Наказание

— Тоши…

Тихий голос за спиной заставляет вздрогнуть и обернуться.       В комнате вечерний полумрак. Хиджиката щурится, стараясь разглядеть эмоции на лице привалившегося к дверному косяку друга. Они не читаемы, лицо, как всегда, спокойно, и только взгляд говорит о явном беспокойстве. Тоши неохотно отрывается от натирания небольшого кусочка мыла на тёрке, поворачивается нормально. Он смотрит на друга выжидающе, мол, продолжай, говори, зачем пришёл. Хотя и объяснять не надо. Причина кроется в соседней комнате.

— Ты. Что опять между вами произошло? Почему Соджи сидит в углу, уткнувшись в колени, и чуть не плачет? — голос Кондо кажется неимоверно уставшим. Не удивительно. Университет, подработка, горка домашнего задания впереди и вот такой сюрприз по прибытию домой. — Сидит, значит… — Хиджиката недовольно цокает языком и поворачивается обратно к столу, бросает: — Включи свет. — щёлкает выключатель, комната озаряется ярким электрическим светом. Ему Тоши бы предпочёл тусклый от настольной лампы.

— Так что? Объяснись, — Кондо подходит ближе и окидывает взглядом лежащее на столе. Честно, это выглядит, почти как приготовление зелья. На плите греется вода, рядом лежит несколько пакетиков с сушёными травами, но из картины выбивается небольшая горка натёртого мыла. Что за новый рецепт приворотного зелья? С Тоши станется и его приготовить.

— Скажи ему, что если не встанет, то количество воды с двух литров увеличится до двух с половиной. — звук натирания большого мыльного куска с размеренным шипением воды должен успокаивать, но в сердце Кондо поселяет всё большую тревогу. Уже не нужно лишних объяснений зачем вода и мыло. Почему травы просто лежат и их никто не распаковывал. Хотел добавить, но передумал. Кондо хватает друга за плечо и резко к себе поворачивает. Рука Тоши срывается и палец скользит по острому лезвию тёрки. Слышится тихое ругательство.

— Извини.

— Чёрт с ним. — Хиджиката отходит к раковине, немного промывает палец. Неудобно. Малая царапина, а столько крови. Впрочем, останавливается она почти сама. — Осторожней будь, — он возвращается к прерванному занятию и только жмурится, когда царапина касается мыла. — Говорил же, не вмешивайся.

— И всё же. Что на этот раз?

— Воровство, — ответ звучит мрачно, почти угрюмо. Кондо и сам хмурится. — Пары раньше закончились, к дому подходил и увидел его. Подошёл, что-то за спиной прячет. Забрал. Опять сухую лапшу грыз. Только ведь с отравлением валялся. Ладно. Ещё и деньги, данные на продукты, на эту дрянь потратил? Нет. Сдача где? Отдал. По моему взгляду понял, что за враньё получит вдвойне. Лапшу украл. Она копеечная, наверное, в магазине закрыли глаза или не заметили.

Тоши — зол. Он говорит всё это будто спокойно, а у самого трясутся руки, так что под конец он резко бросает тёрку и мыло на доску. Выдыхает. Кивает на начавшую закипать воду. — С отравлением он лежал. Тоже непонятно чего наелся. Я пожалел, не стал клизму ставить. Углём откармливал. А зря. Может, запомнил бы, не захотел повторения. — щёлкает конфорка. Хиджиката пальцем трогает воду. Немного горячевата. Ничего. Как раз остынет. — Сегодня это исправим.

— Ты же знаешь моё отношение… — начинает заводить свою пластинку друг. Хиджиката машет на него рукой. Порой эта демократичность сильно бесила.

— Знаю. Но лечить его снова мне. А ты, если не хочешь побывать в полицейском участке раньше окончания универа, забирая юного правонарушителя, мне не мешай.

На удивление Кондо не спорит и только сдержано кивает. Даже ничего не говорит, видимо, понимает серьёзность ситуации. Точнее её глупость. Глупость самого поступка мальчишки, который решил обойти запрет таким способом. Кондо уходит из кухни, а Тоши только тяжело смотрит ему вслед. Порой он его понимал. Всех этих педагогических методов. Но иногда такая тактика действовала — не сейчас, когда грань дозволенного уже перейдена. Тоши рассеяно оглядывается, смотря, на чём он остановился. Точно. Развести мыло в воде. Он берёт доску, смахивает с неё натёртое мыло в чуть горячую воду. Конечно, можно было бы и без него, но сегодня мальчишка его слишком расстроил. Ополоснув и поставив доску на место, направляется в ванную. Кроме кружки, где-то ещё валялась банная щётка. Кажется.

***

      Тихие шаги, звук поворота ручки, отпирание двери и щелчок выключателя. Тоши останавливается на пороге, внимательным взглядом окидывая комнату. Совсем небольшая, если не сказать маленькая. Куда меньше, чем была у мальчишки в Тама, в том красивом традиционном доме, в котором он с Кондо раньше жил. Убрал футон в шкаф и ходи свободно по той комнате, даже можешь попробовать побегать, а здесь всё заставлено громоздкой мебелью. Кровать стоит прямо в двух шагах от него, а чуть поодаль — письменный стол заваленный всякой всячиной. Книги, тетради, какие-то бумажки и даже пара пластиковых стаканчиков… Чёрт. Он не может на это смотреть и поспешно отводит взгляд. А совсем рядом окно. Возле него пусто и хоть какое-то свободное пространство. Там валяется школьная сумка. Тоши делает себе пометку после всего этого наказать мальчишке сделать уборку. А… Где же он сам? Среди такого бардака и не увидишь сразу. Приходится присматриваться и замечать между шкафом и стеной ссутулившийся, привалившуюся к стенке тёмную фигуру. Встал. Значит, Кондо всё-таки сказал. Ладно. Тоши проходит к постели. Забирается, снимает светильник с крючка и тихо радуется, что Соджи в кой-то веки его послушал и согласился взять такую мелочь с собой. Пригодилась.

— Завтра убираться будешь, — бросает через плечо, со светильником в руках, подходя к столу. В обычном состоянии мальчишка наверняка бы возмутился, но теперь только кивает и шепчет что-то наподобие: хорошо. Вот так бы всегда. Хиджиката ловит себя на мысли, что те несколько шлепков возле дома пошли мальчишке на пользу. Значит, закрепить полученный результат просто необходимо.

      Он несколько секунд стоит, думая, куда бы на эту гору лучше положить светильник, чтобы тот не завалился и не пришлось собирать осколки. Локтем немного сдвигает кучку в сторону, тут же на пол падает пара тетрадей. Хиджиката только вздыхает.

— Подними и положи на место. Тебе ещё в них писать, — говорит и вновь уходит из комнаты. Он не сомневается, когда вернётся — на полу уже ничего не будет. Всё-таки Соджи порой умел быть послушным. И тихим. Жаль, для этого приходилось применять силу.

      Наполненную кружку Эсмарха он несёт двумя руками, не желая разлить. Без слов заходит в комнату и начинает установку на том самом крючке. Выглядит она внушительно, он замечает испуганный взгляд из угла, следящих за каждым его действием, но стоит обернуться, как мальчишка сразу отворачивается к стене. Он уже собирается идти за оставленной на кухне щёткой, как слышит тихий голос:

— Хиджиката-кун, это… — он кивает он висящую над кроватью грелку. — Это всё мне? Ты не шутил? Ты правда хочешь?.. — Взгляд полный ужаса заметен сразу. Он даже отворачивается, не хочет смотреть, представлять. Тоши его понимает. Отчасти. Выглядит внушающе и жутко. Тем не менее он спокойно кивает, произносит:

— М-м-м, да. Вода горячевата, но когда мы дойдём до неё, будет в самый раз. С мылом. Эффективнее, всё хорошо внутри промоет.

Хиджиката замечает, как мальчишка содрогается, но никак это не комментирует и таки уходит из комнаты.

      Сама ванная, комнатка с ней, совсем маленькая и одному человеку развернуться сложно. Но в своеобразном предбаннике помещается целый шкафчик с раковиной. Там то и лежала необходимая вещь. Деревянная щётка — насколько простая, настолько же необходимая в доме. Тоши ещё сам помнит, как крутился на родительских коленях, стремясь уйти от её жалящих ударов. Только вот ему тогда было лет шесть, а не четырнадцать. И Соджи будет восприниматься она совершенно иначе.

      Входит в комнату и дверь запирает. Не сбежать, не попросить помощи, не спрятаться. И их потревожить никто не сможет. Тоши уверен, если Кондо согласился, то уже не вмешается. Хиджиката проходит и садится на кровать, будучи сопровождаемым пристальным взглядом из угла.

— Штаны и плавки снимай. Клади на стул. Подходи ко мне и ложись, — голос его ровный и это пугает. Не должен он таким быть у человека, который наказывает впервые. Но уверенность чувствуется в каждом его движении и слове. Соджи пару мгновений медлит, оценивающе глядя на него. Что за глупости? У них семь лет разницы. Тоши не должен вести себя, как его родитель, а он не должен подчиняться ему. И вообще по силе они почти равны и можно постараться вырваться.

— А вода остывает. Там ещё есть место, если что я горячей долью. — Столь небрежно сказанные слова имеют просто волшебное действие. Мальчишка наконец отдаляется от угла и начинает снимать одежду, то и дело косясь на старшего. Должно быть ему очень неловко. Когда изменяется тело, когда меняется сознание и считаешь себя старше своих лет, вновь делать то, что совершенно обычно для маленьких детей. Как, например, раздеваться перед купанием, оголяя интимные места перед родным старшим, и не видеть в этом ничего предосудительного. Тихо всхлипывать, лёжа на чужих коленях и ожидая страшного удара. Хиджиката всё ещё помнит это отвратительное чувство.

— Я долго буду ждать? Снимай и подходи. Кондо не зайдёт, будь уверен, — говорит, видя как мальчишка вцепился в резинку плавок. После этих слов неторопливо тянет их вниз, в тоже время стараясь прикрыться рукой. Это вызывает у Тоши очередной тяжёлый вздох.

— Я тебе сейчас сам их спущу, — уже более раздражённо. Действует отчасти. По крайней мере Соджи ускоряется и лепечет что-то на подобие «извини». Таким тихим видеть его крайней непривычно. Кажется, будь его воля спрятался бы в шкафу и не вылезал, пока не будет уверен, что буря миновала. Однако так не получается. Вот и приходится откладывать вещи в сторону и подходить ближе. Футболка у него длинная, почти прикрывает интимные места. Кажется, от физкультурной формы.

— Ложись. — Хиджиката хлопает себя по коленям. Соджи с секунду смотрит, а затем медленно ложится. Даже не возражает. Удивительно. Тоши ожидал возмущения и мольбы и пощаде. Тишина. Что ж, так даже лучше. Сначала мальчик ложится на колени животом, немного ёрзает, но потом Тоши его поправляет и укладывает на это место лобком. Чувствовать его плоть так близко — странно. Соджи и сам это понимает и старается отползти, но он его придерживает.

— Вот так и лежи.

      Хиджиката задирает футболку до поясницы, оголяя белые ягодицы. Зная Кондо, он не уверен, что мальчишка получал до этого. Возможно, когда-то давно от ещё живых родителей. Но если это его первый опыт, то запомнится на долго.

      Тоши берёт в руки щётку. Несколько секунд примеряется, а затем бьёт. Первый звонкий удар выбивает из мальчишки крик и слабое вскидывание. Он боится, что не сможет удержать его. Следующие удары, такие же звонкие, но не особо сильные опускаются поочерёдно на каждую ягодицу. Мальчик с силой бьёт о постель ногами. Точно. Не пороли. — Успокойся, — приходится прикрикнуть.

Ещё ударов десять быстрых, без передышки опаляют тощую мальчишескую задницу. От них ягодицы краснеют и теплеют. Со стороны Соджи слышны слабые всхлипы. О, да. Он наверняка сейчас чувствует дикий жар и волнами сходящуюся боль. По крайней мере больше так не вертится. Хиджиката даёт пару секунд передохнуть, не только ему, но и себе, и продолжает.

***

      Боль, звук, удерживающая поперёк туловища рука, собственные хаотичные движения и непонятно откуда взявшиеся слёзы — всё смешивается в мальчишеском сознании. Соджи не понимает, не может предсказать с какой-то стороны будет следующий удар. Только и успевай чувствовать поочерёдно вспыхивающую боль, которая не успевает утихнуть за какие-то доли секунды. Стоя в углу он думал, что с достоинством выдержит наказания. Что будет терпеть до последнего и не произнесёт ни звука, даже если его изобьют до синяков. Он представлял в руках Хиджикаты толстый кожаный ремень, который периодически видит в их с Кондо комнате. Он думал, что будет кусать простынь, лёжа на постели и ненавидеть этого садиста, представлял какие претензии выдвинет Кондо, за то что тот позволил такое с ним сделать! А выходило совсем наоборот!

      Он лежал на коленях, словно малое дитя, давился слезами и ёрзал, пытаясь уйти от настигающих каждый раз жалящих ударов. Настолько болючих и обидных… У него даже не хватало слов, чтобы описать насколько извращённую кару приготовил для него Тоши.

— Ай! — Ягодицу в очередной раз обожгло довольно сильным ударом. У него уже не хватало сил чтобы вертеться и кричать. Он хотел бы повиснуть безвольной тряпочкой, но удары раз за разом приводили его в чувство, заставляя остро реагировать на каждый из них.

— Всё. Хватит с тебя.

      Соджи сначала не верит, что эти слова не слуховая галлюцинация. Поворачивает голову и настороженно смотрит в непроницаемое лицо Хиджикаты. Задница горит, словно он сел на электроплиту. Мальчишка зарывается лицом в одеяло. Наконец приходит чувство стыда и неловкости, до этого на время затуманенное болью.

— Вставай и обратно в угол. Руками не трогать, бельё не надевать. Нарушишь — мне ещё добавить не жалко.

      Голос у Тоши всё такой же ровный, только немного уставший. Он не торопит его, а поднимает голову и смотрит на висящую грелку. Будет хорошо, если не остыла. Соджи тоже следит за его взглядом и шумно сглатывает.

— А может… Ты же уже наказал. Я понял. — Голос его звучит тихо и сипло. Он шумно шмыгает носом.

— Понял — хорошо. А теперь сделаем так, чтобы ещё и запомнил. Поднимайся. И в угол. — Соджи чувствует, как слабый, скорее шутливый, хлопок отдаётся болью по всей поверхности ягодицы. Он наконец встаёт и с трудом сдерживает себя, чтобы не начать растирать.

      Стоя в углу, мальчишка не может не наблюдать, как ещё какое-то время Хиджиката сидит на постели, Задумчиво смотрит на грелку и, кажется, готов уже передумать. Ну правда! Соджи уже достаточно наказан, даже унижен той детской позой и сейчас приказом стоять в углу. Он чувствует, как остаточно пылают ягодицы, понимает, насколько они должно быть красные и как смешно он выглядит со стороны. Впрочем, Тоши не смеётся, не язвит в своей обычной манере, а делает сегодня всё слишком спокойно. Это пугает ещё больше.

Вот наконец поднялся, окунул руку в воду. Кивнул самому себе и снова вышел, оставив дверь чуть приоткрытой.

      Соджи не может стоять в углу спокойно, не может не оттягивать футболку вниз, стараясь прикрыться лишь одной ею. Не может косо не глядеть на вернувшегося с большой кружкой Тоши и не наблюдать как он подливает ещё воды. Соджи старается убедить себя, что он вовсе не боится, нет. Уж это точно выдержит без глупых слёз и криков. Это ведь совсем не больно. Пару дней назад Тоши уже хотел ставить и убеждал его в этом. Соджи не хочет себе признаваться, но такой же липкий страх как тогда начинает медленно распространяться внутри, скручиваться в тугой узел где-то в животе. Он резко отворачивается к стенке. Смотрит на обои и старается не слушать шагов позади, не смотреть что ещё старший там делает.

— Иди ложись. — От этого голоса мальчишка вздрагивает. Быстро оборачивается. Постель немного изменилась. Теперь там большое, его, махровое полотенце. С дельфинами, синее. Быстрый взгляд на дверь. Не заперта! Он даже немного приоткрыл.

— Ну, беги, — Тоши следит за его взглядом и хмыкает. А потом проходит к стулу, забирает с него вещи. — Только это отдам после всего. Да, Кондо в комнате готовится к семинару, так что прятаться там настоятельно не советую. Обратно ведь вернёт, — он не может сдержать улыбки.

***

      Неожиданно Тоши ловит себя на мысли, что после порки злость на мальчишку значительно утихла. Он сполна «насладился» его криками и слезами, насколько позволяли силы окрасил в цвет спелого помидора ягодицы. И сейчас, смотря на него, старающегося натянуть футболку всё ниже и со страхом смотрящего на него, Тоши даже становилось жаль. Проскочила мысль, что действительно клизма — лишняя. Соджи всё понял и больше такого делать не будет. Вот только по себе он знал: такого внушения хватит на неделю-две максимум. Следы пройдут уже к завтрашнему утру, воспоминания будут свежи ещё дней семь, а затем просто страх повторения, но и он быстро забудется. Нет. Тоши не хотел укладывать мальчика на колени когда-либо ещё вновь. Не хотел, чтобы подобное для них стало своеобразной нормой, как когда-то стало для него самого. Стоя также в углу, Тоши себя клялся, что никогда не поднимет ни на кого руку. Потому что знает эту боль, чувство беспомощности и стыда. А нет. Пришлось. И в этот момент он понял родителей, которым просто не оставалось другого выбора.

— Давай. Если бы я решил просто поставить свечку из мыла, было бы хуже. Он даже подходит к Соджи, кладёт руку ему на плечо и ведёт к кровати. Тот не вырывается, только затравленно глядит на манящую открытую дверь. Не может. Опозориться перед Кондо для него страшнее всего и Тоши на этом играет.

— Хиджиката-кун… А это. Это очень больно? Может, не надо? Если больно. Я читал… Мыло щиплется. Ты же уже наказал. До сих пор болит. Пожалуйста.

      Ну вот, пошли те самые просьбы. Тоши их ждал и, честно говоря, рад, что протест выражен именно так. Тихим голосом, медленными движениями и диким страхом в глазах. Соджи не может сдержать всхлип, когда видит, как снимается с крючка длинная трубка и смазывается чем-то белым и прозрачным. Смазка. Удобная вещь. Можно спокойно купить в аптеке, пусть и дороговата. Тоши искренне надеется, что к ней больше прибегать не придётся.

— Болит, значит на дольше запомнишь. — Соджи чуть двигается, чувствуя как старший сел рядом. — Да, пощиплется немного. И сложнее будет принимать, быстро захочется в туалет. — Соджи вздрагивает, утыкается лицом в постель. Прижимает ноги ближе к животу. Тоши осторожно смазывает то и дело сжимающийся анал. Соджи шумно втягивает воздух. — Ты у меня после ещё минут пять полежишь, чтобы вода всё хорошо промыла. Так что раньше можешь даже не проситься. Расслабься.

***

      Соджи никогда себя не чувствовал так отвратно. Он шёл к постели на ватных ногах, сам не понял, как лёг и принял нужную позу. А голос старшего всё такой же ровный и без эмоциональный. Он снимает трубку и смазывает наконечник каким-то прозрачным гелем. Соджи не может поверить, что это возможно ввести в него и тот поместится. А после и вовсе присаживается рядом, начинает его касаться. Руки у Тоши холодные. Ярко чувствуется контраст, он приподнимает верхнюю ягодицу. А после… Мальчишке противно, почти до омерзения чувствовать чужие прикосновения в таком месте. Гель этот холодный и очень скользкий. Наконечник войдёт совсем легко и он ничего не сможет сделать, даже зажаться — это самое страшное.

      Что там говорит Тоши он слушает в пол-уха. Что-то про то, насколько ему будет сложно выдержать процедуру и какой он садист, раз решил ставить с мылом. Хотя мыло в общем — безобидное. Даже ранки им промывать не больно. Правда Соджи ещё никогда не чувствовал его внутри.

      Он вздрагивает, ощущая, как пластик приставляют ко входу и, вращающимися движениями, медленно начинают вводить. На удивление совсем не больно, только странно и противно. От беспомощности обидно. Он не может даже контролировать собственное тело, воспротивиться и не дать пластику попасть внутрь. Он длинный и ощущается неприятно. Чувствуется, как внутри горячие стенки пульсируют, плотно прилегают к холодному наконечнику. Нельзя сдержать тихий всхлип. Он даже не хочет думать, как выглядит со стороны. С этом трубкой, с раскрасневшейся задницей…

— Пусти…

      Правда ответом ему служат далеко не слова, а звуки, затем — ощущения. Соджи слышит как слегка поскрипывает кровать. Это старший поднялся и убрал какой-то странный зажим с трубки. Сначала ничего не происходит. Соджи просто застывает, а затем… Вода. Тёплая мыльная вода всего за несколько секунд достигает тела. Он чувствует её внутри. Оно и правда щиплется. Ощущения внизу живота становятся до ужаса странными. Воды не должно быть здесь. Организм прифигевает вместе с ним и уже через пару минут предпринимает попытки от неё избавиться.

      Мальчик приподнимается, думает встать и самостоятельно убрать. В комнате настолько тихо, что ему кажется, он здесь — один. Только, когда тянется к наконечнику, его руку мягко берут и отводят обратно.

— Лежи. Я всё время здесь буду. — Голос у Тоши — тихий и даже мягкий. Всё таки он далеко не зверь и понимает насколько это неприятно. Так что ругать, читать нотации или уж тем более снова бить он не собирается. Только проконтролирует, чтобы мальчишка не поднялся раньше времени. Слышно как шумно и прерывисто тот дышит. Возможно, два с половиной литра для первого раза и правда слишком, но зато запомнится на долго. — Можешь живот погладить. Легче станет. И дыши глубоко.

      По правилам, этого говорить он — не должен. Это всё-таки наказание, а не необходимая процедура. Возможно, проводи он её на пару дней раньше, то даже погладил бы мальчишку. Не стал бы брать мыло и сделал на травах. Не менее полезно и легче. Впрочем, тот сам виноват. Вот до слуха Хиджикаты снова долетают тихие слова по типу просьб и увещаний. Он даже не хочет прислушиваться. Мальчик наверняка обещает вести себя хорошо и больше никогда так не поступать. Никогда. Он тоже обещал.

— Или громче говори или молчи.

      На удивление мальчишка затихает и не слышно ничего кроме булькающих звуков воды и шумного дыхания. Хиджиката подходит ближе и пробует грелку. Половина уже есть.

— Хватит… Больно… Хиджиката-кун. Живот… Пожалуйста. Болит очень. Режет.

Тоши бросает на него взгляд. Щеки парня совсем раскраснелись, на него он не смотрит.

— На минуту. — Он возвращает зажим и перекрывает воду. Слышно как мальчишка с шумом выдыхает. Хиджиката присаживается рядом, кладёт руку на живот парня. Осторожно гладит, стараясь не надавливать. Он уже порядком увеличился в размерах. Чуть-чуть надавить и почувствуется вода.

— Пожалуйста. Я понял, понял. Пусти. Там много… Уже не могу.

— Передышка была дана не для этого. И на жалость слезами давить мне тут не надо. Вытерпишь. — И снова вода. Соджи не успевает сказать и слова, как давится собственным болезненным стоном и начинает активно водить рукой по животу. Дальше время для обоих тянется медленно. Тишина нарушается всё тем же дыханием и периодическими обещаниями о хорошем поведении. Тоши на них внимания не обращает. Стоит, облокотившись на заваленный хламом стол и читает урывки какого-то романа предоставленные в учебнике литературы. Он лежал самым верхним в этой кучи.

— Вода… Кончилась.

      Тоши кажется, что в этом тихом голосе он уловил нотки радости. Отрывается от книги и подходит посмотреть. Действительно, всё. Опускает взгляд на мальчишку. Живот того стал ещё больше, рукой осторожно его поглаживает, боясь надавить лишний раз.

— Теперь лежишь пять, а лучше десять минут. Я рядом буду сидеть.

      Тоши осторожно убирает наконечник и перекидывает через крючок. Как и обещал садится рядом, кладёт руку Соджи на плечо, чтобы даже не думал рыпаться. Он даже надеется, что тот пролежит спокойно одну-две минуты, но тот начинает ёрзать и просить уже через несколько секунд. Тоши знает: пролежать после окончания процедуры и потерпеть самое сложное. Один раз он резко обрывает мольбы, второй. На третий приходится шлёпнуть. Боль мальчишку отрезвляет. Он немного затихает и только всхлипывает. Тоши внимательно следит за временем.

— Идёшь так. Кондо в комнате, он пока не выйдет. Я сказал ему. Прими душ заодно. Одежду чистую принесу.

      Стоит отпустить плечо, как пацан сразу срывается и бежит, вызывая этим только улыбку. Громкий топот, хлопок двери. Тоши кажется это забавным. Но всё же мальчишка молодец, что физически не сопротивлялся и был в целом спокоен. Даже удивительно. Он его так на улице напугал? Настолько сильно ударил там? Да нет, вроде. Всего несколько раз и, как бывает в таких случаях, домой за шкирку притащил. Тоже пару раз шлёпнул и в угол отправил. Это было время остыть, собраться с мыслями и идти позже к нему уже с холодной головой. Тоши боится, что возьмись он за наказание сразу же мог бы и вовсе убить мальчишку. Ремень взять, синяков понаставить… Он тихо вздыхает и идёт к шкафу. Одежда… Футболка, штаны, плавки и кофта… Дома прохладно. Соджи мог это сполна почувствовать стоя в углу. Оставляет вещи на столе и начинает убирать всё с кровати. Полотенце слегка мокровато. Снимает с крючка грелку, прихватывает щётку и относит в тот самый шкафчик. Ему искренне хочется никогда их больше не доставать. Слышно, как льётся вода. Да. Нужно возвращаться за одеждой. Небольшая, слегка неаккуратная стопка в руках, тихий стук в ванну.

— Одежду на машинке оставил.

И уходит. Нужно приготовить ужин, наконец самому заняться домашней работой. Кондо… Чёрт. Надо было попросить его почистить овощи. Или хотя бы рыбу пожарить. И вообще опекун — он, и сам должен заниматься воспитанием мальчишки. Тоши сейчас не понимает зачем он в это полез. Просто так было надо. Мальчишка уж слишком заврался.

      Время за готовкой бежит совсем незаметно. Вот уже на часах не шесть, а половина восьмого. Кухню наполняет приятный аромат рыбы и свежесваренного риса. Почти как дома, почти как в Тама. Краем глаза он замечает мнущуюся на пороге фигуру. Вылез. Никак есть захотел. И подойти, попросить главное боится. Только смотрит обиженно из угла, что аж самому не по себе становится.

— Злишься на меня? — Открывает дверцу буфета и берёт две пиалы. Потом две пары палочек. Соджи молчит. — Понимаешь хоть, за что я тебя наказал?

Слабый, еле заметный кивок.

— Ты говорил. На улице. За воровство.

— И это тоже. Но не менее важно, что ты обошёл запрет и снова начал грызть эту дрянь. Мне не хочется, например, в следующий раз тебя на промывание в больницу вести. Чтобы ты зонд глотал.

— Но клизма… Зачем ты? — это звучит уже более возмущённо и смело. Мальчишка даже выступает из тени, ближе на свет. Тоши замечает всё ещё алеющие щёки.

— То есть к порке претензий нет? — усмехается. Заставляет мальчишку подавиться воздухом. — Потому что считаю, что это запомнится тебе на долго и ты тысячу раз подумаешь, прежде чем совать в рот непонятно что. Ты мне здоровый нужен, слышишь?

Соджи вновь кивает как-то слабо. Молча наблюдает за тем, как Тоши раскладывает рис по тарелкам. Берёт ещё две маленькие и выкладывает на них рыбу. Снова два кусочка. Один так там и остаётся.

— Позови Кондо.

— А, а мне? — так по детски и с нотками обиды. Неужели его и ещё ужина лишат?!

— Через полчаса-час. После клизмы нельзя есть два-три часа. Как раз полтора прошло.

— Понял. — Тоши кажется, что это мальчик произнёс как-то совсем угрюмо. Он тихо вздыхает и подходит ближе к Соджи. Осторожно приобнимает.

— Хватит обижаться. Сам же понимаешь, что заслужил. Следы уже совсем скоро пройдут, но зато сто раз подумаешь, прежде чем что-то сделать.

Соджи вновь слабо кивает и утыкается носом старшему в грудь. Почему-то сейчас — он совсем не страшный. От него вкусно пахнет рыбой. На душе мальчика впервые за вечер становится спокойно.