Песчаные монстры, пожирающие людей, никуда не исчезли. Девочка уверена в том, что эти монстры перевоплотились в старейшин, а их главарь в её биологического отца. Потому что…потому, что ей рассказывает вечерами мама, нежно обнимая её и Канкуро тёплыми руками… Её язык не поворачивается назвать всех этих существ — людьми. Кто-угодно…монстры, дьяволы, черти, чудища, чудовища, но никак не люди. Старейшина же зыркает на неё глазами, надменно выдыхает, обжигая словами невинную девочку. — И где же ваше воспитание? — А когда девчонка вместо низкого поклона, игнорируя её, уходит подальше, то женщина шипит словно змея. — Эгоистичная дрянь. — И с помочью ветряной техники, оставляет на икрах блондинки два глубоких пореза, из-за которых та падает на пол, падает на колени, окропляя паркет алой кровью. Принимает позу смирения, так удовлетворяющую этих тварей. — … — Она не произнесёт ни звука. Она поклялась самой себе. И своей семье. Не отцу и долбанному совету, а семье, которую она хранит в своём детском сердечке. Она больше не заплачет и не позволит себе быть слабой. — Надо быть осторожнее, Темари. — едко подмечает старейшина. — Охо…и как же быть-то… — Потом бабулька светлеет лицом. — О, кажется, я придумала. Ты уберёшь всё это, раз уж такая неряха. — она мерзко улыбается, бросая раненного её техникой ребёнка посреди коридора. Темари прикусывает нижнюю губу, стоически перенося боль от ран. Платье, которое лишь слегка открывало икры ног, становится короче, потому что она рвёт ткань, чтобы наложить жалкое подобие повязок на ноги. Находит где-то у стенок грязную тряпку и ведро с водой и принимается вытирать следы собственного ранения. «Вы пожалеете. Я ничего вам не скажу, я буду молчать. А потом я уничтожу вас. С улыбкой на лице и вашей кровью на веере!» Она протирает белую плитку пола, всей душой желая уничтожить эту резиденцию казекаге. Уничтожить комнату наказаний, где каждый день ей твердят о том, что она всего лишь товар. Не человек. Её колотит от одной мысли, что младшие могут вообще узнать о существовании этой пыточной. Там огромное зеркало и чёрные шторы. Там ледяные вражеские руки обхватывают твоё лицо и вбивают в тебя мысль о твоей никчёмности. О том, как именно ребёнок может стать не мусором… Её руки мечтают искрошить в песок весь этот коридор, видевший то, как её унизила старейшина. Как напала на безоружного и упивалась её болью. Она также хочет, в глубине своего сердца, похоронить всех людей, что работают в этом здании под землёй. Потому что все они — наслаждаются страданиями. Все те люди, что проходя мимо неё, ползущей на полу в тряпкой, твердили, что вон там в углу пятнышко грязи видно или что она безрукая…всё это лишь поджигало почву ненависти к своей принадлежности к семье четвёртого казекаге, к статусу дочери каге деревни песка. А потом её отпускает. Она возвращается домой. В то место, где она могла ощутить такой желанный покой и защиту. Место, где груз и грязь по волшебству исчезали с её плеч, стоило переступить порог домика, который был для Темари драгоценнее всего на свете. Стоило очутиться внутри и почувствовать тепло от камина, где трещали поленья, услышать аромат пирога с яблоками и цветками лаванды, ощутить, как лёгкие заполняются неописуемым счастьем и спокойствием. Стоило маленькой девочке оказаться в собственном райском домике, как слезы срывались и текли водопадом по лицу, освобождая ребёнка от боли, накопившейся за день. Она с разбега прыгает на мягкий диванчик, зарываясь лицом в подушку, на которой вышит цветок лотоса и от которой пахнет сладким запахом яблок и раскалённого песка. Стоило всё это ощутить и услышать самое необходимое: — Милая? — нежный голос постепенно восстанавливал разорванное сердце девочки — Доченька, что-то случилось? — Мама! — Темари бросается к женщине, единственной, что проявляет тепло и свет в этом царстве мрака и льда среди песков. Карура горько улыбается, обнимая ребёнка. — А…где Канкуро? — Он уснул, — их мама по-доброму журит сына — опять творил своих необыкновенных кукол всю ночь. Рукодельничек. — Ясно… — Темари не может избавится от навязчивого желания спросить о том, что сегодня сказал ей казекаге. — Мама…? — Что такое? — они сидят на диванчике, в ожидании, когда пирог приготовится. Карура чувствует этот запах напряжения и страха от дочери и проклинает свою слабость и никчемность. Она — мать этих детей, но она не в силах оградить их от всего того дерьма, которым их поливает её муж. Тот, кому она поверила и жестоко обманулась, веря в его доброту, которой и не существовало. Благо, что она смогла вынудить каге обеспечить их домиком отдельным от резиденции. Хоть какая-то гавань спокойствия. — Мам… — Темари сжалась, касаясь ладошкой округлого живота. Интересно, у неё появится братик или сестричка? А с каким цветом волос? А что же он или она будет любить кушать? Но, чёрт возьми, всё это затмевалось страхом. Страхом, что и будущий ребёнок мамы будет также страдать. Темари не желала такой участи ни Канкуро, ни будущему братику или сестрице, которую уже заведомо любила. — Ответь мне…я правда…только товар? Я не имею права слова? — Чт… — Карура замерла, переваривая слова дочери. Ей же показалось…? — Казекаге сказал, что я не могу говорить тогда, когда я этого хочу… — Вдруг Темари с силой прижали к себе. — Доченька, милая… — мрачным голосом начала женщина — Я поняла, мам, прости, что спросила… — Она не хотела заставлять её маму плакать. Не из-за того, что казекаге сказал нечто очередное… — Нет же, милая… — Карура посмотрела ей в глаза и девочка вздрогнула, впервые видя не тепло, а ядовитые льды в глазах матери. — Темари. — Дочь и мать смотрели друг на друга. — Ты моя дочь, но ты также и будущая женщина в глазах остальных. — Я… — Послушай меня, милая. — Карура сжала кулаки. — Слова о том, что ты не имеешь права выбора или же то, что ты — товар…бред ничтожного ублюдка и не более. — Но я думала… — В этом мире ты не раз встретишь такое отношение. Тебя будут хотеть принизить, просто потому что ты девочка. Не мальчик, а этого хватит всем насекомым, чтобы начать лезть во все щели твоей жизни, но запомни то, что я тебе скажу. — Карура положила свою ладонь на голову дочки. — Есть кое-что в этом мире намного опаснее, чем желания мужчин или их униженное достоинство. — И что же это? — Темари медленно переваривала их беседу, наконец осознавая, что она почти сдалась в обман отца. Почти поверила в неизбежность той судьбы, которую создали вместо неё. — Разъяренная женщина. — Карура продолжила. — Только женщина способна дать жизнь, но мы также можем быть куда более жестокими нежели мужчины. Страх крови, страх ошибок…всё это мы можем задавить на корню, желая достигнуть цели. Если бы женщины не сидели в домах, то они бы давно управляли бы миром. — Но почему тогда… — Этот мир сломан, милая. Сломанные мы, живём по сломанным правилам, подчиняясь людям, что и понятия не имеют том, что влечёт за собой власть. Нами правят люди, требующие свою свободу, но лишающие этой же свободы других. Они жаждут этого, но отрекаются от ответственности, что следует за нею по пятам. — Это нечестно. — почти отчаянным криком прошептала девочка. — Именно поэтому я прошу от тебя лишь одно — не сдавайся и не позволяй никому в этой жизни принижать тебя. Помни, ты моя дочь. — Темари всхлипнула. — Ты обладаешь статусом дочери казекаге. По рождению ты выше большинства, по праву своего рождения ты имеешь право голоса. Так найди способ загнать обратно в хлев всю сбежавшую скотину. Не позволяй тварям плести законы. И тогда ты защитишь то, что тебе дорого. — Но меня никто не слушает. Я просто ребёнок. — Нет, доченька. — Темари ощутила поцелуй на своей макушке. — Ты была рождена женщиной и той, что, подобно неконтролируемому ветру и буре, сметёт все на своём пути, не тронув лишь то, что окажется дорого. Ты куноичи, с рождения унаследовавшая технику моей семьи, моей матери. И настанет день, когда ты и твои братья поставите на колени всех тех, кто посмел причинить вам боль. — Карура обхватила руку дочери своими. — Однажды наступит день, когда все падут перед вами на землю. — Мама, я… — Не бойся. — Она потрепала дочь по волосам. — Ты не будешь одна. У тебя будет Канкуро и ваш младший братик. — Темари удивлённо посмотрела на живот матери. Так всё-таки у неё будет ещё один младший брат. как это прекрасно. — Вы трое станете силой, я точно это знаю. Чувствую. — Мам, я боюсь, что ошибусь…как же тогда…что мне делать…? — Самой большой ошибкой, которую ты можешь совершить в своей жизни, является постоянная боязнь ошибаться, милая моя. Темари смотрит на маму широко и внимательно, запоминая каждое слово и каждый взгляд. Девочка, которой скоро наступит седьмой год и у неё родится брат, впитывала всё, словно губка, наконец-то понимая, что отец врал, желал запугать её и превратить в послушного раба, а не сильного человека. И только матушка, её мамочка сказала те слова, ради которых она станет сильнее. Ради которых она будет рвать себе икры вновь и вновь, но добьётся того, чтобы отец пожалел о своих словах. Отныне он разозлил свою дочь, которую злить не стоило. Потому что её имя Темари, что означает гандбол. Мячик не очень большой, но при огромной силе удара, способный снести голову человека, вырывая позвонки шеи. Именно. Темари — мячик, который казекаге и совет самолично запустили в свои шеи. И когда настанет затаённый миг, их шеи снесут порывы дикого ветра, что подвластен лишь ей одной.* * *
Она не знала, когда начала видеть эти сны.
Темари хранила свой секрет, о котором ни одна живая душа не знала. Девушка считала смешным, делиться тем, что ей снится. По крайней мере…то, что она никак не могла привязать к реальности, не стоило оглашать вслух. Если честно, то…она пугалась тех проекций, что показывало ей её же подсознание. Она ничего не видела. Сплошная темнота, которая пугала. Не было и луча света да даже намека на искру не было. Она постоянно тонула в этих снах мрака и страха, который так презирала в себе. Не ей бояться того, что она видит даже не наяву. Каждый раз всё было одинаково. Сначала лёгкие обжигало ледяным воздухом, заставляя её ногтями сдавливать грудную клетку в себя, желая вздохнуть хоть немного воздуха. Она была в какой-то невесомости, не имея почвы под ногами и не имея права даже издать крик. Её лишали голоса и возможности ощутить ноги. Она, словно дрянная марионетка, висела в воздухе на невидимых нитях злобного кукловода. И ей оставалось только испуганно слышать, как сердце отбивает внутренности в бешеном темпе. И только жуткое бессилие сопровождало её на этом этапе сна. Потом пол, чёрной полосой расходился на две части, бросая её в очередную бездну. Ветер листал лицо, царапая ледяными потоками кожу. Темари могла издать крик, словно кто-то решил позволить ей кричать. Чертов благодетель. Снова подул ледяной ветер, прогоняя по спине табун мурашек. Темари хотела согреться от этого адского холода. Ещё раз содрогнувшись всем телом, она смогла поднести к лицу замерзшие ладони и подуть на них. Не помогло. Потерла их между собой, желая согреть окоченевшие ладони. Кожа прикоснулась к коже и создала жуткое и неприятное ощущение. — Что за…?! — она вздрагивает, в который раз не будучи в силах объяснить всю чертовщину. Её ладони испачканы в чём-то липком. Темари кажется что она начинает сходить с ума от насыщенного запаха железа в воздухе. Прикасается к своему кимоно и замирает. Кимоно мокрое, его можно руками выжимать, что куноичи и делает, стараясь отбросить всякую панику, потому что её веера у неё нет. Она беззащитна. Вокруг мрак и её интуиция почти вопила об опасности… А потом вдруг произошло изменение. Впервые за всю жизнь сон не закончился, а пошёл дальше, не позволяя ей выплыть в реальность. Она на ощупь смогла установить, что лежит в неком подобии ванны, полностью наполненной металлической жидкостью. Вязкая субстанция леденела на коже, не позволяя забыть о себе. Темари от неожиданности схватилась за бортики и тут же отпрянула от них, обжигая руки о ледяную эмаль. — Кровь. Всё это кровь… — Она дышит часто, бесясь от бессилия. Никого вокруг не было, но эта темнота и кровь повсюду не располагали к спокойствию да и веер не с ней! Как только её тело почти привыкло к ледяной жидкости и едкому запаху железа, то она снова начала тонуть. И не только. В её голове раздавались крики, разрывавшие черепную коробку дикой агонией. Темари схватилась руками за голову, желая сдавить виски и перебить дольщика, но в это же время её стало утягивать в эту кровь, словно в болото. Она тонула и ничего не могла поехать, потому что бортики слишком скользкие, а пальцы уже сводило от холода и озноба. Спустя минут пять она полностью ушла на дно, точно утонула в ванне среди мрака и неопределённости. Пробуждение было пугающе-волнительным. Она не проснулась сама, нет. Чьи-то руки аккуратно гладили её лоб и щёки, а по лицу скатывались чьи-то слёзы. В голове всё ещё трещало от криков и необъяснимой паники. Впервые она помнила себя такой уязвлённой. — …Ри… Мари… Темари…открой свои глаза… — Неизвестный нежно шептал её имя, словно Карура до своего убийства старейшиной Чиё. Темари пробрала дрожь и она попробовала открыть глаза, однако сразу же оказалась в стоячем положении, а вот напротив были чьи-то… Глаза. Ни лица, ни фигуры, ни рта…одни глаза, взгляд которых поднимал тревогу в её теле. Она, сама не понимая почему, не желала видеть их такими. Она чувствовала, как сердце разрывается от боли и вины перед ними. — Кто ты?! — Она крикнула прямо перед собой, но ничего не получила в ответ. Её не слышали. Серые глаза грустно и отчаянно смотрели на неё, но молчали. — Тема…почему? Скажи…почему ты… — её голос прервался, от того, как билось сердце при звучании незнакомого голоса. — Почему же я должен жить, если ты…если ты больше не рядом? Скажи…ради кого мне жить… Ты была единственной причиной… — Я… — она нелепо оправдывается, зная, что её не услышат. — Кто ты?! Почему ты в моём сне?! Почему я…почему ты… — Глупо ждать ответа, но…так я могу прожить ещё один день, обманывая себя этим. — Глаза напротив девушки потемнели и она точно знала, что от боли и страха. — Почему же…почему тебя отняли у меня? Знаешь, Тема… Мне так больно… У меня разбита душа. Мне кажется, что разбита не только душу, но и каждая кость в теле раздроблена и воткнута в внутренности… — Пост… — её голос непостоянен и она дрожит, ощущая приступы агонии на себе. — Погоди же…услышь меня, я… — Знаешь… Темари…я скучаю по тебе. Мне хочется открыть глаза и увидеть рядом с собой тебя. Я хочу слышать твой голос по утрам. Хочу быть причиной твоей улыбки… Хочу, чтобы ты улыбалась… Я бы исполнил любое твоё желание, будь ты рядом со мной. Даже если бы весь мир был бы против тебя…я бы никогда не позволил тебе быть одной… Я не прощу их. Слышишь? Я не прощу тех, кто посмел причинить тебе боль… -Да кто же ты?! — её било в истерике, потому что…она чувствовала, как сердце кричит о том, что ей дорог до трясучки этот голос и его обладатель. Её штормило от этих клятв ей и…сердце рвали на части тона боли и отчаяния в голосе. В родном голосе неизвестного. Он — не враг, он — друг, нет…он нечто большее для неё, но…что это значит? Почему во сне она видит эти глаза? Почему они смотрят на неё так…так…так страшно? — …Темари… — голос понизился до шёпота. — Сегодня снова тоже, что и вчера… Погибли люди… — глаза сверкнули и из них скатились слёзы. — Я вернусь ещё, ладно? — Серые, почти чёрные, глаза посветлели. Темари замерла, созерцая их. — Я люблю тебя. Из её глаз градом хлынули слёзы боли и несправедливости. Почему…почему она не может достучаться до него? Почему глаза настолько сильно волнуют её? В чём её проблема? Кого…кого она забыла, чёрт возьми? Почему…к чему этот сон? Чтобы она удавилась в собственной боли и вине? — Прости…прости меня…я… — Темари проснулась. Вокруг было тихо. Её братья спали, а она почувствовала, как по щекам текут слёзы. Глаза выливали боль и неизвестность. Было страшно от того, как сильно она оказалась уязвима перед своим сном. Её сердце…кричало о том, чего она не знала. Но…даже не зная эти глаза… Темари хотела обнять их владельца. Хотелось сказать, что всё хорошо и не надо просить у неё прощения…не надо её любить, потому что это не то, чего она достойна…не стоит. Она не может быть любима кем-то, кроме братьев. В конце концов, у них есть только они. Она же права?* * *
Наруто сидел под деревом и мрачно смотрел на солнце. Светило ярко блистало на небосводе, но…впервые Узумаки не радовался его появлению. Он вообще впервые так долго и тихо сидел на одном месте, всё глубже погружаясь в мысли. Мальчик игнорировал крики детей младше или старше, не до них было. До последнего этапа оставалось не больше недели, а Джирайя уже смог обучить его рассенгану, но по какой-то причине решил остаться с ним и посетить Коноху. Отшельник не говорил причины, но почему-то ему казалось, что причина точно связана с принцессой Цунаде. Вообще, Наруто не понимал грубости по отношению к учителю от бабули. Она так нечестно относилась к мужчине, очевидно, желая побольнее уколоть его словами, а тот улыбался. И ученика саннина воротило от этих улыбок. Попробуйте разбить себе сердце и улыбнитесь, желая спрятать кровь в уголках губ. Вот это и было бы похоже на улыбки Джирайи. На улыбки человека, который не мог или не хотел прекратить эту игру с медиком. Наруто было больно смотреть на это — Джирайя казался ему таким близким человеком. Он не мог объяснить, но чувствовал, что не ошибается. Отшельник и правда вызывал желание покрепче обнять его и что…? Поблагодарить? Рассмеяться? Проверить? Но что…странное дежавю кипятило его голову и Наруто предпочёл просто не думать об этом. Вспоминая, чувства от осознания того, что и Джирайя, и Сакура, и ба-чан с Шизуне…все они и не смотрели на него этим мерзким жирным взглядом, от которого хотелось зарыться в землю, убежать, исчезнуть, лишь бы не ощущать его на себе. Мальчик почему-то хотел защитить их так отчаянно. Узумаки не хотел думать, что увидит в будущем слёзы друзей. Этого он не допустит. Его семья — его друзья. Он не позволит обижать свою семью. А вот… Вот надавать Нейджи лещей он хотел. Узумаки не мог объяснить этой тяги, но…он просто нуждался в этом. Ему было необходимо одолеть гения Хьюга. Он не любил тех, кто презирал свою семью из-за чёртовой слабости. Нейджи так нагло и самодовольно потешался над проигрышем сестры, что…что? Наруто не понимал. Нет, он не мог понять! Почему…почему там…когда Хината была сильно побита и капала кровь, её кровь…он захотел уничтожить всех, причастных к этому. С какой стати её слезы и боль оставили его желать уничтожать? И…он не мог ответить. Наруто Узумаки был мальчишкой с желанием веселиться, а не разбираться в себе, но…эмоции, которые он испытывал при виде девочки из клана бледноглазых…было странным. Словно…словно он был виноват перед ней. Не знал, как именно, но, чёрт, сын Кушины мотал головой, сбрасывая мысли с сея. Неджи слишком жесток и придирчив к семье. И возможно, его мнение ни за что не изменилось, если бы не Сакура-чан и её наблюдательность… Это случилось почти сразу после того, как Хината попала в больницу из-за поединка с братом. Тогда, обедая в Ичираку-рамен, Наруто и Сакура увидели кузена Хинаты, который уверенно прогуливался по деревне. Заметив на себе взгляд, он ухмыльнулся и прошёл дальше. — Что за…?! — И он бы побежал на брюнета, если бы не руки Сакуры и волшебный щелбан по лбу. Девочка слабо щелкнула его по лбу, призывая умерить пыл. — Чёрт, Сакура-чан, за что?! Я бы проучил этого мерзкого эгоиста! — Сакура тогда так тоскливо посмотрела на него, что ему резко перехотелось противиться ей. — Ты ошибаешься, Наруто. — Девочка посмотрела в сторону ушедшего Хьюги. Ушедшего в противоположную сторону от больницы. — Не обвиняй его, не зная всех подробностей. Неджи и правда высокомерен, но не так, как ты выразился. — Что за бредни, Сакура-чан! Он избил члена семьи с усмешкой, даттебайо! — Он сжал детские кулаки, гневно смотря на подругу. Как же так?! Почему вдруг она встала на сторону этого дурака?! — Так значит? — Сакура вскочила, хватая Наруто за руку. Она была очень странной — так он подумал. — С-сакура-чан…? — Идём, Узумаки. Я кое-что покажу тебе. — Она ускорила шаг и друг сделал также. Их бег не был чем-то удивительный для жителей, поэтому они остались незамеченными. — Куда мы? — К Хинате. — Зачем? Неджи же пошёл не в ту сторону… — пробормотал Наруто, не замечая, что они уже поднимались по лестнице к палате их подруги. — Палата Хинаты-чан…? — Тише. — Сакура указала пальцем на щель между дверью и косяком. — Смотри, Наруто, насколько эгоистичен Неджи. Голубые глаза в шоке расширились, когда увидели предмет их разговора рядом с Хинатой в палате. Неджи сидел на стуле, аккуратно нарезая зелёное яблоко на аккуратные дольки, снимая кожуру. Сама девочка молчала, не смея мешать брату. Брюнетка была почти вся обмотана в бинты и покрыта синими пятнами. Однако…почему-то в больничной палате было комфортно. Не было и намёка на враждебность, скорее…семейное тепло. Окно в комнате было приоткрыто, принося с собой запах улицы и цветущих деревьев. Цветки сакуры, окрашенные в белоснежный цвет, а к краям они становились насыщенно-розовыми. От них пахло слабым, еле ощутимым ароматом, похожим на запах жасмина и вишни — это очень успокаивало. Неджи, дорезав яблоки на тарелке, положил их на тумбу рядом с кроватью, предлагая фрукты сестре. — Хината, возьми. — Его голос был слегка тихим. — Тебе необходимы витамины. — тонкие пальцы обхватили одну дольку, опуская её в рот. — Ммм! — Хината прикрыла глаза. — Мои любимые, нии-сан. Спасибо тебе… — она смущенно говорила это, счастливо улыбаясь кузену. — Чёрт, почему ты такая?! — Внезапно Неджи вскочил, схватив её за плечи. Наруто за дверь дёрнулся, но был остановлен Сакурой. — Наруто, просто посмотри. — Розовласка тепло посмотрела на брата, призывая его быть тише, всё-таки Хьюгам ничего не стоит, чтобы обнаружить чакру. Сакура не могла позволить ему заблуждаться насчёт человека, который отдал свою жизнь ради него. Обладатель бьякугана был человеком, способным пожертвовать всем ради семьи. «У тебя может быть много всего, но…если у тебя не будет семьи — считай, что ты ничего не имеешь…» Она часто вспоминала слова Неджи, прекрасно зная, насколько сильно любил их друг свою сестру — Хинату. Может никто и не замечал, но…даже лишившись свободы из-за наследницы Хьюг…он не смог перестать заботится о ней. Именно по этой причине Хината так дорожила им, когда все вокруг полагали, что гений клана наглец и высокомерный засранец. И девушка видела больше, чем кто-либо другой. Брюнетка ощущала заботу брата и невидимую защиту дорого человека — это было бесценно для неё. А Сакура и не сомневалась. И когда он без раздумий принял смерть за сестру, падая на землю с деревянным штыком в груди…даже тогда он не плакал, он старался улыбнуться для сестры, младшей сестры, которую бережно защищал всю жизнь. — Б…брат-тец… — Хината стоит на коленях, чувствуя горячую кровь на руках. Её трясёт от этого, от того, что кровь принадлежит брату. — Братец Неджи? — Угх… — Он отпускает смешок, обнимая её руками, пока ещё есть силы. Его теплые руки греют её дрожащие руки и спину, но не помогают спастись от подступающей паники. — Хината… — З…Зачем?! — женские ладошки бегло спускаются с шеи до середины спины, неловко поддерживая родственника. — Ответь, нии-сан…почему ты… — Потому что…гха — он кашляет кровью, смотря на Наруто, который стоит прямо перед ним с этим усталым и пустым взглядом. Солнечный шиноби угасал с каждой новой потерей и…ему совестно, что он тоже станет одной из причин, по которым друзья будут плакать. — у меня есть люди, ради которых не жалко расстаться с жизнью. — Нет! — Хината хрипит мольбы и извинения, словно они спасут умирающего брата. Её руки дрожат, а глаза, столько раз видевшие смерть снова рыдают кровавыми слезами. Бледное исхудалое лицо покрывается слезами, а Наруто проклинает себя. Нет, он не хотел. Он не хотел видеть слёзы Хинаты, что угодно, но не это. Потому что…чёрт возьми, это было больно. Ему было больно видеть страдания человека, ради которого он ни за что не сдавался, радо того, кто всегда спасал его от отчаяния. — … — Неджи падает на землю, смотря своими глазами в рассветное небо. От горизонта тянулись алые и розовые полосы света, раздирая белое полотно на краски. В воздухе витает запах росы и свежести леса, наверное, листвы или травы. Он смотрит на это бесконечное и яркое небо. — Как давно… — он чувствует, как его сестра сжимает его руку. — Как же давно я видел над своей головой чистое небо… — Он сжимает руку сестры, привлекая её к разговору. — Смотри, Хината, какое небо красивое… — Неджи… — Наруто невыносимо слышать и видеть всё это. Он опоздал всего на секунду. Секунда — и жизнь друга была оборвана. Как же он ненавидел это. Ненавидел, что этому аду нет конца, а друзья, семья — всё погибают, но ради чего…? Стоило ли всё это таких жертв?! Он уверен, что нет. — Узумаки, — Хьюга слегка машет пальцем руки, призывая его сесть рядом с ним. — я горд тем, что был твоим другом. — Наруто молчит, не смея говорить. — Не стоит делать такое выражение лица, Узумаки. — Неджи… Я… — Блондин мрачно смотрел на друга — на брата — не желая принимать новую смерть. — Всё нормально. — Неджи улыбнулся им обоим. — Я защитил то, что мне дорого. В этом нет вашей вины, потому что я бы не позволил сестре или тебе, Узумаки, погибнуть тут. — Брат… — Хината прижала его прохладную ладонь к своей щеке, не желая отпускать его. — Неджи, я… — Всё, хватит, Хина. — Он ласково улыбается, что совсем не подходит кровавому полю боя, где он лежит. — Знаешь, для меня ты всегда была маленькой и глупой сестрой. Ты постоянно оказывалась в проблемах, была слаба и презираема кланом. Ты шла против правил главы да и… — Он взглянул на Узумаки. — никогда не меняла своё сердце. Ты жила верностью себе и своей семье, всем своим друзьям. И знаешь… — Даттебайо…ладно. — он снова уставился на детей клана Хьюга. Что-то было иначе. Не так, как на арене. — Братик Неджи? — Хината тихо произнесла его имя, опасаясь гнева. — Хината, ты понимаешь, что теперь ты обеспечила себе проблемы?! — он запусти руку в длинные волосы — Глава не позволит и дальше быть свободной. Ты это понимаешь?! — Вполне, нии-сан. — брюнет шипит, отпуская её плечи. — Хината, чёрт, ты моя сестра. Я старался тебя уберечь от твоего отца, но… — Всё нормально, братец. Не волнуйся обо мне, я справлюсь. — Нет же, ты не справишься. — Нейджи пересел к ней на кушетку, взяв её руку в свою. — Тебе придётся сломать себя и создать новую. И это будет очень тяжело для тебя, сестра. — Я смогу, если ты веришь в меня. — Неважно — верю или нет! — Неджи был действительно обеспокоен. — Я не хочу, чтобы ты проходила через это. Я не хочу, чтобы моя хрупкая младшая сестра ломала себя в угоду клана. Сакура смотрит на Наруто, понимая, что тот увидел то необходимое, благодаря чему не скажет тех слов, которые были бы несправедливы к пареньку. Она выдохнула, видя, как Узумаки, затаив дыхание, смотрел на брата и сестру, прикусывая губу. — Братик Неджи, — Хината присела на кушетке, обхватывая ладонями его руку. — но это мой путь. Я пройду его, потому что наследница клана не может быть слабой. Не бойся, нии-сан, я не сломаюсь, ведь у меня есть тот, ради кого я хочу стать сильнее. — Она покраснела под понимающим взглядом брата. — Да уж, понимаю. — Нейджи погладь сестру по голове. — Поправляйся поскорее, Хината, скоро начнётся твоё настоящее испытание. — Разумеется, братец. — Хината что-то вспомнила и зарылась в ящик тумбы около кровати — Вот. — на ладошке девочки была заколка с одной небольшой бусиной. — Передашь это Ханаби? Она наверняка волнуется… — Да. — он встал с края кровати, отряхивая одежду от несуществующей пыли. — Мы с Ханаби будем тебя ждать. — Это… — Хината замерла, чувствуя, как внутри поднимается тепло по всему телу. Вера нескольких человек и вера…вера Наруто-куна заставляли её идти вперед, как бы трудно и страшно не было. Ради того, чтобы стоять рядом с Узумаки, она…была готова пройти и огонь, и воду. Только бы…получить силу спасти своё солнце. — Это заставляет меня желать достать звёзды. — Это опасно. Может стать невыносимо больно. Тебя могут ранить. — Неджи внимательно смотрел на неё. — Как и тебя. — Хината понимающе улыбнулась. — Мы оба всё-таки шиноби. — В какую бы идиотскую историю ты не влипла, я не отпущу тебя одну и точка. — Он тепло ей улыбнулся, молча подбадривая сестру. — Я не понимаю, почему ты это делаешь? — Хината помрачнела. — Это касается моей слабости и отца… — Нет, — он посмотрел в окно, наблюдая за шумной деревней. — не только тебя. — Брат…но почему…? — она недоговорила, но всё итак было понятно. Гений клана читал её, как открытую книгу. — Потому что ты все еще моя маленькая и наивная сестра. — Неджи ласково коснулся ладонью её головы, взлохмачивая тёмные волосы. — Наличие двух младших сестёр, любящих воевать за правду, заставляет старшего брата всегда быть сильнее и умнее, чем требуется. — Хината покраснела, тихо бормоча извинения. Брат также тихо рассмеялся, на памяти Сакуры впервые в этой жизни.А завтра им уже предстояло выяснить, кто же станет тем, кто преодолеет третий этап экзамена на чуунина.