Monsters stuck in your head

— А потом она мне, значит, говорит: никакой это не санаторий, я в интернете видела, эт... — Коцит на полуслове обрывает рассказ и замирает неподвижно, когда его чуткий слух несмотря на музыкальную помеху улавливает шум и возню в багажнике. Стикс косит на него выцветшие глаза, но останавливаться не спешит: они не на шоссе, а посреди города, пусть и вечернего, но оживлённого. — Кажется, наш глубокоуважаемый попутчик проснулся. Не хочешь с ним поздороваться, дорогой? — Нет, — сразу отказывается Стикс и возвращает всё своё внимание к динамичной картинке за стеклом, следя за дорогой. Он сегодня особенно немногословен, но Коцит, хоть и скучает, относится к этому с пониманием. Возня в багажнике становится красноречиво активной, и он даже делает музыку тише, чтобы расслышать, как их безбилетник в истерике колошматит руками по всему, до чего дотягивается. Когда маты сменяются постыдным воем и всхлипами, Коцит ехидно смеётся и возвращает громкость динамиков на прежний уровень, бессовестно позволяя Михаилу Горшневу вещать про анархистов на весь Адмиралтейский. Он взбудоражен, ему хочется есть и он чувствует, что Стиксу — тоже. А ещё хочется открыть окно и закурить. Именно этим он и занимается: достаёт из бардачка сигареты и пижонскую зажигалку, подаренную Флегетоном, затягивается и высовывается на улицу, выдыхая в морозный воздух струю едкого дыма. Сигареты ему почему-то нравились непременно самые дешёвые и самые вонючие, от запаха которых кривился даже Ахерон. Такой маленький бытовой пунктик. Путь проходит в молчании, изредка нарушаемом подпеваниями Коцита или его ритмичным постукиванием ботинками по панели. Бросая короткий взгляд на Стикса, он видит его мягкую улыбку и горланит громче: — В чёрном цилиндре...Стикс, дорогой, право, нынешняя мода — это преступление. Мы должны, нет, мы обязаны купить тебе самый красивый цилиндр, как тот, который прострелил тебе Павел Матвеич. — Красссивый, — задумчиво тянет в ответ Стикс, поддавая газу и ныряя в образовавшуюся на дорожной цепочке дырку, от чего Коцит вжимается спиной в кресло, а сзади слышится глухой удар. — Был. — Мы найдём не хуже, точно тебе говорю. Наш любезный Флегетон, если уж загорится, и чёрта из-под земли вынет. И для тебя найдём, и для меня найдём. Всем найдём. — Ссстанем похожи на идиотов. Сссейчас никто так не ходит, на нассс только глазеть начнут. Коцит великим волевым усилием удержался от замечания о том, что на них глазеют и так, потому что Стикс красив, как древнегреческая статуя (а вовсе не потому, что он высокий, бледный как смерть и с вызывающей липкий ужас аурой, нет). В какой-то момент машина мягко останавливается, шурша гравием. Докуривая вторую сигарету, Коцит выбирается из салона, залихватски хлопая дверью, и энергичным, пружинистым шагом обходит её, останавливаясь у багажника. Стикс, бесшумной тенью нависая сзади, щёлкает ключами; Коцит довольно жмурится, чувствуя на затылке его мерное дыхание, и сам открывает багажник. Оттуда на него смотрит опухшее, запотевшее от страха лицо с неприятными водянистыми глазками. Проблеск надежды в них быстро меняется беспокойством, стремительно переходящим в парализующий ужас: из багажника его тянут нечеловечески сильные, когтистые пятерни, чьи-то ещё пальцы путаются в редеющих светлых волосах, и по водной глади набережной вместо крика разносится едва слышный, булькающий хрип, когда в скотски открытую шею впиваются крепкие острые зубы, вырывая плоть. Ужин сегодня хорош.