«Приходи в теплицы сразу после обеденных занятий. P.S. Твой Мин».
И в уголке листочка была двигающаяся, улыбающаяся рожица. Чимин довольно улыбнулся, отвернувшись к окну, думая над тем, что Мин приготовил на этот раз. Теплицы, или же оранжереи, находились в западной части замка, всего их восемь. Чем выше был номер, тем опаснее растения там произрастали, и куда всё время тянуло любопытного Чимина, разбирающегося в растениях не хуже мадам Стебль. Юнги он нашёл у теплицы №2 с ножницами в руках. — Зачем тебе листья Калган-травы? — Юнги от неожиданности вздрогнул, ударяясь макушкой о приоткрытую стеклянную форточку над головой. — Ащщ, прости. Мне нужно было кашлянуть или просто позвать тебя сначала, — Чимин обеспокоенно осмотрел его светлую макушку на наличие повреждений, но таких, к счастью, не оказалось. — Да, стоило бы, — высовывая голову из форточки, Мин держал в руках листья волшебного растения и, аккуратно собирая их в букетик, подсунул Чимину под нос. — Ну, вкусно пахнет. А тебе они зачем? — Узнаешь, — ухмыляясь, ученик убирал срезанные листья в свою сумку и привычно уложил руку на поясницу Чимина, ведя его в нужном направлении. — Идём, я собираюсь тебе что-то показать. — Сейчас? Но скоро ужин. — Вот там и поужинаем. Чимин ничего не понимал, но заинтересованно угукнул. Они прошли Большой зал, где стол уже был накрыт, и Чимин досадно пускал на него слюни, но Юнги упорно тянул его дальше по коридору, спускаясь в подземелье замка к кухне. Мало кто из студентов знал о существовании кухни, но вход туда не запрещён, более того, ученик, что заглянул туда, голодным не оставался, и даже с собой эльфы давали различной снеди. Чтобы туда попасть, нужно дойти до конца коридора, где будет висеть длинная картина с изображением фруктов, и если пощекотать грушу на этой картине, то та начнёт хохотать и превратиться в зелёную ручку, с помощью которой можно открыть проход. Это место ничуть не уступало Большому залу, повсюду суетились и работали домовые эльфы, которых Чимин видел только в книгах. В четыре ряда стояли столы с кухонной утварью, широкий камин у стены и множество ящиков и мешков. — Никогда раньше не видел домашних эльфов? — тихо спросил Юнги, стоя у Чимина за спиной, слушая его восхищённые вздохи. — Это они готовят нам завтрак, обед и ужин, а еду доставляют в зал с помощью магии. Чимин заинтересованно наблюдал за передвижением волшебных существ. Эльфы в два раза ниже его ростом, лысые, с заострёнными носами и ушами, как у летучей мыши, в незамысловатой серой накидке и без ботинок. Они бурчали что-то, кряхтели и быстро передвигались. Один из них тот, что поменьше, заметил их, притаившихся в углу, и, радостно улыбнувшись, подбежал. — Господин Мин, рад вас снова здесь видеть. Вы привели друга? — эльф любопытно разглядывал нового гостя и протягивал руку, дружелюбно улыбаясь. — Тоби, это Чимин. — Приятно познакомится, Господин, — у эльфа ладошка была гладкая и тёплая, а глаза такие большие и добрые, такие разве что у его кота. — Мне тоже очень приятно. Чимин знал об эльфах не так много, известно лишь то, что здесь они принадлежали школе и являлись её рабами, но им нравилась их работа, поэтому не требовали свободы, помогая школе. Юнги достал те самые листья, что срезал в теплицах, и передал воодушевлённому эльфу, что сразу же убежал. — Зачем ему листья? — Листья этой травы они добавляют в выпечку и чай, получая интересный вкус, — объяснил Юнги, усаживаясь за стол с краю, напротив Чимина. — Что он имел в виду под «рад снова вас здесь видеть»? Ты уже приходил сюда и мне не сказал?! — Чимин вспылил, дуя губы, на что Мин начал смеяться. О кухне он узнал от старосты параллельного факультета, с которым сдружился, и приходил сюда всего пару раз, чтобы разведать обстановку. — Ну что ты, как сова, нахохлился. Я всего пару раз здесь был и только тебе сказал, больше об этом никто не знает, — знали действительно немногие, да и никому нет дела до кухни, но Юнги решил приукрасить, дабы растопить сердце обиженного Чимина, и это сработало. Тот посмотрел с неверием, но родная улыбка сгладила все недовольства. — Вот, попробуйте. Я добавил те листья, вкус получился более насыщенным, вам должно непременно понравится, — эльф Тоби поставил на стол два небольших подноса с булочкой и кружкой чего-то ароматного. Чимин наклонился к кружке, уловив тонкий шлейф тех самых трав, и сделал глоток. — Ммм, действительно вкусно, лучше, чем обычный чай, — Юнги довольно улыбнулся и тоже сделал глоток, попросив эльфа остаться. — Спасибо, Тоби, ты проделал хорошую работу, — эльф от его слов засмущался и неловко кивнул. Чимин давно не чувствовал себя таким довольным. Он был сыт, от жара камина было тепло, сидящий напротив Тоби рассказывал что-то увлечённо о местах, где побывал до Хогвартса, и как оказался здесь. Познакомил со своими друзьями, которые всучили им с собой коробочки с чем-то таким же ягодным и ароматным и отправили спать, приглашая снова. — Надеюсь, ты сыт? — спросил Юнги, приобнимая Чимина за плечо, пока тот любовался угощениями. — Вон, какие щёки наел, — в доказательство старший ущипнул за его пухлую румяную щёчку и тут же получил за это по руке. — Что за.? — Это был жирный намёк, — по пути в гостиную Слизерина они наткнулись на одногруппников и по совместительству приятелей Юнги, которых в данную минуту он видеть не особо хотел. Ему на комментарии-то плевать, слова, исходящие из гнилого рта, были пустым звуком, но он знал, как Чимину становилось обидно, потому что бок о бок с ним уже пять лет и какой бы Слизеринец из него не был, он очень чувствительный, у него было доброе сердце, а также страхи, о которых только он и знал, а потому защищал, вставая перед ним. — Чимин, дружище, не свалишь, время-то уже позднее. Юнги видел, как у Чимина раздулись ноздри и сдвигались брови, и чтобы побыстрее это прекратить, он погладил того по спине и прошептал на ушко, чтобы тот шёл в спальню. Честно говоря, Чимину эти парни никогда не нравились, ещё с первого курса он не понимал, чего ради Юнги с ними связался, а теперь те ходят за ним, как крысы за сыром. — Послушный. — Несмешно, — вспылил Юнги. — Мне, как и тебе, порядком бывает скучно, — начал Филипп издалека, не подходя ближе, потому что видно сразу, Юнги был не в добром расположении духа, и Чимина, спрятавшегося за колонной, это злило не меньше. — Как насчёт маленькой шалости? — Мне не интересны твои игры теперь, — отрезал Юнги и собрался уйти, но ему перегородили путь рукой. — Но ты любишь веселиться, — по-змеиному прошептал парень, наклоняясь к Мину. Дальше Чимину уже не было слышно, те говорили тихо, и он решил скрыться в спальне. Осадок остался неприятный, и даже пышные булочки уже не казались такими сладкими, поэтому он отдал их Чонгуку, падкому на сладкое. — Юнги наколдовал? — спросил Чон, смакуя сдобу, удобно устроившись в своей кровати с ногами. — Ага, — отрешённо ответил Чимин, глядя в потолок, даже не услышав вопроса. — Знаю, что не скажешь, но всё же спрошу. Что-то случилось? Могу чем-то помочь? Чонгук всегда такой. Если у него были проблемы, к себе не подпускал, сам всё исправлял потом и кровью, но других оставить просто не мог и выдвигал свою кандидатуру в помощь, даже если заведомо знал, что ему могли отказать. — Ты не можешь изменить людей, Чонгук-и, так что нет. — Как это нет? Мне ничего не стоит превратить Юнги в жабу, хочешь, сделаю его креветкой, и мы пустим его на суп? — от его слов Чимину было смешно, но одновременно с тем и жалко креветку Юнги, которого сварят в супе. — Боже, нет, никакого супа, и я бы не позволил с Юнги что-то сделать, это только моя привилегия, так что прибереги силы для занятий. Чонгук понятливо кивнул и, усевшись поудобнее на чужой кровати, начал рассказывать, как предложил на днях одному гриффиндорцу помощь и как ему это обошлось боком.***
Юнги понял, что затея подшутить над Чимином ему не нравилась, хотя было и интересно. Он не думал, что тот дуралей сделает что-то подлое. Филипп, гаденько улыбаясь, лишь уведомил его о своих планах, и то только потому что они друзья. Тело всё же сковывало волнение, неизвестность чужих действий пугала, вот только страшно не за себя. — Юнги, всё в порядке? — Чимин обеспокоенно коснулся его плеча, но тот резко вздрогнул. — Да, не выспался просто, — врал, разлохмачивая свои волосы на затылке, и в привычном жесте придерживал Чимина поближе к себе. Завтрак закончился, и время медленно двигалось к началу занятий. Они аккуратно ступали на мраморную лестницу, которая тотчас начала движение. Прошли один пролёт, а дальше им ступить не дали. — Пак Чимин, студент факультета Слизерин. Я ещё тогда подумал, что шляпа умом тронулась, допустив на наш факультет такого, как ты, — Филипп появился неожиданно и резко начал психологическую атаку. Тот день, когда Чимин получил долгожданное письмо, он искренне был рад и видел ту же радость в глазах матери, а глаза отца говорили: «Не подведи, будь тем, кем должен». Он нервничал до икоты, лёжа на кровати в ту ночь перед отъездом. Подводить свою семью не хотелось, он был обязан доказать, что заслужил родиться в такой семье, стать гордостью, ведь его младший брат принёс семье разочарование, и самое главное, что он в этом не виноват. Юнги, скрипя зубами, уже было хотел открыть рот, как его поймали сзади и заткнули рот, по-змеиному прошептав, что лучше не двигаться. — Ты пытаешься смотреть на всех свысока, быть решительным, показываешь, какой ты умный и что тебя волнуют только твои достижения и твоя задница, но, как оказалось, всё это ложь, — с его последних слов у Чимина сбился ритм сердца, он почувствовал сильный удар и груз, сковавший всё тело. Его публично унижают, никто никуда не шёл, все всё слышали, лишь лестницы продолжали своё движение. — Ты такой мерзкий, ты очень много врёшь, а таких, как ты, у нас не терпят, и Юнги тоже не будет. Один из учеников, что стоял за Филиппом, достал палочку, и по его взмаху исчезла каждая картина на этаже, оставив чёрные полотна в золотых рамках. По вискам Юнги стекал холодный пот, ситуацию катастрофы он осознал в том момент, когда Филипп, подарив ему ухмылку, взмахнул палочкой, и вместо картины начали появляться строки, выведенные аккуратным почерком Чимина на пергаменте. Чимину впервые захотелось заплакать. Юнги никогда с ним по-настоящему не дружил и лишь терпел? Его друг, которому он доверял, который сам его всегда защищал и брал всё на себя ради него, теперь не на его стороне. Пак понял, что бессилен, он не могущественный волшебник, его сила — это пустые слова, и именно сейчас он понял, как слаб и безнадёжен, а теперь это поймут все. Вся школа. Юнги вспыхнул, подобно свече, и, сжав кулаки, ударил под ребра стоящих сзади, мгновенно выкрикнув: «Экспеллиармус!», — и, выбивая из рук Филиппа палочку, отбросил того ударной волной. Чары, не произнесённого до конца заклинания, исчезали. Юнги взмахом палочки привёл всё в порядок, возвращая картины на место обратным заклинанием. — Вам каждому есть, куда спешить, не так ли?! — его холодный тон разбивался эхом о стены, пробираясь мурашками под кожу каждому ученику, находящемуся рядом. Ученики, хлопая глазами, бежали по лестничным пролётам на свои занятия, не желая больше оставаться зрителями. — Друг, ты всё запорол, к чему так горячиться? — Филипп замолк, когда волшебная палочка Юнги упёрлась ему в горло. Мин был злым, таких шуток он не понимал и не хотел иметь с этим человеком что-то общее тоже. — Была бы возможность, я бы лично выпер тебя из факультета Слизерин, потому что отличительный знак змеи на груди ты носить не достоин, — с желчью плюнул Юнги, пихая ему в грудь его палочку, и, разворачиваясь, обвёл глазами помещение, понимая, что Чимин сбежал. Он сорвался на бег, на автомате думая, куда первым делом бросится Чимин. На улице лил дождь, и, если у него ещё осталась хоть малая доля рассудка, он не ринется за пределы стен школы. В гостиную Слизерина точно нет, ещё больше о себе он слышать явно не захочет. Мин поднялся выше, замечая, что все ученики уже на уроках, и, если кто-то увидит его вне стен кабинета, будут вопросы, а ещё будет больше вопросов к Чимину, у которого на лице явная боль всего волшебного мира. Он не видел его в тот момент, стоял позади, пока вся грязь летела прямо на него. Не заслонил собой, не заткнул им рты, допустил всё это, не видя, как глаза убегающего Чимина наполнялись горькими слезами. Пробегая ещё один лестничный пролёт восточной башни, он увидел его стоящего у кабинета Зельеварения, хотел подбежать, но заметил рядом профессора Горация. Тот, положа руку ему на плечо, о чём-то говорил, успокаивал, потому что даже отсюда были видны влажные дорожки слёз, стекающие по пухлым щекам. Юнги понял, что не должен вмешиваться, поэтому, опустив голову, запрыгнул на подоконник, упираясь виском о стекло, по поверхности которого стекали капли дождя. В душе было паршиво, хотелось сорваться и навалять тем уродам, а ещё больше себе, что не послал Филиппа ещё в том момент, когда тот заговорил об этом. Тот нагло врал. Чимин никогда не был для него обузой, он искренне дружил, отдавая себя этому всецело. Сейчас он должен быть с ним, всегда рядом был, он его близкий человек, который без задней мысли протянул ему руку и согласился быть друзьями, даже не зная его, доверился. А что получил в ответ? Звук скрипучей двери отвлёк его от мыслей, в его сторону приближались уже знакомые шаги. Чимин прошёл мимо него, даже не подняв головы, не проронив ни слова. Юнги будто окатило ведром ледяной воды, а за окном раздался раскат грома, от которого сотрясались старые оконные рамы. Он видел, как Чимин вздрогнул и, сбавляя шаг, завернул за угол, и там Юнги нагнал его, преграждая путь. Чимин молча отошёл назад к окну, пока не врезался бёдрами в подоконник. — Я не хочу тебя видеть, — сорвалось с губ парня, и он зажмурил глаза от резких звуков за окном, как будто это грозовая туча нависла прямо над его головой. Юнги не дал уйти, встал напротив и смотрел на до боли в глазах поникшего Чимина. Если слизеринец делал кому-то больно и понимал это, ему было очень сложно попросить прощения, потому что извинения для них — признак слабости. Это тяжело, и многим могло показаться, что им и вовсе всё равно. Да, Юнги холодный и безразличный, но никогда не стоило недооценивать его любовь к друзьям и семье, она была сильна и безгранична. — Я дал себе слово, что буду заботиться о тебе, — сказал он тихо. — Зачем? Какой-то мальчишка стал тебе дорог, какая глупость… — возможно, после, вспоминая это, Чимин будет корить себя за эти слова, потому что он так не думал, он сказал это в порыве эмоций, которые теперь не к чему было скрывать. — Это не глупости и ты не глупый, я знаю, какой ты на самом деле. Мы знакомы пять лет, и, ты думаешь, я за это время не смог прочитать тебя вдоль и поперёк? Ты думаешь, что закрыт, но это не так. Ты для меня открытая книга, я всегда знаю, когда ты обеспокоен, огорчён или по-настоящему счастлив, знаю, что ты на самом деле думаешь, потому что я твой друг! Чимину ничего не оставалось, как ронять солёные слёзы. Расплывчатые капли всё в большом количестве появлялись на ладонях и школьных брюках, оставляя разводы. Он плакал тихо, как привык это делать в подушку, в моменты, когда было особенно грустно и больно, когда мысли приводили ночью к отчаянию, и слёзы были единственным, что спасало. — Я знаю, о чём ты думаешь, прошу, перестань, пожалуйста, — Юнги сжал кулаки, порываясь вперёд, и обнял его на свой страх и риск, ведь не знал, как он себя поведёт. Поникший, склонивший голову Чимин мог взять в руки палочку и отбросить его в окно, потому что внутри сильный, однако по натуре своей разнеженный, и это не являлось его минусом, Юнги его за это ценил, хоть и не говорил. Ему тяжело давались такие слова, в груди как будто замирало дыхание, и перебороть себя было очень тяжело. Он боялся в любую минуту быть отвергнутым, хотя он это заслужил, но вопреки всем ожиданиям за его спиной сомкнулись ладони, хватаясь кулаками за ткань мантии. Крепко держали, облегчённо выдыхая ему в шею, и вместе с ним Юнги тоже хотелось вздохнуть, чувствуя, как щипали глаза. — Пообещай мне никого не слушать, особенно слизеринцев. Ты знаешь, какие они проворные, знаешь их гадкие мотивы, они такие личности, и ничего ты с этим не сделаешь. Только мне верь, ладно? — Чимин поднял заплаканное лицо всего на пару секунду, чтобы посмотреть в родные зелёные глаза, и опустил голову снова Мину на грудь, успокаиваясь, слушая ритм его сердца. — А, если будешь сомневаться, всегда можно использовать сыворотку правды, — Юнги почувствовал, как Чимин тихо усмехнулся, и приобнял его ласковее, пропустив сквозь пальцы его синие волосы. Подобного он больше не допустит. В этой школе и во всём мире, помимо родителей, Чимин был его единственным дорогим сердцу человеком. Все занятия на сегодня они благополучно пропустили, спрятавшись на ступеньках лестницы крайних высоких башен школы, куда обычно никто не заходил. — Как думаешь, много кто увидел? Чимин окончательно успокоился, прислонившись к Юнги плечом. — Как только я понял, что начало проявляется на картинах, я тут же это прекратил. Не думаю, что кто-то успел много прочитать, да и скоро это все забудут. Каждый день что-то случается, Чимин, а люди не любят наблюдать за одним и тем же. — Я очень надеюсь, что ты прав, — Чимин сжимал протянутую ему ладонь и тяжко вздохнул, повернувшись к вертикальным окнам. — Не знаю, как они нашли мой дневник… — Это записи из твоего личного дневника? — удивился Мин, не зная, что его друг такой ведёт. — Можно и так сказать. Там не описан каждый день, лишь моменты, значимые для меня и… переживания наряду с дурными мыслями, с которыми я не могу ни с кем поделиться. — Даже со мной? Чимин рассказывал Юнги всё, вплоть до больного мизинца на ноге, до жалоб на Мадам Трелони и любовных подвигах Чонгука, с которым Мин начал хорошо общаться только в прошлом году. Единственное, что он скрывал, это положительные чувства, что испытывал к нему. Как был благодарен за ту поддержку и нужные слова, как на самом деле дорожил дружбой и как боялся в один день её потерять. Боялся сказать спасибо за то, что помог ему подняться как личность и начать улыбаться, научил шутить не только над другими, но и уметь смеяться над собой. Их игры для него были подобны лекарству, которое отвлекало на время от творящихся в голове проблем, о которых он вспоминать не хотел, потому что сюда он приехал учиться. В голове творился такой ураган, а Юнги одной своей улыбкой был способен сдуть его, не прилагая особых усилий. Эта дружба для него очень важна, он обрёл счастливый огонёк надежды, который очень боялся потерять. Сейчас Мин тоже улыбался, мягко, зная, что Чимин в этом остро нуждался, не требуя слов. — Ты же знаешь меня, как открытую книгу, — ответил он, тепло усмехаясь. — Перестань так улыбаться. Ты тот, в чьём омуте такие черти водятся, что мне точно всего не отыскать. И я не хочу, чтобы кто-то другой их тоже узнал. Поэтому завтра дневник будет у тебя. Чимин изумлённо раскрыл рот, а на следующее утро, чуть замурлычет кот, что следует своим биологическим часам, толстая тетрадь в темно-синей обложке будет лежать у его головы с прикреплённой маленькой запиской.«Храни своих чертей при себе, Чимин, а я буду охранять тебя. P.S. Твой Мин».
В то утро на лице Чимина засияла улыбка ярче сумеречных звёзд.