«– это ты на фотке?»

Джордж ежится от холода, покрепче прижимаясь к телу под боком и тяжело выдыхая. Ему что-то снилось секунду назад. Определённо снилось. Какая-то яркая картинка всплывала перед глазами, словно иллюстрация из детской книжки, но ухватиться за сон было попросту невозможно. Память услужливо удаляла ненужный, по ее мнению, отрывок из головы, и парню оставалось лишь сильнее зажмурить глаза, надеясь, что «кино» в его голове продолжится. Но нет. Радужный мир не желал больше впускать Джорджа в свои объятья, приказывая ему вернуться в суровую и серую реальность, в которой он, дрожа от холода, жался к кому-то. Открывать глаза не хотелось, в комнате еще царил полумрак, а потому оставалась крошечная надежда на то, что парню таки удастся вновь уснуть. Впрочем, встрепенувшийся мозг достаточно быстро предположил, к кому так доверчиво — и совершенно не спросив голос разума, — жалось его бренное тельце, желая хоть как-то согреться. Что же, спать в обнимку с мужиком становилось какой-то вредной привычкой, от которой, говоря откровенно, стоило бы избавиться. Не сейчас, правда. Потом. Завтра, к примеру? Или послезавтра? Да, потом. Не сейчас. Сейчас Джордж, лежа в абсолютной темноте (даже сверчки за окном угодливо заткнулись), слышал лишь чужое мерное дыхание, которое убаюкивало не хуже колыбельных. Но сон, падла эдакая, все равно не шел, а потому, вздохнув, парень таки открыл глаза, сдавшись напору проснувшегося мозга и, кхм, желудка. Дрим все так же лежит рядом. Ну, скорее всего это он. Джордж, прижатый носом к чужой шее, не мог точно определить личность человека, что держал его в стальных объятьях. С другой стороны — кому, кроме Дрима могло понадобиться его тискать? Сомнений, как говорится, нет. Только одна личность на этой сраной планете имела привычку при каждом удобном случае тискать его, словно плюшевого мишку. И Джордж краснел, стараясь не допускать в голову даже мысль о том, что он, вроде как, не особо-то и против. Получалось из рук вон плохо, но он честно старался. «Не устал сам себе врать?» Раздается в голове до ужаса знакомый голосок, и Джордж усмехается. Здравый смысл, родненький! Сколько лет, сколько зим! Отвечать на поставленный своим сознанием вопрос Джордж, кстати, не спешит. То ли не решается, то ли не до конца понимает, в чем вообще его суть, а потому закидывает глупый вопрос, вместе со здравым смыслом, куда подальше. Не до решения подобных пустяковых проблем, как ложь самому себе, когда рядом лежит столь теплое тело, а Джорджу так холодно. Ничто в этот момент, кажется, не может нарушить воцарившуюся идиллию. Никто и ничто. Кроме… Пустой желудок вновь напоминает о себе протяжным воем. Вот же! Джордж оглядывается. Поесть действительно бы стоило. Только как прикажете выбираться из кольца чужих рук? Парень аккуратно пытается выползти, но Дрим, словно бы почувствовав чужой порыв, переворачивается на спину. И вроде бы вот оно, долгожданное спасение! Но не тут-то, сука, было! Джорджа чуть ли не силой укладывают на чужую грудь, и он раздраженно цокает языком. Создается стойкое впечатление, что Дрим не спит, а попросту издевается над парнем, притворяясь. Но впечатление почти мгновенно пропадает, стоит Джорджу чуть приподняться, поставив руки на кровать рядом с головой Дрима, тем самым оказываясь с ним лицо к лицу, пока чужие конечности нагло держали его за талию. Он точно спит, никаких сомнений. Веки не дергаются от слова совсем, а лицо… Хм, Джордж не до конца уверен, как это описать. Лицо бодрствующего Дрима напоминало ему морду какого-то хищного зверя. Не внешностью, нет. Парень был достаточно красив для того, чтобы не сравнивать его с животным. Просто было в его мимике, в его взгляде нечто хищное, нечто опасное. Что-то такое, что заставляло просто признать, что он — главное звено, да и вообще. Он тут главный. А если ты усомнишься… Хм, что же. У Дрима есть пистолет. И это решает многие вопросы, если верить парню. Сейчас же… Сейчас лицо было расслабленно и абсолютно спокойно, лишь чуть нахмуренные брови выделялись из картины — Дриму что-то снилось. Джордж с каким-то странным восторгом наблюдает за парнем. Почему-то для него было удивительным видеть того таким… Нормальным. Обычным человеком, которому тоже снятся сны. Человеком, который мирно посапывает, крепко прижимая к себе Джорджа. Это казалось чем-то на уровне фантазий, чем-то нереальным, а потому каким-то… Каким-то… Манящим. Джордж молится всем известным богам, начиная от Иисуса, ставшего мейнстримом, и заканчивая богиней Афродитой, чье имя он однажды где-то случайно увидел на просторах сети. Молится, чтобы, когда он поднимает одну руку с кровати, медленно протягивая ее к лицу парня, другая случайно не дрогнула. Во-первых, он упадет прямо на лицо Дрима, что явно будет не очень приятно. Во-вторых, даже если нос Дрима останется невредимым, тот явно будет озадачен вопросом, чем Джордж вообще занимался. А Джордж, между прочим, и сам понятия не имеет, чем занимается, когда аккуратно проводит пальцем по носу, губам, щекам Дрима, щекоча кожу. Не поймет, что движет им, когда он аккуратно спускается чуть ниже, кончиками пальцев касаясь подбородка, а после опускаясь куда-то на шею и ловко нащупывая выпирающий кадык. Эти прикосновения ощущаются чем-то неправильным, чем-то по-интимному близким, и Джордж нервно закусывает губу, быстро оглядываясь, но в комнате по-прежнему пусто и тихо. Да и кто бы стал следить за ними. Пальцы, подрагивая (Джордж пытается убедить себя, что это от холода) возвращаются к лицу и вновь ощупывают его, словно за те несколько секунд, что они изучали шею, в нем могло что-то измениться. «Ты, оказывается, любитель потрогать спящих мужиков, хах?» «Захлопнись!» Впрочем, возглас внутреннего «я» отрезвляет, приводит в себя, и Джордж умоляет здравый смысл пойти выпить чего-нибудь. Да так, чтобы тот вновь отключился на неопределенное время. «Мне и без тебя, падлы, тем для раздумий хватало! К примеру — как выбраться из чужих рук. Не подскажешь случаем?» «Я всего лишь твой внутренний голос, я не способен на решение трудных задач» Мысленно пожимает оно плечами, затыкается, и Джордж вздыхает. Ну да, разумеется. Как советами сыпать — так всегда пожалуйста, а как помочь по-человечески — так сразу на попятную. Кто же знал, что внутри него живет такая гнусная личность, а? Одно хорошо — голос разума, похоже, окончательно смирился с присутствием Дрима, а потому орать дурниной о том, что общаться с хер пойми кем — плохая идея, он перестал, поняв, что слушать его, в общем-то, никто не собирается. Прекрасно, одной проблемой меньше. Осталось самое трудное — сбежать на кухню из спальни. Впрочем, это оказалось легче, чем думал Джордж. Оказалось, достаточно просто завалиться на бок, уткнувшись в шею своему «мучителю», и тот его отпустит, почувствовав неприятную тяжесть на руках. Джордж растирает онемевшие конечности, недовольно поглядывая на сопящего Дрима. Спящая, мать его, принцесса!

***

Дрим тяжело выдыхает, когда Джордж выходит за дверь и приоткрывает глаза. Да, действительно ушел. Мать твою… Какого хера это вообще было?! Все лицо и шея, где чужие пальцы прикасались к коже, горят, словно от огня, и Дрим пытается успокоиться. Честно пытается. Но не получается. Что с этим парнем не так, чтоб его?! От неловкости Джорджа спасло лишь то, что интуиция Дрима, стоило тому только почувствовать аккуратные прикосновения, начала орать благим матом, приказывая парню ни в коем случае не дёргаться, дабы не напугать этого недо-исследователя. И Дрим не дергался, ощущая, как по его лицу с интересом водят пальцами, словно бы ощупывая, при этом медленно помирая внутри. Мать твою, какого хрена так близко? Парень рвано дышит, усаживаясь в кровати. По правде сказать, он вообще удивлен, что ему удалось уснуть. Он до последнего был уверен, что царство Морфея ему этой ночью не светит, и все-таки отрубился. Он тянется за телефоном, морщась от яркости включенного экрана. Нет даже десяти утра, еще бы спать и спать, если бы кому-то в сонную и взлохмаченную макушку вдруг не взбрела идея, что было бы неплохо его, кхм, полапать. Дрим ежится от холода, залезая под одеяло, которым парни так и не удосужились накрыться ночью, лежа прямо на нем, и выдыхает. Теплее не становится, а ноги предательски быстро начинают покрываться ледяной коркой. Где носит Джорджа? Он что, хочет оставить Дрима умирать тут одного? Хороший план, ничего не скажешь… Вот так и спасай его от неприятностей! Но Джордж возвращается. Возвращается, когда замерзающий парень уже ищет глазами кусок бумаги, дабы написать предсмертную записку, и замирает в дверях, с какой-то опаской поглядывая на парня в своей кровати. Выглядит он… по-утреннему. Влажные после душа волосы, которые, судя по мокрой футболке, он даже полотенцем не вытер, круги под глазами, которые, видимо, крепко устроились на лице парня, не желая оттуда уходить ни в какую. В руках чашка чая да тарелка с бутербродами. — Проснулся? — Джордж с какой-то странной неловкостью топчется на месте, прежде чем, отставив свой завтрак на тумбочку, улечься рядом. Дрим хмыкает на приветствие, кивая. Неужто до кого-то дошло, что его действия утром были немного странными? — Хей, это мое! — Поздравляю, — Дрим, перегнувшись через Джорджа, уже наглейшим образом забирал один из трех бутербродов, не обращая никакого внимания на сопротивления парня. — С гостями надо делиться. — Гость может сам сходить на кухню и сделать себе поесть, это мое! — Джордж, скрестив руки на груди, с недовольством наблюдал за тем, как Дрим, вновь приняв прежнюю полулежачую позу, поглощал его еду. Впрочем, наблюдал недолго. До него быстро дошло, что, если он так и продолжит хлопать ресницами, Дрим и оставшиеся два бутерброда спокойно съест. Вздохнув, парень тянется за едой… Сидят они молча. Дрим, дожевавший бутерброд, краем глаза наблюдает за Джорджем, что не может не напрягать. Парень уже решил, за еду готов будет кусаться, лягаться и царапаться, если на нее вновь посмеют так нагло покуситься, но попыток больше не делается, Дрим просто смотрит. Ну и протягивает руку за кружкой, в которой плескается горячий чай, которую брюнет, поколебавшись, таки дает ему. От пары глотков не убудет… Сейчас, лежа в обволакивающей тишине, в которой слышно лишь дыхание друг друга, они чувствуют себя на удивление спокойно. И Джордж даже не возражает, когда его, отдав предварительно чашку обратно, притягивают поближе, лишь недовольно бурчит о том, что у Дрима удивительно сильные руки. Тот же смеется. — Приму за комплимент, — Джордж выдыхает, когда Дрим, на секунду замерев, словно раздумывая, стоит ли делать то, что крутилось у него в голове, кладет руки брюнету на плечи. — Как смотришь на массаж? — Если ты делаешь это ради бутерброда, то знай — не выйдет, не отдам, – парень поворачивает голову в сторону Дрима, который с насмешливой полуулыбкой наблюдает за ним. — Что у тебя на уме? — Ничего, просто массаж обычно расслабляет, а ты выглядишь как человек, которому бы это не помешало. Иди сюда, хватит ломать комедию, — Дрим, окончательно приняв сидячую позу, хлопает по кровати перед собой, словно зовет не человека, а, к примеру, кота. И Джордж, вздохнув, неуверенно усаживается спиной к парню. — Успокойся. Я не собираюсь тебе позвоночник ломать. Джордж вздрагивает, словно от удара, когда чужие руки, вернувшись ему на плечи, начинают аккуратно массировать их, стараясь успокоить паникующий организм приятными движениями. Помогает это? Черт, возьми, да! Нарочито аккуратные поглаживания по шее ощущаются слишком ярко, а холодные пальцы создают невообразимый контраст, заставляя парня выгнуть спину, подставляясь под подобную странную ласку, словно бездомный кот, просящий погладить. Дрим смеется. — Говорил же, приятно будет, — еле слышно, над ухом, обжигая дыханием. — А ты мне не верил. — В последний раз, когда мне в детстве делали массаж, мне пытались, кажется, спину сломать. Страх оправдан, знаешь ли, — Джордж улыбается. Расслабленно и сыто, и в данный момент действительно похож на здорового кота. Наевшегося, наглаженного и сонного. В подтверждение этого сравнения, стоило Дриму убрать руки, Джордж откидывается спиной назад, ударяя своего «массажиста» по животу и наглейшим образом устраиваясь на нем поудобнее, отчего тот замирает, явно растерянный подобным поворотом событий. — Ты наглеешь, Джордж, — растерянность, впрочем, почти мгновенно исчезает, и Дрим вполне уверено обхватывает парня поперек груди, устраивая свою голову на его влажной макушке. — Что дальше, будешь отказывать мне в обнимашках? — Если бы это было следующим пунктом — ты бы не лежал сейчас у меня в кровати. — Могу уйти, — предлагает Дрим, лениво поглаживая чужие ребра под пальцами, словно бы пересчитывая их. И Джордж искренне надеется, что это не для того, чтобы их сломать. — Не надо, — Джордж на секунду замолкает, прежде чем дополнить предложение. — Не надо, ты теплый. — Ага, и трогать меня спящего можно спокойно, — будничным тоном добавляет Дрим, словно бы между прочим, и довольно скалится, когда тело в руках, дёрнувшись, замирает. — Что это было, кстати? — Я думал, ты спишь, — Дрим не видит, чувствует, как до этого самоуверенный парень быстро краснеет, со стыдом вспоминая эти утренние ощупывания. — Ты мог бы… Черт, прости… Я не хотел… — Да я не против, — парень пожимает плечами, насмешливо хмыкнув, и, уткнувшись носом в чужую макушку, глубоко вдыхает чужой запах. Что, черт возьми, с ним не так, раз его так прет просто от запаха? Это болезнь? Это лечится? — Просто это было странно. Сообщай в следующий раз, если тебе вдруг приспичит меня полапать, ладно? — Боже, ты идиот! Клинический! Пусти меня! — Джордж дергается, но Дрим, падла эдакая, лишь смеется, наблюдая за этими бессмысленными попытками. — Пусти, кому говорю? И вообще, мы же, вроде как, собрались переезжать. Мне что нужно с собой взять? — Одежду и важные вещи. Документы, технику и прочее дерьмо, — Дрим усмехается. — Еду и все остальное этому, Томми оставь. — Ох, черт, Томми! — Джордж мысленно хлопает себе по лбу, вновь делая попытки вырваться из захвата. — Мне же ему придется рассказать об этом. Он подумает, что я его бросаю тут. — Не спеши, я ему об этом сказал вчера. Пока ты спал, — Дрим улыбается, вспоминая вчерашний разговор с подростком. — Но, кажется, я сказал ему кое-что лишнее… — О чем ты? — Я ему сообщил, что мы спим вместе, — парень спокоен, как удав. Таким тоном нужно прогноз погоды вести, ей-богу! Джордж же от удивления даже перестает сопротивляться. И, кажется, дышать. — В каком смысле? — правильный вопрос, потеряшка! Очень правильный… — Ну, я имел в виду именно «спать», без каких-либо пошлостей, только вот, — Дрим откидывается на подушку, откровенно потешаясь над ситуацией. — Только вот не думаю, что шестнадцатилетний пацан с играющими гормонами подумал о чем-то… Ну ты понимаешь… Приличном. — Боже! — Джордж закрывает горящее лицо ладонями. — У вас общение с Томми не клеится, прошу, прекрати ему что-либо говорить! — Ой, да ладно, — в голосе Дрима ни капли раскаянья, напротив — довольство и даже какая-то гордость за содеянное. — Согласись, так вопросов о твоем переезде будет в разы меньше. И без слов понятно, зачем ты ко мне переезжаешь. — Знаешь, лучше бы я объяснялся перед ним, чем… Чем такое объяснение! Как, по-твоему, я ему в глаза теперь смотреть буду? — С сытой улыбкой и мечтательным взглядом, дабы не выбиваться из образа? — смеясь, предполагает Дрим, за что получает еще один удар по животу макушкой. — Ой! Я лишь предложил идею, не обязательно драться! — Я общаюсь с идиотом… — обреченно заключил Джордж и, пока его мучитель отвлекся на боль в животе, резко сбросил его руки, отталкиваясь от кровати. — Пошли, будем расхлёбывать то дерьмо, которое ты наговорил вчера. Дрим смеется. Его все устраивает. Он даже не жалеет.

***

На сборы Джорджу в итоге требуется в районе получаса. Больше времени уходит на то, чтобы убедить подростка перестать дуться. По нему видно, что Дрим сказал нечто большее, чем «сон вместе», но последний категорически отказывается что-либо сообщать, а потому приходится сдаться, обреченно понимая, что никаких объяснений он не дождется. Ну и не очень-то и хотелось! Тоже мне! — Слушай, — Томми говорит чуть ли не впервые за день, сверля Джорджа холодным взглядом, и тот не знает, что сказать. Как объяснить подростку, что его не бросают, а просто не видят, откровенно говоря, смысла находиться в этом доме? Деньги на нуле, работы нет, еду покупал Дрим. Да и он сам, Джордж, даже в розыске не находится. Но этого, увы, так просто не рассказать, а потому приходится переминаться с ноги на ногу, ощущая себя хуже некуда. — Ты будешь против, если сюда Туббо приедет? Джордж аж подпрыгивает от неожиданности вопроса. — Черт! В смысле, нет конечно! Он как? — Джордж улыбается, когда перед глазами проносятся картинки со смеющимся пацанчиком, что заходил к нему в гости. А после был чуть не убит на площади. — Я не знаю. Этот, — Томми пренебрежительно кивает в сторону Дрима на кресле. — Вчера сказал, что Тоби выписали из больницы. Оказалось, что его Уиллбур забрал и предложил сюда привезти. — Раз моя комната свободна, полагаю, он может тут остаться тоже, пока все не утихнет, — Джордж улыбается и собирается уже брать вещи и идти в сторону выхода, как вдруг получает тихое «спасибо». Но, прежде чем он успевает что-нибудь ответить, Томми, резко развернувшись, уже уходит в свою комнату. Вот же… Ребенок! Дрим встает с кресла, потягиваясь, и Джордж понимает, что пора прощаться с домом. С домом, что стал ему и Томми верным убежищем на несколько недель, защищая и оберегая. В груди противно ноет. Как же он устал прощаться с чем-то привычным в своей жизни, господи! Но вслух он этого не говорит. Не говорит, лишь кивает на прощание Уиллбуру, что внимательно наблюдает за странноватой парочкой с дивана, и напоследок быстро осматривает дом. Пусть хотя бы он останется в целости и сохранности после его ухода… «Ну да, ты разрешил тут пожить Томми, Туббо и Уиллбуру. Пусть он останется целым. Смешно». Джордж, выдохнув, выходит за дверь, морщась от лучей солнца, что греют лицо. Хорошая погода. Удивительно даже. Идут долго и в полной тишине. Джордж ощущает, что Дрим позади него. Беззвучно ступает по земле, внимательно следя за ним, словно боясь потерять, но ничего не говорит. То ли не знает, что сказать в такой ситуации, то ли понимает, что смысла в словах сейчас нет никакого. И Джордж ему за это благодарен. Сейчас ему хочется подумать. Наговориться еще успеют, не так ли? Вдалеке виднеется вокзал…