Плюшевый мишка

Происходящее казалось сильно затянувшимся дурным сном. Одним из тех, после которых просыпаешься, весь в липком поту, и облегчённо вздыхаешь, осознавая, что в реальной жизни всё нормально. Что землетрясение не разрушило Лос-Анджелес, что Генри не похищали, что Сара не вышла замуж во второй раз за Дэвида Хассельхоффа, а сам он, Джон, не пришёл на смену в одних боксерах, разрисованных перчиками. Дурацкое исподнее. Он не выкидывал их только из-за приятных сентиментальных воспоминаний. Это был подарок Люси на их первый и последний совместный день Святого Валентина. — Я староват для такого... — отсмеявшись, оценил Джон. — Но спасибо. Буду знать, что горяч. — А кто, кроме меня, их увидит? — хитро улыбнувшись, поцеловала его тогда Люси, увлекая в постель. С ней Джон снова чувствовал себя молодым — полным энергии, желаний, смеха и планов на будущее. Не таким, как сейчас. Те боксёры действительно никто потом не видел — ни Джессика, ни Грейс. Джон запрятал их поглубже в шкаф, под стопку чистых футболок. Наверняка оперативная группа, проводившая в данный момент обыск в его доме, уже нашла их. Скорее всего, украшенные перчинками трусы скинули в одну неряшливую кучу с остальным содержимым шкафа посреди комнаты с разгромленными стенами. В одной из которых — тайник с оружием, деньгами и полицейскими досье, которые заботливо запрятал туда Ник. Грёбаный детектив Ник Армстронг. Бывший друг. Наставник. Крыса Дэрианов в полиции. Джон, как последний идиот, пошёл на поводу своих дурацких идей и, вместо того, чтобы сообщить о тайнике Найле, послушно засунул голову в петлю и влез в дом Ника. Сомнений в том, что Армстронг — предатель, при виде содержимого тайника у него не осталось. Увидев такой же тайник в стене своего дома, Джон узнал ещё кое-что о Нике: он беспринципный чёртов ублюдок. А сам Джон — наивный дурак. Дурак, который теперь долгие годы проведёт в тюрьме. И Генри будет думать, что его отец продался мафии. Как и его друзья — и Бен, и Талия, и сержант Грей, и Джексон, и Грейс, и Джессика, и Люси. И может даже Найла, если Армстронг будет достаточно убедителен и красноречив. Наверное, он был в шоке от осознания этих простых истин, потому что совсем не помнил, как в него упёрлись дула табельных пистолетов коллег (наверное, уже бывших?), как на запястьях защёлкнулись холодные браслеты наручников. Не помнил, кто именно зачитывал ему права и кто вёл к патрульной машине. Не помнил реакции тех, с кем ещё несколько часов назад здоровался в участке. Словно мозг отказался запоминать эти ужасные моменты и отключился. Включил его незатейливый жест, вполне естественный во всей неестественности происходившего. Тонкие холодные пальцы зарылись в спутанную, редеющую шевелюру на его макушке, слегка надавливая, чтобы он не ударился, когда садился на заднее сидение. И одновременно нежно сжали волосы, окатив острым, приятным воспоминанием. Свежее утро в гостевом домике Бена. Солнечный свет безжалостно заливал комнату, освещая каждую деталь. Постель с разворошенным белоснежным бельём, Джона, лежащего на боку и подперевшего голову ладонью согнутой в локте руки и девушку, которой он молчаливо любовался, боясь спугнуть её сон. Округлые, по-юношески пухлые щёки. Длинные тени от ресниц. Аккуратный острый носик и даже во сне упрямо поджатые губы. Не по-южному бледная и нежная кожа и разметавшиеся по подушке чёрные волосы. Его Люси. Такая, какой он запомнил её навсегда. Та самая, которую он очень долго учился не вспоминать, когда они расстались. Но даже в те моменты, когда он был счастлив с Джессикой и Грейс, он нет-нет, а видел в теперь уже просто коллеге ту самую Люси. Ту самую, с которой ночное звёздное небо становилось бездонной пропастью космоса. С которой горький утренний кофе перемежался сладкими поцелуями. С которой песок на пляже под босыми ногами оказывался дорогой в новую, полную приключений и удовольств жизнь. С ней он впервые за долгие годы почувствовал себя настоящим мужчиной. Она восхищалась его опытностью, смеялась дурацким шуткам и наполнила его жизнь осознанием, что он на самом деле не жалкий неудачник, которого спустя долгие годы мучительно безразличного брака бросила жена и чей бизнес поглотил экономический кризис. Он был страстным и чутким любовником, внимательным другом и офицером-новичком, у которого получится стать полицейским. Иначе и быть не может. Его Люси, которая была ненамного старше Генри, вернула Джону интерес к жизни и веру в себя. С ней он будто заново родился. Со временем он начал понимать, что она — почти самое дорогое, что есть в его жизни. Джон действительно был опытен. Он понимал, что это неправильно. Что нельзя вкладывать смысл своей жизни в другого человека. Это слишком большая ответственность, и нести её он должен был сам. Именно потому, что он любил Люси слишком сильно, болезненно и почти зависимо, он решил, что пора прекратить эти отношения. Люси молода и амбициозна. Он же был стар, о чём ему любезно напоминали все в отделении, кому не лень, и мог оказаться помехой её карьере. Это было неправильно. Люси подарила бесценный дар — яркие краски для поблекшего полотна его жизни. Теперь ему стоило поблагодарить её и отпустить к той жизни и к тем людям, к которым она должна была придти. Нельзя пытаться удерживать это буйную молодость. Им было не по пути, и в конце концов, Джон почти смог смириться с этим. Ужасающе громкий, лязгающий звук открывшейся камеры едва не заставил его подпрыгнуть. Это был Смитти. На его обыкновенно безэмоциональном лице, походившем на старую жухлую картофелину, сейчас отчётливо читались сочувствие и участие. — Пойдём, Джон, — кивнул он, не предпринимая попыток надеть на Нолана наручники. — Тебе положен звонок. Хоть Смитти верит в его невиновность. Ещё и Люси, конечно. Может ещё и Найла. Хотя вряд ли они могут помочь ему в этой скверной ситуации. Джон растерянно смотрел на трубку телефона. Наизусть он помнил только три номера: Генри, Сары и Люси. Нужды запоминать номер Грейс как-то не возникало. Да и незачем ей звонить. Она теперь снова с Саймоном. В этой ситуации ощущалась тонкая жизненная ирония. В колледже Джон без объяснений бросил Грейс, чтобы вернуться к своей бывшей на тот момент девушке, Саре, беременной Генри. Джон и Сара прожили почти двадцать лет в браке, принёсшем обоим слишком мало радости. Теперь, когда он снова был свободен и встретил Грейс, она уходила от него к бывшему мужу ради их сына, Оливера. Джон раньше не особо задумывался о карме, однако ей это, очевидно, было безразлично. Верил он или нет, карма работала. Глядя на равнодушную чёрную трубку телефона, Джон с удивлением понял, что расставание с Грейс больше не волновало его. Он не отвечал на вызовы, когда она пыталась поговорить с ним о расставании, потому что ему был неприятен этот разговор. Все его расставания — даже с Сарой, — ощущались крайне болезненно. Однако, когда само расставание с Грейс произошло, он больше ничего не чувствовал. Ни расстройства, ни сожаления, ни ревности, ни желания вернуть её. Ничего. Даже облегчения не было. Словно им не было хорошо вместе. Словно он не ощущал себя рядом с ней тем юным пылким Джоном Ноланом, который впервые встретил отвязную и страстную Грейс. Возможно, горечь от разрыва отношений была сглажена последующими событиями: незаконным проникновением в дом Ника, обнаружением тайника, подтверждавшего, что его друг был грязным копом, предательством Армстронга и арестом. Саре звонить не хотелось. Ей будет всё равно, как и в прошлый раз, когда он был под следствием по делу об убийстве вора. Оставался Генри. Сын держался молодцом. Джон знал, как ему не нравилась новая работа отца из-за постоянного риска оказаться раненным, убитым или же арестованным. Он ответил коротко: «выезжаю», и сбросил вызов. Стоявший рядом Смитти, когда Джон повесил трубку, отлепился от стены и сказал: — Пришёл твой адвокат, — и повёл Джона под локоть к допросным комнатам.

***

Вторая допросная была залита жарким полуденным солнцем. Джон уселся на стул, а Смитти, проверив отключена ли видеокамера, вышел за дверь. Стало тихо. Жирная муха вяло прожужжала у окна, побившись о стекло. Бледные пылинки лениво танцевали в столпе яростного света, лившегося прямиком на столешницу перед Джоном, отражаясь и слепя его. Наверняка профсоюз назначил ему того же самого адвокатика, безусого юнца, который защищал Нолана в прошлый раз. К своему стыду, Джон не помнил его имени. Смутный призрак слов Люси, велевшей ему молчать и ждать адвоката, преследовал его. Сказала ли она ему это на самом деле? Реальный или нет, но совет был верным: если сейчас вместо адвоката сюда войдёт командор Уэст и начнёт допрашивать его, следовало молчать. Это единственное, что могло спасти Джона. От духоты мысли сделались такими же сонными, как пляшущие перед носом пылинки. Время текло и текло, превращаясь в тягучую массу, которую уже можно было потрогать руками, увязая в ней всё глубже и глубже. От воспоминания о словах Люси, мысли плавно перетекли к ней самой. После расставания Джону было очень плохо. Куда хуже, чем после развода с Сарой. Несмотря на то, что с женой он провёл совместные двадцать лет жизни, а с Люси — всего полгода, к Чен он прикипел душой и телом, сроднился и абсолютно не желал отпускать. Развод был облегчением, разрыв с Люси — открывшейся бездной отчаяния, сожаления и злости. Он ревновал её как будто ему снова было восемнадцать. Он даже ловил себя на попытках вернуть её, несмотря на то, что разумом понимал, что ей без него лучше. Ей, но не ему! Он позволил себе расклеиться всего раз, когда после того, как застрелил Алекса Монтгомери, она пришла к нему и старалась приободрить. Джон не удержался и воспользовался ситуацией, проведя с ней последнюю, восхитительную ночь. Джессика Руссо казалась полной противоположностью Люси. Зрелая, уверенная, не придававшая никакого внимания чужому мнению о себе и своей карьере. Их отношения закрутились слишком стремительно. Она казалась Джону приятным бальзамом, пролившимся на израненную Люси душу. Он постоянно находил в Джессике отличия от Чен и они манили его, дурманя голову. Джессика Руссо помогла Джону выкарабкаться из той трясины, в которую он провалился без Люси. Их любовная лихорадка длилась ровно до того момента, как её желание остепениться не ударило его, как обухом по голове. Нет, он не хотел снова обзаводиться семьёй. У него уже был горький опыт, из которого он едва выбрался и только начал вкушать плоды холостяцкой жизни. Нет. Абсолютно точно нет. Как минимум ещё ближайшие лет десять. А там — как пойдёт. Джессика была не готова ждать его столько. Её время уходило и она хотела успеть родить своих детей. Расставаясь с ней, Джон ощущал облегчение, будто в последний момент выбрался из звонко захлопнувшейся за его спиной ловушки. Да, возможно это было трусливо, но так оно и было. Джон был счастлив, расставшись с Джессикой Руссо. А Люси всё ещё была свободна — он поинтересовался невзначай у Джексона. И их дружеские посиделки по вечерам под пиво и пиццу так легко могли снова закончиться в постели... Так что Грейс, его яркое любовное приключение из молодости, вернулась в его жизнь как нельзя вовремя, чтобы он снова не совершил ошибки. Люси ещё встретит свою судьбу. И ему точно будет меньше сорока пяти лет. Но теперь Грейс тоже ушла. А Джон, вполне вероятно, выберется из этой комнаты прямиком в Ломпок. И сидя в пустой допросной, глядя на своё отражение в тусклом зеркале, которое с обратной стороны было прозрачным, Джон задал себе вопрос, который уже задал однажды, когда равнодушное дуло пистолета в руках грабителя банка смотрело на него своей пустой глазницей. Чего бы тебе сейчас больше всего хотелось, Джон Нолан? В прошлый раз Джон ответил себе: изменить свою жизнь. Уехать из серого и унылого Фоксбурга в крупный и яркий город. Выбрать себе новую работу - полную адреналина и ощутимой пользы для других людей. Обливаясь липким, испуганным потом и отчаянно заговаривая зубы дёрганому бандиту, Джон дал себе слово: выживу — исполню мечту. Кроме пули в голове, ничего не могло остановить его. И вот он здесь. В неоновом Лос-Анджелесе, преданный коллегой-детективом, с перспективой заключения в федеральную тюрьму. Отчаянно желающий обнять Люси. Снова почувствовать, как её тонкие прохладные пальцы путаются в его волосах. Почувствовать её улыбку на своих губах. Всего лишь раз. И ничего, кроме наручников на руках и двери камеры между ними, не остановит его. Дверь допросной открылась, заставляя Джона встрепенуться. — Привет, — бодро улыбнулся высокий русый мужчина с ранней сединой в гладко прилизанных волосах. — Умеешь же ты влипать в передряги. — Рад тебя видеть, Уэсли, — искренне улыбнулся Джон вошедшему. — Не знал, что ты сотрудничаешь с нашим профсоюзом. — Профсоюз тут ни при чём, — прошагав к столу и аккуратно кладя на столешницу свой портфель, ответил Эверс. — Меня прислала невеста. Джон ощутил как улыбка, против его воли, снова расползлась по лицу. — Анджела не считает меня предателем? — Эта мысль была приятной, но заставила Джона немного растеряться. Он не очень тесно общался с офицером Лопес и не представлял, с чего бы ей быть уверенной в его невиновности. Но раз даже она была на его стороне, то... — О, нет, — достав ежедневник, ручку и сотовый и усевшись на жёсткий, обшарпанный стул, улыбнулся адвокат. — Моя милая и очаровательная невеста вполне допускает, что ты мог польститься деньгами армянской мафии. У тебя сын учится в колледже, скоро собирается жениться. Ещё и купленный в ипотеку дом в пригороде, которому необходим капитальный ремонт. Опять же развод и оплата услуг адвокатов. На всё это нужны деньги. — С каждым новым словом, которое чувствительно било по растрёпанным нервам, Джон съёживался и опускал взгляд всё ниже, в стол. — Однако, она всё же попросила меня представлять тебя в суде. Потому что есть люди, которые в тебя верят. И знаешь что, Джон? Мы почти не знакомы, но я в их числе. Джон был слегка обескуражен этим заявлением. С Эверсом он был знаком ещё хуже, чем с Лопес. Он поднял взгляд от мутной столешницы и с немым вопросом посмотрел на Уэсли. — Там в бункере, среди толпы зверей, — немного промолчав, немного неуверенно улыбнулся Эверс, — ты был одним из немногих, кто сохранил человеческий облик. Я уверен, что уж кто-кто, но ты с твоей принципиальностью ни за что не взял бы денег Дэрианов. Джон впервые с момента ареста улыбнулся широко и почти весело. В душе закипало приятное ощущение — бодрость и азарт от предстоящей словесной схватки с буквой закона. — Признаюсь, дело будет очень непростым — полиции легче обвинить тебя, новичка, который пробыл тут всего год, чем Армстронга с его стажем. Сам понимаешь, всех кого он посадил, могут выпустить. — Мужчина скрипнул стулом, устраиваясь поудобнее. — Но пусть они выкусят, — уверенно раскрыв ежедневник и щёлкнув ручкой, приготовился вести запись Уэсли. — Давай вытащим тебя отсюда.

***

В одной руке был зажат блок с тёмным пивом, во второй — две коробки с пиццей. Джон столкнулся с серьёзной проблемой, бездушно взиравшей на него глазком входной двери в квартиру, которую делили Люси и Джексон. Обе руки были заняты. Как постучаться в дверь? Поразмыслив секунд десять, Джон решился и, балансируя на одной ноге, носком второй аккуратно стукнул по двери пару раз. — Э-э-эй! — громко окликнул он хозяев, заслышав чьи-то шаги по ту сторону. — Пицца стынет! — Кто же это? — Уэст, широко распахнув дверь и забирая коробки, одарил Нолана радостной улыбкой. — Неужто наш оправданный по всем пунктам коллега? Джон был счастлив. Он ощущал почти что эйфорию, глядя на смеющееся лицо Люси в обрамлении влажных, тугих кудряшек и на Джексона, который оказался подшофе ещё до прихода Нолана. — Уэсли был просто звездой заседания! — воскликнул он, слишком рьяно взмахнув рукой, отчего пиво из его банки слегка расплескалось. — Как он сказал? «Мистер Дэриан, в свете представленных улик, не желали бы вы...» — «... изменить свои предыдущие показания?» — закончили нестройным хором Джон и Люси, подхватывая едва не завалившегося на бок друга и забирая из его рук банку. Люси рассмеялась и посмотрела на Джона так, как смотрела сотни раз раньше — и когда они были вместе, и после расставания. Обычный взгляд, исполненный тёплой дружеской приязни. Однако сейчас он отчего-то сильно смущал Нолана. — Честное слово, он был слишком горяч! — немного невнятно пробулькал Уэст, положив голову на плечо Джону и почти повиснув на нём. — Если бы я был на месте Анджелы, то отдался бы ему прямо там. Люси фыркнула в свою банку, едва не подавившись от смеха. — Вряд ли судья оценил бы это, — утирая нос от пенных брызг, рассмеялась она. — Слушание и так было похоже на цирковое представление. А главным фокусником на нём был ты, Джон! Раскрасневшиеся от смеха и алкоголя щёки Люси алели, притягивая взгляд. Стараясь не таращиться на неё так откровенно, Джон похлопал Джексона по плечу. — Похоже тебе пора на боковую, супермен? — спросил он его, с трудом ставя Уэста на ноги. Нет, в отличие от друзей он почти не притронулся к пиву, однако так же как и они не ощущал уверенности в ногах. — Да, я немного перебрал, — покорно согласился Джексон, плетясь с помощью Джона в свою комнату. — Ты не подумай, я очень рад за тебя. Это здорово, что ты не крыса мафии Дэрианов. Но сегодня месяц как не стало Криса. Ещё и Стерлинг сейчас на премьере своего нового фильма. А мне нельзя быть с ним. Сам понимаешь — публичность и все дела... — неразборчиво бормотал он, пока Нолан не сгрузил парня в кровать. Едва его голова коснулась подушки, как раздался молодецкий храп. Джон выдохнул и аккуратно выпрямил поясницу. Здоровенный двадцатичетырёхлетний полицейский весил немало, а спине Джона, который был почти на двадцать лет старше друга, такие нагрузки были уже вредны. Люси сидела у стола, перелив остатки пенного напитка в пивной бокал и задумчиво глядя на стремительно несущиеся вверх пузырьки воздуха. — Уснул, — коротко сообщил Джон только для того, чтобы прервать беспокойное молчание. Беспокойным оно казалось только ему, Люси же, судя по расслабленному виду и лёгкой, блуждающей по губам улыбке, была вполне довольна. — Хорошо, — кивнула она, чертя на запотевших боках бокала замысловатые узоры. — Очень кстати, что завтра начинается отпуск. Джексону нужно хорошенько отдохнуть. Он старался не подавать виду, но смерть Криса и Эрин, а потом твой арест — всё это выбило его из колеи. — Да, нам всем нужен отдых, — согласился Джон, глядя на чуть припухшие веки девушки и отчётливые, синеватые круги под её глазами — доказательства преступной бессонницы. — Ты тоже волновалась? — Я? — подняла она него необъятно-широкий, заполненный искристым удивлением взгляд. — Да кто в здравом уме поверит, что ты мог работать на мафию? — Искры во взгляде превратились в колючие хитринки, которые Джон с наслаждением сгрёб бы в ладони, радуясь впивающимся в пальцы уколам. — «Если бы офицер Нолан сам устроил в своём доме тайник, неужели он забыл бы о его местоположении? Ему не пришлось бы громить все стены, чтобы обнаружить его», — стараясь изобразить вкрадчивый адвокатский баритон Эверса, проговорила Люси. — «Благодаря тщательной работе экспертов удалось установить, что обнаруженные в доме детектива Армстронга фрагменты материалов ранее были документами из семьдесят седьмого отдела полиции Лос-Анджелеса, в котором, как мы знаем, до перевода в мид-уилширское отделение работал детектив Нил Армстронг», — улыбнувшись, подхватил Джон. Он посчитал, что передать интонацию Уэсли ему удалось удачнее, чем Люси. Однако она, очевидно, так не думала, потому что залилась ярким смехом, откинувшись на спинку стула. — «Все звонки, совершенные с одноразового мобильного устройства, обнаруженного в доме детектива Армстронга с отпечатками его пальцев, совершены на номера братьев Дэрианов», — сквозь смех пробасила Люси. Она откровенно халтурила: это уже был не Уэсли, скорее простуженный сержант Грей. — «Каким образом офицер Нолан мог передать мистеру Дэриану полицейские досье, обнаруженные при обыске особняка Дэрианов, если уровень их секретности исключает то, что офицер-новобранец мог бы получить к ним доступ?» — не унимался Джон, подхватив Люси за запястье, когда она, в очередном приступе смеха, слишком сильно откинулась назад, едва не свалившись вместе со стулом. Он уже не очень понимал, что такого смешного они говорили. Очевидно, они просто были счастливы и пьяны. Опьянены счастьем и свободой. Вряд ли низкоградусное пиво могло способствовать такому взрыву веселья. — «Откуда детектив Армстронг взял средства для оплаты медицинских счетов за лечение покойной супруги?», — уже не стараясь пародировать многострадального Уэсли, едва слышно прохрипела девушка, одной рукой утирая выступившие на глазах слезинки, а второй — сжимая руку Джона в ответ. — «Прошу озвучить предъявленную суду улику — диктофонную запись разговора моего подзащитного с детективом Ником Армстронгом, сделанную за пятнадцать минут до ареста на мобильное устройство Джона Нолана, в которой детектив признаётся в своей связи с мафией», — словно фокусник из шляпы, Джон пафосным тоном выловил последнего «зайца»-улику, наслаждаясь теплом руки девушки в своей руке. Люси больше не могла говорить, уткнувшись лицом в стол и беззвучно смеясь. Плечи её подрагивали и Джон молча смотрел на них, широко улыбаясь. — Нет, я не волновалась за тебя, — отсмеявшись, заключила она. — Найла сливала мне всю информацию по ходу дела. Я делала вид, что выпытываю у неё ответы, но мне кажется, она сама была рада поделиться с кем-нибудь беспокойством. Люси не отняла руки и Джон немного осмелел: медленно и осторожно погладил её большим пальцем. Она будто бы не заметила этого, одним глотком осушая бокал. Снова повисло молчание. Оно было натянуто и трещало напряжением. Джон продолжал поглаживать её руку, уже не таясь, а наслаждаясь прикосновением. Люси задумчиво смотрела на их переплетённые пальцы и не торопилась прерывать тишину. — Я рассказала Грейс о твоём аресте, — наконец заговорила она, аккуратно отнимая руку. Пальцы Джона повисли в неуютной, сиротливой пустоте. — Она очень расстроилась. Но я не видела её ни на одном из слушаний. Чёрные водовороты её глаз смотрели на Джона пристально, почти не моргая. Он убрал неуместную руку со стола и, ощущая колючесть её взгляда, коротко ответил: — Мы расстались. Слова вылетели легко, не задев и не ранив в его душе ничего. Мягко выскользнули прочь. Так же просто, как он отпустил саму Грейс. Джон удивился, когда не увидел на лице Люси ни одной волны эмоции. Словно она уже знала ответ. — Жаль, — оборонила она пыльное, никому не нужное сожаление. Оно было безразличным и искусственным, и даже не старалось притвориться добросердечным. Джон промолчал. Он не растерял стремления исполнить данное себе слово. Всё, что ему было нужно — поцелуй, совсем хорошо — объятье. Однако он кожей ощущал, как Люси старательно пыхтя и утирая пот, возводила между ними стену. Он стоял и растерянно водил пальцами по шершавой кирпичной кладке, выросшей вокруг её улыбки. Не понимал, откуда она взялась. Искал слабое место. Почему Люси отвела взгляд и прекратила смеяться? Как раньше, когда они только расстались и ощущали неловкость, учась быть просто друзьями. Потом в жизни Джона появилась Джессика, и вся неловкость растаяла, словно прошлогодний снег. Они научились дружить. Они спрятали сожаление в самые дальние уголки души. И вот теперь он снова один. Сожаление радостно высвободилось и вырвалось наружу, витая между бывшими любовниками. И очевидно, Люси внезапно осознала это. Осознала, что между ними больше никого нет — ни Джессики, ни Грейс, ни храпящего за стеной Джексона. Ни даже её пожарного, про которого Уэст страшным шёпотом сообщил, что они в ссоре. Здесь были только Джон и только Люси. Они молчали. — Я успел о многом подумать и многое решить, пока сидел за решёткой, — осторожно толкнул Джон сырую, наспех возведённую кладку. — Арест, видишь ли, способствует переоценке ценностей. Молчание. Кладка не сдвинулась с места. — И знаешь что? — пожал Джон плечами, прилагая больше усилий. — Я переведусь в другое отделение. В Мид-Уилшире все сплетничают за спиной. Многие из них наверное до сих пор считают, что я грязный коп, который смог выбраться сухим из воды. Удивлённо распахнутые пушинки ресниц. — Это вовсе не так! Кладка качнулась под его напором. Он жестом попросил её не перебивать, отчего слова сорвались с её губ и жухлыми листьями осыпались с невнятно прошелестевшим: — Вовсе... — Я уже всё решил, — оборвал он её возражения. — В наше отделение я попал только потому, что на этом настояла капитан Андерсен. А сразу после Академии — ты же помнишь? — меня звали в двенадцатый. На днях связался с капитаном Беккет. Люси так и сидела, замерев, будто боялась, что любое движение означало бы, что она согласилась и приняла новый Мид-Уилшир без Нолана. Что она готова не сидеть с ним локоть к локтю на утреннем сборе. Что не против не обедать с ним за одним общим столиком с Уэстом. Что перспектива не ждать его после смены, чтобы посидеть в баре или круглосуточной кафешке за углом вовсе не выбивала её колеи. — Они готовы принять меня после отпуска. — Слова Джона зависали в воздухе, как ледяной пар в зимнюю северную стужу. Их можно было рассмотреть в его глазах и потрогать на его лице. — Сержант Грей уже одобрил перевод. И Люси разглядывала окончательность его решения, побледнев и поджав губы в ниточку. — Что же, — с трудом просипела она. Джон почти чувствовал, как слова царапали изнутри её горло, оставляя после себя металлический привкус крови. — Буду скучать по тебе. И всё. Больше слов — больше крови. Стена слегка искривилась, но крепко стояла на месте. Оставалось последнее средство разрушить кирпичную кладку. Но скорее всего, он заберёт в награду лишь пощёчину. Джон выдохнул, словно пловец перед прыжком, перегнулся через разделявший его от Люси стол, в последнее мгновение трусливо зажмурился и... ...поцеловал её. Время замерло буквально на пару мгновений. Сердце Джона последовало его примеру. Он даже успел удивиться тому, что сердце не билось, но он продолжал жить. Чудеса какие. Губы Люси были такими же мягкими и сладкими, как он помнил. Даже ещё слаще, потому что поцелуй был ворованный и острый, как взрыв фейерверка. Ещё мгновение — и её губы раскрылись от удивления и неожиданности и... ...поцеловали в ответ. Наверное, именно в этот момент голова Джона отказалась работать и дальше с этим ненормальным. Разум сдался, взял ведёрко с попкорном и уселся смотреть, как тело Джона взяло управление на себя, сгребая Люси в первобытной жадности и душа её голодными поцелуями. Люси смяло его напором и единственное, что она могла делать — ошалело и счастливо целовать в ответ, поглаживая свежевыбритые по случаю щёки Джона. Если бы Джексон отчего-то выполз бы в этот момент из своей комнаты с трещавшей от выпитого головой, он бы увидел посреди гостиной странное существо, состоявшее из лихорадочного переплетения тел и рук, в котором, разумеется, ничего не смог бы разобрать. Но Уэст счастливо храпел в кровати и от похмелья его отделяло несколько благостных часов сна. А переплетение тел Джона и Люси теряло на ходу предметы одежды и издавало звуки, от которых случайный свидетель поспешил бы сделать вид, что ничего не замечает, и ретировался как можно скорее. Ничего не соображая от желания и ощущая лишь опьянение, никак не связанное с выпитым, Джон толкнул дверь в комнату Люси и краем сознания успел ухватить мысль, которая, впрочем, исхитрилась вывернуться на свободу. Иди к чёрту, Талия Бишоп. К чёрту твои псевдоморальные принципы. Люси всё равно будет с ним. А он — её. К чёрту резвый пожарный, с которым Люси недавно начала встречаться. Завтра она расстанется с тобой. И к чёрту большой и криво сшитый розовый медведь, гордо восседавший в изголовье постели Люси, которого Джон сам подарил ей в больнице. Нолан спихнул его на пол, повалив счастливо смеющуюся Люси в кровать. Теперь спать она будет только с ним. 26.10.—03.12.2020 г.