Сказочное танго.

      После всего, что случилось, в частности похищения Тевкра и его ужасного поведения, никто не ошибется, предположив, что между Чайльдом и его младшим братом оставалось много чего, что нужно было обсудить. Может, он безрассуден и дерзок, но отнюдь не глуп. Глаз Бога может появиться по любой причине, но самой распространенной была душевная травма. Один из способов как можно было рассмотреть это, так называемое, благословение — это физическое воплощение духа сопротивления. Боги вознаграждали тех, кто не хотел оставаться в стороне, когда вся жестокость бренного мира была полна решимости покончить с ними.       Тевкр, который проявил такой зрелый поступок в столь юном возрасте, восхитил Чайльда, ибо кто, как не он, был бы так очарован, увидев родственную душу среди своих братьев и сестер? Как старший брат, он, конечно, не мог полностью игнорировать ту боль, которую пришлось пережить мальчику, чтобы дойти до подобного достижения. Сейчас Тевкр полностью цел и невредим. Но таким же был и Аякс после того, как вышел из глубин Бездны. Это никогда не покроет времени, проведенного в этом аду, который оставил множество следов на теле в виде шрамов. Не Чайльд, на другом конце того мучительного времени, примет с распростертыми объятьями и утешит младшего брата. Эту роль вместо него взяла Люмин.       Потому что Чайльд оступился. Он не смог предотвратить беду, настигшую его брата. Он не смог защитить невинный разум, который поклялся оберегать. Он даже не смог переступить через свои собственные эмоции, чтобы поддержать Тевкра.       Так что, конечно, нужно было копать слои вины, сожаления и боли. Когда Тевкр последовал за Чайльдом в его комнату, остальные члены семьи предположили, что братья провели эти три часа за серьёзным разговором. Тарталья заранее приготовился к эмоционально напряженной теме, когда младший забрался к нему на кровать и принялся рассматривать брата с задумчивым выражением лица, которое казалось слишком взрослым для десятилетнего ребенка.       На самом деле их разговор был очень… откровенным.       — Эй, Аякс, зачем ты присоединился к Фатуи?       Чайльд удивлённо моргнул, услышав его тон. Это было его самым большим страхом в течении многих лет. Он так долго пытался избежать этого вопроса… и всё же парень почувствовал какое-то разочарование. Таков был итог его недавней жизни: слишком много накопилось.       — Чтобы стать сильнее. Сильнее всех на всем свете, — ответил он, одновременно испытывая облегчение и ужас от того, насколько был честен с мальчиком.       — Но зачем?       Отличный вопрос. И простой.       — Я не смогу защищать тебя и всю семью, если буду слабым, так ведь?       Чайльд подумал о своей учительнице, смертельно опасной и отчужденной от всего мира. Эта женщина ни разу не пыталась защитить его, и всё же, она была лучшей благодаря своей невероятной силе. Это было больше, чем её легкий переход от одного оружия к другому, и даже этому Чайльд завидовал. Разрушительная сила была настолько огромна, что любой, кого женщина пощадит, будет благословлен.       Сомнение Тевкра было видно на его лице.       — Кто-то хочет ранить нас?       Это был достаточно оправданный вопрос, особенно учитывая всё, что происходило последнее время.       — Ну, нет, — ответил Чайльд, стараясь быть максимально честным. — Но всё же, моя работа опасна, Тевкр. Быть членом Фатуи — это быть готовым к тому, что люди будут видеть в тебе врага. Слабаки не смогут победить меня в бою, но они могут причинить мне боль, причинив её людям, которые мне дороги, — внимательно посмотрев на мальчика, парень вздохнул. — И теперь ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой.       Тевкр кивает, соглашаясь со сказанным.       — Эти люди боялись тебя. Они говорили, что ты делаешь больно людям без причины.       — Конечно боялись, — прошипел он, сжимая простыни в кулаках. Ублюдки. Достаточно того, что они схватили мальчика в качестве защиты от возмездия Тартальи, отравляя его разум злобными слухами и бессмысленными угрозами. Наверное, ему всё-таки стоит приложить усилия, чтобы выследить их всех…       По каким-то причинам в голове всплыла Люмин, напоминая ему, что эта выдумка была провалом с самого начала и было только вопросом времени, когда ложь разрушится хлипкой стеной. Он знал это. Он, чёрт возьми, знал это. Но от этого не становилось легче.       — Тевкр, поверь мне, я не давал этим людям повода причинять тебе боль. Они взяли тебя как разменную монету, а не как бесплатный пропуск из тюрьмы. Такие ужасные люди, как они, скажут и сделают всё, чтобы просто выжить.       Кто знает, что бы с ним сделали эти ублюдки? Отправили бы письмо с требованиями выкупа? Обменять брата за мору, какие-либо услуги и невероятного размера травму для его семьи. Может быть, они боялись его, может, его попытки договориться с ними были слишком травмоопасными. Это всё равно не оправдывало их действий.       — Значит, ты никогда не обижал никого, если в этом не было необходимости?       В тяжелом взгляде Тевкра читался вызов. Странно, что десятилетний ребенок так твердо смотрит на взрослого. Чайльд предпочитал невинный взгляд в широко раскрытых глазах и счастливый смех, но как говорится, бесполезно плакать над пролитым молоком. —       Я… обижал, — подтвердил Чайльд. — Однако, борьба с кем-то — это этап к тому, чтобы стать сильнее. Пока есть могущественные противники, с которыми я могу испытать свою силу, я обязан честью попытаться победить их.       — Даже если они хорошие?       — На самом деле, к этому никак не относится то, хороший ты или плохой.       Его брату, похоже, не понравился этот ответ, когда его лицо исказилось в пугливой гримасе.       — Почему нет? Причинять боль хорошим людям только для того, чтобы доказать, что ты сильнее, никак не относится к твоей защите нас. Подобным занимаются хулиганы, Аякс.       — Я…       Что он мог сказать в оправдание? Ему надо что-то сказать? Не то чтобы Тевкр ошибался. По крайней мере, не всегда. Чайльд всегда обращался со своими подчинёнными так же, как с ним обращалась учительница: безжалостно. Обучение под его присмотром было худшим кошмаром новобранца. Тем новым юношам и девушкам, которые надеялись сделать себе имя в организации, было суждено пройти через разочарование. По его мнению, не было лучшего урока, чем полное поражение. Не просто выбить оружие из чьих-то рук или заставить их сдаться, а бесконечно унижать бедняг, пока они не перестанут подниматься с пола вновь и вновь. Именно в подобные моменты он научился некоторым из своих лучших техник. Стремление никогда не признавать поражения было тем, что помогло ему пройти через Бездну. Если те, кто тренировались у него, не разделяли мнение парня, он старался сделать так, чтобы они были настолько несчастны, насколько это вообще возможно. Конечно, этот способ был не из приятных, но это сделало бы из них лучших агентов.       К сожалению, Тевкр был прав. Он был хулиганом.       Тевкр воспринял его молчание как отсутствие оправданий.       — Люми говорила мне, что даже старшие братья делают ошибки. Поэтому, даже если это не очень приятно, я должен сказать тебе, чтобы ты не делал так и что я хочу, чтобы ты это исправил. Поэтому в следующий раз ты так не поступишь. Я некоторое время думал о том, что сказать, так что… послушаешься ли ты меня?       Чайльд беспомощно улыбнулся, услышав имя Люмин. Это было так похоже на неё. Никто не знал его страха и волнений о том, что, возможно, Тевкр будет знать больше, чем она. Ни одна живая душа в мире не знала, через что ему пришлось пройти до того, как он дошел до этого. Она имела полное право оставить его в этой грязи, уговорить Тевкра не разбираться с этой путаницей и не использовать эту боль против него. Вместо этого девушка осторожно направила мальчика, чтобы он использовал свое разочарование для исправления ситуации. Дал Чайльду второй шанс. Дал ему понять, что ошибся он, а не его характер. Чтобы он понял Тевкра и был добр, не жесток.       Когда-нибудь она станет потрясающей матерью.       — Конечно, Тевкр.       Мальчик кивнул, собираясь с мыслями и пальчиками теребя край брюк. Это не заняло у него много времени. Верный своим словам, он хорошо сформулировал своё объяснение.       — Мне всё равно, если ты не продавец игрушек. Я знаю, что ты любишь сражаться и побеждать, но мне не нравится, что люди тебя боятся. Все твои истории об игрушках, которые ты сочинял, были такими крутыми. Мне нравилось понимать, что ты делаешь детей по всему миру такими же счастливыми, как и меня. Но ты не был героем для этих воров. Ты был монстром. Это мне не понравилось. Поэтому мне грустно.       Его сердце разорвалось на части, когда он услышал, что восхищение, которое он так долго лелеял в своем брате, вот так быстро угасло. Даже просто наблюдая, как задумчивая улыбка мальчика тает в унылом взгляде.       Протянув руку и положив её на колено мальчика, Чайльд позволил своей горести отразиться в его взгляде.       — Мне жаль, что тебе пришлось услышать такое, Тевкр. Особенно от них. Ведь это должен был сказать тебе я. Я просто хотел, чтобы ты ещё немного продолжать думать, что я тот самый потрясающий продавец игрушек, — даже ещё пяти лет ему было бы недостаточно. Если бы его младший брат мог оставаться невинным и не замечающим ничего, пока не станет взрослым, Чайльд бы защищал это, как мог. Реальный мир был суров. И пути назад не было. Потерять его так рано было… слишком. Даже у Чайльда было ещё четыре года юношеского незнания.       Хотя, на самом деле, это было не так уж и хорошо. Застой в жизни заставил его усомниться в собственных силах. Это сомнение порождало ненависть к самому себе и собственной слабости. Что заставило его сбежать из дома в поисках чего-то, что могло бы изменить однообразие в его жизни. И он нашел его. Свой трудный путь.       Если Тевкру суждено жить в этом суровом взрослом мире, то Чайльд примет это как подобает. Без приукрашивания. Без ерунды.       Сжав колено в руке, парень вздохнул.       — Правда в том, что я в некотором роде злодей. Не только для этих воров, но и для всего мира. Я действительно думаю, что у Царицы есть видение будущего, но это не главная причина, почему я стал её союзником. Для меня ненависть и страх означают, что я могу победить тех, кто сильнее меня. Но я понимаю, если ты считаешь это эгоистичным. Не стану этого отрицать.       С пронзительным взглядом, который не дрогнул, сколько бы они ни смотрели друг другу в глаза в задумчивом молчании, Тевкр обдумывал его слова. Чайльд тоже не отступал. Что бы ни сказал ему младший брат, даже если это означало, что Тевкр не хочет иметь с ним ничего общего, парень примет всё.       Его немного потрясло, когда мальчик, казалось, был вообще не впечатлён его ответом.       — Хм. Я не знаю. Для меня это звучит как-то одиноко. Если весь мир твой враг, то кто же для тебя друзья?       Любые мысли, мелькавшие в его голове, на мгновение сменились белым шумом. Такой, вроде, невинный вопрос, но такой острый, что он лишил его дара речи. У него вообще были друзья? Конечно, никто из Фатуи не осмелился бы назвать его другом. Другие его предвестники ненавидели его действия так же сильно, как он ненавидел их. Чжун Ли и люди из Ли Юэ развлекали его и просто мирились с его присутствием, но они, конечно же, не собирались проявлять к парню ничего связанного с привязанностью. Несмотря на все места, где он побывал, и всех людей, которых он встретил, единственное, что он мог упомянуть — это подарки, привезённые детям и его отношения с Люмин.       Люмин, которая, как он знал, испытывала к нему довольно сложные чувства, быстро стала незаменимой в его мыслях, сердце и жизни.       — Честно? — Чайльд рассмеялся, откинувшись на спинку кресла и уставившись в потолок с весёлой, но в то же время грустной улыбкой. — Ты задал хороший вопрос. Кроме вас и Люмин, у меня, наверное, нет настоящих друзей.       Чайльд мог бы обидеться на то, как невозмутимо выглядел его брат, если бы не знал, каким милым мальчиком он был по большей части.       — Знаешь, герои тех историй, которые ты и папа всегда рассказывали мне, никогда не побеждали зло в одиночку, — Тевкр усмехнулся, слегла покачиваясь при мысли об этих легендах. — Они были с друзьями. Даже если они были недостаточно сильны в одиночку, они могли объединить свои силы и победить. Мне всегда казалось, что это звучит очень круто.       Это был не совсем тот путь, которому следовал Чайльд. Если он не может победить в бою один, значит, ему стоит поработать ещё. Однако мальчик был прав. В то время, как его учительница была невероятно сильна, счастье — это не то существительное, что ей было известно.       Тем не менее, даже если он попытается последовать совету Тевкра…       — Не так уж и много людей хотели бы быть моими союзниками в бою.       — Почему?       — Ну, для начала, я на стороне тех, кого пытаются победить.       В замешательстве склонив голову набок, Тевкр нахмурился.       — Ты просто хочешь побеждать сильных, да? Так какая разница, на чьей ты стороне?       Тупо проморгав, Чайльд изумился этой мысли. И неважно, что подобные слова были равны предательству Снежной. Это было очень убедительным доказательством того, что его брат на самом деле понял лучше, чем он ожидал. Сколько раз он мечтал встретиться лицом к лицу с остальными предвестниками? Чайльд даже представлял себе это в голове, где они с Люмин сражаются с его коллегами. Они станут отличной проверкой на прочность… но что это даст ему потом?       Тевкр продолжал, переваривая эту мысль.       — Кроме того, Люми тоже не знает, на чьей она стороне. Она просто присоединяется к тому, кто прав.       Это было очень похоже на Люмин. Криво улыбнувшись, он протянул.       — Серьёзно? Это она тебе это сказала?       — Ага, — Тевкр кивнул, на его лице появилось милое восхищение, которое всегда появлялось, когда он начинал говорить о Люмин. — Она сказала ещё кое-что. Например, как ты можешь согласиться с каким-то планом, но не с тем, как его осуществлять. Люми очень умная.       — Она такая.       Это было ещё мягко сказано. Никто другой не смог бы провести спасательную операцию на незнакомой территории, а потом завести такой трудный разговор. Успех этого разговора, который, казалось, склонялся в сторону Тевкра, позволившего огромной куче ошибок Чайльда просто быть прощёнными, можно приписать только Люмин. Кто знает, как бы всё сложилось без её помощи? На самом деле, без неё Тевкр мог бы погибнуть.       Ему нужно было улучшить отношения не только с семьей. Им с Люмин очень скоро предстоял разговор. Ещё один неприятный, полный подводных камней и длинного списка проколов, разговор.       А пока нужно было закончить это дело.       — Тевкр, мне жаль, что я солгал тебе. И мне жаль, что я подверг тебя опасности.       Вместо слов брат только что-то невнятно промурлыкал и забрался к Чайльду на колени. От ощущения этого маленького беззащитного тела, сжимающего его в объятиях, на глаза навернулись слёзы. Чёрт бы его побрал. Ему было сложно выражать свою привязанность. Но это не помешало ему обнять мальчика так крепко, как только мог.       Уткнувшись лицом в растрепанные рыжие волосы, Чайльд прохрипел.       — Мне жаль. Я мог бы повторить это миллион раз, и этого было бы недостаточно. Спасибо, что нашёл время выслушать меня. Ты дал мне много поводов для размышлений. Честно говоря, я не знаю, что меня исправит. Больше всего тебя беспокоит то, что мне будет очень трудно измениться. Но я обещаю тебе, что буду думать об этом долго и упорно. Если я сумею придумать, как всё распутать, я так и сделаю. Хорошо?       — Да, — мягкий голосок подтвердил это. Парень рассмеялся, поглаживая мальчика по спине.       — Ты простишь меня за то, что я лузер, Тевкр?       Его ответ был скорее зевком, чем понятным высказыванием.       — Угу. Мы можем вздремнуть? Хочу спать.       Чайльд провёл большую часть трёх прошедших дней во сне, но этот разговор, взаимно, был утомительным. И его боль в голове всё ещё убивала его. Праздничный сон с любимым младшим братом звучал невероятно.       — Конечно, дружище. Я люблю тебя, Тевкр. И я рад, что ты в безопасности.       — М. Я тоже люблю тебя.       Он заснул гораздо легче, чем ожидал, братья проспали почти два часа, прежде чем голод потащил их из комнаты Чайльда на кухню. Ужин был делом типа «позаботься о себе сам», что его вполне устраивало. Порция оставшегося с прошлой ночи борща невероятно спасла его. Тевкр ушёл со своей тарелкой, чтобы найти Антона. Мимоходом отец сказал ему, что Люмин на крыльце с матерью. Атмосфера в доме была усталой и напряженной, все вроде были насторожены теперь, когда он снова проснулся. Это напомнило ему о том времени, когда он впервые вернулся домой после своего путешествия в Бездну. Какое-то негласное правило говорило, что до тех пор, пока юноша не вернётся к своему нормальному состоянию или не приблизится к нему настолько, насколько это возможно, тогда и только тогда остальные перестанут ходить на цыпочках вокруг невидимой яичной скорлупы. Их обилие заботы было одновременно и сладким, и раздражающим. Он не был каким-то монстром.       Тем не менее, отсутствие необходимости общаться с кем-либо во время трапезы помогло ему привести в порядок свои мысли. Было много размышлений, для которых ему нужно было найти слова, но его нетерпение победило дотошность. Один момент, в частности, вцепился ему в глотку, умоляя, чтобы его озвучили. Чайльд надеялся только на то, что всё остальное встанет на свои места.       Вид матери, прижавшейся к Люмин, ласково поглаживающей её по спине и улыбающейся ей так нежно, как она делала это со всеми своими детьми, заставил Тарталью почувствовать себя немного странно. С одной стороны, у неизвестной путешественницы не было такой материнской поддержки, поэтому ему было приятно, что его семья может удовлетворить эту потребность. С другой стороны, это означало — о чём бы они ни шептались, Люмин нуждалась в утешении.       Прежде чем он успел обсудить с собой все «за» и «против» вторжения в столь интимный момент, обе женщины заметили его присутствие и повернулись к нему с удивлением на лицах. Чайльд знал, что он выглядит неряшливо: волосы были похожи на гнездо после сна, бинты все еще обмотаны вокруг ран, одежда помята. Отступать было бессмысленно, поэтому парень проглотил свою гордость и неловко пробормотал.       — Люмин, мы можем поговорить?       В выражении лица девушки было что-то такое, что заставило его упасть в панику. Всё то время, что они знали друг друга, Чайльд наблюдал за бесчисленными эмоциями, мелькавшими на её лице. Ярость, предательство, страх, раздражение, возбуждение, счастье, печаль. Это было что-то другое. Они наслаивались так, что трудно было разобрать их по кусочкам. То, как её глаза беспокойно блуждали по его лицу, говорило о тревоге, но они сверкали, как будто она только что нашла древний меч или блестящий кусочек драгоценного сокровища. Неопределенность этого взгляда сбила его с толку. И что ему думать об этом?       — Ах, да. Эм. Конечно, — потом, заикаясь, Люмин обратилась к матери. — Большое спасибо за напиток. И, эм, наш разговор. Это было… мне нужно.       Чайльду не очень понравилось, каким проницательным был взгляд его мамы, когда она переводила взгляд с путешественницы на него.       — Конечно, дорогая. В любое время. Я скоро пойду спать. Желаю вам обоим приятно поболтать.       Они возвращались в свою комнату, чтобы поговорить, в неловкости полуслова и строгом избегании взгляда друг друга. Ещё никогда в своей жизни Чайльд не чувствовал себя таким подростком, как тогда. Его спасло только то, что она, вроде, не сердилась на него. Хотя, о чём бы она ни думала, это беспокоило его.       В отличие от него и Тевкра, они не садились и не устраивались поудобнее. Это безмерно усилило неловкость, возникшую между ними. Можно было подумать, что он готовится признаться ей или что-то в этом роде, учитывая, как застенчиво она выглядела.       Ну, в некотором смысле, он полагал, что это не слишком далеко от правды.       — Люмин, — он вздрогнул, подождал, пока она сможет смотреть на него, прежде чем продолжить. — Я задолжал тебе извинения.       Девушка моргнула, не понимая, что он имеет в виду.       — То, что я говорил насчет Итэра, перекладывая вину за мою неосторожность на тебя… это было совершенно неуместно. Ты этого не заслужила. Прости.       Чайльд вспомнил их ссору. Вспомнил, как ненавидел её за то, что она стояла, такая послушная и спокойная, в то время как он бесновался, сбитый с толку. Он хотел, чтобы девушка тоже разозлилась. Сделал бы что угодно, сказал бы что угодно, чтобы получить яростный ответ. Чтобы заставить её ударить его, накричать на него, показать тот стальной блеск в её глазах, который сводил его с ума во время их поединков. И всё же она настаивала на том, чтобы быть собранной и логичной. Это только ещё больше разозлило зверя внутри него. Внезапный гнев, скрытый в словах, как правило, не был самым лестным вариантом рассказа о своих мыслях, но что? Решив поднять её самый глубокий эмоциональный шрам просто потому, что он истекал кровью из-за своего собственного? Это было… ужасно.       — Но ты это и имел в виду. Я имею в виду, про Итэра.       Чайльд вздрогнул, чувствуя себя так, словно она дала ему пощечину. Это было так просто. Так беззаботно.       — Я…       — Ты сказал об этом, — заявила она с лицом, лишённым каких-либо чувств. Такой контраст с тем, что было мгновение назад. Люмин пожала плечами в ответ на его недоуменный взгляд. — И, честно говоря, мне нечего тебе ответить. Я не спорила с тобой, потому что ты прав. Я не смогла помешать тому, что нас разлучили. У меня нет ни одной зацепки, которая стоила бы усилий, затраченных на её поиски. Чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что, может быть, именно поэтому я так упорно ввязываюсь во всю эту политическую драму. Я не могу помочь единственному человеку в этом мире, который любит меня, поэтому я чувствую себя лучше, помогая буквально всем остальным.       Было так много вещей, которые он ненавидел. Как легко она согласилась с совершенно незаслуженным оскорблением с его стороны. Как она даже не рассердилась на него. Как она думала, что Итэр был единственным человеком в этом мире, который любил её, когда она была так постоянно окружена любовью и дружбой.       Проглотив разочарование, Чайльд вздохнул.       — Жестоко критиковать кого-то за то, что он не может контролировать. Таким образом, я всё ещё виноват. Ты принимаешь мои извинения?       Люмин нахмурилась.       — Да.       — Спасибо.       Кивнув, она прошла дальше в комнату, задержав взгляд на незаправленной кровати.       — Ваш разговор прошёл хорошо?       Чайльд сразу понял, к чему всё идет. Перепрыгивая с одного извинения на другое. Наблюдая, как она осматривает комнату, он решил поднять эту тему.       — Да. Благодаря тебе, — как и ожидалось, Люмин выглядела так, словно собиралась с ним поспорить. Чайльд поднял руку, чтобы остановить поток бессмысленного чувства вины. — Если ты собираешься извиниться за то, что спасла моего брата и помогла нам наладить наши отношения, пожалуйста, не делай этого. Да, ты вмешалась. Но не могу сказать, что в этом не было особой необходимости. Тевкр был неестественно проницательным для десятилетнего ребенка. От него разило твоим влиянием, но я ценю это больше, чем могу выразить словами. Я думаю, что через некоторое время наши отношения полностью вернутся в доверительные. И этим я обязан непосредственно тебе. Так что, ещё раз спасибо.       Сердце Чайльда слегка дрогнуло, когда Люмин отвела взгляд, а на её щеках красовался легкий румянец. Серьезно, эта девушка была слишком милой.       — Я просто рада, что Тевкр цел и невредим, несмотря на всю эту суету. Его Глаз Бога впечатляет.       Эту тему он еще ни с кем не обсуждал. И не умирал от желания сделать это. Если кто-то и собирался раскрыть, что побудило мальчика призвать силу стихии, то он хотел, чтобы это был сам Тевкр. Что он мог обсудить, так это то, как он был доволен тем, что обучение его младшего брата проходило хорошо.       — Он стреляет из лука лучше меня и ему всего лишь десять лет, — Чайльд ухмыльнулся, желая попрактиковаться с мальчиком, когда ему станет лучше, чтобы он мог нормально прицеливаться.       — Ну, во-первых, он не пытается бросить стрелу.       — Эй!       Смеяться вместе с Люмин после такого долгого стрессового периода было… чем-то невероятным. Было немного иронично, как сильно её настроение могло повлиять на его собственное. Её улыбки были заразительны. Смех — тем более. В пылу битвы любые отвлекающие мысли быстро уходили. Неудивительно, что так много людей стекалось к ней, предлагая свою помощь, несмотря на то, что она, по сути, была незнакомкой. Они оба обладали сверхъестественной способностью всегда находиться в центре бури. Но в то время, как он считался прародителем хаоса, она была решением этого. Инь и Ян. Мраком и светом. Вот, кем они были.       Это радовало его больше, чем он когда-либо признавал.       И всё же между ними сохранялась тяжелая неловкость. Неуверенные взгляды Люмин свидетельствовали о том, что она ждет от него ещё чего-то. Ещё одна тема, остро нуждающаяся в обсуждении. Чайльд испытывал невероятное желание попросить её просто забить на это, стать той переменой, которую она хотела видеть в этом мире. Но была ещё одна вещь, о которой он должен был поговорить с ней.       Может быть, это была самая важная вещь.       — Ты знаешь, — он дернулся, увидев, как она вытянулась с широко раскрытыми от нетерпения глазами. — В последнее время я много о чём думал.       — М? О чем?       — О наших отношениях, — облизнув губы, признался Чайльд.       Как будто кто-то ввёл электричество по венам Люмин. Само упоминание этой темы взбодрило девушку до такой степени, что Чайльд задался вопросом, не трясется ли она на месте. Девушка, как известно, не любила ерзать, но сейчас она не могла найти себе места. Бедняжка, должно быть, нервничала.       — Что об этом?       Оперевшись на стену рядом с окном, Чайльд лениво почесал шею.       — Что ты собираешься делать после этого? К сожалению, наши планы провалились по всем фронтам. Я, честно, знаю только одно место, где ты могла бы найти некоторые следы Итэра. И поездка будет не из приятных.       Смятение отразилось на лице Люмин там, где когда-то была тревога.       — Угу, — согласилась она. — Зимний дворец, похоже, единственное, что у нас осталось. Хорошо, что мы в конце концов вернулись к этому плану. Я думаю, что мне, наверное, нужно поговорить с Царицей.       Это была новость. Приподняв бровь, Чайльд постарался, чтобы его голос звучал нейтрально.       — Что? О чём?       — Обо всем. Как началась её кампания, чего она добивается. До сих пор описывая Фатуи как агрессоров и работать, чтобы защитить тех, на кого они нападают. Каждый второй Архонт рассказал мне свою версию истории, некоторые охотнее других. Но, несмотря на многочисленные сражения с её войсками, я до сих пор не понимаю, зачем Царица это делает. Никто из Архонтов, похоже, тоже не знает. Раз уж я пошла на такое, чтобы выслушать их всех, то будет вполне уместно, если я окажу такую же любезность Крио Архонту.       Чайльд поймал себя на том, что улыбается, сам того не желая. Как такое миниатюрное тело могло вместить такое огромное сердце? Может быть, именно поэтому она была такой сильной. Тащить с собой достаточно сострадания ко всем в Тейвате, независимо от их проступков и грехов, должно быть, было нелегко. Но она делала это так безупречно. Это заставляло его хотеть защитить её, уничтожить любую грязь в мире, которая осмелилась бы растоптать эту доброту, которую никто из них не заслуживал. Мало кто мог защитить себя так же, как Люмин, но это не имело значения. Он не мог придумать ничего более приятного, чем стоять у неё за спиной на вершине мира, а вокруг, словно горные пики, лежат кучи их врагов. И всё же, она никогда не допустит подобного. Ибо девушка сражалась не только мечом, но и сердцем. Она могла победить тебя улыбкой, овладеть тобой, сделать тебя лучше, чем ты был.       В конце концов, именно это он любил в ней больше всего.       Между ними всё ещё стояло одно непреодолимое препятствие. Что-то, что было там с самого начала и то, что у него не было никакой уважительной причины разрушить, как бы сильно это ни разочаровывало Тевкра и его семью.       В конечном итоге, Чайльд был Тартальей, одиннадцатым Предвестником Фатуи. Тот, кто покорит мир во славу Царицы и сокрушит Богов, с которыми Люмин подружилась. Если её цель останется быть на защите этих божеств от Фатуи, он и Люмин — две стороны одной медали. Зеркальные отражения, способные соблазнительно приблизиться, но неспособные по-настоящему друг к другу прикоснуться.       Юноша уже знал, что её встреча с Царицей ничего не изменит. Он думал об этом уже некоторое время: что произойдет, когда Люмин больше не сможет избежать сражения с Фатуи. Несомненно, даже если бы она поняла причину их безумия, она не стала бы оправдывать их действия. И он был упрям до предела. Итак, следующим логическим шагом было осознание того, к чему всё идет.       Как бы это ни было обидно.       — В таком случае, я бы не стал рассказывать моим родителям о нас, пока ты не уедешь. Я знаю, что ты, наверное, предпочла бы рассказать им самой, но после всего, что произошло за последние несколько дней, было бы немного бестактно разбивать их надежды так легко.       — Рассказать им о чём именно? — он услышал понимание в её голосе. Чайльд больше ничего не мог сказать, и они спокойно подходили к завершению своего спектакля. Однако было определённое понимание завершения, которого можно было достичь, только услышав подобное вслух. После всего, что она для него сделала, Люмин заслужила хотя бы это.       Одарив её своей самой жизнерадостной улыбкой, Чайльд перерезал верёвки, которые он по глупости завязывал в узлы последние несколько дней.       — О нашем «расставании», конечно. Ты ведь не забыла, чем должен кончиться наш маленький заговор?       Словно марионетке перерезали нити, все напряжение утекло от Люмин. Даже её глаза были пусты, лицо не выражало ничего. Искры отчаяния коснулись низко свисающих ветвей в её груди, но ничего не застряло. Как это могло случиться? Путешественница была слишком умна, чтобы воспринимать это расставание иначе, чем как неизбежность.       Когда она заговорила, голос её звучал спокойно и ровно. Её голос не дрогнул. Никаких слёз. Хорошая девочка, — подумал Чайльд.       — Ах, это. Конечно. После всей боли, которую причинил им твой обман, я думаю, что больше лжи будет противоположностью тому, чего ты хочешь. Тем не менее, это твоя семья, а не моя. Я понимаю твое решение.       Чайльд спокойно принял её мелкие удары. Ей можно было злиться.       — Спасибо тебе за это. И за всё остальное. Что бы ни случилось дальше, я рад, что ты согласилась. Это было весело.       Это сотрясло щиты, которые она поставила внутри, но они выдержали.       — Конечно. Они все — невероятные люди. Для меня было честью познакомиться с ними, — Люмин спросила, не сводя глаз с двери. — Это всё, что ты хотел сказать?       Глаза Чайльда блуждали по ней, запоминая всё, пока он ещё мог. Было много вещей, которые он хотел сказать. Что он никогда не знал покоя и удовольствия до встречи с ней. Что его сложные мысли о том, чтобы солгать своей семье, начинались с сожаления о том, что он разочаровал их, но превратились в страстное желание, чтобы ложь была правдой. Что он действительно помнит, что написал в этом письме, и что его нисколько не удивляет, что его семья думает, что он безумно влюбился в таинственную девушку, которую встретил в Ли Юэ.       Потому что он влюбился.       И каждое мгновение, проведённое с ней с тех пор, только погружало его голову всё глубже и глубже под воду, пока он не почувствовал, что тонет каждую секунду, когда они не касаются друг друга. Что он хочет просыпаться рядом с ней каждое утро, независимо от того, где в мире они нашли место, чтобы отдохнуть. Что на прошлой неделе у него были сумасшедшие мысли, например, жениться на ней, чтобы у неё наконец-то было место, которое она могла бы назвать домом, не чувствуя себя так, словно кому-то должна. И так, глядя, как она играет с Антоном и Тевкром, он впервые в жизни ощутил, что хочет стать отцом. Что мысль о том, чтобы быть слабым, звучит не так уж и плохо, если это означает, что она будет рядом с ним.       Больше всего на свете он хотел сказать ей, что сегодня днём, когда он очнулся от кратковременной комы, вызванной сотрясением мозга, это было то, что отбрасывало все чувства. Или, может быть, именно это заставило его, наконец, очнуться от соблазнительного, невозможного сна, в котором он был заключен. Потому что, когда он смотрел, как Люмин учит его младшего брата, как использовать свою стихию, которую он получил от того, что у Чайльда было… после того, как Чайльд кричал на неё, угрожал ей расправой, использовал один из её самых больших страхов против неё… именно тогда он понял, что Люмин не была падающей звездой. Она была птицей. И он пытался запереть её в золоченую клетку, красивую и дорогую, но, в конце концов, это всё равно было тюрьмой. Чайльд любил её, как луна любит солнце, а Люмин, чёртова дура, почему-то любила его в ответ. Даже если она этого не говорила, даже если сама не знала, он это видел. Как ещё его семья могла купиться на их милое маленькое представление без единого инсценированного поцелуя или фальшивого признания?       Они лгали, говоря правду.       Вот, почему он должен был это сделать. Они должны были придерживаться своего сценария, должны были позволить своим разногласиям разлучить их сейчас. Предвестник Фатуи и героиня Мондштадта, всего Тейвата, не могли быть вместе. Если это не заставит их расстаться сегодня или завтра, то это будет в будущем, когда они начнут строить планы на жизнь в объятиях друг друга.       Надежда была такой же хрупкой, как детские мечты. Даже если оставить их в покое, они сами развалятся на куски. Но он не смог защитить мечты Тевкра. Не смог он и удержать надежды Люмин.       Так что лучше позволить ему мягко рассыпаться на куски сейчас, чем потом смотреть, как он с болью разваливается.       Чайльд этого не сказал. Вместо этого он улыбнулся так безмятежно, как только мог, и защебетал:       — Да, мэм. Это всё. Спокойной ночи, Люмин.       Она закрыла свои янтарные глаза, какие бы эмоции она ни испытывала, они роились вокруг неё, скрытые от всех. Затем, сделав один долгий выдох, чтобы успокоиться, она подняла голову и встретилась с ним взглядом. «Спокойной ночи.» Люмин не рыдала и не медлила. Она повернулась и ушла с достоинством и грацией, спрятав раны там, где их никто не смог бы найти. Такая же сильная и великолепная, как всегда. Чайльду не хотелось знать, как долго она будет оставаться в таком состоянии. После того, как за ней захлопнулась дверь, не имело значения, разрыдается ли она в коридоре, или наверху, в комнате Тони, или никогда не прольет ни единой слезинки из-за кого-то вроде него. Это не его дело, она не нуждалась ни в его утешении, ни в его заботе. Люмин будет в порядке.       И когда одинокая горячая слеза скатилась по его щеке, капая с подбородка, Чайльд сказал себе, что с ним тоже всё будет в порядке.       Он был «Чайльдом» Тарталей, одиннадцатым из Предвестников Фатуи. Он был холодным оружием, выкованным в Бездне, отточенным в бесчисленных выигранных битвах. Чудовищем, которое любило только острые ощущения боя и ничего больше.       Для таких, как он, не было покоя в этом мире.       На следующий день они не старались избегать друг друга. За завтраком Люмин сидела между Тевкром и Тоней, немного более сдержанная, чем обычно, но в остальном незаметная. Чайльд терпел резкие, громкие выпады Катины и матери со своей обычной фальшивой улыбкой. Если бы не тяжелый, неодобрительный взгляд, который время от времени бросала на него Тоня, даже он мог бы забыть о прошлой ночи.       До самого обеда, когда Алексей наткнулся на сказку о невидимом звере.       — Мама, папа, спасибо, что пригласили меня. Прошла целая неделя, но я думаю, что мне пора домой. Муж становится очень нервным. Аякс, рад снова тебя видеть. Извини за голову. Люмин, приятно познакомиться. Жаль, что я не смог остаться тут подольше и познакомиться с тобой поближе. Может быть, в следующий раз.       Люмин с легкой улыбкой пожала ему руку и кивнула.       — Мне было очень приятно, Алексей. Вообще-то я тоже собираюсь уезжать завтра утром.       — Что? — воскликнул Тевкр, вцепившись в Люмин. — Нет! Ты не предупреждала об этом.       — Это обязательно? — даже Антон, который преданно обнял Алексея на прощание, казалось, был опустошен мыслью о том, что Люмин уезжает.       Их мать ласково хихикнула из кухни.       — Ох, мальчики, ну же. Она даже не должна была оставаться здесь так долго. Люмин очень занятая девушка. Я уверена, что у неё есть много работы, за которую надо возвращаться, — несмотря на предостережение детей, она добавила. — Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, и возвращаться в любое время.       — Спасибо. Правда. Я никогда не встречала такой гостеприимной и любящей семьи, как вы. Для меня было настоящей честью быть с вами всё это время. Воспоминания, которые вы мне подарили, я не забуду никогда.       — Зачем эти формальности, — их отец засмеялся. — Дети, постарайтесь сделать последний день Люмин здесь как можно приятнее, слышите?       — Да, сэр! — крикнули Тевкр и Антон. Тоня одарила Люмин смущенной улыбкой.       Чайльд чувствовал на себе взгляд Катины, словно кто-то прокалывал его затылок множеством иголок. На протяжении всего обеда дети жаловались на то, что у них осталось так мало времени, пытались переубедить Люмин, чтобы она осталась подольше или вернулась очень скоро с интересными историями и возможностью посмотреть достопримечательности. Каждый раз она мягко, но твердо говорила, что жизнь путешественника очень хаотична и она не может дать никаких обещаний относительно своего возвращения. Но заверила их, что если представится такая возможность, она будет счастлива сопроводить их. Таких банальностей детям было достаточно.       Но недостаточно для Катины, которая оттащила парня за руку, почти вытолкнув за дверь на крыльцо.       — Что, блять, произошло, Аякс?       — Я не понимаю, о чём ты.       Катина только пристальнее посмотрела на него, вообще не поддерживая его беспечный ответ.       — Речь о Люмин, дебил. Что это такое?       — Я думал, что это очевидно, — протянул он, плюхаясь в кресло-качалку слева. Катина осталась стоять, скрестив руки. — У нее есть другие дела, и она уже задержалась дольше, чем собиралась, поэтому она уезжает. Ты же не думала, что она собирается переехать к нам навсегда?       — Не надо мне этого. Я знаю эту девушку около двух недель и уже чертовски хорошо понимаю, что это не так. Уклоняться от вопросов Тевкра и Антона о том, когда она вернется, не похоже на неё. Не говоря уже о том, что бедняжка выглядит так, будто кто-то только что переехал её щенка тележкой. Что-то не так. И это имеет отношение к тебе. А теперь выкладывай. Что происходит? Вы ведь не расстаетесь, правда?       Чайльд должен был отдать ей должное, сестра его была очень проницательна. Такое короткое время вместе, и она уже могла уловить настроение Люмин, имея при себе очень мало информации. Сказать, что она выглядела напряженной, ничего не сказать. Любой другой наверняка заподозрил бы, что ей просто грустно уезжать. Не только Катина.       Честно говоря, он был удивлен, что Тоня не позвала её наверх. Младшая сестра никогда не смотрела на него с таким презрением. Только не на него. А это означало, что она должна была что-то знать о ситуации, даже если это было всего лишь написано на лице у Люмин. Чайльд старался не думать о том, что за ночь пришлось обсудить девушкам, чтобы вызвать такой гнев к нему.       Отсутствие ответа сказало всё, на что у него не хватило слов.       — О боже, вы серьёзно? Почему? Это из-за вашей ссоры? Мама сказала, что вы, ребята, говорили об этом.       Вот и весь его план не поднимать эту тему до их отъезда. Как всё запуталось. Поскольку кот уже вылез из мешка, особенно учитывая, что он разговаривал с Катиной, Чайльд почувствовал, что нет никакой необходимости в красивой лжи. Может быть, он не был бы на все сто процентов честен, но даже восемьдесят было бы достаточно, чтобы убедить разумного человека, что он делает Люмин одолжение.       — Да. Дело даже не в этом. Послушай, я уже давно знаю, что моё положение в Фатуи поставит под угрозу мои отношения с Люмин. Всё остальное просто делало эти трещины более заметными. Это решение было обоюдным, Катина. Это… к лучшему.       Если бы взглядом можно было убить, Чайльд получил бы новое уродливое прозвище от Паймон. Как швейцарский сыр или что-то в этом роде. Катина, дурацкая сигнализация, звенела как сумасшедшая. Нелепо, учитывая, что в кои-то веки он действительно был честен.       — Да. Ты говоришь очень убедительно. И очень тупо.       Чайльд закатил глаза.       — Что ж, спасибо, сестра. Я ценю твое непревзойденное сочувствие и понимание.       Не обращая внимания на его острый язык, сестра с шумом подтащила другой стул, плюхнулась на него и наклонилась к лицу Чайльда. Выгнув бровь с сердитым, хмурым видом, Катина бросила:       — Аякс, посмотри мне в глаза и скажи, что ты точно согласен с этим. Что позволить ей уйти — это то, чего ты действительно хочешь, а не то, на что ты соглашаешься.       Давит. Хм. Забавный подбор слов. Гнев разрывал его грудь от осуждающих намеков Кэт. Как будто он что-то испортил, вместо того, чтобы принести себя в жертву. Из всех людей Чайльд ожидал, что Катина лучше всех осознает, что Люмин будет единственной, кто успокоится, оставшись с ним.       — Хорошо. Ты хочешь, чтобы я это сказал? Окей, — он зарычал, сопоставляя её огонь со своим собственным. — Мне не нравится подобный расклад. Это не то, чего я хочу. Но это то, что должно произойти. Я — Предвестник Фатуи, обязанный служить Царице. Мораль Люмин прямо противоречит морали Её Величества, и Люмин занимается тем, что закрывает наши действия там, где может. Я не могу полностью поддержать и то, и другое, следовательно, однажды мне придется выбирать, и… просто сейчас легче дать этому закончиться. Позволить этому продолжаться ещё дольше было бы жестоко по отношению к нам обоим. Как я уже сказал, так будет лучше.       Чайльд не был уверен, что его ответ сделал, но хмурый взгляд сестры сменился пустым. Может быть, это была боль в его голосе, которую он никак не мог заставить подчиниться себе. Или как он выглядел, будто только что поцеловался с гнилой дыней. Осознание того, что она его услышала, не принесло ему утешения. Осведомлённость Катины означала лишь то, что его мать узнает об этом раньше, чем он успеет ускользнуть. Это был не тот разговор, который он хотел, чтобы произошел.       В прочем, Кэт тоже ещё не закончила.       — Знаешь, все думали, что ты так изменился, когда вернулся из своего таинственного путешествия в лес, но в такие моменты, как сейчас, я вижу, что ты всё тот же младший брат, каким был в возрасте Тевкра.       — Что это значит? — спросил он, отчетливо чувствуя, что это должно быть оскорбительное заявление.       Ну, он был прав.       — Ты такой же трус, — она объяснила это так, будто это была самая очевидная вещь в мире. — Ты научился бросать всё вокруг и любишь ввязываться в как можно больше физических расправ, но когда наступает момент, когда ты понимаешь, что не можешь решить проблему кулаками? Если ты думаешь, что это займет много времени, ты отступаешь и убегаешь зализывать свои раны.       Вцепившись в подлокотники кресла так сильно, что они заскрипели, он предупреждающе прошипел.       — Осторожнее, сестра. Мне не очень нравится твой тон.       Усмехнувшись, Катина откинулась на спинку стула и самоуверенно скрестила руки.       — Тогда докажи, что я ошибаюсь. Проблема в том, что твои статусы партнера Люмин и Предвестника Фатуи не сочетаются. Верно? Ты думаешь, что эти две роли никак не могут соединиться. А я бы сказала, что они могут. Просто спроси меня, как.       Как по-детски. Просто безумно по-детски. Ему ужасно хотелось спросить, когда ей снова исполнилось четыре года, но он сдержался, хотя бы потому, что ему было немного любопытно, какая блестящая идея пришла ей в голову, которую он упустил.       — Отлично, умница. Как?       — Потому что ты не действуешь как Фатуи, — без промедления заявила Катина. — Ты работаешь, чтобы поддержать их, но подобное не определяет тебя. Если бы завтра Царица написала тебе письмо, в котором говорилось бы: «Вообще-то мне сегодня не хочется плевать во всю кашу Тейвата. Собирайтесь, ребята. Мы закончили», неужели весь твой мир остановится?       — Ну, полагаю нет, — прищурившись, Чайльд уступил.       Сражений всегда будет больше. Фатуи просто предлагали самые интересные из них.       — Верно. Так что, если дело дойдет до битвы и Люмин удастся остановить планы Царицы, всё будет в порядке. И, оставайся со мной здесь, это означало бы, что у тебя лично нет причин возлагать на себя исключительную ответственность за то, чтобы Люмин не вмешивалась в эти планы. Есть еще десять Предвестников, из которых она должна выбить прах. Если бы она могла победить их всех, а затем и Царицу, я не думаю, что ты бы так уж сильно изменил ситуацию. Без обид.       Чайльда оскорбляла мысль о том, что он не может победить Люмин в бою, особенно в присутствии всех остальных Предвестников и их Архонта. Хотя он отчасти понимал её точку зрения. Было почти смешно, насколько упрощенной она сделала эту мысль.       — Ну и что? Ты хочешь сказать, что я должен просто сказать Её Королевскому высочеству, что в моей клятве есть отверстие в форме Люмин? «Извините, я с радостью выполню любой ваш приказ, но только не этот.» Вот так?       Катина смотрела на него так, словно ждала, что он поймет суть шутки, а когда он не засмеялся, ей пришлось объяснить.       — Ну… да. Я имею в виду, ты ведь не убьешь нас, если она попросит, верно? Так что это означает, что вам разрешено иметь исключения. Я не понимаю, почему ты не можешь просто сказать ей, что в списке появилось новое имя.       Потому что Люмин была героем Мондштадта, одним из самых последовательных и раздражающих шипов в заднице Фатуи. Потому что в следующий раз она будет сражаться в Зимнем дворце, и он не сможет просто стоять и позволять ей делать все, что она захочет. Что он должен был делать? Сказать всем, что она пришла с миром, что она здесь только для того, чтобы поговорить и использовать его титул, чтобы затащить девушку в покои Царицы? Пусть они поговорят, а потом выпроводят её? Так и было. Это было…       — Катина… это…       — Что?       Это было… не так уж и невозможно.       — Это… вообще-то гениально. Более гениально, чем ты думаешь, — он вздохнул и с облегчением откинулся на спинку стула. Конечно, ему предстояло еще многое обдумать, но этот план был не самым худшим для начала. Ходить по тонкой грани между игрой на каждой стороне поля было рискованно, может быть, даже глупо, но, чёрт возьми, это зажгло что-то теплое и покалывающее в его груди.       — М… хорошо? Я думаю. Так это значит, что ты собираешься всё исправить или как? — Катина пару раз моргнула, явно смущенная его приятным ответом.       — Ну, я попробую, — он фыркнул, пренебрежительно махнув рукой. — Хотя никто не знает, что произойдет. Люмин всегда была немного непредсказуемой.       Разве это не правда? Многое в этой ситуации зависело от предположений, которые он сделал. Что она на самом деле чувствует к нему сейчас? У Чайльда возникло ощущение, что она отвечает ему взаимностью, но в прошлом он ошибался и в других вещах. Даже если он был прав, она могла изменить своё мнение после прошлой ночи. Неужели она смирилась с его уходом? Довольна ли она этим? Если бы она хоть немного разобралась в себе, он не стал бы с ней спорить.       Тем не менее, мысль о том, что он не будет сражаться за неё, вызывала у него отвращение. В этом Катина была права, он выбрал легкий путь. Последняя битва, от которой он так быстро сбежал, была в Бездне, против огромного зверя, от одного вида которого по его венам распалились ледяные осколки. Он убедил себя, что с тех пор изменился. Что никогда не будет другого врага, с которым он, по крайней мере, не попытается встретиться лицом к лицу. И всё же он был здесь и делал именно то, к чему призывал его Тевкр. Он защищал Люмин от чего-то, с чем она вполне могла бы справиться, если бы он просто стоял рядом.       Проклятье. Так много самокопаний было действительно довольно утомительными.       Катина, к счастью, не слишком беспокоилась о его возможностях.       — После этого откровенно удручающего зрелища? Я не могу себе представить, что она тоже в восторге от того, чтобы закончить все здесь. Скажи ей, где твоя башка, спроси, что она думает, попробуй составить план. Может быть, это и нелегко, но хорошее никогда не бывает лёгким. А она, дорогой Аякс — самое хорошее, что ты когда-либо получал и получишь в своей жизни.       Закатив глаза, как ему показалось, в миллиардный раз за последние двадцать минут, Чайльд почувствовал, что улыбается почти беспомощно.       — Я думаю, ты имела в виду «самое лучшее», сестра. Но да, я в курсе.       — Хорошо. А теперь действуй, братишка.       — Спасибо, Катина. Серьёзно.       Наблюдая, как она возвращается в дом, он едва расслышал её ответ.       — Поблагодари меня, когда вернешь её, дурачок.       Имея перед собой ограниченное количество возможностей и ещё больше самокопания, Чайльд немедленно приступил к разработке плана. Первым делом надо было убедиться, что у Люмин нет другого выбора, кроме как попытаться поговорить с ним как-нибудь вечером. Помогло и то, что девушка перед ужином вывела Тевкра, Антона и Паймон на прогулку, оставив свою сумку без присмотра в комнате Тони. Ну, не совсем. Тоня сидела за письменным столом и читала роман, когда он попытался проскользнуть внутрь. Она почти не обращала на него внимания, не поднимая глаз, даже когда он рылся в вещах Люмин, собирал их и перекидывал через плечо. Только когда он почти вышел из комнаты, она заговорила.       — Аякс?       Поморщившись, он повернулся к младшей сестре.       — Да, моя принцесса?       — Я думаю, что Катина уже дала тебе нагоняй, поэтому буду краткой. Вы с Люми оба по-своему помешаны на контроле. Это затрудняет доверие друг к другу, но вы должны попытаться. Перестань думать о ней, как о сопернице или шахматной фигуре. Она играет с тобой в одну игру, разделяя одни и те же фигуры. Есть некоторые движения, которые она знает, а ты — нет. Пусть играет. Так ты выиграешь больше игр.       Её метафора была немного хлипкой, шахматы с двумя игроками звучали ужасно странно, но парень понимал, к чему она клонит. Он должен был совершить, по крайней мере, две, может быть, три логические ошибки, приняв поспешное решение и задним числом заявив, что они были в интересах разных людей, не спрашивая их сначала. Это было ещё одним топливом в огне «Чайльд — эгоистичный придурок», если не основной причиной большинства его недавних проблем. С Тевкром и его семьёй он мог бы оправдать некоторые из них, утверждая, что они, вероятно, не могут защитить себя от угроз, скрывающихся в этом мире. Конечно, они нуждались в его защите. Люмин? Не особо. Чтобы это было правдой, он должен был начать завоевывать гораздо больше. И даже тогда она была ему ровней в ловкости и мастерстве. Самое время начать относиться к ней, как к девушке.       — Спасибо, Малышка. Если Люмин вернется, ты не будешь возражать…       — Я скажу ей, что ты украл её вещи, — ответила девушка с явной задорностью в голосе. — Не зли её слишком сильно, брат. На тебе всё ещё незажившие раны.       Был большой шанс, что Люмин надерет ему задницу сегодня. Это был риск, на который ему придется пойти. Однако он не собирался говорить Тоне об этом, отмахнувшись от неё ещё одним быстрым «спасибо», прежде чем поспешить обратно в свою комнату.       В тот вечер он решил поужинать рано в одиночестве, чтобы избежать того, что другие члены семьи будут давать ему осуждающие советы по отношениям, и чтобы он мог сосредоточиться на том, что собирался сказать. Он немного отошёл от последнего разговора, его беспокойство о том, что планы Люмин означают для их отношений, заставило его попытаться покинуть корабль. Если это произойдет на этот раз, исправить это будет намного сложнее. Может быть, даже невозможно.       Люмин рассчитала время безукоризненно. Он только что вернулся после долгого принятия ванны, проведенной в медитативных размышлениях, когда она просунула голову в его комнату и вздохнула, заметив свою сумку на комоде.       — Не мог бы ты объяснить, что происходит, Чайльд?       Когда она вошла, юноша развалился на кровати. Хотя он мог бы приблизиться к ней, язык её тела говорил ему, что любая близость в данный момент нежелательна. Её руки были крепко скрещены на груди, плечи сгорблены. Типичные признаки дискомфорта.       Он постарался, чтобы его голос звучал небрежно и деловито.       — Сегодня ты спишь здесь, поэтому я взял на себя ответственность перенести твои вещи.       — Логично, — заметила она. — Ты ведь понимаешь, что у меня больше нет причин оставаться здесь? Я уезжаю завтра, ты все ещё ранен. Никто не поднимет шума, если я проведу последнюю ночь с Тоней.       — Я думаю, что на самом деле есть совершенно логичная причина. Утром ты отправишься в Зимний дворец, — поднявшись на ноги, Чайльд поддерживал зрительный контакт, не вторгаясь в её пространство. — И я пойду с тобой. Зная тебя, ты можешь уйти очень рано, чтобы не говорить никаких ужасных прощаний, поэтому я хотел убедиться, что ты не попытаешься ускользнуть и от меня.       Было забавно, как быстро нейтральное выражение лица Люмин сменилось хмурым.       — Идешь ты, блять, со мной. И я уже попрощалась. Что бы ты ни замышлял, я не хочу в этом участвовать.       — На самом деле, мой план прост. Ты хочешь поехать в Зимний дворец. Я могу доставить тебя туда. Вот и все.       — Нет, — возразила Люмин, и это помогло ей избавиться от некоторого физического отвращения. Чайльд не собирался испытывать судьбу, подходя ближе, особенно, когда он активно злил её. — У тебя всё ещё сотрясение мозга, позволь напомнить. И я, скорее всего, пойду сражаться. Я знаю, что ты, должно быть, безудержно рад возможности снова скрестись со мной клинки, но давай оставим это на время, когда ты не будешь рисковать необратимым повреждением мозга, хорошо?       Чайльд прикусил язык, чтобы не спросить, действительно ли она думала, что он будет таким жестоким. Следовать за ней в волчье логово, надеясь ударить её в спину и увидеть, как ее разорвут в клочья. Из всех дьявольских поступков, которые он совершил, такое предательство казалось немыслимым. Не то чтобы она могла это знать. Он ведь не показывал ей, где провёл эти линии на песке.       Медленно выдохнув через нос, Чайльд возразил.       — Но в этом-то и дело. Если я буду там, тебе не придется ни с кем сражаться, — Люмин удивленно подняла бровь. Он встретился с этим сомнением лицом к лицу. — Твоя цель — поговорить с Царицей, так? Ты хочешь понять её образ мыслей и мотивы. Я дам тебе безопасный проход к её трону, чтобы ты могла сделать это, а затем помогу тебе уйти тем же путем, каким мы придём. Никаких кровавых ссор. Никаких арестов.       — Ты, «Чайльд» Тарталья? Тот, кто хочет сокрушить весь мир под свой каблук только для того, чтобы испытать свою силу. Предлагаешь помочь мне избежать драки? — Люмин с невеселым смешком покачала головой. — Чушь.        — Неужели это настолько невероятно для тебя, что я был бы заинтересован в том, чтобы ты больше не выступала против Фатуи? Что я могу хотеть, чтобы ты получила ответы, которых так отчаянно жаждешь, нашла Итэра и не беспокоилась о том, что Синьора напишет утренний отчёт о том, что она повесила тебя?       Даже тогда, когда они впервые встретились, Чайльд никогда не уклонялся от небрежного приглашения присоединиться к их рядам. Тогда она наверняка думала, что его больше всего интересует её сила. Конечно, она была бы права. Но по мере того, как он узнавал её лучше, характер этого предложения менялся. Во-первых, чтобы добавить ещё одного сильного члена в свои ряды. Затем, чтобы убрать её из своих противников. И чтобы она не стала одной из жертв Скарамуччи. Все, кто был слишком опасен для их организации, были устранены. Многие из их членов пытались работать с Люмин. Ни один из них не преуспел. Но это не значит, что никто не сможет. У Чайльда был, по крайней мере, один кошмар — получить сообщение о том, что героиня Мондштадта была повержена.       Это было не то, что он хотел бы видеть в бодрствующем мире.       Взгляд Люмин стал менее осторожным после его высказывания. Это придало ему немного оптимизма.       — Я знаю, наивно полагать, что твой разговор с Её Высочеством волшебным образом сотрёт твою обоснованную критику нашей тактики, но я уже говорил тебе раньше, что искренне верю в мир, который она хочет сделать понятным. Её мечта — это то, что она всегда сможет объяснить лучше, чем кто-либо другой, поэтому я действительно думаю, что тебе нужно услышать это от неё. Я хочу, чтобы у тебя был шанс сделать правильный выбор. Так что — да, я хочу избежать любого возможного вмешательства в этот разговор, который, несомненно, создаст кровавый путь к трону.       Выдавив из себя легкую улыбку, девушка выглядела почти ласковой, хотя всё ещё раздраженной.       — Никогда не думала, что доживу до того дня, когда ты выберешь путь наименьшего сопротивления.       — Я — нет, — признался Чайльд, сухо усмехнувшись. — Я выбираю путь наибольшего сопротивления. И тот, который приходит ко мне менее естественно.       Он не удивился, увидев, как лицо Люмин исказилось в замешательстве.       — Но ты только что сказал…       — Я знаю, что я сказал. И я знаю, что принимаю желаемое за действительное. Я могу предотвратить бой у входа. Я могу доставить тебя к Царице и охранять, пока вы будете разговаривать. После этого? Всё зависит от того, что ты решишь сделать. На самом деле у вас с Царицей будет хороший разговор по душам, который вполне может закончиться объявлением войны. Я знаю это. И я готов иметь дело с последствиями.       — Вот, почему я предпочла бы, чтобы тебя там не было, — Люмин напряглась, делая пару шагов ближе к нему с отчаянием в глазах. — Биться с тобой по-настоящему, как это было в Ли Юэ, после того, как мы провели время с тобой вот так в доме твоей семьи… это было бы просто неправильно.       Чайльд закрыл глаза, чтобы не вспоминать о том времени. Оно не было плохим, просто сложным. То, что он решил вспомнить, было то, как его кровь взволнованно бурлила, сердце стучало в ушах, как племенной барабан. Люмин поднялась из обломков его трансформации со страхом в глазах. Страх, который никогда не покидал её. Это его удивило. Так долго сила заключалась в отсутствии страха в его сознании. Даже на фоне нависшей над ним искаженной фигуры, силы его стихий, кружащейся вокруг него, превращая сам воздух вокруг них в грозу, этот ужас в её янтарных глазах не колебался. Сколько бы раз он ни сбивал её с ног, она всегда вставала. Вот так она и победила. Этот урок он никогда не позволит себе забыть, да и не хотел.       О некоторых моментах того времени думать было труднее. Предательство сокрушало его сердце и размывало границы его мира, пока всё, что он знал, не превратилось в ярость. Несмотря на его дерзкое предложение уничтожить девушку, если она сдастся, часть его действительно хотела убить её тогда. Но он пришел в себя, и это остановило его натиск. Вместо этого Люмин заставила его уступить, выбивая из него злость и агрессию. Конечно, это была спешка. Но даже ему стало немного не по себе при мысли о том, что этот инцидент мог закончиться совсем по-другому. Время от времени он стряхивал с себя видение распростертого на камнях тела Люмин, истекающего кровью. Даже теоретически он чувствовал себя виноватым, зная, что это могло произойти при других обстоятельствах.       Драка между ними, где они выложили всё на стол, где только один из них ушёл… это была бы единственная победа, с которой Чайльд не смог бы жить. Не стал бы праздновать.       — Звезда моя, — он успокаивал, его взгляд был полон нерешительности и нежности. — Тебе не придётся беспокоиться об этом.       Люмин покорно покачала головой.       — А я буду. У неё нет причин отпускать меня, если она знает, что я вернусь, как её враг. Может быть, я могла бы выйти из бойни невредимой, но просто уйти? Это будет труднее. Если ты ближайший Предвестник, то задача избавиться от меня ляжет на тебя.       — Я не собираюсь сражаться с тобой, Люмин, — он напрягся, руки чесались взять её лицо и подразнить улыбку на этих розовых губах. — Даже по приказу Царицы. Если наши клинки снова встретятся в радостной агонии страстной битвы, это будет испытание нашей силы, а не смертельный поединок. Даю тебе слово.       Ему было стыдно видеть, как Люмин так сильно реагирует на это. Чайльд не раз рассказывал ей, как серьёзно он относится к любому своему обещанию. Он гордился тем, что был человеком слова. Даже если бы эти слова были ложью, он пообещал бы следовать им до тех пор, пока они не воплотятся в реальность.       — Чайльд… это не то обещание, которое ты сможешь сдержать.       Вернее, он старался изо всех сил. Было заметное исключение из этого правила, которое всё ещё не давало ему покоя. Путешественница была осторожна, но добра. Если бы она могла избавить его от необходимости нарушать клятву, она сделала бы это, даже если бы это означало, что они остались врагами. Глупая девушка всё ещё думала о нём и его благополучии даже после всего, что он сделал и сказал.       Тарталье не нужна была другая причина, чтобы отвергнуть лёгкий выход из ситуации, который она предлагала.       — Но я все равно собираюсь. Как я уже сказал, это путь моего сопротивления. Это, конечно, не значит, что другой Предвестник не выйдет вперёд, чтобы сразиться с тобой вместо меня, но любой, кто осмелится поднять на тебя оружие в моём присутствии, пожалеет об этом решении.       — Почему? — она вздохнула, беспомощно глядя на него.       Улыбаясь, Чайльд объяснил.       — Моя цель сражений — стать самым сильным живым существом. Я хочу усовершенствовать искусство боя, даже если это означает, что я должен победить любого другого на этой планете, чтобы доказать своё превосходство. Но единственное, что я никогда не променяю на такой исход — это безопасность тех, кто ближе всего моему сердцу. С этой целью моя служба Царице условна. Я бы никогда не предпочел её своим близким. Когда она впервые приняла меня в ряды Предвестников, она поклялась, что никогда не заставит меня сделать этот выбор. Я предпочитаю верить, что она сдержит свою клятву, даже если ты будешь стоять у неё на пути.       Что-то щелкнуло в этих великолепных янтарных глазах. Последний осколок этой головоломки из тысячи кусочков встал на место. Картина, которую она нарисовала, признание, к которому он стремился, была прямо перед ней. Несмотря на это, глаза Люмин метались по его лицу, ища хоть какой-то намек на то, что она ошиблась. Что она ошибается.       — Я же не твоя семья, — возразила она, слова выходили из её уст очень медленно.       — Справедливо, — он кивнул, не в силах сдержать улыбку. Наблюдать за тем, как она складывает всё это воедино, было для него непривычно, но почти захватывающе. — Тон здесь играет ключевую роль. Мы договорились, что она никогда не заставит меня выбирать между служением ей и защитой людей, которых я люблю. Я не уточнял, что это могут быть только мои родственники.       — Нет, — она сплюнула, как животное, разрывающееся между борьбой и бегством. На её лице играло столько эмоций, но ни одна из них не задерживалась надолго. — Никаких игр. Никаких загадок. Просто… скажи это. Аякс, пожалуйста.       О, как ему хотелось затянуть это еще дольше. Наблюдать, как она извивается, находит новые и впечатляюще тупые способы убедить себя, что очевидный ответ — неверный. Как долго это может продолжаться, прежде чем она перестанет притворяться и просто ударит его? Это, вероятно, отложило бы его исцеление на некоторое время, но Боги, это было бы то ещё зрелище.       Однако факт оставался фактом: он был одновременно эгоистичным ублюдком и очень нетерпеливым. Каждое мгновение, проведенное за игрой в кошки-мышки, он мог провести, наслаждаясь гораздо более… восторженными играми. Помня об этом, Чайльд наконец дал ей некоторую слабину, сократив расстояние между ними в два больших шага. Одна из рук Люмин инстинктивно легла на его грудь и остановила его приближение как раз перед тем, как их тела столкнулись, разрушив последний барьер между ними. Это его не остановило. Его руки не прижимали её к себе и не мешали сбежать. В этом не было необходимости. Их глаза слились в танце, который удерживал их обоих друг в друге. Когда он заговорил, его голос звучал тихо, так, что только она могла слышать слова, которые так долго боролись, чтобы вырваться из его уст.       — Люмин, я влюблен в тебя.       Чайльд почувствовал её долгий выдох на своей ключице. Вместо того, чтобы прижаться к нему, вместо того, чтобы разрушить эту хрупкую атмосферу предвкушения, она прошептала в ответ:       — Ты, случайно, не знал это двадцать четыре часа назад?       Моргнув, Чайльд прищурился, опасаясь её намерений.       — Знал. Это не так уж и неожиданно. Я довольно спокойно признался себе, что испытываю к тебе чувства.… ну, с тех пор, как ты впервые надрала мне задницу в Золотой палате. Прикрепление к этому чувству ещё и слова «любовь» произошло где-то между подлёдной рыбалкой и катанием на коньках.       Собрав в кулак ткань его рубашки, Люмин проговорила уже не так хрипло и резко.       — М. Тогда твоей выходкой прошлой ночью было… что именно? Грандиозный и бессмысленный акт одновременно и садизма, и мазохизма?       У Чайльда перехватило дыхание, когда он понял, что она имела в виду. Чёрт. Его беспечность снова окунула его в кипящую воду. Это была одна из проблем, из которой у него не было выхода. Разница между его поведением прошлой ночью и сейчас была просто перспективой. То, что когда-то казалось невозможным и обреченным, теперь казалось простым и многообещающим. Для него это было очевидным различием. С её стороны, может ли он оправдать причинение ей боли, чтобы «защитить её» в один прекрасный день, а затем признаться в своей любви и забрать все обратно?       Мурашки панически пробежали по его спине при мысли, что он, возможно, проиграл битву ещё до того, как она началась.       — Нет! Ну, типа того. Это казалось самым невинным способом действовать на будущее. Я имею в виду, ты знаешь так же хорошо, как и я, что наши отношения имеют огромный красный флаг, торчащий из них.       Люмин приподняла обе брови, уголки её рта приподнялись.       — Действительно. И на этом флаге курсивом написано, что ты Предвестник Фатуи. Довольно красиво. Немного показушно, я считаю.       В отчаянной попытке найти способ объяснить внезапную смену приоритетов, его взгляд прямо уткнулся в искры в её глазах. Судя по тону девушки, она была вне себя от ярости, но это совершенно не показывалось на её лице. Судя по тому, как она прикусывала нижнюю губу, казалось, что она вот-вот рассмеется.       Когда тревожные сигналы в его голове внезапно отключили, парень понял, что так оно и есть.       — Ты издеваешься? — изумился он. — Тебе ведь вообще не грустно, да? То, какой собранной ты была прошлой ночью, было правдой. Ты просто устроила шоу на глазах у всей моей семьи.       Если кто и мог разбить себе сердце по щелчку пальцев, так это Люмин. И всё же он не мог не задаться вопросом, почему она просто не остановила его прошлой ночью.       — Я бы так не сказала, — фыркнула девушка, делая шаг назад и одаривая его игривым взглядом. — Я потратила много времени, чтобы разобраться со всем этим. Что я чувствовала к тебе, что планировала сделать с Царицей и Итэром, что это будет значить для нас. Как раз тогда, когда я была на грани разгадки, ты сдался и попытался стереть всё, что произошло между нами здесь. Конечно, по началу я была в смятении, но больше всего я была в ярости. Твоё малодушие было оскорбительным.       Неужели он действительно настолько предсказуем? Монолог в его голове о том, как он любит её, не может раскрыться полностью, чтобы не причинить им неоправданную боль… неужели это было так очевидно? Чайльд не мог удержать смеха, не веря, что она так легко его раскусила.       — Подожди, но ты сказала что ты уезжаешь завтра утром.       — Ну, да. Невидимый Страж Руин в комнате между нами был не совсем заметен. И я очень хорошо знала, как ты не желаешь проглотить свою гордость и честно поговорить с Тевкром. Если тебе так трудно расставить приоритеты, тогда я взойду на трон крио архонта и сорву маску сама.       Его челюсть отвисла так низко, что он мог бы царапать подбородком пол. Чайльд заикался.       — Ч-… Ты собиралась… сразиться с Царицей посреди Зимнего дворца, с основной частью Фатуи и хотя бы пятью активными Предвестниками с ней. И просто потому, что ты хотела, чтобы я вытащил голову из грязи и решил, на чьей я стороне на самом деле? Таков был твой план?       Люмин на мгновение задумалась, прежде чем пожать плечами.       — Ну, да.       Он не удержался и легкий смешок вырвался из уст. Потом ещё один. И ещё один, пока он не присел на корточки на полу, закрыв лицо руками и безумно хихикая. Это снова было похоже на инцидент с кокосовой козой. Что-то во всей этой ситуации безжалостно щекотало его изнутри. Или, может быть, все разнообразные эмоции, накопившиеся в его груди за последние несколько дней, наконец выплеснулись наружу, и они просто оказались громким, неконтролируемым смехом. Были и худшие способы выплеснуть своё разочарование. Взглянув на Люмин сквозь пелену вызванных весельем слез, он попытался и не смог связать слова сквозь хрипы.       — Ты… Ты… Ты просто…       — Тупая? — догадалась она, без обиды принимая его смех. — Импульсивная?       Наконец, отдышавшись, Чайльд вскочил на ноги и покачал головой. Вытирая слёзы с глаз, он не удержался и пересёк их негласную линию. Притягивая Люмин в свои объятия, он чувствовал себя как дома, её тело прижималось к нему так же, как и всегда. Уткнувшись носом в волосы, закрыв глаза от блаженства, Чайльд поправил её ошибочные догадки.       — Потрясающая. Ты потрясающая, Люмин.       Вероятно, для неё существовала масса других, более подходящих слов, но его это не волновало. Как раз в тот момент, когда он подумал, что, может быть, только может быть, что он на неё положил ногу, она должна была пойти и сделать что-то вроде этого. У Люмин просто не было шансов победить. Если он будет хладнокровен и сдержан, она найдет способ вывести его из себя. Когда он в гневе выплевывал в неё яд и дергал за ниточки, надеясь спровоцировать какое-нибудь насилие в ответ, она гасила огонь, который он разжигал, с благодатью и прощением. Чайльд не мог даже признаться ей в своей вечной любви без того, чтобы девушка вытащила из-под шапки ещё одно невероятное, драгоценное признание. Вот так она бы выстояла против самой страшной силы в мире, лишь бы добраться до него. Потому что вопреки тому, во что он самонадеянно верил, она не просто так приняла его дерьмовый поступок прошлой ночью.       Люмин никогда, ни на одно мгновение не собиралась отказываться от него. От них.       Любой период, который он проводил, думая иначе, был просто большей тратой времени, танцуя под её дудку, думая, что он контролирует ситуацию, когда на самом деле она просто ждала, чтобы открыть занавес в следующем акте. С того момента, как он пригласил её сюда и увидел собственными глазами, что неспроста видит искру между ними, подобный исход уже был неизбежен.       Чайльд не был религиозным человеком, но он верил в судьбу. Судьба привела его в Бездну, превратила в холодное оружие, которым он стал. Оружием, которое Царица сочла нужным использовать в войне против Богов Тейвата. И поэтому его послали в Ли Юэ, где он наткнулся на путешественницу. Может быть, их роли были таковы, что их союз не проходил так безупречно и легко, как это могло бы быть без постоянного бремени ярлыков врагов. Если судьба, естественно, не объяснила, что эти различия больше не имеют значения, то Люмин сделала это сама.       В конце концов, Люмин, по его мнению, родилась от самих звёзд. Она принадлежала к тому типу женщин, которые могут повернуть судьбу по своему усмотрению. Он уже видел, как она это делает. Конечно, она сделает это снова. Рядом с ней не было ничего невозможного. Только невероятное.       И это ещё не подвело её.       Чайльд мог бы провести здесь несколько часов, удовлетворенно раскачиваясь взад-вперед со своей возлюбленной, аккуратно заключенной в его объятия. Люмин не забывала, что некоторые вопросы всё ещё оставались нерешенными.       — Просто для справки, я думаю, что твой план может быть ещё лучше. Меньше шансов, что я умру. Если бы ты всерьёз собирался ослушаться Царицу, это было бы на одну проблему меньше. Хотя, даже без тебя, борьба с кучей головорезов Фатуи и десятью Предвестниками плюс Архонт всё ещё звучит больно.       — Ты сомневаешься во мне? — уткнувшись носом в её макушку, Чайльд вздохнул. — Справедливо. В последнее время я не так уж много сделал, чтобы вселить в тебя доверие.       — Я просто… не знаю, как ты сможешь сделать этот выбор. В мою пользу.       Усмехнувшись, Чайльд потер её плечи.       — А я сделаю. Царица устроила эту кампанию, как способ проложить путь к лучшему миру для нас и наших близких, а затем и для всего человечества. Я отказываюсь создавать мир, в котором нет места для тебя. Я не стану строить будущее на твоей могиле. Точно так же я никогда не соглашусь на это жертвуя Тевкром или Тоней, или моими родителями. Я помогу ей достичь её целей ценой чего угодно, только не моих близких, — отстранившись, чтобы взглянуть на девушку в его объятиях, Чайльд приподнял её подбородок пальцами. — Нравится тебе это или нет, но теперь это касается и тебя. Я на твоей стороне.       Люмин смущенно прикусила губу.       — Даже если я понятия не имею, на чьей я стороне?       — Даже если так.       — Но почему?       Ни на один вопрос, заданный ему в тот день, не было легко отвечать. Обхватив ладонями лицо Люмин, Чайльд наклонился и поцеловал её в лоб. Её прерывистое дыхание заставило его улыбнуться.       — Потому что ты тоже на моей стороне. Ты доказала это, когда похитили Тевкра.       Увидев её пытливый взгляд, парень усмехнулся, притягивая её к себе в объятия. Когда она прижалась к нему, обхватывая его талию и прижимаясь головой к его груди, он продолжил:       — Я вёл себя как ребёнок. Я набросился на тебя и нанёс удар по самой большой ране, которую ты мне доверила, просто чтобы заставить тебя напасть на меня. И что ты сделала в ответ? Ты выбралась в самый эпицентр снежной бури и нашла Тевкра. Дала ему хороший совет и косвенно помогла мне преодолеть один из моих самых больших страхов. Ты даже научила его пользоваться своим Глазом Бога. Когда я разваливался на куски, ты держала их вместе. Хотя совершенно не обязана была этого делать.       Чайльд чувствовал, как она стряхивает с себя его комплименты. Он не дал ей больше чем фыркнуть, прежде чем снова продолжил.       — Эй. Я слышу твои мысли. «О, но я сделала то, что сделал бы любой другой», и ты ошибаешься и доказываешь мою точку зрения. Ты так самоотверженна и так… хороша, что даже не можешь себе представить, что склеиваешь каждую трещину в мире сама. Таких людей, как ты, просто не существует, Люмин. Не влюбиться в тебя — очень сложная задача.       Спрятав разгоряченное лицо у него в шее, она ответила приглушенно и немного неубедительно.       — Хм. Ну, я могу придумать дюжину причин, по которым мне не следовало влюбляться в тебя. Но ни одна из них не помогла.       Чайльд не собирался с этим спорить. Никто в здравом уме не мог смотреть на их отношения и думать, что он заслуживает её. Тем не менее, смутное представление о чувствах Люмин к нему и определенное слово, начинающееся на «Л» в том же предложении, делали забавные вещи с его сердцем.       — А. Знаешь, рискую навязываться, но ты еще не сказала мне, что чувствуешь. Явно. Так…       Рассмеявшись, Люмин откинулась назад, чтобы ухмыльнуться ему.       — Чувствуешь себя немного неуверенно, Чайльд? Как мило.       — Ты убиваешь меня, золотце.       Она что-то промурлыкала, на мгновение задумавшись над его надутым лицом, прежде чем сдаться с милой улыбкой.       — Я люблю тебя, Аякс. Вопреки моему здравому смыслу.       Со стоном запрокинув голову, он ворчливо проворчал в потолок:       — Тебе обязательно было говорить последнее? Не очень-то романтично.       Дразнящая улыбка Люмин была великолепна. Это стоило того, чтобы оскорбить его гордость. Её руки блуждали вверх, чтобы запутаться в его волосах, мягко, чтобы не раздражать его все еще заживающую рану на голове. Несмотря ни на что, по его спине пробежали мурашки, и ей было очень легко снова привлечь его взгляд. Увидев, как она приподнимается на цыпочки, он бы рассмеялся, если бы это не было так обезоруживающе очаровательно.       В её голосе нет ни малейшего сомнения в своих словах.       — Наклонись немного, чтобы я смогла дотянуться до твоего лица и показать что-то романтичное.       — Да, мэм.       Держать её в своих объятьях было подобно чувству возвращения домой, а целовать её было всё равно, что победить то первое невероятное чудовище из Бездны. Пьянящий порыв опалил его, как лесной пожар, сжигая до тла его прежнее «я» и оставляя после себя что-то другое. Феникса, восставшего из его пепла, который заставил задуматься о том, что парень способен на большее, чем просто воинствовать и разрушать.       Это не было робким первым поцелуем. Несмотря на всё его отчаяние и нетерпение, первая встреча их губ была крепкой и продолжительной. Они отпрянули лишь на мгновение, прежде чем нырнуть вновь. Люмин прижалась к его груди и взяла за шею, чтобы притянуть ближе, ближе. Чайльд застонал, когда она раскрыла его рот своим языком, углубляя поцелуй. То, с каким рвением она взяла на себя ответственность, исследуя его без колебаний, раздражало его больше, чем блеск стального оружия, обнаженного в ожидании боя. В его прошлом было много метаний между простынями с незнакомками, но никогда ещё никто так не околдовывал его сердце, захватывая зубами нижнюю губу парня, как это делала Люмин.       Отстранившись достаточно далеко, чтобы бросить на него возбужденный взгляд, Люмин тяжело дышала.       — Что, я тебе надоела? Я не ожидала, что ты будешь таким спокойным.       — Я просто пытаюсь уважать твои границы, — возразил он, чувствуя, что вот-вот сломается.       — М. Как мило с твоей стороны, — лишенная доступа к его губам, Люмин довольствовалась тем, что прижалась горячими губами к его шее, проводя языком его кадык, почти заставляя его всхлипнуть. — Я случайно не пересекла твои границы?       — Какие границы? — прохрипел он, крепко обхватив её бёдра, чтобы держать себя в руках. — Я сомневаюсь, что ты можешь сделать со мной что-то такое, что мне не понравится.       Улыбнувшись ему из-под полуопущенных век, Люмин многозначительно провела рукой по его боку.       — Взаимно. Но я ценю твою тактичность. Мы склонны иногда увлекаться. Что насчёт этого? Мы придумываем сигнал, способ дать друг другу понять, когда пора остановиться. Можешь щёлкнуть пальцами, Чайльд?       Это было хорошей идеей. Без слов, так что они могли использовать его, пока их рты были… заняты. Было выполнимо даже со связанными запястьями. Достаточно громкий и далекий от обычных звуков издаваемыми во время процесса, чтобы быть замеченным. Конечно, были и другие вещи, которые нельзя было остановить простым щелчком, но это, по крайней мере, успокоило его страх о том, что он может зайти слишком далеко, не зная этого.       В ответ он издал один чёткий щелчок из-за её спины.       Облизнув губы, Люмин так же щёлкнула пальцами за его шеей.       Для Чайльда этого было более чем достаточно. Люмин вскрикнула от удивления, когда он подхватил её на руки и кинул на кровать с такой силой, что она подпрыгнула. Не желая долго оставаться далеко от неё, он быстро повернул замок на двери и снял футболку. Растянувшись на кровати, Люмин наблюдала, как он небрежно отбросил предмет одежды в сторону. Она хотела его. Воздух был тяжелым. И если он не подойдет ближе, у Чайльда возникало смутное подозрение, что она собирается немного повозиться с ним, чтобы убедиться, что она получила то, что хотела.       «В эту игру можно играть вдвоем», — подумал он, оказавшись сверху и крепко целуя.       В его прежних ситуациях секс всегда был спектаклем. Заводить их, раздевать, наслаждаться физическим удовлетворением. Это было приятно, и у каждой были разные места, которые нужно было нажимать, что представляло собой некий вызов. Быть с Люмин было совсем по другому. Лежать неподвижно и наслаждаться зрелищем — это было не её. Она сопротивлялась. Не сказать, что они были жестокими. О, нет. Её руки почти благоговейно скользнули по его спине, ногти впились достаточно глубоко, чтобы он вздохнул ей в рот. Такие приятные ощущения могли быть вознаграждены только чем-то равноценным. Его губы обхватили сосок, пальцы оставляли дразнящие узоры между её бедрами, давление его веса на неё заставило её спину красиво выгнуться. Это была игра, очень похожая на их спарринги. Соревнование, где вместо царапин и ударов они обменивались гораздо более приятными синяками.       Кроме того, в отличие от своих типичных партнеров, они были ненасытны, но не торопились. Им потребовалось время, пока Люмин не вжалась в его бедро в содрогающемся оргазме, прежде чем им обоим пришло в голову снять с неё платье. Его ловкие пальцы довели её до оргазма, пока на парне все еще были надеты брюки. Даже тогда они не сочли благоразумным добраться до главной части. Останавливаться также не было в их приоритетах. С такой скоростью Чайльд поднимался к своей следующей вершине, и казалось, что он не сможет продержаться долго, радуясь её теплу. Но он не слишком беспокоился. В конце концов они дойдут до того самого наслаждения.       Сейчас всё, чего он хотел — это исследовать языком каждый дюйм её рта. И когда она оторвалась от его жадного поцелуя, чтобы набрать в легкие воздух, дрожа всем телом от того, как близко она была, он удовлетворил свои порывы, вместо этого прижавшись губами к шее девушки. Люмин была настолько бледна, что каждый голодный поцелуй с любым количеством укусов оставлял след. Вид этого созвездия пурпурных пятен вызвал какой-то глубокий невероятный зуд, который он даже не мог описать, если не считать назойливого голоса в его голове, шепчущего моя, моя, моя.       Люмин, затаив дыхание, хихикнула, когда он сделал ей за ухом ещё один засос.       — Знаешь, есть одна планета, на которой я уже была. Я не думаю, что мы как-то узнали её название.       Это предложение было ни к чему не обязывающим, совершенно не связанным с его нападением на её кожу или пальцами, скользнувшими между её ног. Почему-то это нисколько не умаляло его удовольствия от её мяуканья.       — Да? Какая она была?       — Все люди там, ах, были великанами, — говорила она, покачивая бедрами от его прикосновений. — Буквально. Даже дети были ростом около десяти футов. И их эго было таким же большим, как и они сами. Всегда как-то ругались или что-то типа того.       Проводя языком вдоль ушной раковины девушки, Чайльд пробормотал       — Они как-то похожи на меня.       — Это так. Мы с Итэром заслужили их уважение только после того, как одолели трёх их лучших воинов. Они получали удовольствие от того, что мы, крошечные твари, могли втоптать их в грязь. Я знаю, что ты бы тоже мог показать им, чего стоишь, — Чайльд оторвался от её шеи, он остановился, чтобы посмотреть, как она безмятежно улыбается ему. — Я хочу как-нибудь отправиться туда с тобой.       Это было… что-то. Что-то невероятное. Слишком. Это было не просто приглашение в место, которое, как она думала, ему понравится. Это был план, осуществимый только после завершения этого путешествия. После встречи с Царицей. Это был план на долгие годы позже, признак того, что она хотела быть с ним надолго. Даже когда Тейват покажет ей всё, что можно было увидеть, впереди осталась вся вселенная, которую им предстоит изучить.       Проклятое предложение руки и сердца не значило бы для Чайльда так много в тот момент.       Он понятия не имел, как выглядит его лицо, но его щеки болели от любого действия, которое он делал, и что бы это ни было, улыбка Люмин была достаточно яркой, чтобы осветить безлунное ночное небо. Что ещё ему оставалось делать, как не покрывать её с ног до головы поцелуями? Прижать её к себе и радостно рассмеяться ей в ухо.       — Давай, — он согласился, уткнувшись носом в её мягкую, раскрасневшуюся щеку. — Планета гигантов. И любой другой мир, который может дать нам отпор. Давай побываем везде. — взяв её левую руку в свою, он поцеловал её безымянный палец, не сводя с неё глаз. Его жест, невысказанное обещание с таким же значением, как и то, которое она только что дала ему, поразил её невероятно. В этот раз его не беспокоило, что он заставляет её глаза наполняться слезами, — Лишь ты и я, звезда моя. Мы можем отправиться куда угодно, делать что угодно. Мы исследуем всё.       Его сердце запело в груди, когда Люмин скрепила эту клятву поцелуем.       На следующее утро они с Люмин не поехали в Зимний дворец. И на последующее утро. Антон и Катина, возможно, списывали задержку их отъезда на свою недавно проявившуюся любовь к поцелуям, но для этого была и практическая причина. Чайльд поклялся, что приведёт Люмин к Царице и уйдет, если это возможно, без боя. По его мнению, это можно было сделать только одним способом. Путешественница, к счастью, всё ещё доверяла ему достаточно, чтобы позволить ему работать над этим, не позволяя своему беспокойству взять верх над ней. Тем временем они признались семье Чайльда. Нелепость того, что они начинают отношения, во время того, как притворялись парой, заслужила их справедливую долю насмешек. Они отомстили, показав им, каково это на самом деле — быть рядом с ними, что находились в романтических отношениях. Мать Аякса была верна своему утверждению, что под её крышей они могут делать все, что им заблагорассудится, лишь бы Люмин привела в порядок жалкое «я» сына. Чайльд знал, что у неё не будет проблем с этим.       Как ни странно, первая поездка путешественницы в дом семьи Тартальи закончилась точно так же, как и началась: письмом. Довольно скромно. Отчёт о проделанной работе перешел из рук Педрелино в руки Царицы без фанфар и подозрений. Только с предупреждением, что это пустая трата драгоценного времени Её Величества. Во всяком случае, Крио Архонт читала его в уединении своего кабинета. Содержание было следующим:

Её Королевскому Высочеству Царице, Однажды Вы спросили меня, что я представляю себе, когда думаю о будущем. У меня не было для Вас ответа. По правде говоря, пламя войны всё ещё ярко горит в моей груди. Совсем недавно я нашел нечто, что горит так же горячо. Яркая звезда упала с неба прямо мне в руки. Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное? Я держу это близко к груди с тех пор, как нашёл в Ли Юэ. Даже сейчас оно обжигает сквозь холодные ветра Снежной. Я думал, что оно может прожечь меня насквозь, что это безопасно. Я ещё ничего не знаю о мире, но кое-что узнал о счастье. Может быть, это поможет мне пережить то, что произойдет после всего этого. Если у вас найдётся время, я хотел бы Вам это показать. Всегда Ваш, Тарталья.

И точно так же, как в том первом письме к Тевкру, получатель этого послания прочитал то, что было не совсем написано между строк. Ответ пришёл на следующий же день, в пустом красном конверте. Письмо было положено в почтовый ящик без указания отправителя и того, кому оно предназначалось.

Это звучит интересно. Я бы предостерегла тебя, чтобы ты берёг и защищал свое собственное пламя от этого инородного тела, но я очень сомневаюсь, что ты будешь меня слушать. Я слышала рассказы о другом, похожем на его величие. Я никогда не видела его, но знаю, где оно, по слухам, упало. Может быть, когда-нибудь я тебе покажу. Так совпало, что я пила свой послеобеденный чай в саду под крышей беседки. Если ты когда-нибудь удостоишь нас своим вечно мимолётным присутствием, я не стану возражать против чьего-либо общества.

      Это короткое сообщение ознаменовало конец одной истории и начало следующей. Не совсем то танго лжи и обмана, как те две недели среди близких Чайльда, но не менее захватывающе. Многовековые тайны, древние заговоры, изобретение новых представлений о добре и зле. И через всё это Воинственный Предвестник и Героиня, рожденная Звёздами, сталкивались с такими мучительными битвами бок о бок, неустрашимо прокладывая путь к истине.       Но мы отложим это на потом.