К рваным ранам души ты кота приложи

— Если будешь надо мной издеваться — я тебе отомщу, — прищуривается Арсений, падая на диван и вертя в руках наушники. Антон лишь загадочно улыбается, но ничего не отвечает. После нового снятого выпуска «Громкий вопрос», Шастун решил, что им стоит с Арсением потренироваться понимать друг друга, потому что, как не крути, но они быстрее всех угадывали и понимали вопросы, и для начала, чтобы хотя бы частично не продуть, им нужно понимать друг друга с полуслова, чтобы успеть объяснить и другим. Конечно, у них и так выходило вполне неплохо, но Антон истинно верил, что тренировка в чтении по губам пойдёт им на пользу. Ну и конечно, Антон не стал бы отрицать, что дело так же и в губах Арсения, на которые смотреть, имея повод, куда приятнее. — Кто начнёт? — Арсений качает ногой в тапочках, и Антон мимолётно усмехается, не понимая, в какой момент их дружбы купил тапочки специально для Арсения, почти поставив табличку возле них «Не трогать в отсутствие хозяина». Ира ещё возмущалась часто, потому что, ну по правде говоря, вещей Арсения в их доме как-то слишком много: то среди вещей Антона лежит футболка Арса, то его цепочка лежит в ванной, а иногда висит и на шее Антона, что реально было странно. И нет, Ира не особо ревновала, просто не понимала, с чего такое тесное общение, ведь Арс даже не такой близкий друг, как тот же Дима или Илья. Но это не отменяло того, что их дружба с Арсением была слишком тесной, близкой и, чего скрывать, совсем не похожей на дружбу. И пусть об этом много шутили, сами парни, после бомбежа ещё в семнадцатом году, как-то сошлись на том, что будут игнорировать всех и вся. Хотя Антон всё чаще ловил себя на мысли, что Арс в его квартире выглядит куда правильнее, чем Ира, которая, вроде как, тут живёт. — Давай ты, — Шаст жмёт плечами, делает глоток пива, усмехаясь, видя, как Арс пьёт вино. Песня про шлюх, вино и королев всплывает в голове вообще не к месту, но это кажется каким-то странно правильным и забавным, ведь Арс не кто иной, как король или граф. Но запомни лишь одно: королевы пьют вино (А шлюхам все равно) — Ладно, — тянет Арс, щурится, и Антон сглатывает, осознавая, что, возможно, загнал сам себя в ловушку, но надевает наушники, врубает громкую музыку и покачивает головой в такт, внимательно смотрит на Арсения, который удобнее устраивается в кресле, подгибает под себя ногу, подается вперед через столик и что-то говорит. Антон сначала ни черта не понимает, а Арсений даже смеётся, видя вытянувшиеся губы и хлопающие глаза Шаста, который, кажется, пытается чисто интуитивно угадать. Но губы Арсения двигаются, снова что-то говоря, и Антон просто залипает. Он разбирает что-то про актёра, даже вроде догадывается, что Арс говорит что-то замудрённое со своего актёрского языка, но больше Антону нравится смотреть на губы, на родинки на лице, на длинные ресницы. До встречи с Арсением Антон правда не понимал, что в мужиках красивого? Лучше обезьяны и уже топчик, но после того, как он встретил Арса, понял, как сильно ошибался. Арсений не просто смазливый красавчик — он уникальная личность, и за красивой обложкой такая же богатая душа. Он слишком умный, слишком странный, слишком уникальный и до ужаса прекрасный. Антон это понимал и раньше, а сейчас и вовсе готов нелепо улыбаться, видя перед собой своего друга, и в то же время — совершенство. — Сдаюсь, — выдыхает Антон, снимая наушники и закусывая губу. Он бы и дальше смотрел на Арса, но странное желание в груди почти подвигло его на необдуманный поступок, за который можно схлопотать по лицу, и вполне заслуженно. Арсений цокает, но злым не выглядит. На удивление, Арсений мог орать матом на Диму, на Серёжу, но к Антону он всегда был спокоен, отчего в душе Шастун всегда таял. — Ты хоть что-то понял? — Ты говорил, что ты актёр? — Антон не мог не подъебать извечную привычку Арса говорить об этом на каждом шоу, и сейчас Попов делает вид оскорблённого человека, но тут же улыбается, делая глоток вина и облизывая губы. — Мимо, хотя и это тоже было, — смеётся Попов и тянет наушники к себе, ловко подкидывая и ловя, словно выпендриваясь. — Поиграем? — ведёт бровями, шутит и выглядит в домашней обстановке каким-то волшебным, отчего дыхание у Антона перекрывает к чертям. Он заторможенно кивает и понимает, почему их нельзя сажать рядом — Антон не сможет его не касаться, хотя даже когда их сажают через стол — это мало помогает, потому что Антон не может перестать залипать на этого человека, каждый раз ловя ответный взгляд кристально чистых голубых глаз, в которых можно увидеть снег в океане. — Чёртов Арс, чёртов Лазарев, — шипит сам себе под нос Антон, пользуясь тем, что Арсений уже в наушниках и щёлкает музыку, выбирая. Когда композиция выбрана, Арсений вдруг пересаживается к Антону на диван, садится в позу лотоса, упирается локтями в колени, которые проглядывают сквозь дыры, и ждёт. Антон пытается придумать, что сказать, даже хочет начать с выдуманных слов, чтобы помучить, но сейчас, смотря на такого прекрасного Арсения, получается только выдохнуть: — Ты пиздец красивый. Антон качает головой, выдыхает через рот и просто смотрит, пока Арсений щурится, хмурится, выражая столько эмоций разом. И Антона кроет всё больше. Почему он игнорировал его столько времени? Почему думал, что симпатия к Арсу может пройти? Встретив этого человека однажды — он подписал себе приговор быть влюблённой нищенкой всегда, о которой все говорят в интернете. — Меня с тебя кроет, — снова говорит Антон, пользуясь тем, что Арсений пытается угадать, но так ничего и не понимает, отчего голубые глаза становятся ещё пристальнее, а сам Арс подаётся ближе. Антон же пользуется моментом, чтобы сказать всё, что было на душе. — Ты невероятный просто, Арс. — Я ненормальный? — кричит Арсений, хмурясь, и Антон смеётся, опять сдерживаясь, чтобы не потрепать его по волосам. Какой же он дурак, но какой же близкий сердцу. До боли. — Говори чётче. — Ты горячий, знаешь об этом? — Антон усмехается, видя, что Арсений так ничего и не понимает. — Если ты говоришь гадости, я тебе это припомню, — Арсений кричит и выглядит обиженным ребёнком, вызывая тепло в груди. Антон понимает, что должен играть, должен помогать, но он пользуется моментом, чтобы рассказать о своих чувствах, потому что, вероятно, это единственный раз, когда он может сказать это в лицо Арсения и не получить пизды. Сказать о своих чувствах, видя непонимающее лицо с улыбкой — куда проще. — Ты всегда был мне важен, но только сейчас понимаю, как сильно. Я и правда влюблённая нищенка, которая залипает на твои фотки, как подросток, который смотрит с тобой эдиты на повторе, потому что ты нереальный. Ты красивый, ты талантливый, ты лучший человек, которого мне доводилось видеть. Антон смотрит куда-то вниз, понимая, что Арс вряд ли вообще даже смысл улавливает, он скорее даже видит плохо, но сейчас так пофиг на игру. Этот монолог открывает Антону глаза, как все эти годы он игнорировал сердце, шипперов, свои чувства, Арсения, всё вокруг, потому что был уверен, что это глупость, а сейчас хочет обнять Арсения — и это всё, что ему правда нужно. Не нужна Ира, не нужен Стас, никто не нужен, кроме Арсения: такого уютного и домашнего, такого тёплого, как солнце. — Я так тебя люблю, — шепчет Антон, поднимая глаза на Арсения, который сидит и смотрит на Антона. Он, вероятно, уже давно сдался и просто слушает музыку, надеясь, что Антон прервёт игру. И Антон уже хочет, потому что играть не хочется, ничего не хочется, кроме как закрыть глаза и уснуть, потому что где-то под рёбрами печально ноет сердце, ведь Арсений так и останется недоступным. Шаст даже поднимает руки, чтобы показать «стоп», но Арсений и сам снимает наушники. И всё бы ничего, но Антон слишком поздно осознает, что музыка оттуда не орёт. Стоит тишина, и его накрывает осознание. — Когда ты остановил музыку? — тихо шепчет, забывая дышать. Страшно, пиздец страшно. Потому что Арсений может психануть, послать и уйти, а может втащить, может наорать. Арсений может что угодно, если слышал всё, что сказал Антон. — Когда разобрал слова о том, какой я охрененный, — усмехается Арсений, но смотрит пристально, отчего Антона берёт дрожь. — Я, может, и не мастер читать по губам, но это понять сумел, а выключил музыку, когда ты перестал на меня смотреть. Антон кивает и принимает, готовясь ко всему. — Начинай тогда уж, — хмыкает, невесело теребя браслет. — Можешь ударить, можешь ненавидеть, но, может, и хорошо, что ты узнал. Я всё равно бы выдал себя, рано или поздно. — За чувства не должны ненавидеть, Антон, — Арсений цокает, а потом неожиданно прикасается к руке Антона, зачем-то поправляет браслет на тонком запястье, гладит кожу и, наконец, переплетает пальцы, отчего сбивается дыхание у обоих. Такое простое касание кажется настолько интимным, что пробирает до нутра. — Особенно, если они взаимные. Антон замирает, смотрит на Арсения во все глаза, но видит лишь расслабленную улыбку, но в его глазах — целый мир, целый каскад чувств. — Аарс, — Антон тихо стонет, почти жалобно, и просто обхватывает мужчину руками, сжимая в объятиях, которое значит так много. — Господи… Ты мой… Арсений смеётся на это заявление, но не язвит, соглашаясь на всё. — Твой, Шаст, всегда был, с первого дня, — отстраняется, целует нежно в кончик носа, прямо в родинку, и мило щурится. — Попробуй снова. Он надевает Антону наушники, заставляя закатывать глаза, но Шаст не разжимает руки, и пока в его руке рука Арсения — он согласен на всё. Арсений заглядывает Антону в глаза и улыбается, видя ответный свет в зелёных глазах. — Я. Тебя. Люблю. И Антон понимает, слишком чётко, поэтому сжимает пальцы Арсения лишь крепче, подтягивая к себе, и шепчет в самые губы: — Я тебя тоже, Арс. Я тоже.