Жёлтые глаза в темноте леса

Чонгук дышит через раз. Чонгук постоянно закрывает наливающиеся тяжестью веки и с трудом их снова раскрывает. Он смотрит вперёд и готов чуть ли не выть, ибо до дома ещё слишком далеко, а Тэхен своим жалобным хныканьем ну просто убивает. Чонгуку тяжело. Держать в своих руках сладкого и точно плюшевого омегу совсем не тяжело. Тяжело держать самого себя и внутреннего волка в руках. Чонгук понял, что это будет очень трудно, ещё тогда на поляне. С лёгкостью подхватив омегу, впившись пальцами в его ягодицы, Чону стоило огромных усилий не положить Тэхена прямо там и не покрыть. Ткань рубахи, служившая единственной преградой меж жаркими телами, была полностью мокрой. Чонгук ощущал в своих ладонях омежью влагу, горячую, пахучую и наверняка терпкую. Чонгуку нужно попробовать Тэхена. Его омега, висящая у него на руках, никак не помогает справиться с проблемой. Тэхен тянется к губам вожака, рвано целует их, в спешке перебрасывается на шею, лижет жилу Чонгука. Он понимает: это не собственнический жест и не попытка пометить. Это абсолютнейшая эйфория и благодарность за то, что выбрал, за то, что признал. У Тэхена явное помутнение рассудка от течки и удовольствия, он забыл все слова и выражает свои чувства через поцелуи, касания и тонкий скулёж прямо на ухо. Чонгуку любые действия приносят удовольствие. Сам Тэхен является его катализатором, и только осознание, что этот омега больше жизни сейчас хочет под него лечь, уже приближает альфу к оргазму. Вожак хочет разорвать в клочья эту чёртову рубаху, мешающую ему наслаждаться бархатной кожей Тэхена. О да, Чонгук прекрасно помнит все касания и поцелуи. Все эти дни он жил воспоминаниями. В сегодняшнюю ночь он наконец сможет исполнить все свои желания и фетиши. Тэхен больше не может терпеть и пытается потереться напряжённым, раскрасневшимся до болезненности членом о живот Чонгука. Альфа на это грозно рычит, мол, нельзя, терпи. Тэхен испуганно ойкает и затихает, вот только в ладони Чонгука выливается новая порция горячей, словно обжигающей смазки. Его омегу возбуждает сила. Его омеге нравится быть покорным. Чонгук удовлетворенно ставит в голове галочку рядом с этим пунктом, обещая себе, что точно когда-нибудь порычит на Тэхена в постели. Дом Чонгука большой, альфа сам себе его строил. Здесь несколько комнат, есть печь, сени, обустроена даже небольшая баня. В таком доме омеге будет комфортно жить. Тэхену здесь должно понравиться. Чонгук внутренне радуется, что сможет обеспечить свою пару теплом даже зимой. В спальне у Чонгука стоит широкая кровать, рассчитанная на двоих. Чонгук на ней почти никогда не спит, часто уходит в лес, оборачиваясь волком. Но теперь альфа будет здесь проводить каждую ночь, никогда в жизни больше не оставит свою омегу одного. Он будет каждую ночь охранять сон Тэхена и согревать его в своих объятьях. Чонгуку спать не нужно — просто быть рядом, защищать этого слабого и нежного человека, иметь возможность касаться его кожи и вдыхать омежий запах, запах своей судьбы, запах своей награды. Чонгук опускает Тэхена на кровать, стоит над ним, величественно нависая, пристально разглядывает желанное тело. Волосы Тэхена разметались по кровати, руки он раскинул по обе стороны, а ноги наоборот сильнее сжал. Чонгук зависим от этих ног. Голодный взгляд выдаёт желание альфы с головой, поэтому он больше не видит смысла сдерживаться: Чонгук невесомо касается тэхеновых ступней, плавно переходит на лодыжки и острые, выпирающие косточки. — Такой красивый, — завороженно шепчет Чонгук, — такой маленький, такой мягкий, — восхищается он, сжимая икры омеги. Чонгук берётся за аккуратные коленки, оглаживает их, затем ведёт пальцами вверх, добираясь наконец до мягких и округлых бёдер Тэхена. Альфа с трепетом их гладит, легонько толкает вбок и разводит ноги шире. Он сжимает и щупает внутреннюю часть бёдер омеги, позволяя себе даже ущипнуть мякоть и втайне закатить глаза от восторга. Ноги Тэхена всегда были божественны. Отныне они должны находиться только на плечах Чонгука, дрожать в такт глубоким толчкам. Тэхен пищит и пытается сжаться, когда рубаха задирается до пупка, обнажая его возбуждение. Член Тэхена раскраснелся от напряжения и долгой невозможности его снять. Маленькие яички поджались, а шовчик на мошонке натянулся, выдавая возбуждённость омеги. Тэхен ерзает и аккуратно накрывает свой пах рукой, когда лицо Чонгука оказывается в непозволительной близости от него. — Не закрывайся от меня, Тэхен, — хмурится Чонгук и убирает руку, приковывает ее к кровати. — Я… Я стесняюсь. Мне стыдно, я нагой, в такой развратной позе нахожусь перед лицом красивого альфы, — краснеет Тэхен, когда делает комплимент Чону. — Твоего альфы, — поправляет Чонгук. — Теперь я только твой альфа и только передо мной ты можешь лежать нагим. Тэхен, не смущайся меня и не стыдись своего тела. — Чимин сказал, что он… — омега украдкой кивает на свой член, — слишком маленький даже для омеги. — Чимин просто завидует тебе. Ты прекрасен. Крошечно прекрасен, — с ласковой улыбкой добавляет альфа. Чонгук оборачивает свою ладонь вокруг маленького омежьего члена, и тот полностью скрывается в его кулаке. От одного малейшего касания Тэхена выгибает в спине, а из его груди вырывается сиплый вздох. Он стонет сквозь зубы, когда Чонгук поглаживает пальцем чувствительную розовую головку. — Видишь, твои пропорции и размеры идеальны для меня, — шепчет Чон, сжимая орган в кулаке. Чонгуку стоит огромных усилий не улыбаться, лаская действительно крошечный член омеги. Широкая ладонь с лёгкостью накрывает его полностью, что позволяет легко надрачивать, одновременно ласкать и тонкий ствол, и гладкую головку. По сравнению с Тэхеном, Чонгук с его размерами кажется настоящим монстром, и нельзя сказать, что это его не заводит. Чонгук слегка сжимает яички омеги, и Тэхен буквально срывается на крик, дёргаясь на постели. Чон в последний момент успевает придержать Кима за поясницу, чтобы тот ненароком не ударился. Омега грациозно выгибает свой живот, прикусывает губу, когда член в руке у Чонгука хлюпает от количества предэякулята, и смущённо закрывает глаза. Чонгук тяжело сглатывает, видя, как подрагивают у омеги от удовольствия пальцы на ногах. Альфа внезапно осознаёт: Тэхена раньше никто и никогда здесь не касался. Вряд ли даже сам омега занимался самоудовлетворением когда-либо. Чонгук взволнованно переводит взгляд вниз, на постель, промокшую от омежьей смазки. Тэхен течёт для него, изнывает от желания, но даже ещё понятия не имеет, чего именно хочет. Тэхен ещё никогда не принимал в себя альфу. Тэхен никогда не знал чувства заполняющего все внутри члена, распирающего узла. Тэхен абсолютно невинен, Чонгук забрал его первый поцелуй, и теперь он заберёт его первый раз. Чонгук подарит ему первый оргазм. Собственный член дёргается и тяжело качается, стоит альфе подумать, как он будет заботиться о своей омеге. Невинность, вернее, абсолютная неразвращенность Тэхена сводит с ума, будоражит разум и заставляет волка внутри бесноваться. В голове Чонгука картины того, как Тэхен мечется под ним от удовольствия, сжимает его своим нутром, принимает в себя член альфы, сходя с ума от новых ощущений. Ни одна омега, побывавшая в постели Чона, не сравнима с этим божественным телом, мягкой кожей и завораживающими ногами. Чонгук приходит в себя, внезапно осознавая, что дрочит сам себе, пристально разглядывая широко разбросанные ноги Тэхена. Мокрая розоватая дырочка омеги плотно сжата, бёдра и ягодицы перепачканы в смазке. Можно подумать, что это грязно, но не для Чонгука. Что может быть грязного в омеге, чьё тело так нуждается в своём партнере? — Чонгук… — сипло стонет Тэхен, — мы сейчас займёмся любовью? Тэхен давно заметил голодный взгляд вожака. Анус омеги сжимается ещё сильнее от смущения, а взгляд его становится напуганным. Чонгук не понимает, что сделал не так, чем заслужил этот ужас в глазах и незаметные попытки свести ноги вместе и отползти подальше. — Мы уже занимаемся любовью, малыш. Чонгук старается успокоить омегу своим феромоном, прижимает его за талию к своему телу, льнет шеей к шее и нежно, очень осторожно потирается о набухшую запаховую железу. Он трепетно целует Тэхена в его сладкие, пухлые губы, лижет их с несвойственной себе лаской, наслаждается томными постанываниями. Чонгук запускает руку в мягкие, буквально шелковые пряди Тэхена, с трудом перебарывает желание сжать и сильнее оттянуть их. — Поцелуи — это тоже любовь, — отстраняясь, поясняет Чонгук, гладя губки омеги большими пальцами рук, — объятья — это тоже любовь. Обмен запахами, — говорит альфа и дотрагивается подушечками пальцев желёз на шее Тэхена, — это тоже любовь. Мы уже давно занимаемся любовью. Тэхен шумно выдыхает, нервно обхватывает плечи вожака руками, утыкается носом в его шею, чтобы украдкой лизнуть ее, ощутить запах и вкус леса на языке. — Омеги сказали, что в первый раз очень больно, прямо до крови… Я боюсь боли, Чонгук. Мне страшно. И я совсем ничего не знаю, я ничего не умею. Мне советовали растянуть себя, — Тэхен говорит заученный совет, до сих пор не понимая его значение, — но я… — Тише, маленький мой, тише, — целует Чонгук свою пару в лоб и подтягивает за бёдра поближе к себе. — Я не хочу делать больно. Я буду доставлять тебе только удовольствие. Ты доверишься мне, если я скажу, что больно не будет? Ты позволишь своему альфе позаботиться о тебе и твоей течке? — Даже крови не будет? — выдыхая, уточняет Тэхен. — Даже крови. Чонгук обещает Тэхену, а клянётся себе, что будет растягивать омегу всю ночь, будет готовить его столько, сколько потребуется, чтобы Тэхен смог принять его полностью и безболезненно. Тэхену же все равно страшно, он с ужасом смотрит на стоящий колом член альфы. Головка члена, крупная и налитая кровью, находится на уровне пупка Тэхена, а ствол чуть ли не склоняется под собственным весом. Омега с трудом заставляет себя представить, как все это должно в нем поместиться. Но Тэхен должен довериться Чонгуку, потому что он обещал. Чонгук теперь его альфа, и он никогда не станет делать больно своей омеге (но его слишком огромный член, возможно, станет). Ким ложится обратно на подушки и вновь раздвигает дрожащие ноги. Правда, дрожь теперь исходит от страха, а не удовольствия. Чонгук с удовольствием смотрит на своего омегу. Он опускает пальцы и губы на живот Тэхена, целует осторожно, страшась разрушить и причинить боль своей паре. Чонгук не оставляет засосов, синяков, укусов и царапин. Ему жалко марать эту золотистую кожу, он не в состоянии позволить себе такую грубость. Тэхен его сокровище, его дар, который он обязан ценить, любить и беречь. Чонгук покажет омеге лишь нежность и тепло — то, для чего он и был создан. Пальцы подрагивают от возбуждения и восхищения. Живот Тэхена такой тёплый и мягкий. Чонгук чуть мнет его в своих ладонях, втайне умиляясь отсутствию всяких мышц. Тела омег оборотней подобны стали, пускай и не такие крепкие, как у альф, но в них все равно четко прорисовывается и ощущается каждая жила и мышца. А Тэхен подобен младенцу. Чонгук хочет затискать его, зацеловать и занежить до упаду. Розовые соски омеги набухли и затвердели. Чонгук крутит их двумя пальцами и, кажется, даже урчит, когда Тэхен дергается и хнычет, царапает простыни пальцами. Альфа горячо облизывает и прикусывает губами горошину, всасывает ее в рот, желая услышать новые стоны. А Тэхен же сходит с ума под чужими умелыми пальцами. — Чонгук… Чонгук, — выстанывает омега, когда вожак задевает ногтем набухший сосок, — Чонгук, можно ты меня поцелуешь? — Сюда? — деловито усмехается альфа, выцеловывая грудь. — Н-не только! Чонгуку приходится нехотя отстраниться от сладкого тела. Он в последний раз гладит широкими, сильными ладонями грудь, специально задевая чувствительные вершинки, отчего Тэхен вновь дёргается и аж губы прикусывает. Альфа берет горячие тэхеновы щеки в свои руки, тянется к пухлым губам, но омега его опережает: Тэхен так отчаянно цепляется за его шею и сразу лезет языком в рот, что сдерживать эту строптивицу просто невозможно. Тэхен хнычет и стонет в рот Чонгуку то ли от счастья, то ли от безмерного удовольствия, хотя альфа предполагает, что это от обоих чувств. Волку только и остаётся, что схватить омегу поудобнее за загривок, голову его кверху задрать и наконец позволить остервенело вылизывать свой рот. Язык Тэхена проходится по ребристому, чувствительному нёбу, касается кромки дальних зубов, пока альфа лижет его сладкие губы. Омега толкается своим языком к чонову, хочет внимания и ласки, на что волк грозно рыкает, но ласку эту все же дарит. Потому что сам учил пару, как целоваться правильно. Тэхен от мокрых поцелуев млеет, глаза аж закатывает. Чонгук это видит, потому что неустанно за ним наблюдает. А когда вожак начинает слегка посасывать высунутый язык омеги, Тэхен окончательно теряет себя. Тело в руках слабеет, полностью опирается на крепкие руки альфы, а ноги Тэхен ловко закидывает Чонгуку на поясницу. От такой близости даже стальная выдержка Чона начинает трещать по швам. Вожак рычит, сжимает и оттягивает волосы омеги сильнее, подчиняя и доминируя, не оставляя больше возможностей для любых вольностей. Их поцелуй выходит долгим, горячим, мокрым и даже громким, потому что Тэхен стонет альфе в рот во весь голос. А когда своим языком он натыкается на острые клыки, болезненно ойкает и пытается отпрянуть. Чонгук моментально его отпускает. — Твои клыки, разве они всегда были такими большими и острыми? — удивлённо спрашивает омега, высовывая побаливающий кончик языка наружу. Чонгук хмурится и отводит взгляд. Клыки мешают и ему самому, даже сейчас зудят и ноют. — Они стали такими, потому что я должен поставить тебе метку. Пока я тебя не укушу, они не станут меньше, — нехотя бормочет он. — Метку? Ты поставишь мне метку? — Оборотни всегда ставят метку своей паре. Вот здесь, — Чонгук указывает на запаховую железу Тэхена, пока ещё чистую, никем не запятнанную. — О, вот как… — Ты не хочешь? — хмурится альфа. Если Тэхен действительно этого не желает, заставлять его Чонгук не имеет права. Но в груди болезненно ноет от осознания, что его пара не хочет закреплять их союз. — Ох, нет-нет, что ты! — поспешно вскрикивает Тэхен. — Я думал, это ты не захочешь или что мне нельзя, потому что я человек. Люди редко ставят друг другу метки, вернее, почти никогда. Если это состоятельная пара, то альфа дарит омеге кольцо. А если обычные крестьяне, то ничего… — Кольцо, значит, — хмыкает Чонгук и уходит в свои мысли. Затянувшееся молчание каждый растолковывает по-своему. Когда же Тэхен наконец решает его нарушить, он вздыхает, жмурит глаза и тихо-тихо, почти шепотом спрашивает: — А метка это очень больно? Чонгук в ответ снова молчит, сжимает свои губы и хмурит брови. Своей омеге он врать не намерен, но и пугать тоже не хочет. Тэхен сразу все понимает, кивает и выдавливает из себя подобие улыбки. Ким слабо вздыхает, жмурится и запрокидывает голову назад, обнажая перед альфой шею. Открытый, беззащитный и полностью подчинившийся Тэхен не может не возбуждать. Чонгуку стоит больших усилий согнать с глаз пелену и проглотить скопившуюся во рту слюну. Его омега доверяет ему не для того, чтобы так нагло им воспользоваться. Вожак наклоняется к шее, обдаёт напряжённую жилку своим горячим дыханием и, когда Тэхен делает последний вдох, просто целует. — Я не буду сейчас кусать тебя, Тэхен, — усмехается альфа, — сейчас я хочу сделать тебе приятно. Скажи мне, у тебя есть какие-то мысли насчет этого? Есть ли что-то, чего ты давно хотел? Чонгук явно счастливчик, ведь он смог увидеть на лице Тэхена неописуемую гамму эмоций: удивление и радость, сменяющиеся на волнение и стыд. Щеки омеги раскраснелись до предела, а сам он сконфузился неимоверно. Чонгуку уже самому интересно, что за похабные мысли витают в чужой голове? — Раз ты теперь мой альфа, — эта фраза подобна усладе для ушей, — можно ты меня… вылижешь? Чонгук замирает и округляет глаза. Кажется, Тэхен, заметив это, неправильно истолковывает его реакцию, потому что краснеет ещё больше и прячет лицо в подушку, сдавленно бормоча: — Просто мне сказали, что, когда я найду своего альфу, он мне сам про это расскажет и покажет. Вы мне даже не объяснили, что это такое, поэтому я… О боже, Чонгук! Вожак, не церемонясь, хватает Тэхена за бёдра и стягивает с подушек поближе к себе. Рывком он переворачивает омегу на живот и подхватывает за поясницу, заставляя оттопырить зад вверх. Тэхен великолепен и сзади. Узкая, ровная спина с выпирающими лопатками и очаровательный округлый зад, который Ким так и норовит опустить вниз, но Чонгук вовремя успевает его удержать. Сжимая маленькую, но безумно мягкую попу омеги, Чон грудью ложится на спину Тэхена, добирается до алого ушка и довольно урчит: — Маленький мой, ты хочешь, чтобы тебя вылизал твой альфа? Тэхен дергается и прогибается ниже, когда хватка на ягодицах становится крепче, а пальцы Чонгука, кажется, лезут глубже, туда, где его ещё никто не касался. — Да, я, я хочу! — Повтори, — требует, нет, даже приказывает Чонгук, ненароком выпуская свой терпкий феромон. Голова Тэхена идёт кругом, он сам плавится, потому что хватка сзади обжигает. Нетронутый член омеги истекает смазкой, наливается кровью ещё больше. Тэхен пытается опуститься вниз, потереться хотя бы ноющей головкой о постель, но злое рычание Чонгука останавливает его. Альфе не нравится, когда омега сама пытается себя удовлетворить. Альфа ещё не разрешал касаться себя. — Чонгук, — всхлипывает Тэхен, — пожалуйста, вылижи меня. Вожаку этого достаточно. Он тяжело выдыхает, аккуратно придавливает голову Тэхена к подушкам, помогая найти удобное положение, и возвращается назад. Чонгук замечает, как дрожат напряжённые бёдра Тэхена, как сзади по ним тоненькими струями стекает смазка, пачкая маленькие яички и ляжки. Альфа медленно раздвигает ягодицы, обнажает перед своим взором источник всего этого беспорядка. Тугая розовая дырочка плотно сжата, она вся мокрая от беспрерывно вытекающей смазки. Под взглядом Чонгука, обжигающим и возбужденным, анус омеги поджимается ещё плотнее, выпуская новую порцию пахучей смазки. Тэхен чувствует его прожигающий взгляд и смущается. Очаровательно. — Маленький мой, какой же ты… — выдыхает Чонгук, все ещё держа ягодицы раскрытыми, — чёрт, тебя нужно вылизывать каждый день. — З-зачем?! — испуганно пищит Тэхен, а голос его звучит приглушённым, он уткнулся лицом в подушку. — А ты вообще знаешь, для чего альфы вылизывают своих омег? Тэхен отрицательно мотает головой, но из-за принятой позы выходит так, словно он виляет всем телом, бёдрами в особенности. В Чонгуке из-за этого просыпается порыв, который невозможно сдержать: он наклоняется и невесомо целует маленькие яички омеги. Тэхен мычит и рефлекторно пытается отползти вперед. — Альфы вылизывают своих омег для того, — продолжает Чонгук, — чтобы омеги носили их запах даже там. — Там? Это где?! Чонгук наконец прижимается языком к мокрой дырочке, и это выходит красноречивее любых слов. Альфа размашисто слизывает языком капли сладкой смазки, облизывает бёдра, мокрые яички, крошечный шовчик между ними и анусом. Чонгук прижимает язык прямо ко входу, и больше ни одна капля смазки не проливается. — Чонгук! Чонгук! Чонгук! — вскрикивает во весь голос Тэхен и инстинктивно пытается отодвинуться от чужого языка, что ему, конечно же, не позволяют. — Что ты… Боже, Чонгук! — Тебе нравится? Скажи мне правду, Тэхен, тебе нравится? Хочешь мой язык в себе? Тэхен скулит и плачет, извивается от удовольствия и неги в руках Чонгука. Прикосновения и поцелуи сводят его с ума, но ему действительно мало. Больше, больше поцелуев, больше движений, больше прикосновений. Тэхен даже не замечает, как начинает умолять об этом Чонгука, пытается прижаться к его телу и потереться кожей о кожу. Омега утопает в любви и хочет ею захлебнуться. Костяшки на пальцах белеют, простыни и подушки, кажется, трещат от жесткой хватки, а Чонгук всего-навсего проталкивает кончик языка внутрь. От новых, опьяняющих ощущений нутро омеги рефлекторно сжимается, а в глазах аж темнеет от удовольствия. — Чонгууук, ещё, пожалуйста, ещё! — слёзно молит Тэхен, уже не замечая, как сам насаживается на язык. Альфа проталкивает язык в горячее нутро глубже, разрабатывает и растягивает его, искренне наслаждаясь видом своей разбитой омеги. Он только начал, но уже довел свою пару до экстаза. Дрожащий в его руках Тэхен — лучше и приятнее любого оргазма. Чонгук жалеет, что не может дотянуться языком до простаты. Ему нужно использовать свои пальцы, чтобы растянуть и подготовить омегу основательно, но как вообще можно остановиться, лишить себя такой сладости, как Тэхен?! Язык альфы начинает двигаться внутри лишь сильнее и размашистее. Тэхен тяжело дышит, стонет в подушку, кусает ее, захлебывается своими слезами и слюной, а удовольствие все разрастается и разрастается внутри. Язык Чонгука, ловкий и умелый, — о, Тэхен знаком с его талантами еще с поцелуев, — беспрерывно изводит его. Он проходится по самому колечку, сверхчувствительному шовчику, проталкивается внутрь и ласкает мягкие, упругие стенки. — Ох, Чонгук, я… Боже, это… Сейчас, подожди, я… Чонгук! — визжит омега, а его тело пробирает сильнейшая судорога. Язык Чона надавливает на какую-то чувствительную точку, и Тэхен весь сжимается, дрожит и хнычет, когда из твёрдого члена выпускается тугая струя спермы. Тэхен кончает прямо на постель, а брызги белесой спермы попадают даже на живот. Его член тягостно покачивается и ни на секунду не становится мягким, в то время как из дырочки брызгает струйка смазки. Чонгук блаженно выпивает Тэхена до конца, целует распухшую дырочку напоследок и отстраняется. Без опоры и поддержки в виде Чонгука Ким обессилено падает телом на кровать. — Маленький мой, у тебя был двойной оргазм? — хмыкает Чонгук. — Ты кончил даже своей попкой. — Это было… Это было очень приятно, — сконфуженно лопочет Тэхен, — и совсем не больно. — Дальше тоже будет совсем не больно, — обещает альфа. Тэхен устало приподнимается на локтях и тянется к желанным губам своей пары. Ему, конечно же, дарят поцелуй, приправленный легкой усмешкой, правда. Чонгук улыбается в поцелуй и хрипло посмеивается такому напору. Вожак оглаживает загривок омеги и усаживает его себе на колени. Когда Тэхен наконец-то насыщается губами Чонгука, альфа подталкивает его обратно на постель. Он укладывает Тэхена грудью на простыни, а его бёдра оставляет на своих коленях. Омега с любопытством оглядывается назад, пытается поменять своё положение, но нежные поцелуи в тыльную сторону шеи и успокаивающий шёпот заставляют не ёрзать. Чонгук просит Тэхена расслабиться и не нервничать. Чонгук хочет доставить ему ещё больше удовольствия. Альфа перебирает острые позвонки на тонкой спине и осторожно подносит к тугому входу пальцы. Первый палец проникает в Тэхена абсолютно безболезненно и легко. Омега только сипло вздыхает, ощущая нечто внутри. — Это что?! — взволнованно спрашивает Ким и пытается повернуть голову. — Тише, маленький мой, тише. Мне нужно хорошенько тебя растянуть для начала. Это всего лишь один палец, — Чонгук вводит его чуть глубже, полностью, до костяшки, поражаясь тому, насколько все внутри мягко и мокро. — О Боже, какой стыд! — пищит омега. — Надо было мне сделать это самому, как и советовал Чимин! — Нет, — строго говорит альфа, — растягивать твою маленькую попку буду только я. Сейчас добавлю второй палец. — Как?! Уже?! Подож… Чонгук ловко вводит внутрь до упора второй палец. Он входит тоже безболезненно, но уже плотнее первого. Вожак понимает, что на данный момент это предел Тэхена. Чонгук достаёт пальцы, чтобы тут же ввести их обратно. Пальцы успели полностью пропитаться смазкой Тэхена. Он оглаживает мокрые узкие стеночки, движется глубже, ища определённое место. Простату найти довольно сложно, но когда Чонгук надавливает на неё в первый раз, слышит удивлённый вскрик омеги, и это отпечатывается в его памяти на всю жизнь. От прямого контакта с самой чувствительной точкой тела Тэхен с непривычки пытается слезть с чужих пальцев. Стимуляция слишком резкая, сильная для него. Тело Тэхена совершенно не было подготовлено к тому, чтобы принимать прямые ласки. Однако Чонгук пальцы не убирает, кладёт их прямо на простату и легонько надавливает. — Ах, это… Ох, Чонгуук! — Приятно, не так ли? — снисходительно уточняет Чон, надавливая на точку чуть сильнее, вызывая в Тэхене новый вскрик. Альфа активно потирает простату двумя пальцами, прижимает их сильнее и отпускает, достаёт пальцы из нутра омеги, чтобы с громким хлюпом вогнать их обратно. Чонгук уделяет внимание исключительно простате, давит на неё, буквально долбит пальцами, стараясь при этом раскрыть их ножницами, чтобы растянуть омегу как можно сильнее. Бёдра Тэхена тем временем не могут усидеть на месте: дрожат, дёргаются как в предоргазменной неге, все время вздымаются вверх. Чонгуку приходится локтем опереться о них, чтобы зафиксировать буйного омегу как следует. Аккуратная головка члена омеги тычется меж колен Чонгука. Она снова течёт, с трудом уже сдерживает в себе семя. Чонгук понимает, что Тэхен вот-вот достигнет пика стимуляции, когда в омеге становится слишком мокро, а смазка начинает стекать по его руке и локтю. Пальцы хлюпают внутри от влаги, а раскрытая и растянутая дырочка выпускает феромон целыми тонкими струйками. — Чонгук, постой, — загнанно стонет Тэхен и пытается сжаться, — там стало слишком… мокро. Кажется, твой феромон и ласки вызвали новый приступ течки и… — Нет, это мои пальцы, — возражает альфа, — когда я трогаю тебя здесь, — он надавливает на простату сильнее, вынуждая Тэхена несдержанно хныкать, — ты начинаешь течь сильнее. Простату омеги теперь легко обнаружить. Набухшая и увеличившаяся под пальцами вожака, она была уже сверхстимулированна, и теперь каждое прикосновение к ней было для Тэхена подобно разряду тока. Чонгуку нравится ласкать свою омегу до изнеможения. Он чувствует себя удовлетворённым, когда касается увеличенной от трения простаты. А Тэхен не может сдержать своё собственное тело. Вожак видит, как омега пытается сжаться, сдержать внутри свои жидкости, но разомлевшие от стимуляции мышцы отказываются сжиматься должным образом. — Чонгук, хватит. Там и так уже слишком грязно, — молит Тэхен. — Ещё немного. Нам нужно, чтобы ты потек еще сильнее. Ким обреченно сипит и всхлипывает, когда движения Чонгука становятся более резкими и грубоватыми. Под давлением чужих рук смазка хлюпает и брызгает во все стороны, но Чонгуку, раз он продолжает так усиленно растирать простату омеги, этого мало. Тэхен со всей силы прикусывает кончик подушки, когда зуд внутри только увеличивается, возрастает до пика и… вновь взрывается. Омега тихо кончает, выплескивая свою сперму на колени Чонгуку. — Боже мой, Чонгук, я ведь просил тебя остановиться! Теперь я запачкал твоё тело своей… — Это не грязь, Тэхен, — обрывает его альфа. — Твоё семя и твоя смазка лишь результат того удовольствия, что я смог тебе принести. И мне наоборот приятно осознавать, что тебе было настолько хорошо, раз ты не смог себя сдержать и кончил мне прямо на… — Хватит, замолчи, Чонгук, замолчи! — визжит омега и яростно бьется ногами. Чонгук на это заливисто смеётся, но быстро себя успокаивает и приводит в норму. — Думаю, мы закончили подготавливать тебя, — вслух рассуждает вожак. — Закончили? Как? Что? — Благодаря оргазму и огромному, — Чонгук акцентирует на этом внимание, — количеству смазки, ты смог расслабиться. Я с лёгкостью могу вставить третий палец. И Чон демонстрирует их успехи: проникает в эластичное и растянутое нутро последним пальцем. Дырочка Тэхена теперь плотно обхватывает и сжимает в себе все три, на что омега удивлённо выдыхает. Чонгук достаёт пальцы с характерным хлюпом, после из ануса сразу же выливается ещё одна порция смазки, а лицо Тэхена предательски краснеет. Альфа переворачивает Тэхена на спину, собирает капли феромона и растирает их по своему крепкому стволу. Чонгук осторожно раздвигает ноги омеги, садится ближе, пристраивается крупной головкой к розовому, пока все ещё девственному входу. Тэхен испуганно заглядывает ему в глаза, и альфа поспешно наклоняется ближе, целует его со всей запредельной нежностью, гладит по щеке, волосы поправляет, лбом ко лбу прислоняется. — Я люблю тебя, Тэхен, — раздаётся тихое, но уверенное. — Я тоже люблю тебя, Чонгук, — улыбается омега и тянется за очередным поцелуем. Все же Тэхен слишком зависим от губ Чонгука. — Ты готов? Позволишь? Ким сглатывает ком в горле и неуверенно кивает, пытается развести дрожащие ноги в стороны. Чонгук любезно подхватывает его под бёдра и на пробу проводит головкой по сжавшейся дырочке. А у Тэхена дыхание перехватывает. Да, ему страшно. Тэхену страшно, потому что ему уже двадцать три, а он все ещё девственник. Тэхену страшно, потому что он лежит под самым сильным альфой стаи, чьи умения и желания превышают его нынешние. Ему страшно потому, что он ждёт обещанную боль. А еще Тэхену страшно, потому что в душе ему далеко не двадцать три. В нем возбуждение и желание смешаны со страхом и неуверенностью. А в голове слова о крови и образы огромных размеров Чонгука. Даже сейчас, когда он тычется головкой внутрь, ещё не входя, Тэхен ощущает колоссальный размер проблемы. Однако он обещал. Чонгук обещал, что не причинит боли, а Тэхен обещал ему довериться. — Больно не будет, слышишь, маленький мой? — повторяет Чонгук, и Ким едва заметно кивает. А затем альфа делает первый, пробный толчок. Крупная головка члена проникает внутрь, раздвигая собою тугие стенки. У Тэхена глаза от шока и гаммы всех ощущений округляются, рот раскрывается и он судорожно глотает воздух. А Чонгук, придерживая рукой ствол и направляя, медленно входит. Член растягивает Тэхена, погружается все глубже, когда омега стискивает зубы и пальцы на простынях. — Ах, там… так много! — стонет он, а бабочки в животе ухают вниз, ибо Чонгук все входит и входит. Головка члена достигает тех мест, до каких не смогли достать ни язык, ни пальцы. Никем не тронутые мышцы поддаются тяжелее, но из-за обилия смазки в глубине все происходит абсолютно безболезненно. Чонгук останавливается на миг, желая удостовериться, все ли в порядке. — Как ты? Все хорошо, Тэхен? — Да, все в порядке, — вздыхает омега, — просто мне так непривычно. Ты уже полностью вошёл, верно? — Почти, — хитрит Чонгук, а сам критически оглядывает почти половину длины, что должна войти в Тэхена. Альфа накрывает тёплые, покрасневшие от частых поцелуев губы, дабы отвлечь омегу, и одним слитным движением входит до конца. Тэхен дергается и прикусывает губу Чонгука от неожиданности. — У-уже все? Ты внутри, да? — взволнованно шепчет омега. — Внутри уже, внутри, — улыбается Чонгук, — я сдержал своё обещание, не так ли? Тебе ведь не больно? Тэхен счастливо мотает головой. — Совсем нет. Но так непривычно. Мне вздохнуть страшно, кажется, что внутри больше нет места. Он тянется пальчиками к бёдрам Чонгука, трогает их и спускается к основанию его члена, своими руками убеждается, что Чон полностью внутри. — Почему ты настолько большой?! — хнычет Тэхен, чувствуя, как он сильно растянут вокруг члена альфы. — Это для того, чтобы делать одной крошечной омеге приятно. Чонгук совершает первый толчок. Он двигается не грубо, но вполне ощутимо, уложив длинные омежьи ноги себе на плечи. В свой гон и чужие течки, когда омеги сами приходили к нему с просьбой помочь, Чонгук трахался жестко и грубо. Секс для него был чем-то резким, спонтанным и обязательно жарким. В его доме пахло сексом, когда он вколачивался в очередного омегу, невзирая на его писки и крики, входил глубоко, насаживал на член до упора. Секс для Чонгука всегда был хаотичным, полным энергии, но лишенным всякой ласки и любви. Омеги кончали потом уже на сухую, срывали свой голос и пытались слезть с его члена, когда головка грубо проезжалась по чувствительным стенкам нутра. Но сейчас все совершенно иначе. Так почему же Чонгук кусает губы, страшась того, что позорно кончит от первых легких толчков? В этот раз толчки нежные, плавные и размеренные. Чонгук выходит на половину и толкается обратно, однако головка аккуратно проходится по простате, не долбит и не причиняет боль, граничащую с удовольствием. Он мог бы быстрее, мог бы грубее, жёстче и резче, до звонких шлепков яиц, ошеломительных оргазмов и мольб замедлиться. Все потому, что сейчас с ним Тэхен. Разомлевший, разбитый и разрушенный Тэхен, мечущийся под ним на постели. Его омега, его пара, принимающая в себя его член. Его омега, дрожащая и такая хрупкая, кажется, двинься резче — сломаешь. Его омега, закатывающая глаза от удовольствия от каждого толчка, когда крупный ствол надавливает на простату. Ноги Тэхена дрожат в такт чонгуковым толчкам у него на плечах, а сам он слабо хнычет и скулит, скулит, черт возьми! Тэхен лежит под ним и скулит от удовольствия из-за него. Чонгук толкается сильнее, и омега вздрагивает. Это снова из-за него. Чонгук обхватывает рукой маленький член омеги, сжимает и надрачивает его быстро, а Тэхен кричит. Это под ним кричит омега. Это его член наполняет Тэхена, приносит ему такое удовольствие, что тот извивается на постели. Чонгук метит Тэхена собой и своим запахом, совсем не замечает, как начинает рычать, стискивая в руках мягкие ляжки и прижимая их к телу омеги. Внутренний альфа абсолютно удовлетворен. Волк получил свою омегу. Волк покрыл свою омегу. Омега визжит и мечется, полностью принимает в себе его член, потому что волк делает все правильно. Тэхен кончает с именем Чонгука на устах. Он сжимается чуть ли не до боли, выгибается, и живот орошается семенем. Ким, взмокший и уставший, падает обратно на кровать, тяжело дыша. У Чонгука при виде мокрого и блестящего от пота тела, такого сладкого и пахучего, кажется, встаёт ещё больше. Оборотень плотоядно рычит, хватает Тэхена и опрокидывает на себя. Они меняются местами, и вот уже омега лежит на вожаке, спиной прижимаясь к его груди. Тэхен вскрикивает, когда большой член альфы упирается прямо в простату и в такой позе проникает ещё глубже. — Чонгук, подож… Ах! Ох, постой… Но вожак ждать не может. Ощущать Тэхена на своём члене великолепно. Он ждал этого омегу, он хотел его, он мечтал о нем. И сейчас Чонгук не может отпустить такую желанную пару из своих рук. Ему хочется насаживать омегу на свой член всю ночь, упиваться его стонами и всхлипами, трахать без перерыва. Альфа хочет взять его сзади, наблюдая, как эта маленькая попка будет с трудом вбирать в себя его большой член. Он хочет Тэхена стоя, чтобы у того подкашивались ноги от череды бурных оргазмов. Идея трахнуть омегу на весу тоже кажется ему заманчивой, потому что тогда Тэхен будет царапать его спину и отчаянно цепляться за его шею. Чонгуку нужно брать его всю ночь, до самого рассвета, пока солнце не покажется на горизонте. Тогда утром омега не сможет даже подняться на ноги, и весь оставшийся день Чонгуку придётся заботиться и обхаживать его. — Маленький мой, ты такой хороший мальчик для меня, — рычит альфа, обжигая своим дыханием шею и ухо Тэхена, — ты восхитительно принял меня с первого раза. Ты такой молодец, Тэхен. Очарователен. Прекрасен. Ким всхлипывает на каждом слове, потому как за ним обязательно следует резкий толчок. Тело словно подпрыгивает вверх, стоит Чонгуку вогнать свой член глубже, а маленький орган омеги при этом шлёпается о мокрый от смазки живот. — Ты принимаешь меня всего здесь, да? — Чонгук тяжело выдыхает и кладёт руку на низ живота Тэхена. — Боялся, что в тебя он не влезет, но только посмотри, он полностью внутри, — он давит на живот и ощущает уплотнение под своей рукой. — Чонгуук, что же ты творишь! Не дави здесь! — мечется Тэхен, когда рука давит чуть сильнее. — Но почему же? Видишь, я могу даже прощупать, насколько глубоко я в тебя вхожу. Тебе это нравится? Нравится ощущать мой большой член в себе? Слёзы текут по щекам Тэхена, капают на шею, где их слизывает Чонгук. Вожак также лижет и саму шею омеги, присматривается к одному местечку и выцеловывает его, метит своим запахом. Когда Тэхен вновь начинает сжиматься, доставляя тем самым альфе блаженные удовольствия, ибо тогда тугие стенки сдавливаются до предела, Чонгук ускоряется. Чон переходит на короткие, резкие толчки, рассчитанные на то, чтобы бить только по простате. Крупная головка тычется прямо в неё, давит и бьет, и выдержке Тэхена приходит конец. Он вновь кончает, выплескивая наружу остатки своей спермы, сжимая попку и анус. Чонгук в этот момент обнажает клыки и впивается ими в нежную кожу шеи, пока Ким ещё не отошёл от предоргазменной судороги. Омега вскрикивает, дёргается и пытается выбраться из хватки, но Чонгук лишь сильнее сжимает талию и грудь Тэхена. — Чонгук, мне больно, — плачет он, — пожалуйста, отпусти, больно, очень больно! Оборотень скулит, но только глубже погружает клыки в плоть, чувствуя во рту горячую, терпкую кровь. Феромон альфы медленно проникает под кожу Тэхена, мешается с его запахом, чтобы навсегда обозначить принадлежность. Чонгук шумно дышит, жмурит глаза и снова тихо поскуливает, потому что выносить крик своей омеги слишком сложно. Он делает Тэхену больно, но не может это остановить. В этот момент вожак ненавидит самого себя. Вскоре Чонгук предельно осторожно вынимает свои клыки из плоти, глотает скопившуюся во рту кровь. Тэхен устало валится ему на грудь, давя в себе слёзы и всхлипы. Плечи омеги дрожат, а сам он все еще тихо плачет. Чонгук прижимает его лохматую голову к себе, прикладывает к сердцу и все шепчет: « Прости меня, прости». Эти заветные три слова он так и будет повторять до рассвета. Уже после, когда обмытый омега спит на свежей постели, Чонгук ещё долго рассматривает его расслабленное лицо: пушистые ресницы, надутые губы, круглые щечки. Чон до боли прикусывает губу, касаясь перебинтованной шеи омеги, которую он сразу же обработал и перевязал. Тэхен уже давно уснул, полностью выжатый их первым актом любви, а Чонгук уснуть не может. Он смотрит на свою пару с любовью и трепетом, мысли в голове гоняет, ужасаясь своей глупости. Он мог потерять свою судьбу навсегда, отвергнуть ее из-за страхов. Чонгук хочет прибить самого себя за все те ошибки, что он совершил, за грубости, что сказал Тэхену. Вернись они во времени назад, Чонгук бы, только увидев Тэхена, сразу же схватил и утащил к себе в дом, дабы затискать того и занежить до потери пульса. Альфе на душе становится тяжело, когда он осознаёт, через что прошёл этот хрупкий, крошечный человек и что причиной половины его проблем был именно он, Чонгук. Теперь же Чонгуку не страшно. Ему не страшно перед самим собой. Альфа и ранее никогда не боялся чужого мнения, опирался лишь на своё, и пересилить собственного волка, что тоже сейчас лежит в ногах омеги и скулит, было почти невозможно. Но волку тоже больно. Он корит себя за упёртость, за грубость, за жестокость. Чонгук был взращён в этой жестокости, видел лишь боль и страдания, проращивал в себе семя зла. Это семя, со времени разросшееся до огромного гнилого цветка, двигало его вперёд, направляло защищать стаю. Теперь он его с корнем вырвал. Теперь в его сердце будет расти цветок любви, его и Тэхена. Альфа с грустью улыбается, вновь переводя взгляд на омегу. Как вообще можно быть настолько прекрасным?! У Чонгука кожа изнутри чешется, потому что Тэхена хочется так близко, чтобы кожа к коже, сердце к сердцу. Вожак сгребает в охапку спящее тело и тянет его к себе, укладывает голову себе на плечо, а туловище под бок. С этих пор Чонгук каждую ночь прижимает к себе Тэхена.

***

Тэхен тяжело сглатывает, когда хрупкий самодельный плот опускают в воду. Он маленький, смастерён из еловой коры, гибких ветвей березы и обложен широкими листьями лопухов. Плот украшают ярко-алые цветы ликориса*, цветка смерти. Посередине находятся две маленькие ямки, словно могилы. Рядом с Тэхеном стоит Чонгук, у кромки воды на корточках сидит папа Юнги. На разных берегах реки встречаются и другие оборотни, все угрюмые и понурые. Кто-то с трудом сдерживает слезы и кусает губы. Некто проливает прямо в реку, чьё течение уносит слёзы в голубую даль. Тэхен до боли сжимает губы, глядя на маленький плот, колышущийся у самого берега. — Наша жизнь действительно циклична, — задумчиво бормочет папа Юнги, меланхолично глядя на воду, — каждый круг повторяет предыдущий. У них два отличия: для кого-то новый круг становится первым, для другого же последним. Как зелёные травы появляются весной, чтобы осыпаться к зиме, так и человек рождается, чтобы умереть. Конечно, наша жизнь не настолько скоротечна, как жизнь цветка или травинки, но она все равно коротка. Мы никогда не успеем насытиться ею вдоволь, никогда не научимся ценить момент, потому что не знаем, когда он оборвётся. Папа Юнги замолкает, смотрит на воду молчаливо и очень горестливо вздыхает. — После праздника и проводов молодых оборотней в их новую жизнь, мы прощаемся с теми, кого лишились за этот год. Мы верим, что природа заботится и помнит про всех своих детей. Поэтому мы отпускаем души наших друзей, чтобы добрались до небес и нашли там путь в новое тело. Тэхен чувствует в себе неконтролируемую дрожь. Она не пропадает, когда Чонгук берет его за руку, но теперь омега ощущает, что он не один. Рядом с ним его семья. Новая и остро хорошая семья. — Тэхен, от лица нашей стаи я хочу разделить твою горечь и утрату. Боль не уйдёт так сразу, но вместе мы сможем ее преодолеть с помощью нашей любви. Единственное, что мы можем сделать сейчас для твоих родителей, — это отправить их в последний путь. Тэхен обещал себе, что плакать не будет. Он кусает щеки с внутренней стороны, жмурится, что есть силы, но не даёт слезам спуску. Родители бы не хотели, чтобы он плакал. Родителям будет больно это видеть. Они ведь уже наверняка смотрят на него с небес. Чонгук, видя, что омега уже с трудом сдерживается, притягивает его к себе и утыкает носом в грудь. Папа Юнги кладёт на ритуальный плот ветку полыни и листик с каплей мёда. Отец Тэхена имел терпкий и горький запах сильного альфы. Тэхен в детстве часто морщил нос и даже чихал от горького запаха полыни, когда отец мог раззадориваться и терять контроль над своими феромонами. А папа Тэхена был очень добрый и ласковый. Он даже пах этой самой лаской — молоком с мёдом. Оборотень легонько отталкивает плот от берега. Напоследок он подносит к алым цветкам лучину, и мерное пламя перебирается на ликорисы. Плот с веточкой полыни и каплей меда, один среди многого числа плывет вперёд по течению. Языки пламени танцуют на кровавых цветах, а их лепестки скукоживаются и падают в воду, подобно слезам. Слезам, полным боли и крови. Когда плот собирается вот-вот скрыться на горизонте, Тэхен видит, как огонь перебрасывается на полынь и лист с каплей меда. Прощайте. Тэхен все стоит около берега, обнимаемый Чонгуком. Он не может отвести взгляд или же уйти, потому что чувствует: это его последняя «встреча» с родителями. Тэхен в последний раз может позвать папу, в последний раз обратиться к отцу. Оборотни постепенно возвращаются в деревню, и берега реки пустеют. В стае не принято грустить слишком долго — умершие отправляются в лучшее место, к своим истокам. Когда Тэхен с Чонгуком остаются около реки совершенно одни, к ним подходит папа Юнги. Омега осторожно кладёт руку на плечо Тэхена и слегка его сжимает. — Тэхен, потерять родителей в столь юном возрасте — это горе. Я бы очень хотел тебе помочь, но никакие слова утешения не облегчат груз твоей души, — печально говорит старик. — Ты добрый мальчик с чистым сердцем и светлыми намерениями. Ты не заслужил этого… Папа Юнги отворачивается, судя по всему, он тоже с трудом сдерживает слезы. Тэхен чувствует дрожь своих губ. — Я родил только одного волчонка, — продолжает оборотень, — но я всегда говорил, что сын у меня не один. Я стал папой и для Чимина, когда тот ещё ребёнком потерял свою семью. Я считаю своим сыном и Чонгука, хоть он из-за своего стеснения ни разу не назвал меня папой. И я бы хотел… — папа Юнги невольно прикусывает губы, — чтобы я и для тебя мог стать папой. Я понимаю, это никак не заглушит твою боль, — поспешно оправдывается оборотень, — но за это время ты уже стал мне родным и я бы… Он не успевает договорить, как Тэхен вырывается из рук Чонгука и налетает на старика, утыкаясь ему носом в плечо. Тэхен дрожит как осиновый лист, но сжимает руки только крепче на чужих плечах. — Папа… — шепчет он с особой нежностью, — папа. Спасибо, папа. Старик не сдерживается, начинает рыдать в голос. Тогда Чонгук тоже подходит к нему, но с другой стороны, опасливо, перебарывая самого себя, кладёт руки ему на плечи и тихо шепчет: — Папа. Они ещё долго втроём стоят на берегу реки, много говорят и обнимаются. Тэхен чувствует теперь себя полноценным: у него большая семья. У него уже есть Чонгук, с которым они в будущем создадут свою семью, и у него теперь есть папа. У него есть и брат, хотя Чимин уже давно стал ему намного больше, чем просто другом. У Тэхена впереди светлое будущее. Они не спеша идут обратно к деревне, и омега даже не оборачивается на реку. Он знает, что плот пересёк горизонт и покинул его жизнь. — Тэхен! — по звонкому вскрику легко догадаться, что это Чимин. Оборотень бежит ему из деревни навстречу и прыгает на руки Тэхену, отчего они оба валятся в густую траву. Омеги обнимаются так, будто не виделись целую вечность, хотя оно так и было: Чонгук всю течку не выпускал Тэхена из своих рук, даже кормил с ложечки и поил с ладоней. А Юнги, зная Чимина как своих пять пальцев, предусмотрительно не подпускал к дому Чонгука, ведь омега обязательно захочет хоть что-нибудь украдкой подсмотреть или подслушать. Так и сидели они поодиночке почти целую неделю. — Боже мой! — вопит Чимин и шарахается в сторону. — Что этот изверг с тобой сделал? Он тебя сожрать пытался?! Омега изумлённо тычет пальцем в шею Тэхена, и тот ее неловко потирает. Повязка все ещё на нем, Чонгук промывает и перевязывает метку по два-три раза в день. Такова проблема всего человечества — чересчур медленная регенерация. На оборотне, как на собаке (а впрочем не как, а буквально) все заросло бы за ночь, в крайнем случае за день. Но метка Тэхена все ещё кровоточит и заживать пока не планирует, судя по всему. Омега по этому поводу очень волнуется, а Чонгук успокаивает, просит не думать о ерунде. Метка не может не прижиться. — Чонгук всего лишь поставил мне метку, и теперь она заживает, — смущённо бормочет Тэхен. — Да? Но выглядит так, будто он половину шеи откусить пытался! — пыхтит Чимин. — Если тебя Чонгук обижает или если он слишком напорист, скажи мне. Уж я быстренько поставлю его на место! Тэхен смеётся и кивает. Уже чуть ли не вся деревня готова поставить Чонгука на место, пускай он ничего и не натворил. Пока что. Омеги ещё какое-то время шушукаются в траве, пока Чонгук и папа Юнги обсуждают что-то своё в тени деревьев неподалёку. Чимин шутит свои шуточки, веселит Тэхена, и тот бы и продолжал веселиться с омегой, если бы не заметил одинокий силуэт, стоящий у крайнего дома. Намджун прятал своё лицо под раскидистыми лапами голубой ели. Тэхен видел только его ноги, торс и сложённые на груди руки. — Чимин, подожди-ка секунду… — отвлечённо бросает Тэхен, уже поднимаясь на ноги. Омега идёт в сторону Намджуна, и альфа сразу же выходит на тропинку. Белые волосы вожака эксцентричны на фоне темно-зелёных деревьев, совсем как снежный волк, забродивший в лесу. Лицо Намджуна непроницаемо, он смотрит на Тэхена нечитаемым взглядом. Карие глаза альфы пусты. — Привет, — тихо проговаривает Тэхен и несмело улыбается. — Привет. — Как ты себя чувствуешь? Уже… все хорошо? — омега чувствует легкое напряжение, витающее вокруг. — Я пришёл попрощаться. Наша стая возвращается домой. — О, уже? Даже не верится как-то… Чонгук вон там, под деревьями стоит, — Тэхен показывает пальцем и уже хочет проводить альфу. — Я пришёл попрощаться с тобой, а не Чонгуком, — перебивает Намджун. Тэхен изумлённо смотрит на альфу и, кажется, икает от легкого страха. Он думал, что теперь Намджун затаит на него злобу, ведь гордость его как вожака и альфы была ранена отчасти из-за Тэхена. Омега полагал, что их дружба будет разрушена, ведь у одного были чувства, а у другого — ничего ответного. Если кто-то из друзей в тебя влюбляется, он становится твоей парой или же вы расходитесь раз и навсегда. Но Намджун смотрит на Тэхена все так же по-доброму, с прежней улыбкой и восхищением. Для Намджуна мало что изменилось. — Как твое ухо? — вспоминает Тэхен. — Сам посмотри. Вожак наклоняется ниже, и Тэхен раскапывает пряди его густых снежных волос, добирается до ушей и осматривает их. Он слышит сзади агрессивное рычание, в панике оборачивается и видит злого Чонгука, сдерживаемого двумя омегами. Чонгук оказался слишком большим собственником. — Здесь не осталось даже шрама! — изумляется Тэхен, рассматривая аккуратное, абсолютно целое ухо. — Н-но как это? — Не бери в голову, — усмехается Намджун. — Это было даже почти не больно, — нагло врет он. Альфа отчего-то мнётся, все никак не решается что-то сказать. Он осматривает траву вокруг, теребит ее ногой, отрывает листик от липы рядом и начинает его нервно рвать. От Намджуна не ускользает и повязка на шее Тэхена, на которой он задерживает взгляд особенно долго. Намджун все прекрасно понимает. Метка. — В общем, я просто хотел с тобой попрощаться, но сказать, что это не навсегда, — вздыхает Джун, зачёсывая назад передние пряди. — Моя стая всегда будет и твоим домом тоже. Если ты устанешь от постоянной жары или соскучишься по снегу, или у тебя будут здесь какие-то проблемы… — У Тэхена есть альфа, который будет решать все его проблемы! — рычит неподалёку Чонгук. — То ты всегда можешь обратиться ко мне и моей стае, — не обращая внимания, спокойно продолжает Намджун. — Значит, мы все ещё друзья? — тянет Тэхен. — Конечно, друзья. Я никогда не оставлю тебя, Тэхен. Омега выглядит счастливым, когда протягивает руки Намджуну, жестом как бы спрашивая: «Обнимемся, мой добрый друг?» Где-то сзади в это время доносятся уже не человеческие звуки от Чонгука. Намджун наклоняется к Тэхену и стискивает его в своих широких, крепких объятиях. Тэхен даже чувствует, как ноги отрываются от земли, и он остаётся висеть на Намджуне безвольной куклой, энергично хихикая и задыхаясь от смеха. — Ты не только красивый омега, Тэхен, — задумчиво произносит альфа, ставя его на землю, — ты добрый и понимающий человек. Ты заботливый, справедливый, ты умеешь сочувствовать и понимаешь природу даже лучше оборотней. Хоть и идеальных людей не существует, я бы хотел называть тебя таковым. Надеюсь, ты будешь счастлив, Тэхен. — Ты тоже, Намджун, — кивает ему омега, — я уверен, ты ещё встретишь омегу, который тебе предназначен. — Все возможно, все возможно, — уклончиво отвечает альфа. — Мать-природа посчитала меня недостойной парой для тебя. Возможно, моя судьба просто ещё не попадалась мне. А может я просто не заслужил пока счастья. Но знаешь, Тэхен, кое-что, я считаю, определенно заслужил. Тэхен ойкает, когда тёплые ладони накрывают его щеки. Намджун тянет Тэхена на себя, заставляет встать на цыпочки и впечатывается горячими губами в пухлые, давно желанные омежьи. Тэхен стоит в ступоре и, не зная что делать, кладёт свои пальчики на плечи альфы. Сбоку Чонгук разъярённо дергается, рычит и вырывается, обещая Намджуну голову оторвать за такие выходки. Вожак Северных, наоборот только провоцируя, поворачивает голову Тэхена к Чонгуку, чтобы тот видел их поцелуй. Альфа смотрит прямо в глаза Чону и с громким чмоком вновь целует губы, проходясь по ним языком. Это становится последней каплей для Чонгука. Тэхен успевает услышать только треск одежды, хриплый вой, и вот на Намджуна уже набрасывается огромных размеров чёрный волк. Вожак Северных вовремя обращается в белого, и два волка устраивают погоню. Они нарезают круги вокруг и в деревне, уничтожая все вокруг, сбивая с ног попадающихся недотеп. А Тэхен в непонятках остаётся стоять на тропинке, трогая руками чуть мокроватые от поцелуя губы. Стоит ли сказать, что Чонгук потом вылизывал и выцеловывал его рот добрые несколько часов, пока не убедился, что от омеги пахнет только им самим?