Многогранник

Дни до конца недели слились для Бэлы в одну сплошную ленту. В субботу она заехала в ювелирный и долго выбирала украшения. Наконец, два сверкающих ободка были уложены в бархатный мешочек, который Бэла сунула в карман. Когда она в воскресенье приехала к дому Янки, то долго не могла заставить себя позвонить. Наконец она набрала номер. Яна вышла из подъезда, подошла к машине, перепрыгнув пару луж, села на сиденье, обдавая свежим, нежным запахом: – Привет! Бэла прижала её голову к своему плечу, целуя в макушку, и быстро тронулась с места. Припарковаться рядом с клубом было невозможно, поэтому пришлось машину оставить чуть в стороне. Пока они шли, Янка спросила: – Как ты думаешь, Света злится на меня из-за того, что произошло в Москве? – Не думаю. Ей есть на кого злиться и без тебя. Кроме того, если бы это было правдой, она бы просто нас не позвала. – Но ведь звала не она, а Наташа. – А ты думаешь, это было без Светиного ведома? Не волнуйся, всё в порядке. В клубе их сразу увидела Лена и махнула рукой Наталье. Бэла даже не заметила, как Наташа увела Янку в бар. Обычно она не заходила к Свете перед концертом, да и вообще старалась лишний раз не светиться, но сегодня она не могла поступить иначе. Света, уже одетая перед выступлением, радостно обернулась: – Привет! Быстро подошла и поцеловала Бэлу, однако, не позволяя увлечься процессом: – Погоди, не сейчас, а то зрителям придется тут ночевать оставаться! А у меня на ночь другие планы! – Какие же? – Бэла обнимала её за талию, купаясь в блеске серых глаз. – Заберешь меня после концерта? – Странные вопросы ты задаешь! Куда поедем? – Потом, всё потом! Пожелай мне удачи! – Пусть она никогда от тебя не отвернется! – Бэла тронула губами её щеку, и на прощание скользнув рукой по плечу, ушла в зал. Никогда еще у Бэлы не было на концерте такого настроения! Ей казалось, что Света её держит за руку. И никогда она так не соглашалась с тем, что слетало с её губ: Что никогда тяжелый шар земной Не уплывет под нашими ногами… Не бойся, милая, ложись спиной на снег, Тебя не хватятся… А мир устроен так, что всё возможно в нем, Но после ничего исправить нельзя! Несмотря на то, что был полный зал народа, Бэле казалось, что они одни, она просто не видела никого, кроме Светы, и когда концерт уже закончился, даже не заметила, что Янка взяла её за руку, и очнулась только тогда, когда её ощутимо потянули в сторону. Публика еще клубилась в зале, Лена и Наталья стояли около бара, Янка весело с ними защебетала, а Бэла только слышала, как ухает её собственное сердце. Янкины слова она осознала только со второго раза: – Что ты говоришь? – Я спрашиваю – у тебя маркера нет? – Посмотри в кармане куртки, я туда обычно на объектах всё пихаю. Янка ушла, её довольно долго не было, а когда она вернулась с маркером, который не глядя, машинально отдала Лене, Наталья с Леной, посмотрев на неё, в недоумении переглянулись. Глаза её неожиданно счастливо, лихорадочно блестели, и вся она разве что не светилась каким-то теплым, нежным светом. Она встала перед Бэлой, взяла её руки в свои, погладила запястья и спросила: – А когда мы поедем домой? Бэла вздрогнула, как будто проснувшись: – Я сегодня не могу тебя отвезти, извини. Давай я такси вызову. Янкины щеки стремительно побелели, кровь, казалось, вообще покинула её кожу, которая за секунду стала прозрачной: – Что ты сказала? – Я сегодня не могу. У меня еще есть дела. Янкины ладони соскользнули с её рук, а глаза, мгновенно потерявшие свой радостный блеск, превратились в глухие темные омуты. Она покачнулась, отшатнулась назад, и наверное, упала бы, если бы её под локоть не подхватила Наталья: – Яна, пойдем, я отвезу тебя! Куда ты хочешь? – стальной холодный взгляд резанул по Бэле, будто хотел её уничтожить, но потом Наташины губы тронула усмешка, и, придерживая Янку за плечо, тихо, чтобы та не услышала, она сказала: – А всё-таки хорошо, что ты такая дура! – и уже притянув Яну к себе, повела её к выходу. Бэла с удивлением на неё посмотрела, даже не очень осознавая, что произошло, и пошла за сцену. Счастье затапливало её, ей было страшно и радостно. Мысль о Свете даже темный коридор освещала радостными бликами. И вдруг она почувствовала острый травянистый запах тюльпанов. Конечно, Свете, как всегда их надарили, но они пока лежали на сцене, а здесь запах стоял такой, как будто она попала в оранжерею. Бэла спешно подошла к гримерке. Дверь была закрыта неплотно, и она услышала голос Дианы: – Ну как я могла тебе объяснить, ты же умчалась, я оглянуться не успела! Я просто пошла документы найти и тебе показать! Свет, я еду в клинику. – Дин, опять?! – Ты не поняла, это совсем другое. В общем, я решила, что мне нужен ребенок. И если ты хочешь, он будет нашим. Я сейчас еду на обследование и анализы, а потом, ну, ты понимаешь… Светка, что скажешь? – Динка! – счастливый Светин голос резанул по ушам, разрывая душу. Перед глазами Бэлы вспыхнуло что-то яркое, ноги вдруг перестали её держать, и она сползла по стене. Дверь изнутри захлопнули и щелкнул замок. Вокруг сновали люди, кто-то, проходивший мимо, участливо спросил, не нужно ли ей помочь, но она только покачала головой. В голове вдруг стало пусто, звуки приобрели непривычную гулкость, и доносились как через толщу воды. Воздуха катастрофически не хватало, а вдохнуть не получалось, будто грудь стянуло каким-то обручем, не дающим ребрам разойтись. Бэла не очень помнила, как она поднялась на ноги. Подойдя, наконец, к лестнице, она вдруг в кого-то впечаталась. – Ну надо же! Прямо как будто не расставались! – Лариса буквально подхватила её, не давая рухнуть со ступенек, заглянула в глаза, – Э, погоди, да тут, похоже, последствия душевной травмы! Пойдем-ка! – и потащила Бэлу на улицу. У выхода оглянулась: – Ты на своей машине? Бэла кивнула. – Давай, веди тогда. Когда они подошли к машине, Лариса протянула руку: – Ключи давай! В таком состоянии ты даже до первого столба не доедешь! Не волнуйся, адрес я помню. Бэла потянула ключ, и вдруг почувствовала, что рядом с ним лежит бархатный мешочек, который она клала в другой карман. И тогда она как будто увидела Янку, неземной свет её глаз, который тут же умер, когда она произнесла свои слова. Бэла поняла, что всё кончено, но больнее уже стать не могло. Когда они подъезжали к дому, она попросила остановить на набережной, вышла из машины, и, размахнувшись, швырнула что-то в воду. Две серебристые искры сверкнули в свете фонарей и пропали. – Ясно! – усмехнулась Лариса, – Обогащаем Неву драгметаллами? У вас, наверное, уже в каждой рыбе по кольцу! Потом подошла к Бэле, развернула её к себе, посмотрела в пустые глаза, щелкнула языком: – Ты «Собаку Баскервилей» смотрела? Помнишь, какое лучшее средство от потрясений? Правильно, морское путешествие! Вали-ка ты отсюда, пока не свихнулась! Бэла машинально кивнула, достала телефон: – Эля, это я. Помнишь, ты про круиз говорила? Бери нам с тобой каюту на двоих. Элька, убивать меня потом будешь, я и так сегодня под снайперским огнем... Кстати, куда круиз? В Штаты? Черт с ним, уже всё равно! – И сколько их у тебя? – Лариса кивнула на телефон. – Это моя сестра, – ответила Бэла, усмехнувшись. – Ну ладно, а то от вашей гаремной организации чего угодно ждать можно. Садись, давай, доставлю до квартиры, а то ты у меня сегодня доверия не вызываешь! Дверь машины захлопнулась, и было в этом звуке что-то окончательное.

***

Света шла после концерта в гримерку, отводя со лба влажные от пота волосы. В коридоре пахло тюльпанами. «Интересно, когда Лена успела их сюда перетащить?», – подумала она и распахнула дверь. В кресле, одетая в строгий черный костюм, сидела Диана, а все свободное пространство занимали охапки солнечно-желтых цветов. Светины глаза потемнели, она прислонилась к дверному косяку: – Что ты здесь делаешь? – Свет, не стой, как неродная, заходи. Света сначала хотела возмутиться, но решив, что лишние уши им не нужны, вошла и прикрыла дверь. – Зачем ты приехала? – Мы же с тобой не договорили. – А, по-моему, говорить уже не о чем. Дина, я всё поняла, ты высказалась предельно ясно. Мне иногда кажется, что ты испытываешь особое удовольствие, раз за разом выбрасывая меня из своей жизни. А мне и одного раза было достаточно. – Честно говоря, я действительно пыталась перестать о тебе думать и вспоминать, и что я только для этого не делала! И себе баб находила, и на твоих смотрела, и пила, жрала и колола всё подряд, но ничего не помогло. – Поэтому ты решила использовать очередное средство? Исчезнуть навсегда? – Ты меня слышишь? Я не могу от тебя никуда деться. Впрочем, как и ты от меня, как бы быстро ты не бегала! Диана встала. Света еле удержала судорожный вдох – на полах её черного пиджака серебрящейся нитью были вышиты тюльпаны. Динка подошла ближе, провела ладонью по щеке, убирая непослушные пряди: – Вот я думаю, мы с тобой знакомы уже пятнадцать лет, а всё никак понимать друг друга не научимся! – Но ты же сама сказала! – тепло Динкиной руки, казалось, проникало до костей, пальцы постепенно скользнули на шею, переместились на затылок, поглаживая и лаская. – И что именно я сказала? Ты, только услышав про Америку, усвистала в другую комнату, и только фыркала, как кошка! – Мне было ясно, что ты уезжаешь, и в моей жизни тебя больше не будет! – как она не старалась, голос предательски звенел, наполняясь недавними переживаниями. – Я тебе этого не говорила! – Уж извини, за точность цитирования я не отвечаю! Если я не так поняла, могла бы объяснить! – Ну как я могла тебе объяснить, ты же умчалась, я оглянуться не успела! Я просто пошла документы найти и тебе показать! Свет, я еду в клинику. – Дин, опять?! – губы мгновенно стали сухими от сжимающего сердце страха. – Ты не поняла, это совсем другое. В общем, я решила, что мне нужен ребенок. И если ты хочешь, он будет нашим. Я сейчас еду на обследование и анализы, а потом, ну, ты понимаешь… Светка, что скажешь? – Динка! – сердце на миг остановилось и полетело бешеным галопом, Света качнулась навстречу улыбающимся глазам, и услышала тихое: – Закрой дверь, мне все эти нежданные визиты уже как-то поднадоели! Она шагнула назад и быстро щелкнула замком. Динкины глаза сияли и притягивали, как магнит. Мир снова перевернулся, и она наконец почувствовала его под ногами. Воздух, пропитанный влажным цветочным ароматом, густел с каждой минутой. Она подошла, на ходу скидывая толстовку, торопясь поскорее почувствовать то тепло, без которого полноценно жить и дышать она так и не научилась. Диана тоже сняла пиджак, повесила его на один палец и отбросила куда-то себе за спину: – Иди ко мне! Руки тянут её за пояс брюк, скользят по талии, пока она торопливо расстегивает пуговицы на рубашке. Ноги уже становятся ватными, низ живота наполняется тяжестью и хочется сжать бедра, но тут Динкины губы её находят, и она тонет в этом долгожданном поцелуе, задыхаясь и наполняясь одновременно. Ей хочется выгнуться и в то же время прижаться, и разрываемая этими противоположными желаниями, она мечется в руках, стонет, а потом оседает, опускается на колени, стягивает с Дианы брюки и белье, и подталкивает её к креслу. Ей надо всё и сразу, она присаживается между разведенных коленей, руками скользит по груди, прищипывая кожу и заставляя соски напряженно сжиматься, а потом кончиками пальцев бьет по ним, срывая с губ уже не стоны, а всхлипы, и языком начинает вылизывать и так мокрые складки. Диана выгибается ей навстречу, скидывает её руки с груди, требуя, чтобы она поскорее вошла, и она врывается, сама стонет, с каждым толчком будто проникая целиком в любимое тело, и наконец, под сжимающую её руку судорогу приподнимается, и облизывает уже сухие, выкрикивающие её имя, губы. А через минуту её уже вытряхивают из штанов, и она лежит на кресле поперек, перекинув ноги через подлокотник, под ней хрустят сминаемые тюльпаны, а сама она урчит, трется боком о живот стоящей на коленях Динки, подмахивает бедрами в такт движению её пальцев, и на пике, прижатая любимыми руками, уже только скулит под нежное: «Тише, тише, моя девочка!» Они вываливаются из гримерки, когда в клубе уже почти никого нет, откуда-то доносится голос разговаривающей по телефону Лены, девчонки в баре убирают посуду. А Диана вдруг разворачивается к сцене, перешагивает через шнуры, проводит по струнам гитары: – Свет? – Может быть...