Жёлтые глаза в темноте леса

Холодный, кусающий ветер без перерыва рвётся вниз с горы, иногда залетает под тёплую шерстяную куртку и больно щипает за бока. Снег под ногами лежит плотной твёрдой коркой, которая даже не хрустит, настолько сильно примёрзла. Ноги Тэхена следов не оставляют, местами скользят. Омега пару раз едва не полетел носом вниз, но вечно наблюдающий Чонгук всегда успевал его поймать, вздохнуть со скрытым раздражением и в очередной раз предложить помощь. Тэхен в эти моменты отказывался, говорил, что дойдёт сам и, будучи уже по-настоящему обессиленным, сжимал бледные губы и молча топал дальше. Идея навестить стаю Намджуна вначале была замечательной. Быт, семья, дела стаи — все это превращало жизнь в бесконечный круговорот, нескончаемый цикл, выбраться из которого было очень непросто. Тэхен утопал во всем этом, иногда даже ничего не замечая, кроме своих волчат и Чонгука. Омега мог днями не выходить из дома или же наоборот сбегать с волчатами в лес, мог не отпускать своего альфу из объятий или наоборот не видеть его сутками. Кима носило из крайности в крайность. Пиком хаотичности и суматохи стал момент, когда Тэхен осознал, что не видел Чимина, своего лучшего друга, к слову, целых три дня! Омегу резко накрыла грусть и тоска, а в объятьях Пака, в которые он побежал сразу же, она усилилась троекратно. Как итог, у них уже через полчаса родилось решение навестить стаю Северных и поглядеть на беременного Сокджина, чей живот с лета уже должен был прилично округлиться. Чонгук с Юнги на эту идею лишь смиренно кивнули. Альфы давно решили для себя, что «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». И это они так совсем не о волчатах. Так что да, идея навестить стаю Намджуна вначале была замечательной. Мысль о том, что сейчас зима, а они собираются двигаться на север, никого не смутила. Осознание того, что сейчас февраль, самый холодный месяц в году, в принципе, тоже. А волчата… А почему эти неугомонные меховые шарики вообще должны кого-то смущать? Им порезвиться в лесу, побарахтаться в снежке да увидеть новые места будет только в радость. Тэхен потом не раз говорил, что путешествие это для волчат будет, кстати, и полезным. В этом возрасте, когда они и секунды не могут усидеть на месте, не оборачиваясь людьми, бывало, долгие недели, изучение мира обязательно и нужно. В итоге Тэхен не учёл только одного: он сам не волк. И подниматься в гору по скользкому снегу в февраль, терпеть ледяной ветер и жгучий мороз, идти несколько часов без перерыва — все это станет для него непосильным испытанием. Когда омега все это планировал, он на секунду задумался лишь о том, как перенесут длинную дорогу волчата. Но сейчас эти неугомонные щенки неслись далеко впереди, почти наравне с альфами их стаи. Волчата бежали, перебирая своими коротенькими лапками, подскакивали и иногда даже повизгивали несдержанно от избытка ощущений. Их розовые высунутые язычки болтались из стороны в сторону. Иногда дети, путаясь в сугробах, натыкались друг на друга, падали, но тут же вставали снова на лапы и набирали скорость. На папу, идущего где-то сзади, юные альфы даже не смотрели. Конечно, зачем им папа, когда вокруг куча новых запахов и видов. За тремя альфами, чуть отставая, но все равно стараясь изо всех сил, бежал волчонок поменьше. Он был омегой, а потому силой и скоростью своих товарищей не обладал, однако отставать не желал. У крошечного омеги была серо-белая шубка, а в человеческом облике золотистые волосы, безумно мягкие и завивающиеся в кудряшки от воды. Взглянув лишь одним глазком, можно было понять, что это сын Чимина. От Юнги ему досталось лишь немногословие и абсолютное спокойствие. Волчата с самого рождения росли не по дням, а по часам. Когда Тэхен впервые их увидел, на глаза навернулись слезы. Он не мог поверить, что это его и Чонгука детки, самые настоящие, те самые, о которых они мечтали. Чонгук тоже плакал, не смог удержаться. Но как вообще можно вести речь о скупости эмоций, когда перед глазами лежат три здоровых крепких комочка, твои комочки, которых ты представлял еще с первой встречи со своей омегой. Да, Чонгук тоже плакал, и это была совсем не скупая мужская слеза. Альфа прижимал своих волчат к груди дрожащими руками, обнюхивал их, целовал, а из его уст изредка выходило тихое, адресованное Тэхену, спасибо. Уже с первой недели волчата научились оборачиваться. Как же Тэхен испугался в первый раз, когда, стоило ему отлучиться буквально на минуту, из люльки пропало сразу три младенца. Зато где-то под кроватью обнаружились сразу три щенка, все чёрные как смоль, шустрые и невероятно громкие. Чонгук с Тэхеном остаток дня ловили их по углам, потому что угнаться за только что обратившимся оборотнем, увидевшим мир с другого ракурса, было просто невозможно. У волчат даже уши ещё не стояли, но на лапах они держались бодро, поймать их удалось только Чонгуку. И понеслись с того момента безумные деньки. Волчата проводили в человеческом теле от силы час в день, даже спали в облике зверя. Юные оборотни в свои младенческие годы проводили все время волками. Зверь учился раньше человека, с первых дней жизни мог передвигаться, есть, общаться на своём языке и в целом быть самостоятельным. Чонгук объяснял, что до трёх лет оборотень живет почти наедине с природой, учится и развивается сам. Альфа успокаивал, предупреждал, говорил, что так и должно быть. А Тэхен… Тэхен жутко переживал. Тяжело и непривычно было видеть ему своих детей людьми пару раз в день. Тяжело было искать своих детей среди других волчат и с ужасом осознавать, что перепутал. Отцовство давалось Тэхену тяжело. Он боялся, что не справляется, никак не мог свыкнуться с тем, что не понимает, делает все неправильно и совсем не так, как ему рассказывал в своё время папа. Омега не раз плакал, поддавался истерике, потому что боялся, что так и не сможет стать хорошим папой для своих детей. Не раз Тэхен проклинал свою человеческую сущность, снова чувствовал себя белой вороной, паршивой овцой в стаде. Ему было сложнее всего понимать своих волчат, заботиться о них, контактировать и играть. Чонгук уверял, что Тэхену всего лишь нужно немного времени. Кризис их отношений и сущностей давно прошёл, это было очередное слабое проявление. Как в итоге все разрешилось? Да, в общем-то, как и говорил Чон: само собой. С течением времени все устаканилось: Чонгук с Тэхеном свыклись с новыми ролями родителей, набрались опыта, а их крошечные волчата адаптировались в этом огромном суровом мире. Тэхен теперь стал центром их маленького мирка. Волчата, будучи ещё глупыми малышами, уже проявляли свою альфью натуру и заботились о своём папе. Чонгук говорил, что забота у волков, альф в особенности, находится в крови. А когда волчата почувствуют всю хрупкость и особенность своего папы, тотчас начнут вести себя иначе. Тэхен же думал, что это произойдёт в более осознанном возрасте, а не в два года, когда эта малышня, едва научившаяся складывать слова, в облике зверя будет рычать и кусать каждого, кто подойдёт в их присутствии к омеге. Так они и жили. Малыши развивались и учились всему сами. Тэхен упорно не понимал, как волчата научились ходить и даже складывать слова, понимать, что происходит вокруг, если они большую часть своей коротенькой жизни ориентировались на инстинкты. А после Ким как-то разом все отпустил, списал на уникальность и идеальность оборотней, альф тем более, сыновей вожака! Их волчата были лучшими из лучших, особенными из всех самых особенных. Чонгук гордился ими с первых дней жизни. Они были счастливы. Теперь они были настоящей семьей. — Ты устал, — выводит его из мыслей глубокий голос Чонгука, — все было бы куда проще, позволь ты мне обратиться и довезти тебя верхом. — Ничего я не устал! Мы почти дошли, — бурчит Тэхен с надеждой глядя куда-то вперёд и вверх, желая поскорее увидеть там просвет между деревьев. — Я не слабый и смогу дойти сам. — Маленький мой, я не говорил, что ты слабый. — Я хочу побывать в настоящем путешествии, почувствовать, каково это, идти куда-то долго и далеко. У меня должны остаться яркие воспоминания — Тэхен мечтательно закатывает глаза, будто действительно верит в это. — А в итоге у тебя останутся отмороженные пальцы, — цокает вожак, — или выбитые зубы, — Чонгук аж несдержанно рыкает, успевая в последний момент подхватить летящего носом вниз омегу. Тэхен, расширив от испуга глаза, замер в нескольких сантиметрах над холодной землей. От разбитого носа его отделяла лишь рука Чонгука, крепко схватившая его за куртку. Вожак, державший омегу легко, словно игрушечного, тянет руку назад и возвращает Тэхена в вертикальное положение. Ким отряхивается, не успевает даже изобразить невозмутимость, как к ним навстречу с криками несётся Чимин. В шапке-ушанке, из-под которой торчат отросшие светлые прядки, в толстом тулупе и высоких тёплых сапогах Пак смешно, будто колобком, переваливается, изредка утопая в сугробы, где лед взялся не так крепко. За омегой хвостиком несётся белый волчонок, которому уже ничего, кроме папы не нужно. — Мы почти пришли, — бодро кричит Чимин, — добрались уже до окраины леса, там Намджун. Быстрее, быстрее, — аж пританцовывает на месте оборотень, — чего вы так копошитесь, мы устали вас ждать! У Чимина от гиперактивности и предвкушения игривое настроение. Омега смеется, улыбается всему подряд и светится от счастья. Пак сегодня вместо солнышка, скрытого где-то за облаками. Белый волчонок наконец добегает до папы, и Чимин подхватывает его на руки, сжимает, тянет ближе к лицу и позволяет малышу облизывать холодные щеки, нос, губы. Крошка-волчонок скулит и ластится ещё больше, а Чимин, счастливый до безумия, отвечает ему, и непонятно, кто скулит громче. Тэхен не может сдержать улыбку, глядя на друга. Чимину очень шло быть родителем. Его ребячество, излишняя суета и шустрость, постоянная весёлость и оптимизм — одним словом, все качества, за которые оборотня порицали долгое время, с появлением белого комочка счастья стали правильными и гармоничными. Чимин как никто другой понимал своего волчонка и был с ним максимально близок. И сколько бы грязные языки за спиной ни обсуждали его инфантильность, сколько бы старшие омеги ни цокали языками и жалели Юнги, мол, какая жалость, что в пару такому статному альфе достался такой безалаберный омега, с которым семью никакую не построить, Чимин все равно оказался лучшим. Пак стал идеальным родителем, а все вокруг внезапно замолчали, смотрели на их с Юнги семью теперь с теплотой и даже лёгкой завистью. Чимин, как омега и папа, стал для Тэхена эталоном. К нежащимся омегам медленной поступью идёт волк. Юнги стал ещё более мудрым и спокойным, одной своей аурой излучая безопасность и уверенность. Он часто оставался в облике волка, когда волчата Чонов вместе с их малышом отправлялись на прогулки и в путешествия. Юнги подходит к своей омеге, трется носом о его поясницу, и улыбающийся Пак отпускает волчонка, льнет ближе к альфе, тесно прижимается, зарываясь носом в густую плотную шерсть. Хладнокровный альфа, хозяин дома, и его лучезарная пара. Юнги с Чимином гармоничны, как одно целое дополняют друг друга и жить поодиночке больше не могут. Тэхен до безумия любит этих двоих, считает их частью своей семьи. Заметив наконец отсутствие своего «смотрителя», трое маленьких альф в спешке возвращаются назад. Волчата, увидев Тэхена, резко меняют направление, едва не падая носом в снег, несутся к папе, скребутся по ногам, подпрыгивают и шумно его обнюхивают, но на ручки, в отличие от волчонка Чимина, не просятся. Альфам главное увидеть и убедиться, что их драгоценный папа, которого они так рьяно защищают последние месяцы, жив-здоров и находится в безопасности. На Чонгука волчата даже не глядят — увлечённые новой игрой, они снова рвутся вперёд. Тэхен отпускает лёгкую улыбку им вслед, а сам украдкой поглядывает на волчонка Чимина, что нежнее облачка. От своих волчат ласки такой не дождёшься, они же альфы, они же должны быть стойкими и крепкими. Так говорит Чонгук, и Тэхен уже не может не закатывать глаза, слыша это. Омега честно сдерживается, вожаку своему не напоминает, что он, могучий и сильный альфа, в дни усталости и апатии сгребает Кима в охапку, кладёт на себя и бесконечно долго ласкает, нежничает, дарит всю свою любовь. Сильный и смелый Чонгук становится нежным и трепетным только рядом со своей омегой, восстанавливает силы, даря физическое и эмоциональное удовольствие своей паре. Одним словом, Тэхен и есть источник силы вожака. А каким был бы Чонгук, родись у него крошка омега? Тэхен и представить не может, насколько быстро у Чона вдребезги разобьётся тщательно выстроенный щит силы и строгости, как скоро тот станет при виде своего волчонка-омеги самым мягким и нежным человеком. Ким уверен, что оборотень с ребёнком будет даже более аккуратным и мягким, чем с ним самим. И Тэхену нисколько не завидно, ведь по-другому и быть не может. Да, это заметно, что Тэхен думает об ещё одном волчонке слишком много. Он действительно этого желает, решил для себя ещё несколько месяцев назад, но Чонгуку пока так и не сказал. Собирается обсудить со дня на день, вот только разговор почему-то так и не начинает. Медленно, но верно стая подходит к окраине леса. Перед глазами пустота, белая полоса, своим видом знаменующая край мира. А за ней идут горы. Тэхен глядит на границу леса, стоящую плотной темно-зеленой полосой, щурится, в надежде увидеть среди деревьев поселение их стаи. Омега не прощается с этим местом, но тоску все равно ощущает: он покидает родной дом, и уже скучает. Да, лес давно стал его домом, Родиной, местом, где его ждут. Шеренга деревьев остаётся за спиной, а впереди ждут могучие верхушки серых гор. Острые, высокие и, кажется, совершенно не достижимые, они даже выглядят несколько зловеще, хмурятся перед путниками, словно оценивают, выживут ли эти бедолаги, дойдут ли они до финиша. Раздел между двумя средами пустует, выжидает. На пустынной полоске снега нет даже звериных следов. Наверное, даже животные боятся проходить этот перевал, обходят его стороной. Восходящий порыв ветра порошит сугроб, подхватывает снежинки и утягивает за собою вверх. Тэхен поднимает голову вслед за ними, завороженно наблюдает за их полетом, пока снежинки не растворяются где-то в воздухе. Появление Намджуна оказалось неожиданным и незаметным. Широкоплечий альфа бесшумно подходит к омеге со спины и мягко касается его плеча. Волосы у Намджуна ещё белее, отросли и закрывают уши, а сам он выглядит бледнее. Намджун, будучи истинным северным волком, менял «окраску» со сменой сезона. Теперь альфа на снегу был почти незаметен. — Рад тебя видеть, — тепло улыбается Тэхен, вставая на носочки при объятьях, — я скучал, — добавляет уже тише, почти на ухо. Чонгук следит за их объятиями, сложив руки на груди. Вожак хмурится, покусывает свои губы, но терпеливо ждёт и не вмешивается. Жуткий ревнивец. — Хорошо себя чувствуешь? — тут же спрашивает Намджун. — Зима в этом сезоне чересчур холодная, вы не замёрзли? Мы можем сделать привал, прежде чем идти дальше. — А нам далеко? — Дорога тяжелая, — тут же предупреждает альфа. — Возможно, твоему организму следует отдохнуть, а не нагружать, ты ведь совсем недавно ро… — Намджун, — мягко останавливает его Тэхен, — не стоит. Тот факт, что я стал папой, не делает меня слабее. К тому же это было два года назад, я давно уже восстановился. Я прекрасно себя чувствую, не переживай излишне, пожалуйста. Вожак Северных слегка поджимает губы, но не спорит, делает шаг в сторону. Намджун задумчиво смотрит вниз, на шуршащих у ног волчат. Трое альф опасливо, но заинтересованно обнюхивает уже позабытого оборотня. Волчонок Чимина боязливо прижимается к отцу, приподняв переднюю лапку. Намджун к волчатам не наклоняется, дотронуться или вступить в контакт не пытается, ему нельзя: волчата ещё слишком малы, а он — чужой альфа. Попытка прикоснуться к такому крошечному волчонку, что ещё находится под защитой своего отца, будет сравнима с вызовом Чонгуку, вторжением в его личное пространство. Губы Намджуна трогает лёгкая улыбка, отчасти болезненная. Альфа устал, понимает Тэхен. Наверняка он очень переживает за Сокджина, дохаживающего свой срок. Через какое-то время стая во главе с двумя вожаками отправляется в путь. Намджун выбирает извилистый путь между камней, не самый крутой, но достаточно опасный, чтобы неопытный бедолага мог упасть и разбиться насмерть. Чонгук всю дорогу теперь держит Тэхена за руку, даже не обсуждая этого, сжимает каждый раз, стоит омеге сделать менее твёрдый шаг. Одним волчатам и хорошо: их шершавые подушечки на лапах не дают скользить на снегу и камнях. Никем нехоженая до этого тропа, признаться, пугает. Тэхен ловит себя на мысли, что за громоздкими камнями меж скал может скрываться кто угодно, и Ким об этом никогда не узнает. Не хотел бы Тэхен оказаться в раздоре с Северными волками. На пути начинается лёгкая метель. Намджун говорит, что это абсолютная норма для здешних мест, и такие снежные бури не заканчиваются никогда. Все потому, что ветер свищет по узким проходам да гоняет туда-сюда только выпавший снег. Видимость вокруг становится ещё меньшей, а назад Тэхен даже не пытается оглядываться — боится, что закружится голова, и он поскользнётся. — Здесь очень необычная атмосфера! — кричит сквозь ветер Тэхен. — Лес и горы так близко, но они такие разные! — Как и наши стаи, — пожимает плечами Чонгук, — наша стая рождена среди деревьев, на тёплой земле. Лесные волки были энергичными, вспыльчивыми. Северные же появились из снега и были холодны, сдержанны и стойки, как эти горы. Когда я был еще волчонком, я думал, что Северные волки — существа из сказок. Они все были утончёнными, загадочными и… волшебными. — Иные же считали нас дикарями, — посмеивается Намджун. — А лесные альфы считались эталоном силы, они жаждали крови, а внутри них кипел настоящий боевой дух. Моя стая была богата на омег, ваша — на альф. — А в итоге не нашлось оборотней для наших обоих вожаков, — хмыкает Чимин, — и они перешли на людей. Намджун усмехается, а Чонгук, прижимая Тэхена к своему боку, что-то недовольно бурчит в ответ про то, что его омегу ни с кем нельзя сравнивать. Тэхену до безумия нравится то, как Чонгук реагирует на любое слово в его сторону. Для вожака его омега — идол, нежный трепетный цветок, который он укрывает своим телом от всех гроз. Физическая хрупкость Кима проецируется на чрезмерную силу Чонгука и нужду защищать, оберегать. Не имея возможности защитить и спасти одного омегу в своём детстве и юношестве, волк вожака делает это сейчас, заглушает ту далёкую боль. Она никуда не уходит, всегда рядом, в сердце. Однако тепло Тэхена сильнее. Очередной поворот, петля, узкое опасное ущелье, и вновь подъем вверх. У Тэхена уже голова идет кругом, и он совсем не понимает, куда и как они идут. — Поверить не могу, что мы боялись быть обнаруженными людьми. Да поселение Северных Волков не найти, даже если всю жизнь здесь плутать! Между этих гор можно только заблудиться и сгинуть! — восклицает Тэхен. Намджун серьезно качает головой. — Сокджин бы нашёл. Для него нет ничего невозможного. Ким говорит о своем омеге с трепетом и придыханием в голосе. Он даже смотрит куда-то вверх, ищет глазами его, наверняка до безумия скучает. Альфа тихо говорит, что они скоро придут, но это не для Тэхена и остальных — это для своего успокоения, чтобы сердце усмирить, попросить подождать ещё чуть-чуть. Они идут больше часа. Чонгук выглядит спокойным, видимо, знает, куда идти, не раз бывал ведь в соседней общине. Тэхену же кажется, что сейчас они доберутся до самых верхушек гор и упадут вниз. Чон сжимает его руку сильнее, успокаивает взглядом и просит не оборачиваться и не смотреть вниз. Ты не упадёшь вниз, обещает альфа, я тебя держу. И руку вперёд пропускает, хватается крепче за локоть омеги. Воздух словно становится ещё холоднее, и дышится тяжелее. Здесь как будто лёд застывает, оттого и лёгкие сводит, а вдохи не насыщают. Тэхен не чувствует носа, губ и пальцев, тулуп давно не греет — пальцы Чонгука без перчаток и то теплее. — Что это? — испуганно выдыхает омега, когда на пути встаёт что-то белое и густое, на вид как пух или молоко. — Облака. Мы почти на месте. Они поднялись выше облаков, добрались до самого неба! Тэхен когда-то мечтал стать птицей, чтобы летать в вышине, чувствовать себя свободным и видеть эти прекрасные просторы. Сейчас он исполнил свою мечту: добрался до неба и стал свободным. Стая подходит к тупику: перед ними высокий гладкий выступ, он выше головы Тэхена, и на него им никак не взобраться. Это стена. Чонгук подходит первым, подпрыгивает вверх, ухватившись пальцами за край, с лёгкостью подтягивается вверх. Альфа оказывается по ту сторону, ему в руки передают всех волчат, которых он благополучно переносит наверх. Следом Намджун подталкивает Тэхена. У омеги перехватывает дыхание, когда он подходит к скользкому краю, тянется рукою и понимает, что не достаёт до Чонгука. Тэхен не может подскочить вверх, ему слишком страшно, он это знает. Если он не ухватится за руку Чона, поскользнётся, собьёт с ног Намджуна, и они все полетят вниз с горы или ударятся о камни и сломают шеи. Ким тяжело сглатывает. — Нашу деревню действительно сложно найти, — вплотную подходит сзади Намджун, — все потому, что мы живем не просто в горах. Мы живем над ними, — и оборотень подхватывает Тэхена, пока тот не успевает и пикнуть, и передаёт в руки Чонгука. Первым делом испуганный и зажмуривший от страха глаза Тэхен нащупывает руками волчат и притягивает их к себе. Маленькие альфы его испуга не разделяют, шумно дышат, урчат и облизывают ему пальцы. Убедившись, что они все живы, омега раскрывает глаза, сердце его пропускает удар от пропасти совсем рядом, и Тэхен поспешно отползает назад. А затем омега смотрит вперёд и издаёт вздох удивления. Прямо перед ним располагалась поляна. Настоящая поляна, совсем как их, лесная, только покрытая снегом. Окруженные со всех сторон скалами, кругом, по стандартной для оборотней схеме располагались дома. Из крыши каждого столпом валил дым, в центре деревни горел огромный яркий костёр, но это было далеко не самое удивительное. Небо, чистое небо желто-розового цвета, то самое вечернее, что встретишь перед закатом, нависало над деревней. Оно отчего-то висело совсем низко, напоминало потолок, к которому оборотни подобрались близко-близко. Тэхен, до конца не веря, оборачивается. Там все ещё обрыв, жуткий холод и неприятная темнота, по которой гоняется за своим хвостом метель, раскидывая туманные облака, вернее, их остатки. Там скользко, противно и страшно, а здесь светло и спокойно. Это словно два разных мира. Внизу обрыва дорожка, по которой они шли, довольно быстро теряется из виду, но пугает оттого ещё сильнее, заставляет мурашки пробежаться по и так замёрзшей спине. Омеге настолько некомфортно вспоминать их холодный путь и ветер под тулупом, что он непроизвольно делает ещё один шаг в сторону деревни, боится, что придётся вернуться на тяжёлую тропу обратно. А в деревне же весело и шумно, отсюда видны играющие ребятишки и даже слышны их крики. Возле домов неспешно занимаются делами оборотни, кто-то сидит в центре и отдыхают, некто прогуливается. — Нравится? — подходит сзади Намджун. — Просто волшебно. Здесь так… уютно, я как будто у себя дома. Не верится, что это место вообще реально! Там… Там ведь вокруг одни скалы и ветер, а тут, тут… — Тэхен аж запинается от эмоций, в которых захлёбывается. — А здесь оказался, так будто попал в другое место! — Наши далёкие предки когда-то отыскали это место. Раньше Северные волки жили на другой земле, за этими горами. Самые старшие из нас вспоминают, как их деды и прадеды рассказывали, что наша стая жила у подножья гор с другой стороны. Когда-то у нас тоже было своё древо, но люди, желая истребить нас, сожгли лес, и древо погибло. Тогда вожак обрёк себя и свою стаю на непомерное наказание: изгнал сам себя из лесов навсегда. Это же место… — Намджун задумчиво вздыхает, — пожалуй, единственный островок ласки и жизни в этих горах. В обычные дни мы всегда можем наслаждаться солнцем и не бояться, что замёрзнем от ветра, ведь он гуляет ниже облаков. Тут же, — разводит вожак руками, — мы со всех сторон спрятаны даже от него. Деревня стоит на огромном куске льда, он нарос на камни в эпоху бесконечной зимы. — А что происходит, когда лёд тает? — Такого не бывает, — усмехается альфа. — Здесь не бывает как такового лета, а если и наступает тёплая пора, лёд все равно никогда не успевает растаять. — Как же вы тогда сами не замерзаете? — ахает Тэхен. Омеге все же не хотелось бы жить в таких условиях. Он более нежный, неподготовленный к таким суровым реалиям природы. А ещё у него шкуры толстой нет, как у Чонгука или его волчат. — В деревне всегда горят костры, а в домах затоплены печи. К счастью, огромные запасы угля в недрах гор позволяют нам согреваться. — А мне нравится, — выдаёт подошедший Чимин. — Летом я просто умираю от жары, а зимой хоть свежо. Правда, зимой купаться в речке нельзя, а мне очень нравится… — Снег в некоторых местах глубокий, прыгнешь — с головой уйдёшь. Чем тебе не речка? — отпускает смешок Намджун. Пака долго уговаривать не надо. Даже не думая о том, что это шутка и полнейшая глупость, оборотень срывает с себя свой кафтан, скидывает ботинки и прямо так, босиком и в свитере ныряет в огромный сугроб. Тело Чимина погружается вниз настолько глубоко, что его даже не видно. — Чимин, нет! — запоздало кричит резко обратившийся Юнги. — Чимин, это была всего лишь дурацкая шутка! Ты же заболеешь, Чимин! Юнги голышом ныряет в снег за своим омегой, нисколько не думая о том, что в данной ситуации заболеть скорее всего может он. Апогеем всей ситуации становится именно волчонок Минов, который прыгает за своими родителями ровно в тот момент, когда из снега высовывается лицо Юнги. — Я буду вспоминать этот момент каждый раз, когда хён будет поучать меня, строя серьёзное лицо, — отрешённо бормочет Чонгук, каким-то образом удерживая всех троих своих волчат от побега в снег. Не дожидаясь отстающих, Чонгук с Тэхеном направляются вперёд к деревне. Омега глазами гуляет по деревне, с нескрываемым интересом наблюдает за детишками, кое-как бегающими в тулупах больше них самих, за подростками с румяными щеками, что прячутся в отдалении, ближе к своим домам, за стариками, которые сели погреть руки у костра. Эта деревня абсолютно такая же, с такой же жизнью и заботами. Тэхен смотрит и внезапно остро ощущает, как тесно связаны оборотни между собой. Да, пусть они живут в разных стаях, пусть в разных местах, но они едины сердцем и кровью. Чонгук объяснял ему это раньше и говорил, что именно поэтому хочет собрать с ближайших земель как можно больше волков, встретиться со множеством стай. У людей такого почти никогда не бывает. У обычного человека есть родители, возлюбленный и сыновья, а остальные этому человеку чужаки, если даже не враги. Омега бродит в некоторой растерянности, постоянно озираясь вокруг до одного момента: пока не находит того, кого искал. — Сокджин! — громкий возглас Намджуна опережает Тэхена. — Почему ты на улице?! У тебя уже все лицо красное от мороза, возвращайся в дом! Намджуна не узнать. Куда пропал тот сдержанный волк, чьи речи всегда были пропитаны спокойствием и мудростью? Куда делся сдержанный вожак, что насмехался над юношеским максимализмом Чонгука и его отсутствием контроля над собой? Очевидно, у Намджуна и его волка был колоссальный опыт. Не первый год, по праву наследования альфа был вожаком, готовился к этой ноше долгое время. У него всегда рядом был еще более мудрый помощник, ныне старейшина, который всегда мог тонко намекнуть и подметить, в каких ситуациях Намджун был не прав. Вот только мастерству быть отцом Кима никто не учил. И в вопросах беременных омег теперь он был несмышлёным, неопытным волчонком. Они с Чонгуком поменялись местами. Однако Намджун очень старался. Уже сейчас по его степени волнения и осторожности рядом с Сокджином можно было понять, каким прекрасным отцом станет альфа. По-другому и быть не может. — Ты весь холодный! — упрекает омегу Намджун, приобняв за плечи. — Скоро коркой льда покроешься. — Не стоит волноваться, Намджун, — мягко отвечает Сокджин. — Я давно уже привык к холоду и не боюсь зимы. — Но вдруг это может плохо сказаться на волчонке? Вдруг ему станет холодно? Я уверен, лекарь бы ни за что не одобрил долгое нахождение на улице, он говорил, что люди могут отморозить себе весь организм. Твое тело не такое горячее, как у волков, а ещё я читал, что когда человек постепенно замерзает, он совершенно этого не чувствует, поэтому… — Намджун, — останавливает Джин. — Уверяю тебя, я в состоянии понять, что нужно мне и моему ребёнку. В конце концов, это я его вынашиваю, а не ты, — омега кладёт руку на заметно выпирающий живот. — Но ты смотришь на оборотней и пытаешься повторять за ними, хотя сам им не являешься… — Намджун-щи, — резко меняет тон Сокджин, — вы перегибаете палку. Не стоит ограничивать меня в действиях. Я пришёл, дабы увидеться со своим близким другом, которого не видел уже долгое время. Альфа моментально замолкает. В этом и заключается мудрость Намджуна: он знает, как правильно вести себя со своим омегой. Намджун никогда силком тащить своего омегу не будет, приказывать, повышать голос. Да, у него есть сила, с которой Сокджин, как человек, не в состоянии справиться, но вожак никогда ее не применит. Сокджин всегда был птицей, которой было суждено летать на самой высоте, и он не в праве его держать, никогда не был и никогда не будет. Альфа беспросветно влюбился в полёт Сокджина. Намджун не прогибается, а отступает. Он спокойно кивает, мол, понял, как скажешь, и больше не докучает своему омеге с заботами. Они тоже иногда бывают слишком раздражительными, и в данном случае это понятно уже по тону Сокджина. Намджун теперь отступает, чтобы присматривать со стороны и подскочить к паре в любой момент, если покажется, что что-то не так. Как только он отходит в сторону, Сокджин, прекратив подозрительно коситься, резво подбегает к Тэхену, чтобы покрепче схватить за плечи и обнять. Ранее ласка была несвойственна этому омеге, но приобретая доверие, все раскрываются. — Как ты себя чувствуешь?! — первым же делом уточняет Тэхен, смотрит обеспокоено, даже оставляя нежности напоследок. — Прекрасно, — едва заметно закатывает глаза Сокджин. — Тот факт, что я беременный не делает меня глубоко больным и уставшим. У меня всего лишь вырос живот, а ещё я скоро стану папой. — Всего лишь?! А этого мало?! Тебе рожать через пару недель, а ты тут… Пойдем лучше присядем, твоей спине нужно давать отдых, — красноречиво просит Тэхен. Омега сначала желает прихватить Сокджина за талию и помочь дойти, но одного только взгляда на предводителя людей хватает, чтобы довольно быстро передумать и держать руки при себе. Ким, как обычно, справляется со всем сам. Он словно был рождён для того, чтобы быть лучшим во всем: красота, ум, смелость и строгость внутри. Тэхен не мог найти в этом омеге ни одного изъяна. Он не завидовал, нет, он восхищался. Сокджин был старше и опытнее, был эталоном внутренней омеги Тэхена. Да, самому Тэхену таким не стать, он понимает, но иметь в сердце и разуме пример, пускай и частично нереальный, идеализированный, это не мешало. — Ну, рассказывай, — требует Тэхен, когда они садятся на плотный плед, постеленный на лавку, — как тебе жизнь в деревне оборотней? — Лежу, сижу, ем. И так целый день, — отмахивается Сокджин. — Намджун меня от всех дел оградил, все вопросы людей уже как полгода сам решает, сюда перевёз. В итоге я сижу здесь, помираю от скуки, пока проходят самые главные ярмарки, пока феодалы и торговцы посещают город и заключают выгодные сделки. Вернее, это Намджун их заключает с ними, веселится там небось. А мне говорит, сиди здесь, отдыхай. Но я в упор не понимаю этого отдыхай у оборотней! Рукоделие мне неинтересно, бесконечные прогулки от одного конца деревни к другому тоже, особенно если они приправлены бессмысленными разговорами. Сокджин поселился в стае Намджуна лишь полгода назад. До этого у них с вожаком были необычные отношения, можно сказать, на расстоянии. Переполненный амбициями и целями, Сокджин день и ночь работал до упаду, стремился развивать людское поселение, расширяться и идти вперёд. Как и планировали, Кимы расширили своё влияние на несколько десятков миль вперёд, вошли в контакт с соседним поселением, подписали крупный контракт на поставку руды и угля, взамен получив еду и ткани. И Намджун, и Сокджин были очень инициативны, в этом и заключалась химия их отношений. Неважно, были они вместе или порознь, они занимались одним делом, и это их объединяло. Все несколько поменялось, когда пришло известие о том, что Джин понёс волчонка. Тогда-то Намджун и предложил своему омеге окончательно переехать в стаю, место защищённое со всех сторон, где он будет окружён верными вожаку волками. Сокджин долго сомневался, но, видя, что альфе слишком тяжело оставлять беременного омегу одного, решил, что мучать его больше не может. — Ты просто не умеешь отдыхать, хён, — пожимает плечами Тэхен. — Да, это ещё уметь нужно, — кивает омега, — ты с юношества только и делал, что дни и ночи за работой просиживал, лучшие годы там проводил. А оборотни умеют правильно отдыхать и наслаждаться каждой мелочью жизни. Хорошая погода, первые цветы, смешные игры волчат — оборотни запоминают каждый эпизод своего дня, долго о нем думают, смакуют, оставляя его в памяти навсегда. В старости ведь будешь не работу вспоминать, а такое. — Ты тоже наслаждаешься? — прерывает его Сокджин. — Постоянно. На лице Тэхена играет улыбка, а сам он оборачивается на такой знакомый и родной сердцу топот крошечных пушистых лапок. Все трое волчат бегут к омеге со всей своей прытью, потеряли его из виду и сразу же забеспокоились, пустились на поиски. Тэхен садится на корточки, раскрывает руки, как бы зазывая альфочек к себе, и волчата аж попискивают от нетерпения, рвутся ещё сильнее. Омега ловит волчат на лету, сжимает сразу троих, не глядя на то, что их шерсть и пух так и норовят залезть в рот и нос. Дети родные, пахнут Тэхеном и Чонгуком одновременно, такие сладкие, самые близкие и до безумия любимые. Тэхен до сих пор не может осознать, что это их, их с Чонгуком волчата, такие желанные и долгожданные! Как же Чон их хотел, каким счастливым был, когда узнал, что они наконец смогли! Омега не может нарадоваться, представляя, что ощущает вожак. Он слишком давно никого не любил, не мог себе позволить, а теперь его сердце плавится от обилия той любви, что он отдаёт Киму и их детям. Они теперь настоящая семья, Тэхен теперь папа, Чонгук — отец, и у них есть милые-премилые детки. Тэхен, смеясь и радуясь, украдкой переводит взгляд на Сокджина. Он сидит, замерев на месте и даже не дыша, смотрит в упор на волчат, молчит. Джин определённо поражён, у него шок, некоторый разрыв шаблона. Вряд ли он реагирует так на каждого волчонка в стае. Скорее всего, омега не может поверить, что это волчата Тэхена. — Это… твои? — шепчет он завороженно, а глаза раскрываются все шире и шире. — Наши. Наши с Чонгуком. Тэхен с волчатами на руках подходит к Джину, садится снова рядом и отпускает маленьких оборотней. Альфы с интересом и некоторой осторожностью обнюхивают руки омеги, самый старший из них даже несмело облизывает кончики пальцев. Сокджину прикасаться к волчатам можно. Он омега, занимает совершенно иное место в иерархии. Более того, Джин — беременная омега, коим позволено абсолютно все. К омегам волчата почти безбоязненно лезут едва ли не с самого рождения, потому что в каждом видят частичку их папы. С альфами дело обстоит куда сложнее: маленький волчонок может его бояться, если является омегой, или же наоборот видеть соперника, если альфой родился. — А они… всегда? Ну, я имею в виду, они всегда… волки? — бормочет Сокджин, слегка покрываясь краской от своих вопросов. — Пока да, — улыбается Тэхен. — Где-то до двух-трёх лет дети будут в основном в волчьем обличье. Рождаются они людьми, через пару дней перевоплощаются в волков и могут так проводить почти все время. Волчата даже спят в зверином облике, едят только в человеческом, — видя, что Сокджину мало короткого объяснения, Тэхен продолжает. — Чонгук рассказывал мне, что изначально у оборотня главенствует его волк. Он развивается морально и духовно, а только затем идёт физическое тело. Пока младенец не может ни говорить, ни ходить, волк использует это время грамотно, учится всему, что поможет в будущем. Именно в этот период у оборотня складывается представление, кем он является, альфой или омегой. Правда, в человеческом поведении это ещё долго не проявляется. — Но а как потом… — хлопает глазами Сокджин, — в три года волчонок ведь ни ходить, ни говорить не сможет… — Сможет, все он сможет. Я не понимаю, как это происходит, но мать-природа помогает им, наверное. Даже здесь оборотни оказались идеальнее людей. — Но как это так? — не унимается Джин. — Они в один день просто возьмут и резко начнут говорить и все понимать?! — Ну, почему же, они и сейчас все понимают. Я люблю говорить, — усмехается Тэхен, — что они все понимают, но специально молчат. Ленятся просто папе своему отвечать. Тэхен гладит своих волчат, чешет им животы, игриво толкает в снег, пробуждая азарт. Альфы трутся своими спинами о ноги Кима, пускай и не имеют ещё своего запаха, но помечают, что это, мол, их папа, никому трогать нельзя! — Это тяжело в первое время, хён, — изрекает Тэхен, отпустив волчат, — сначала, первые пару месяцев даже очень. Я тысячу раз боялся, что не смогу стать хорошим папой для волчат, потому что от рождения являюсь человеком. Однако все обернулось совсем иначе. А у тебя таких глупых мыслей и возникать даже не должно! Ты мудрый и ответственный человек, а ещё твой партнёр Намджун, не менее рассудительный и опытный волк. Я уверен, что в вашей семье все будет прекрасно, а ваш волчонок будет самым любимым на свете! Сокджин молча кивает и благодарно улыбается. Что у него в голове, Ким никогда не расскажет. Привык, наверняка, справляться со всеми проблемами и терзаниями в одиночку. Тэхен в душу ему точно не полезет специально. Омега лишь надеется, что в трудный момент Сокджин не будет держать терзания внутри, а поделится всем с Намджуном. Омеги ещё немного мило болтают на разные темы. Джин рассказывает о делах стаи и вкратце о том, что происходит вокруг, ибо Тэхен как-то выпал из дел. Семья поглотила его, и даже друзья как-то забылись. У них с Чонгуком семья, у Чимина семья, у Сокджина вот теперь будет. Они все повзрослели. Однако забывать о дружбе и старых-добрых временах Тэхен не будет, он дал себе слово. Заметив ближе к центру деревни своих альф, вокруг которых собираются обе стаи, Сокджин с Тэхеном поднимаются, чтобы пойти им навстречу. Снег привычно поскрипывает под ногами, ветра нет, а солнце даже припекает щеки, глядишь, так и снимешь шапку или куртку, подставляясь под обманчивые лучи. По дороге встречается огромная льдина, которую детишки постарше используют в качестве катка. Тэхен смотрит в отражение природного зеркала, видит свои раскрасневшиеся щеки и нос, выбившуюся прядь волос из-под шапки. Кажется, два года прошло, а он будто наоборот помолодел, выглядит все краше, не постесняется сказать. На пути омегам встречается старейшина. У Тэхена внутри все оседает, стоит только увидеть хмурого старика. Волк идет, опустив свои густые брови и спрятав руки в рукава, идет, по сторонам не смотрит, явно злой, как обычно. Тэхен до сих пор боится старейшины как огня. Старый оборотень, однако, увидев идущих навстречу, останавливается, оглядывает Тэхена беглым взглядом и почтенно кланяется, опускаясь едва ли не до земли. Ким впадает в ступор, немного паникует, не зная, что делать, а Сокджин лишь благосклонно кивает и бросает краткое приветствие. Тэхен смотрит на него в восхищении. Похоже, Джин действительно считается здесь полноправным вторым вожаком. Тэхен же в своей стае себя таковым не считает. — Животы набивать решили без нас? — посмеивается Тэхен, заметив пекущееся на костре мясо. — Да, — серьезно отвечает Чонгук, — ты сегодня на особой диете, волчата все съели. — Сокджин, ты очень голоден? — в противовес сарказму Чона беспокоится Намджун. — До обеда нужно подождать примерно полчаса, но если ты очень голоден, то я могу принести вяленого мяса или… — Подожду, не умру, — мягко останавливает вожака омега, — и волк внутри меня тоже. — Волчонок ваш прожорливый, что ли? — хмыкает Чон, переворачивая мясо на вертеле. Тэхен садится рядом со своим альфой, терпеливо ждёт, пока тот закончит с приготовлением и освободится. — Естественно, — фыркает Намджун в ответ, — у нас растёт альфа! — Вы что, уже узнали пол? — удивляется Тэхен. — А что его узнавать, иначе и быть не может! У нас готовится к появлению на свет наследник стаи! — Ну, моих наследников ты явно переплюнуть не сможешь, — бормочет между делом Чонгук, — у меня-то их сразу трое, и все альфы, как на подбор… Тэхен резко дёргает своего альфу сзади за куртку и корчит предупредительные рожицы. Не надо, просит он взглядом, но понимает: сейчас начнётся. В конце концов этим двоим только и дай померяться силой, успехом, да чем угодно вообще! Все эти альфы, как малыши, ей богу. — У меня, Чон, — цедит Намджун, — растёт такой волк, который и против троих устоять сможет. И мне не нужно по несколько раз стараться, у меня же, — едко усмехается он, — с первого раза отличный результат. — Давай-давай, успокаивай себя. Это называется единственный результат, Ким. Первый и последний. Дальше ведь все, ты старичок, к тридцати уже подходишь, да? Или уже перевалило? — Хочешь узнать, сколько силёнок у старичка?! Проверишь?! — А что тут проверять, — скалится Чонгук. — Два года назад в Ночь Судьбы уже смотрели. Альфы одновременно кидают свои дела и делают шаг вперёд, угрожающе наклоняя корпус. За одну секунду из добрых товарищей они превращаются в распаленных яростью противников. Все же их борьба, спящая где-то в глубинах, никогда не заснет навечно. — Хватит! — хором кричат омеги, обращая на себя внимание. Тэхен встаёт между альфами, преграждает им путь, на всякий случай даже выставляя руки по бокам. Сокджин с места не двигается, смотрит на Намджуна, поджав губы и сощурившись, — этого для альфы хватает. — Вы теперь и детьми меряться будете? — с досадой спрашивает Тэхен. — Когда же вы успокоитесь. — Никогда, — пожимает плечами Намджун, — и когда наши дети станут вожаками, они тоже будут соперничать, потому как… — Намджун-щи, ещё одно слово, и я не позволю тебе прикасаться к нашему волчонку внутри весь оставшийся месяц, — ледяным тоном цедит Сокджин. Одной фразы, в принципе, достаточно, чтобы угомонить вожака Северных. Чонгук улыбается с толикой злорадства, доволен, что соперник получил «по заслугам», но, заметив недовольство Тэхена на лице, альфа тоже теряет весь свой запал. Оставшееся время ожидания до обеда проходит вполне мирно. К ним подходят Чимин с Юнги, приводят всю стаю волчат: альфы Тэхена, как обычно, увязались за волчонком Чимина. Сокджин приходит в неописуемый восторг при виде белоснежной крошки. Он восхищается ласковостью и нежностью маленького омеги, тем, с каким счастьем тот пытается запрыгнуть к нему на колени, пускай и видит в первый раз. Ребёнок Чимина — самый добрый и светлый в их стае, так давно все решили. Тэхен как всегда испытывает счастье, наблюдая за ним, и думает: а был ли таким же сам Чимин? Иным Пака невозможно представить, и сердце начинает щемить, когда вспоминаешь, насколько рано омега лишился своих родителей. Быть может, именно поэтому он смог стать таким заботливым и любящим папой? Чимин пытается дать своему волчонку всю ту любовь, которую не получил сам в детстве. Когда каждый из присутствующих насладился белоснежным волчонком, Чимин подхватывает сына на руки и садится рядом с Тэхеном. Омеги смотрят друг другу в глаза, и Ким видит завораживающий огонёк в глазах оборотня, тот самый, что привлёк его ещё с первой встречи. Тэхен берет ладонь Чимина в свою руку, мягкую, гладкую, тёплую. Они с Чимином будут рядом навсегда, их дружбе благоволит сама судьба. Они семья, самая настоящая семья. — Мы покормим волчат, — выступает с предложением Юнги, когда мясо готово. Чимин согласно кивает и встаёт с насиженного места. — Они что, едят… мясо? — с нескрываемым удивлением спрашивает Сокджин. — Мясо, — подтверждает Чимин. — Волчата должны расти сильными и крепкими. — Чонгук, положи и мне мяса побольше, я что-то голодный, как волк! — Поверь, маленький мой, ты не знаешь, как выглядит по-настоящему голодный волк. Мясо сочное, прожаристое, пахнет углями и природой. Тэхен с наслаждением уплетает кусочек за кусочком. Пожалуй, никто не сможет сравниться с оборотнями в готовке пищи, особенно мяса. Только ради такой вкусной еды можно остаться жить с оборотнями. Тэхен съедает свою порцию, просит добавки и целиком поглощает и ее. Кажется, долгий путь и подъем в горы утомили его. Чонгук с Намджуном, закончив трапезу, по привычке начинают обсуждать рабочие дела: ситуацию в поселении людей, их стаях, ближайшие планы и идеи по поиску оборотней с ближайших краев. В конце концов Намджун уводит Чона в дом, обещая показать недавно разработанные карты и точки, где предположительно могут находиться другие стаи. Тэхену думать сейчас не хочется, поэтому он за альфами не идёт. После еды внезапно стало клонить в сон. Они с Сокджином вновь остаются вдвоём на улице. — Знаешь, — тихо начинает Ким, убедившись, что они точно остались одни, — на самом деле, у нас омега будет. -- В смысле? А почему Намджун говорит, что альфа? — Ну потому, что он так думает, — фыркает Сокджин, — а мне лекарь ещё на первых месяцах подошёл и сказал, что внутри — омега. Но я Намджуну ничего не скажу, — сразу предупреждает он, — будет знать в следующий раз, как умничать и кичиться перед другими. — Но а как это лекарь узнал? — Тэхен сам не замечает, как почему-то переходит на шёпот и наклоняется поближе к Джину. — Я сам не знаю. Но омеги все говорят, что лекарь этот очень опытный и знающий. Он больше пятидесяти лет врачевательством занимается. А некоторые говорят, что он ещё и шаман… Он может заговор сделать, чтобы омега быстрее понес, или молитву какую прочитать, на пол или количество волчат. Только это все секрет, никто из альф в стае так и не знает об этом. — То есть, лекарь может сделать так, чтобы в следующий раз родился определённый волчонок? — с придыханием переспрашивает Тэхен, а сердце отчего-то стучит так, будто выпрыгнуть из груди хочет. — Он волшебник, — с благоговением шепчет Джин. — Лекарь увидел меня всего лишь один раз, ещё даже не прикоснулся, как сразу изрёк: будет омега. Но Намджуну он ничего не сказал, и я не буду. Хочу потом посмотреть на его лицо, когда он правду узнает. Сокджин все продолжает с придыханием рассказывать о лекаре и первых месяцах беременности, иногда прерываясь на истории о Намджуне, а у Тэхена в голове набатом бьется мысль о том, что можно предугадать или даже наколдовать пол волчонка. Он с некоторой тоской ищет глазами волчонка Чимина, поглядывает на живот Сокджина, где тоже сидит крошечный омега, а у него… пустота. Тэхен любит своих детей до безумия, его альфы восхитительны, он никогда не перестанет их любить, но желание завести ещё одного волчонка, омегу, не дает ему спать уже несколько недель, если не месяцев. Тэхену хочется расспросить о лекаре подробнее, но так не вовремя вернувшиеся альфы заставляют Кима прикусить язык и замолчать. Успокоиться Тэхен в тот день так и не может. Он погружён в раздумья, крутит одну и ту же идею в голове без перерыва, часто выпадая из реальности. Пока остальные веселятся и играют, Тэхен сидит в стороне и обдумывает, тайком по сторонам поглядывает, к животу рефлекторно прикасается. Он уже успел разузнать у омег, где живет лекарь, сославшись на лёгкую слабость, но навестить его так и не смог: Чонгук бы сразу узнал и забил тревогу. Альфа и так заметил необычное поведение своей пары, не раз за вечер подходил, с обеспокоенным лицом уточнял, все ли хорошо. Тэхену оставалось лишь улыбаться и утвердительно кивать. В итоге омега накрутил себя так, что пришёл к выводу: ждать больше нельзя! Следующим же утром Тэхен пообещал обратиться к лекарю. Встанет пораньше, пока Чонгук ещё спать будет да сбегает тайком (он очень надеялся, что за день Чон утомится настолько, что проспит дольше обычного). Своей паре Тэхен, конечно же, доверял, но рассказать об идее, которая даже самому себе казалась глупой, не решался. Это были так называемые омежьи секреты, они вряд ли когда-то будут понятны альфам. А почувствовать себя дурачком, верящим в такие сказки, (и пускай Чонгук бы так никогда не сказал) он не хотел. Время близится ко сну. На две семьи стая Северных Волков выделяет им домик с двумя комнатами. Волчата ни в какую не хотят ложиться спать без крошки Пака, рычат и пищат недовольно, вырываются, стоит Чонгуку с Тэхеном попытаться их забрать. Двое альф так вообще клубком сворачиваются вокруг омеги, и у Тэхена не хватает больше сил препятствовать этому проявлению чувств. Чимин с Чонгуком шутят, что альфы уже нашли себе пару на будущее да на том и решают, что спать волчата будут в комнате с Юнги и Чимином. Тэхену и его альфе предоставлено уединение. Ополоснув лицо холодной водой, Тэхен ёжится от прохлады дома, которую не способна выгнать даже протопленная печь, сжимает свои плечи, на которых висит одна лишь тонкая ночная сорочка и делает осторожный шаг вперёд, ступает на носочек, ибо половица — обжигающе ледяная. В комнате, на расстеленной кровати лежит Чонгук. Альфа положил руки за голову, кажется, задремал, но стоит Тэхену зайти в помещение — глаза сразу распахивают и сверкают желтизной. — Маленький мой, чего же ты стоишь. Я вижу, как ты мёрзнешь, — Чонгук говорит тихо, вкрадчиво, а у омеги дрожь по телу идёт от глубины голоса альфы. Чонгук хлопает по свободной стороне постели, и Тэхен подчиняется, медленно ступает вперёд, не сводя глаз со своего вожака. Альфа изучает его, пристально смотрит, исследует изгибы тела сквозь тонкую ткань сорочки, глядит по-настоящему голодным волком. У Тэхена все внутри поджимается, а внутри бабочки трепещут от желания. Одним коленом омега опускается на постель, расставляет руки на подушке, нависает над альфой, дышит ему прямо в губы, смотрит в предвкушении и ожидании. Чонгук шумно выдыхает, широкой ладонью хватает упругое омежье бедро, усаживает пару на себя. — Такой холодный, — изрекает вожак, невесомо водя пальцами по голой коже, задирая рубаху все выше, — маленький мой так замерз, я должен его согреть. Чонгук приподнимается на локтях, утыкается носом в омежью шею, жадно и долго вдыхает сладкий аромат пары, проходится носом и губами по метке, накрывает губы Тэхена рукой, когда тот не может сдержать писк. — Такой сладкий, — шепчет на ухо Чонгук, гуляя пальцами по бёдрам и пояснице, — всегда ласковый, крошечный. И главное, — довольно порыкивает волк, — весь мой. Абсолютно. Боже, как сильно я тебя люблю. Ты подарил мне волчат, сразу троих, принес в мою жизнь радость и счастье, оживил мое сердце. Чувствуешь? Оно так бьется только ради тебя и наших волчат, — Чонгук прикладывает руку Тэхена к голой груди, и омега явно ощущает тяжёлый стук сердца. — Ты все еще маленький мой, и я хочу дарить тебе всю свою любовь. Тебе и нашим волчатам. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я хочу позаботиться о тебе, приласкать, хочу отдавать тебе все, что у меня есть. У Тэхена сердце щемит от счастья, он глядит на альфу, с силой кусая губы, боится прямо тут, у него на коленях, разрыдаться в голос. Омега оплетает ладонь вожака дрожащими пальцами, на что он моментально подхватывает их, тянет к губам и нежно целует каждый. — Ты можешь представить, маленький мой, как я счастлив быть отцом таких прекрасных волчат? Знаешь, чем они пахнут? — Чем? — всхлипывает Тэхен, не в силах сдерживать эмоции. — Молоком и тобой. Люблю эту смесь запахов больше жизни. Как и тебя самого, маленький мой. Хочу тебя оберегать, Тэхен, — становится серьёзным Чонгук, — когда я вижу, насколько ты хрупкий, то хочу тебя защитить. Ты моя жизнь, Тэхен. Маленькая, безумно хрупкая жизнь. — Ты подарил мне дом, Чонгук, — с лёгкой хрипотцой от слез бормочет омега, — благодаря тебе я его обрёл. — Вовсе нет. Ты сам его создал. Мой дом был сер и холоден, это ты принес туда уют и комфорт. Тэхен взволнованно облизывает мокрые от слез губы, которые текут несмотря на то, что альфа пытается собирать их пальцами. Одно короткое мгновение, потраченное на раздумья, и Ким наклоняется ниже, целует любимые губы аккуратно, медленно. Чонгук подчиняется, контроль не забирает, позволяет себя целовать нежно, едва ощутимо, воздушно — так, как этого хочет омега. Это поцелуй без пошлости и страсти, поцелуй признания и доверия. Тэхен целует, слабо сжимая пухлыми губами губы вожака, кладёт руки на плечи, чтобы чуть углубить контакт, проводит кончиком языка по губам, пытается сделать своему альфе приятно. — Люблю, — хрипит Чонгук, когда омега отрывается от губ. — Всегда будешь моим маленьким. Вожак приподнимает Тэхена за талию, чтобы опустить всем корпусом на себя, укладывает его голову себе на грудь и накрывает их обоих одеялом. Тэхен всем телом чувствует жар своего волка, предпочитающего спать без лишней одежды, и довольно быстро согревается. Они лежат в уютном молчании. Омега водит пальцами по широким плечам, изредка переходя на твёрдые мышцы на руках, пребывает в своих мыслях. Он часто выпадает из реальности, мечтает о чём-то, параллельно изучая своими длинными пальчиками каждую мышцу Чонгука. Крепкое тело альфы — источник его расслабления. — Чонгук, — осторожно, издалека начинает Тэхен. — А ты бы хотел ещё одного волчонка? — Хочу, — безапелляционно отвечает вожак. — Прямо сейчас хочу. Тяжело ждать ещё целых полгода. — Для чего ждать? У нас ведь может получиться и сейчас, мои течки бывают не только летом, как у волков. — Маленький мой, мы ведь пробовали уже дважды. В последний раз, помнишь, сколько раз я тебя повязал? Но Хосок потом так и не увидел беременности. Возможно, это сама природа желает, чтобы волчата зарождались именно летом, несмотря на то, что ты человек. Тэхен вздыхает, расстроенный до глубины души. Да, они и правда пробовали в его прошлые течки, и успехом это не закончилось. Однако омега все ещё не терял надежды, верил, что в следующий раз получится точно. Чонгук, видимо, его надежд не разделял. Полгода… Чуть меньше шести месяцев. Если Тэхен понесёт через полгода, то это означает, что своего волчонка он сможет увидеть больше, чем через год. Как же это долго! Как перетерпеть, как дождаться?! — Чонгук, — с лёгкой обидой в голосе снова спрашивает Тэхен. — А ты бы хотел омегу? — Конечно, хотел бы. Маленький мой, ты во мне сомневаешься? — Нет… — тянет Тэхен. — Я просто смотрю все время на волчонка Чимина… Он такой ласковый, такой нежный, любвеобильный. Теперь я вижу, насколько отличаются в характере альфы и омеги. Я очень люблю наших волчат, но… просто… — Тебе не нужно объяснять и искать оправдания, Тэхен, — успокаивает вожак, — я все понимаю. Наш волчонок будет самым ласковым и добрым на свете. Потому что он будет твоим ребёнком. Человека нежнее тебя просто нет. Тэхен угукает, выдавливает из себя улыбку и удобнее устраивается на груди альфы. Он понимает, что торопит события, что нужно успокоиться и не думать об этом, и время тогда пролетит незаметно. — Давай спать, маленький мой. Если хочешь, по возвращении домой мы поговорим с Хосоком, спросим, что мы можем сделать. Он наверняка даст совет. Тэхен кивает. Да, совет им нужен. Только он пойдёт не к Хосоку. А Чонгуку об этом не скажет. Мысль о том, что завтра омега сможет разузнать нечто новое, успокаивает. Тэхен настраивается на новый день, воображает, как с самого утра сходит к лекарю, и это, как ни странно, работает. Тэхена начинает клонить в сон, тело внезапно наливается усталостью, будто само хочет, чтобы его обладатель заснул и скорее наступило завтра. Ким засыпает, дыхание его выравнивается, а Чонгук, убедившись, что его омега отдыхает, позволяет и себе прикрыть веки.

***

Под глаза пробирается ослепляющая белизна. Тэхен просыпается и тут же болезненно щурится, даже лицо закрывает руками. Ему требуется пару минут, чтобы привыкнуть к свету и суметь полностью разлепить веки. За окном белый-белый снег. Оборотни только почистили крыльцо, как за ночь нападало ещё больше. Мелкие снежинки все ещё кружат в воздухе, плавно опускаясь на огромные сугробы. Тэхен осторожно перекатывается на спину, смотрит на Чонгука, к счастью, все ещё спящего, отворачивает осторожно край одеяла, тут же вздрагивает от холода дома. Ещё пару минут уходит на то, чтобы договориться с самим собой и вылезти в ледяной мир из-под тёплого, уютного одеяла, которое так и стремится затянуть тебя обратно в мир снов. Омега медленно, очень долго, боясь издавать громкие звуки, встает с кровати. Безумно страшно услышать скрип или хруст кровати и пола, знает ведь, насколько острый слух у Чонгука. До боли прикусывая губы и щеки, чтобы не запищать от холода половиц, кусающего пальцы, Тэхен пробирается в коридор, не заглядывая в комнату Чимина и Юнги, сразу проходит в сени. Не желая терять времени и рисковать, Ким запрыгивает в валенки, надевает прямо на рубаху тулуп, на голову натягивает шапку. До дома лекаря недалеко, решает омега, пробежится с голыми ногами, не умрет. Чонгук, правда, если узнает, будет сильно злиться и ругаться, но когда это его останавливало? Мороз щиплет ноги, а Тэхен, умирая от холода, укутывающего со всех сторон, бежит вперёд, старается не ступать в глубокие сугробы, а то снег западает внутрь валенок, обжигает ноги. Редкие встречные оборотни глядят на него с удивлением и непониманием, но вопросы, к счастью, не задают, на пути не останавливают. Тэхен подбегает к крыльцу лекаря, старому, давно ссохшемуся и жутко скрипучему. Омега стучит в дверь, ответа не дожидается и на свой страх и риск приоткрывает дверь, заглядывает внутрь. Его любопытную мордочку почти сразу встречает хмурый старик, ещё более жуткий, чем старейшина. Лекарь очень стар, ему наверняка перевалило за девяносто. Лицо его испещрено глубокими морщинами, кожа обвислая, а волосы, уже давно седые, тянутся вниз едва ли не до самого пола. Старый омега молчит, смотрит выжидающе, но у Тэхена как назло все слова из головы вылетели, речь человеческая забылась. — Доброе утро, — поёжившись и зайдя наконец внутрь, здоровается Тэхен, — я из стаи Лесных волков, меня… — Знаю я, кто ты, — скрипучий голос резко обрывает его, пробивает на холодный пот. — Ох, эм, да… Конечно. В общем, я к вам пришёл по одной проблеме… — Если будешь голышом бегать зимой, от проблем никогда не избавишься. А потом и застудишь себе все. Тэхен краснеет, чувствуя себя пристыженным. Эмоции лекаря тем временем не меняются: он все так же ждёт, пока омега хоть что-нибудь скажет. — У меня к вам особый вопрос… омежий, — выдавливает каждое слово из себя Тэхен. — Мне очень хочется, чтобы у меня родился именно омега… Вы ведь можете так сделать? — Ступай за мной. Лекарь медленно поворачивается, шаркает своими дряхлыми ногами в лаптях по полу, Тэхен боязливо ступает за ним. Старик проводит его в комнату, наполненную ароматами сухой листвы, лекарств и специй. — Ложись, — кивком головы указывает на стол, посередине комнаты, — снимай тулуп. Можешь остаться в рубахе. — Нет-нет, вы меня не так поняли. Я не беременный сейчас, — мотает Тэхен и суетится вокруг лекаря, — я хочу, чтобы вы нашептали что-то, чтобы в следующий раз я понес и понес обязательно омегу! — Ложись, — поджав сухие губы, повторяет старик. У Тэхена разом пропадает весь запал, и он только положительно кивает, теперь уже без слов слушается. Омега остаётся в одной рубахе, ложится спиной на твёрдый стол, неуютно складывает руки на животе. Боковым зрением, изо всех сил скашивая глаза, Тэхен наблюдает, как старик моет руки в самодельном умывальнике, насухо вытирает их жестким полотенцем, берет с собой какие-то непонятные баночки и наконец возвращается к Тэхену. Лекарь сбрасывает руки Кима на стол, задирает рубаху до груди, невзирая на ойканье омеги. Старые мозолистые руки давят на живот с разных сторон, изучают его, надавливают то сбоку, то сверху или снизу. Тэхен задирает голову вверх, чтобы смотреть в потолок, а не на старика. — Понюхай, — тычет ему в нос одной из склянок лекарь. Тэхен без опасений принюхивается и тут же с хрипом отталкивает склянку от носа. Отвратительнейший запах скручивает внутренности так, что Кима прямо сейчас вывернет наизнанку и вырвет прямо на стол. Старик с равнодушием убирает пахучую смесь, ждёт, пока Тэхен откашляется. — Садись, можешь одеваться. Все ещё чувствуя ужасный привкус во рту, Тэхен повинуется. Ну и к чему был этот осмотр, если он сразу сказал, что не в положении? — Родишь примерно в конце лета, — изрекает старик, — хворей никаких нет, плод растёт. — Как это в конце лета? Это ведь через полгода! Я даже забеременеть не успею. — Ты уже понёс, дурень, — шамкает старик. — Что за молодь пошла, он беременный и даже не замечает этого, второй месяц щеголяет. — Но наш лекарь… Хосок! Хосок сказал после течки, что беременности нет! — Да Хосок ваш сам ещё зелёный юнец, ни черта не смыслящий. К тому же альфа. Что альфы понимают в омежьем нутре. — Но как вы сразу поняли? — хлопает глазами Тэхен. — У тебя румяные щеки, у тебя вспух и слегка увеличился живот, стал хороший аппетит, тебя тянет на одно только мясо, обострилось обоняние. На эту микстуру кривит только волчат и беременных. — Как же… Как же так, — сбивчиво бормочет Тэхен, даже не зная, что и думать. — Я думал, что просто набрал вес из-за зимы… — Просто… У вас, молодняка, все просто, — фыркает старик. — А кто будет? Омега или альфа? — загорается Тэхен. — Пожалуйста, сделайте так, чтобы был омега! — Это уже не от меня зависит. Я не маг и не волшебник, не предсказатель. Никто не сможет поместить тебе в чрево именно омегу. Такой силой не обладает даже древо. Уголки губ Тэхена тут же разочарованно опускаются. Он так надеялся, так хотел, а выходит, что все это — сплетни и слухи. — Рожать будешь ты, и только в твоих силах изменить то, что находится внутри тебя. Ты будущий папа, и если ты будешь желать этого волчонка очень сильно, он обязательно тебя услышит. Твой ребёнок живет под самым сердцем и чувствует тебя. — Я… я не понимаю. — Зато сердце твоё уже все давно поняло, — впервые за все время улыбается старик. — Ты говоришь, что хочешь омегу. Это твоё сердце чувствует, кто растёт рядом с ним. У Тэхена за минуту сменяется тысяча эмоций на лице, от непонимания, неверия, шока, надежды и наконец улыбки и смеха. Омега сияет, на месте больше усидеть не может, суетится, от переполнения радостью и два слова связать не может, только что-то бормочет, мямлит и ужасно волнуется. — Давай, беги скорее к своему альфе, принеси ему благую весть. Старик подталкивает омегу к двери, трясущимися руками помогает одеться и обуть валенки. Тэхен похож на маленького ребёнка: вертится, крутится и бесконечно счастлив, будто получил любимую конфету. Как тут не быть счастливым! Внутри ведь снова растёт волчонок — самая главная радость в жизни! — Подождите, — резко останавливается на пороге Тэхен. — Так это значит все неправда про то, что вы маг и шаман? Значит, у Сокджина будет не омега? — Отчего это? — фыркает старик. — Это уже не магия, это знания. Пара вожака с давно округлившимся животом ходит, тут по форме понять можно, кто внутри сидит. Все, иди давай отсюда, ты мне трапезу прервал! Тэхена буквально за шкирку выкидывают на крыльцо, но он совсем не расстроен. Ветер снова лезет под шубу, но на это уже наплевать. Тэхен, даже не застегнувшись, бежит вперёд, утопает в сугробах и кричит. Все в стае уже проснулись, выглядывают из окон на ополоумевшего омегу, диву даются, но какая разница Тэхену, как он сейчас выглядит? На пути попадается Намджун, выглядит взволнованным, идёт уже навстречу, явно хочет что-то спросить. Тэхен со смехом толкает его в снег и бежит дальше. — Чонгук! Чонгук! — кричит омега изо всех сил, все до альфы своего докричаться не может. — Чонгук, где же ты?! Вставай, просыпайся, Чонгук! Совсем скоро вся деревня узнает о благой вести. Жизнь вновь осчастливила Тэхена.